Читать книгу Портрет Дориана Грея / The Picture of Dorian Gray (+ аудиоприложение) - Оскар Уайльд, F. H. Cornish, Lord Alfred Douglas - Страница 3

Мастерская была наполнена густым ароматом роз. Лорд Генри Уоттон сидел на диване и курил бесчисленные папиросы. Через открытую дверь доносились отдалённые звуки лондонских улиц.

Посреди комнаты стоял портрет в полный рост молодого человека необыкновенной красоты, и перед ним на небольшом расстоянии сидел сам художник – Бэзил Холлуорд.

Когда художник смотрел на грациозную, прекрасную фигуру, которую он так умело отразил в своем портрете, его лицо озаряла довольная улыбка. Он внезапно вскочил и, закрыв глаза, прижал пальцы к векам.

– Это лучшая твоя работа, Бэзил, лучшее, что ты когда-либо делал, – сказал Лорд Генри. – Ты, конечно, должен послать её в следующем году в Гросвенор. Академия слишком обширная и слишком вульгарная.

Гросвенор – это единственное место, чтобы выставлять такие работы.

– Не думаю, что куда-нибудь пошлю этот портрет, – ответил художник, откинув голову по той странной привычке, которая обычно веселила его друзей в Оксфорде. – Нет, я не буду его никуда посылать.

Лорд Генри поднял брови и в изумлении посмотрел на него сквозь тонкие голубые кольца дыма.

– Никуда не пошлёшь? Мой дорогой друг, почему? Какие странные люди вы, художники! Этот портрет вознёс бы тебя много выше всех молодых художников Англии.

– Я знаю, что ты будешь надо мной смеяться, – ответил Бэзил, – но я действительно не могу выставить этот портрет. Я вложил в него слишком много самого себя.

Лорд Генри вытянулся на диване и засмеялся.

– Слишком много самого себя! Честное слово, Бэзил, этот человек действительно красив. Не льсти себе, Бэзил: ты ничуть на него не похож.

– Ты не понимаешь меня, Гарри, – ответил художник. – Я это отлично знаю. Да мне бы и не хотелось походить на него. Я говорю тебе правду. Лучше не отличаться от других людей. Глупые и уродливые в этом мире преуспевают. Дориан Грей…

– Дориан Грей? Так его зовут? – спросил лорд Генри, проходя через комнату к Бэзилу Холлуорду.

– Да, это его имя. Я не хотел говорить тебе.

– Но почему нет?

– О, я не могу объяснить. Когда мне очень нравятся люди, я никогда никому не называю их имён. Когда я теперь уезжаю из города, я никогда не сообщаю родным, куда еду. Если бы сказал, то лишился бы всего удовольствия. Согласен, это глупая привычка. Наверняка ты думаешь, что это очень глупо?

– Нисколько, – ответил лорд Генри, – нисколько, мой дорогой Бэзил. Ты, кажется, забываешь, что я женат, поэтому моя жизнь полна тайн: я никогда не знаю, где моя жена, а моя жена никогда не знает, что я делаю. Когда мы встречаемся, мы с самыми серьёзными лицами рассказываем друг другу самые нелепые истории.

– Терпеть не могу, как ты говоришь о своей семейной жизни, Гарри, – сказал Бэзил Холлуорд, идя к двери, которая вела в сад. – Я думаю, что ты на самом деле очень примерный муж, но ты стыдишься этого. Ты – удивительный друг. Ты никогда не говоришь ничего хорошего – и ты никогда не совершаешь ничего дурного. Твой цинизм – просто поза.

– Быть естественным – это просто поза, – крикнул, смеясь, лорд Генри; и два молодых человека вместе вышли в сад.

Помолчав, лорд Генри вытащил часы.

– Боюсь, что должен идти, Бэзил, – тихо сказал он. – Но прежде, чем я уйду, я хочу, чтобы ты объяснил мне, почему ты не хочешь выставлять портрет Дориана Грея. Я хочу знать настоящую причину.

– Я назвал тебе настоящую причину.

– Нет, не назвал. Ты сказал, что это из-за того, что в нём слишком много тебя самого. Но ведь это ребячество.

– Гарри, – сказал Бэзил Холлуорд, смотря ему прямо в лицо, – каждый портрет, написанный с чувством, является портретом художника, а не того, кто ему позировал. Причина, по которой я не буду выставлять эту картину, заключается в том, что я боюсь, что показал в ней тайну своей собственной души.

Лорд Генри засмеялся.

– И в чём же она? – спросил он.

– О, да и говорить почти нечего, Гарри, – ответил художник, – и я боюсь, что ты вряд ли поймёшь. Пожалуй, ты вряд ли и поверишь этому.

Лорд Генри улыбнулся и сорвал в траве цветок.

– Я совершенно уверен, что пойму, – ответил он, разглядывая цветок, – я могу поверить чему угодно.

– История такова, – сказал художник. – Два месяца назад я был на приёме у леди Брэндон. Пробыв в комнате около десяти минут, я внезапно понял, что на меня кто-то смотрит. Я обернулся и впервые увидел Дориана Грея. Когда наши глаза встретились, я почувствовал, как бледнею. Я знал, что этот юноша станет всей моей душой, всем моим искусством. Я испугался и поспешил выйти из комнаты.

– Что ты сделал?

– Мы были очень близки, почти касались друг друга. Наши глаза снова встретились. Я попросил, чтобы леди Брэндон меня ему представила. Это было просто неизбежно.

– Что леди Брэндон сказала о мистере Дориане Грее?

– О, нечто вроде: «Очаровательный мальчик. Я не знаю, чем он занимается: думаю, что ничем. Ах да, он играет на фортепьяно – или на скрипке, дорогой мистер Грей?» Дориан и я засмеялись, и мы сразу стали друзьями.

– Смех – совсем неплохое начало для дружбы, – сказал молодой лорд, срывая ещё один цветок, – и он – лучшее её окончание.

Холлуорд покачал головой.

– Ты не понимаешь, что такое дружба, Гарри. Для тебя всё едино.

– Это не так! – воскликнул лорд Генри, сдвигая шляпу на затылок и смотря на летнее небо. – Я прекрасно различаю людей. Я выбираю своих друзей за их красоту, знакомых – за их добрый нрав, а врагов – за их ум. Нельзя быть слишком осторожным в выборе врагов. Разумеется, я ненавижу своих родственников. И я ненавижу бедняков, потому что они уродливы, глупы и пьяны…

– Я не соглашусь ни с единым твоим словом. И я уверен, что ты сам с ними также не согласен.

Лорд Генри погладил свою каштановую бороду и коснулся тростью носка ботинка.

– Какой ты истый англичанин, Бэзил! Англичанин только интересуется тем, согласен ли он с какой-либо мыслью или нет – независимо от того, является она правильной или неправильной. Мне больше нравятся люди, чем принципы, и мне больше нравятся люди без принципов, чем что-либо ещё в этом мире. Но расскажи мне ещё о мистере Дориане Грее. Как часто вы встречаетесь?

– Каждый день. Я не смог бы быть счастливым, если бы не видел его каждый день.

– Как необычно! Я думал, что ты озабочен только своим искусством.

– Он теперь для меня и есть всё моё искусство, – сказал художник. – Я знаю, что та работа, которую я проделал с момента встречи с Дорианом Греем, – лучшая работа в моей жизни. Он для меня намного больше, чем просто модель или натурщик. Странным образом его личность показала мне новый вид искусства. Он походит на маленького мальчика – хотя ему, на самом деле, больше двадцати; и когда он со мной, я вижу мир по-другому.

– Бэзил, это поразительно! Я должен увидеть Дориана Грея.

Холлуорд встал со своего места и заходил взад-вперёд по саду. Через некоторое время он вернулся.

– Гарри – сказал он, – Дориан Грей – это причина моего искусства. Ты можешь в нём ничего не увидеть. Я вижу в нём всё.

– Тогда почему ты не выставишь его портрет? – спросил лорд Генри.

– Художник должен изображать красивые вещи, но он не должен вкладывать в них собственную жизнь. В этом портрете слишком многое от меня, Гарри, слишком много от меня самого! Однажды я покажу миру, что такое красота. По этой причине мир никогда не увидит мой портрет Дориана Грея.

– Думаю, что ты неправ, Бэзил, но я не буду с тобой спорить. Скажи мне, Дориан Грей очень тебя любит?

Художник на некоторое время задумался.

– Я ему нравлюсь, – ответил он, помолчав. – Я знаю, что нравлюсь ему. Конечно, я ему ужасно льщу и говорю ему то, что не должен. Он обычно очень мил со мной, и мы проводим вместе много замечательных часов. Но иногда он может быть ужасно беспечным и, кажется, любит причинять мне боль. Тогда я чувствую, Гарри, что отдал всю свою душу тому, кто использует её как цветок, чтобы вставить в летний день в петлицу.

– Летние дни долги, Бэзил, – тихо сказал лорд Генри. – Возможно, ты пресытишься раньше него. Разум живёт дольше красоты. Однажды ты посмотришь на своего друга – и тебе не понравится цвет его кожи или что-нибудь ещё. А затем ты начнёшь думать, что по отношению к тебе он ведет себя ужасно…

– Гарри, не говори так. Пока я живу, Дориан Грей будет для меня всем. Ты не можешь чувствовать то, что чувствую я. Ты такой непостоянный.

– Мой дорогой Бэзил, именно поэтому я и могу понять твои чувства.

Лорд Генри вынул из маленького серебряного портсигара папиросу и зажёг её. Потом он повернулся к Холлуорду и сказал:

– Я только что вспомнил.

– Вспомнил что, Гарри?

– Где я слышал имя Дориана Грея.

– Где это было? – спросил Холлуорд, несколько нахмурясь.

– Не смотри так сердито, Бэзил. Это было у моей тёти, леди Агаты. Она сказала мне, что обнаружила этого замечательного молодого человека. Он собирался помочь в её работе с бедняками лондонского Ист-Энда, и его звали Дориан Грей. Конечно, я не знал, что это твой друг.

– Очень рад, что ты этого не знал, Гарри.

– Почему?

– Я не хочу, чтобы вы встретились.

– Мистер Дориан Грей в студии, сэр, – сказал дворецкий, входя в сад.

– Ты должен теперь меня представить, – смеясь, воскликнул лорд Генри.

Художник повернулся к слуге.

– Попросите мистера Грея подождать, Паркер. Через минуту я приду.

Потом он посмотрел на лорда Генри.

– Дориан Грей – мой самый дорогой друг, – сказал он. – У него простая и прекрасная натура. Не порти его. Не пытайся на него повлиять. Твоё влияние было бы пагубным. Не отнимай у меня человека, который делает меня истинным художником. Помни, Гарри, я верю тебе.

– Какую ерунду ты говоришь! – сказал лорд Генри, улыбаясь и беря Холлуорда под руку, он почти силком привёл его в дом.