Читать книгу Ангел. Презумпция жизни - Остин Марс - Страница 17

***

Я никогда не верил в бога. Ни в какого. И в церковь никогда не ходил. Моя логика была проста – в мире столько ужасного, что если бы бог был, он бы этого не позволил. Значит, его нет. Поэтому надеяться на него не стоит, стоит рассчитывать на вещи надёжные и материальные, то есть на себя. Я всегда в это верил. И эта логика была моим самым прочным стимулом в жизни.

Сейчас я впервые в нём усомнился.

Потому что понимал, что от меня совершенно ничего не зависит. Я ничего не могу сделать. Я сильный, умный мужчина, я могу горы свернуть. А ей помочь не могу. Никак. Ничем. Я звонил в частную скорую, там хорошее оборудование и лучшие врачи. Они всё, что могут, сделают. А я ничего не могу сделать.

Я даже ни одной молитвы не знаю.

Кто-то говорил, что молитвы идут от сердца, а слова не имеют значения. Я прислушался – что там сейчас говорит моё сердце? Что оно готово на всё ради неё. И смысла говорить это богу?

Боже, позволь мне хоть что-то сделать для неё!

Хоть целую жизнь возьми. Если мы всё-таки реинкарнируемся – хоть все жизни возьми!

Фигасе я удумал – с богом торговаться… А что я могу?

Боже, сделай так, чтоб я хоть что-то МОГ!!!

Пожалуйста.

– Ты хочешь ей помочь?

Я был не в состоянии удивляться, поэтому просто обернулся на голос. Со мной рядом сидел мужчина в лёгкой летней рубашке, мокрый насквозь, но ему, похоже, холодно не было. Он зачиркал зажигалкой, закурил, посмотрел на меня из-под густых седеющих бровей.

– Хочу. Вы – бог?

– Нет, что ты, – мужчина хохотнул, – какой из меня бог? Я даже не видел его никогда. Я архангел. – Он взял сигарету в левую руку, правую протянул мне. – Зови меня Гавриил.

– Слава, – автоматически ответил я. – Вы можете мне помочь?

– Ты сам можешь себе помочь, – на его сигарету капнуло, она зашипела и потухла. – Вот незадача! – Он метко бросил окурок в урну на краю площадки, развёл руками. – Плохая привычка, никак не отучусь… Хоть и не действует на меня табак, всё равно хочется постоянно. Искушения… – Он пожал плечами, прищурился на небо, вздохнул.

Я смотрел на него, думал. Он больше похож на старого автослесаря, уважаемого всеми за опыт и золотые руки, причём недавно ставшего дедушкой и оттого особенно доброго и задумчивого, чем на божьего посланника.

– Что, не тяну на архангела? – засмеялся он. – Да не стесняйся, я всё вижу. Я не в обиде.

– А как я могу… себе помочь?

– Спешишь… Все вы, молодые, вечно спешите. Зря. В нашем деле спешка вредна.

– В каком деле?

– Ну как – в каком? Ты зачем меня звал?

Я бросил взгляд на окно седьмого этажа:

– Хочу исправить то, в чём виноват.

– Хороший подход, – кивнул Гавриил, – сразу признал, что виноват. Не стал кивать на фатальные обстоятельства и вселенскую несправедливость.

– Она выживет?

– Она уже умерла. – Я окаменел, архангел пожал плечами, – её сердце ещё бьётся, кровь ещё струится по венам, но она умрёт. Потому что считает, что ей незачем жить. В таких случаях как этот, её желание очень много значит. Но ты можешь всё изменить. – Я напрягся. – Ты говорил, что готов отдать за это жизнь… а готов ли ты отдать этому Вечность?

У меня закружилась голова. Я никогда не думал о будущем дальше лета.

– В смысле?

– Вечность, какой у неё может быть смысл? – Старик развёл руками. – Я знаю будущее. Если ты сейчас откажешься, то больше никогда меня не увидишь, – он прищурился, – хорошие слова, я их запомнил. Так вот, если откажешься, то будешь жить как раньше. Работать, есть, пить, спать… Тебе будет плохо, но это пройдёт. Через несколько лет. Ты женишься, у тебя будут умные, здоровые дети, хорошая машина…

– А… – я опустил глаза на свою грудь, как будто мог увидеть там обожжённый труп Любви.

– Я её заберу, – кивнул архангел. – Ты вырастил такую Любовь! Это большая редкость. Я не знаю, как тебе это удалось, ты не похож на человека, способного ТАК любить. Но ты смог. Мы её вылечим и подарим кому-нибудь достойному, знаешь, сколько людей молится о такой Любви? О! Очень много. Она у тебя такая… всесторонняя! Сейчас в основном у всех любовь однобокая, люди знают и любят друг друга только с какой-то одой стороны. А твоя всеобъемлюща, она греет. – На его лице появилось такое неземное блаженство, что мне даже стало неудобно, Гавриил заметил, смутился. – Ты… не обращай внимания. Ты пока всё равно не поймёшь.

– У меня есть какой-то выбор?

– Выбор есть всегда, это священный закон. За то, что ты вырастил такую Любовь, я могу сделать так, чтобы твои страдания быстро прошли и не причиняли столько боли, скажем, не пару лет, а всего лишь несколько месяцев. Как тебе такой выбор?

– А другой вариант?

– Ты отдаёшь Вечность, чтобы вот это, – он указал глазами на окно, – не случилось.

Меня заколотило. Два месяца страданий, а потом – жить долго и счастливо. Но у меня заберут Любовь. Или вечность… чего? Что я буду делать эту вечность?

– Ты будешь пытаться исправить что-то в прошлом, чтобы настоящее не свершилось.

– Каким образом?

– Нам подвластно время. Точнее, для нас оно не константа, а динамическая величина, если так тебе будет понятнее. Ты можешь оказаться в любой его точке и что-то изменить. Только ты не будешь собой тогдашним, ты будешь сторонним наблюдателем.

– Я смогу поговорить с собой и что-то посоветовать?

– Нет, чтобы являться, нужна очень большая необходимость. Ты сможешь подсказывать… заставить обратить на что-то внимание, шепнуть на ухо, как внутренний голос. Тело у тебя будет, сможешь подбросить какой-то наводящий на мысль предмет… Только этим не увлекайся, если человек обнаружит у себя в кармане то, что он точно туда не ложил – это халтура, не стоит так. Что ещё… Крылья у тебя будут, сможешь передвигаться очень быстро куда захочешь, видеть то, что ты ищешь в многомиллионном городе, чувствовать направление. Тело станет нечувствительным – ни голода, ни жажды, ни прочих потребностей. И холодно никогда не будет, как, впрочем, и тепло. Тело – всего лишь инструмент для действий, главное – душа. Душой ты будешь чувствовать даже больше, чем раньше. Ну так что, ты решил?

Я думал, мозг работал в бешеном темпе.

– И когда я сделаю так, что… этого всего не случится, что тогда?

– Самоуверенный, – улыбнулся архангел. – Ты хочешь, чтобы не случилось одно конкретное событие – чтобы твоя любимая не расхотела жить. Когда это случится, значения не имеет – хоть сейчас, хоть год назад или через десять лет. Если ты сделаешь так, что у неё за всю жизнь не появится желания шагнуть из окна, ты вернёшься в этот самый миг. И на это место. Только ситуация будет другая, та, которую ты сам создашь.

– А если я не смогу?

– Тебе нужно было стать юристом, – погрозил пальцем Гаврила.

– Я думал об этом, – кивнул я. – Ну так как?

– Ты сможешь. У тебя Вечность в распоряжении, ты бессмертен, ты – только душа, а тело без потребностей – хороший инструмент. Вечный и безотказный. Ну так что? Ты решил?

Я думал. Я же этого и хотел, чтобы мне позволили просто СМОЧЬ что-то изменить. Осторожнее нужно хотеть…

– Если у меня будут ещё вопросы, можно будет по ходу дела обращаться?

Старик засмеялся:

– Можно, можно! У меня Вечность времени, я всегда подскажу что захочешь. Значит, ты согласен?

– Да, – я кивнул. Я понимал, что никогда не делал большей глупости и вряд ли когда-нибудь сделаю, но если я этого не сделаю, я никогда себя не прощу.

– Смелый маленький ангел, – старик поднялся, поправил брюки, – ты мне нравишься. Хоть и веры в тебе нет, и любви ко всем ближним тоже. Я сделаю тебе подарок, вставай. – Я поднялся, оказавшись выше него на полголовы, расправил плечи. Архангел протянул руку к моей груди и я почувствовал, как обугленные ошмётки Любви срастаются, шрамы исчезают, опалённая чёрно-розовая шерсть расправляется и начинает переливаться. – Я не буду её забирать, даже на время, хотя стоило бы… Пусть она будет у тебя, раз ты её так бережёшь. Возьми, – он достал из-за спины сияющий меч из белого металла, хотя ножен я не видел, протянул мне. – Он не может убить или ранить, но он должен быть у тебя, – старик пожал плечами, хохотнул, – атрибут профессии! Удачи тебе, маленький ангел. Я буду молиться за твою Любовь.

Он пожал мне руку, за его спиной хлопнуло сразу шесть белоснежных крыльев и его размытый силуэт унёсся в грозовое небо.

Я стоял под дождём, сжимая серебряный меч, которым нельзя драться, и думал о том, как же офигенно круто я попал.