Читать книгу Немногие для вечности живут… (сборник) - Осип Мандельштам - Страница 260

Этот воздух пусть будет свидетелем –

Дальнобойное сердце его,

И в землянках всеядный и деятельный

Океан без окна – вещество…

До чего эти звезды изветливы –

Всё им нужно глядеть – для чего? –

В осужденье судьи и свидетеля,

В океан без окна – вещество…

Помнит дождь – неприветливый сеятель –

Безымянная манна его,

Как лесистые крестики метили

Океан или клин боевой.

Будут люди холодные, хилые

Убивать, холодать, голодать, –

И в своей знаменитой могиле

Неизвестный положен солдат.

Научи меня, ласточка хилая,

Разучившаяся летать,

Как мне с этой воздушной могилою

Без руля и крыла совладать,

И за Лермонтова Михаила

Я отдам тебе строгий отчет,

Как сутулого учит могила

И воздушная яма влечет.

Шевелящимися виноградинами

Угрожают нам эти миры

И висят городами украденными,

Золотыми обмолвками, ябедами,

Ядовитого холода ягодами

Растяжимых созвездий шатры –

Золотые убийства жиры…

Сквозь эфир десятично-означенный

Свет размолотых в луч скоростей

Начинает число, опрозрачненный

Светлой болью и молью нолей:

И за полем полей – поле новое

Треугольным летит журавлем –

Весть летит светопыльной обновою,

И от битвы давнишней светло.

Весть летит светопыльной обновою:

– Я не Лейпциг, я не Ватерлоо,

Я не Битва народов, я новое,

От меня будет свету светло…

Аравийское месиво, крошево,

Свет размолотых в луч скоростей –

И своими косыми подошвами

Свет стоит на сетчатке моей.

Миллионы убитых задешево

Протоптали тропу в пустоте:

Доброй ночи! Всего им хорошего

От лица земляных крепостей!

Неподкупное небо окопное –

Небо крупных оптовых смертей –

За тобой, от тебя – целокупное,

Я губами несусь в темноте, –

За воронки, за насыпи, осыпи,

По которым он медлил и мглил:

Развороченных – пасмурный, оспенный

И приниженный гений могил.

Хорошо умирает пехота,

И поет хорошо хор ночной

Над улыбкой приплюснутой Швейка,

И над птичьим копьем Дон-Кихота,

И над рыцарской птичьей плюсной.

И дружит с человеком калека –

Им обоим найдется работа,

И стучит по околицам века

Костылей деревянных семейка –

Эй, товарищество – шар земной!

Для того ль должен череп развиться

Во весь лоб – от виска до виска,

Чтоб в его дорогие глазницы

Не могли не вливаться войска?

Развивается череп от жизни

Во весь лоб – от виска до виска,

Чистотой своих швов он дразнит себя,

Понимающим куполом яснится,

Мыслью пенится – сам себе снится –

Чаша чаш и отчизна отчизне –

Звездным рубчиком шитый чепец –

Чепчик счастья – Шекспира отец…

Ясность ясеневая, зоркость яворовая

Чуть-чуть красная мчится в свой дом,

Как бы обмороками затоваривая

Оба неба с их тусклым огнем.

Нам союзно лишь то, что избыточно,

Впереди не провал, а промер,

И бороться за воздух прожиточный –

Эта слава другим не в пример.

И, сознанье свое затоваривая

Полуобморочным бытием,

Я ль без выбора пью это варево,

Свою голову ем под огнем?

Для чего ж заготовлена тара

Обаянья в пространстве пустом,

Если белые звезды обратно

Чуть-чуть красные мчатся в свой дом?

Чуешь, мачеха звездного табора –

Ночь, что будет сейчас и потом?

Напрягаются кровью аорты,

И звучит по рядам шепотком:

– Я рожден в девяносто четвертом…

– Я рожден в девяносто втором…

И, в кулак зажимая истертый

Год рожденья – с гурьбой и гуртом –

Я шепчу обескровленным ртом:

Я рожден в ночь с второго на третье

Января – в девяносто одном

Ненадежном году – и столетья

Окружают меня огнем.