Читать книгу Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник) - Осип Мандельштам - Страница 380

Когда б я уголь взял для высшей похвалы –

Для радости рисунка непреложной, –

Я б воздух расчертил на хитрые углы

И осторожно и тревожно.

Чтоб настоящее в чертах отозвалось,

В искусстве с дерзостью гранича,

Я б рассказал о том, кто сдвинул мира ось,

Ста сорока народов чтя обычай.

Я б поднял брови малый уголок,

И поднял вновь, и разрешил иначе:

Знать, Прометей разжег мой уголек, –

Гляди, Эсхил, как я рисуя плачу!

Я б несколько гремучих линий взял,

Всё моложавое его тысячелетье

И мужество улыбкою связал

И развязал в ненапряженном свете.

И в дружбе мудрых глаз найду для близнеца,

Какого, не скажу, то выраженье, близясь

К которому, к нему, – вдруг узнаешь отца

И задыхаешься, почуяв мира близость.

И я хочу благодарить холмы,

Что эту кость и эту кисть развили:

Он родился в горах и горечь знал тюрьмы.

Хочу назвать его – не Сталин, – Джугашвили!

Художник, береги и охраняй бойца:

В рост окружи его сырым и синим бором

Вниманья влажного. Не огорчить отца

Недобрым образом иль мыслей недобором,

Художник, помоги тому, кто весь с тобой,

Кто мыслит, чувствует и строит.

Не я и не другой – ему народ родной –

Народ-Гомер хвалу утроит.

Художник, береги и охраняй бойца,

Лес человечества за ним идет, густея,

Само грядущее – дружина мудреца,

И слушает его всё чаще, всё смелее.

Он свесился с трибуны, как с горы, –

В бугры голов. Должник сильнее иска.

Могучие глаза решительно добры,

Густая бровь кому-то светит близко.

И я хотел бы стрелкой указать

На твердость рта – отца речей упрямых.

Лепное, сложное, крутое веко, знать,

Работает из миллиона рамок.

Весь – откровенность, весь – признанья медь

И зоркий слух, не терпящий сурдинки, –

На всех готовых жить и умереть

Бегут, играя, хмурые морщинки.

Сжимая уголек, в котором всё сошлось,

Рукою жадною одно лишь сходство клича,

Рукою хищною – ловить лишь сходства ось, –

Я уголь искрошу, ища его обличья.

Я у него учусь – не для себя учась,

Я у него учусь – к себе не знать пощады,

Несчастья скроют ли большого плана часть?

Я разыщу его в случайностях их чада…

Пусть недостоин я еще иметь друзей,

Пусть не насыщен я и желчью, и слезами,

Он всё мне чудится в шинели, в картузе,

На чудной площади с счастливыми глазами.

Глазами Сталина раздвинута гора

И вдаль прищурилась равнина.

Как море без морщин, как завтра из вчера –

До солнца борозды от плуга-исполина.

Он улыбается улыбкою жнеца

Рукопожатий в разговоре,

Который начался и длится без конца

На шестиклятвенном просторе.

И каждое гумно, и каждая копна

Сильна, убориста, умна – добро живое –

Чудо народное! Да будет жизнь крупна!

Ворочается счастье стержневое!

И шестикратно я в сознаньи берегу –

Свидетель медленный труда, борьбы и жатвы –

Его огромный путь – через тайгу

И ленинский Октябрь – до выполненной клятвы.

Уходят вдаль людских голов бугры:

Я уменьшаюсь там. Меня уж не заметят.

Но в книгах ласковых и в играх детворы

Воскресну я сказать, как солнце светит.

Правдивей правды нет, чем искренность бойца.

Для чести и любви, для воздуха и стали –

Есть имя славное для сильных губ чтеца,

Его мы слышали, и мы его застали.