Читать книгу Лунная микстура. Стихи - Пантерина Трамич - Страница 36

Не отходи от дома далеко:

В миру покойных будд и гамаков,

Качающих пустынные ветра,

Без дома – мрак.

Снесён твой дом – ты рядом пребывай,

Не забывай родной весёлый лай

И стань зрачком, что кроется во лбу,

Войди в трубу.

И тихо ляг у двери взаперти.

Свои – придут. Они уже в пути.

Подъезд

Гнилью вселялся в душу,

Шаги

Чьи-то стучали в уши,

Замок

Брякнул, открылся где-то,

И лифт

Дряхлый прополз без света.

Стоял

Некто в подъезде мёртвом,

Курил

Возле двери потёртой,

Дышал

Тихо в пустую темень,

Ему

Смертью вторгался в темя —

Подъезд

Для времени

Ставший

Бременем.

Нервы голосом трепать —

Внутренним, внешним.

Никогда не замолкать,

Думать о здешнем.

А в нездешнее попасть —

Жалко, что редко —

Надо мной теряют власть

Нервные клетки.

Продышаться, замолчать,

Сбыться свободной,

И без нервов зазвучать,

И – где угодно.

Стены́ материя разбавлена окном,

В окне – детализирован апрель,

А я не сплю и размышляю о земном,

Измяв постель.

Детали полночи – обои, тишина

И мой будильник (кажется, спешит),

Я обитаю в коммуналке, времена

Нехороши.

Но всё же мысли разбиваются о ночь,

Окрепшую на лунном молоке,

Смыкая веки, я раскаяться не прочь

В дурной тоске.

И снится мне, что я лечу из темноты

На крыши, увидавшие зарю,

Мои тревоги и сомнения пусты,

Когда парю.

Лица улиц проплывали

Мимо сонных глаз,

Но глаза мои не знали,

Где они сейчас.

Я летела, я встречала

Глубину окон

И почти не отличала

Окна от икон.

Где-то в небе колыхались

Главы чердаков,

И души моей касались

Тени облаков.

Я теперь – глаза и руки,

Тело брошу вон

И сплету ночные звуки

В колокольный звон.

Заскорузлые подвалы

Провалились вниз,

Опущусь на небывалый

Золотой карниз.

За потёртой занавеской

Стынет рыжий чай.

И обои – будто фрески,

И в кладовке – рай.

Я ворвалась как свежий ветер,

Но вскоре превратилась в смерч.

Ставлю шаг в одну сторону – в спину тебе, навстречу

(Словно он и она и другие она и он)

Не возьмёшься вышагивать… дремлешь в руках Ион,

Изнурённых во чреве морском. Ты упал к ним, млечен.

Им бы выпить тебя, удивляясь чернильным звёздам,

Что в глазах у тебя застряли, когда упал,

Мне бы спрятаться в трюм и не помнить, насколько ал

Шнур на шее твоей… Ал закат на твоих берёзах,

Что остались вверху… а спина и глаза твои

Не вернутся на пирс, остывает шнурок. Ионы,

Надрываясь, как боги, в немое китовье лоно

Плач твой вдавят… с нелепой молитвой… родись…

плыви

Свобода трезвит как-то странно,

Является – поздно ли, рано —

Затем, чтобы всё отобрать

И просто напомнить о главном:

О том, что отобранный мир

Составлен из пыли и дыр.

Я постигаю сумрачную суть

Наедине с залистанным рассказом,

И на меня луна огромным глазом

Таращится. И хочется уснуть.

Сухой камыш стоит в стеклянной вазе,

А я сижу, колени подогнув,

И мнится мне, что будто бы уснув,

Я окажусь в прочитанном рассказе.

И в глубине вечерней тишины

Увижу сон, пророческий и вещий,

И оживут таинственные вещи

В косых лучах сияющей луны.

В массиве, каменном и чёрном,

Что гордо носит имя Дом,

Не спит одно окно бесшторно

Грустит о ком-то молодом.

Внимательно-тревожным током

Пытаясь темень одолеть —

Грачу невольно смотрит в око,

И мажет мимо кошка-плеть.

Оно не спит, не выключает

Стеклом размытые лучи,

Сливая их целебным чаем

В бокал отчаянной ночи.

Топит руина кирпичную душу

В складках чащобной парчи.

Сгорблены стены и купол обрушен,

Звонница в небо молчит.

Роспись внутри покороблена влагой,

Некому свечи зажечь.

Каменный пол не почувствует шага,

Стенам не вспомнится речь.

Некому, выйдя, на храм оглянуться —

Будто во взгляде ничьём

Гроздья рябины дождливо сомкнутся

С красно-нагим кирпичом.

Я вечно тяжёлое. Дно – бесконечно,

Причалив к нему, остаюсь тяжелеть.

Раскрою кулак я и глаз-несусветь

И речью стеку… безнадёжны все течи.

Опутало илом, не дёргай, друган…

Природу обидишь, настанет больней.

Мой ил – это я, мне судьбою на дне

Положено волю давать нерукам

В нехватке огней.

Принесите огней.

Я не умею отражаться в небесах,

Когда во мне небесного нехватка,

Дурак я, а не девушка-загадка…

Я не умею отражаться в небесах.

Я не умею растворяться в тишине,

Когда внутри отчаянье бормочет,

Чечётку в черепе отстукивает ночью…

Я не умею растворяться в тишине.

Я разучилась задыхаться от любви,

Когда и так невыносимо душно,

Любовь земная слишком пахнет чушью…

Я разучилась задыхаться от любви.

Но где-то в тишине, в прозрачном небе

Летит любви моей легчайший пепел.

Ты внутри меня – весь,

Целиком и полностью,

И содержишь меня – в себе.

Эта едкая взвесь

В организме комнаты

Не перечит твоей судьбе.

Не претит и мне.

Мы одни с тобой.

Мы одно во веки веков.

А за окнами – паводок голубой

И уже никаких оков.

Рядом с дорогой ютится

Домик: поплывший фасад,

Окон чернеют глазницы,

Трубы из крыши торчат.

Сыростью пахнет из пасти

Настежь открытых дверей,

Сгнить, развалиться на части

Хочется дому скорей.

Только старуха седая

Молча застыла в окне

И из него наблюдает

Жизнь, проходящую вне.

И когда часы возвратятся вспять,

Я возьму и вспомню себя саму —

Что умею в форточку вылетать,

Позабыв про всякие «почему»,

Что люблю Луну как родную мать,

А к утру конвертом «куда-кому»

Опущусь легко на твою кровать.

Только кто ты, знаешь ли, не пойму.

На метро вернусь я к себе в тюрьму,

Возвращаясь вспять.

И снова гроза ледяная

Пускает Москву кувырком,

Ты где-то на улице – знаю,

Тревожу мобильным звонком.

И слышен в пластмассовой трубке

И голос, и ветер, и град,

Кончаются пятые сутки

Знакомства, которому рад.

И я выбираюсь из дома,

Ступаю под розги дождя,

По зову раскатного грома

В студёную даль уходя —

К тебе, сумасшедшая фея,

Сестра металлических гроз,

С которой смеяться не смею,