Читать книгу Остальные здесь просто живут - Патрик Несс - Страница 5

в которой обнаруживают труп хипстера Финна; Сатчел (когда-то она встречалась с Финном) просит Дилана и второго хипстера по имении Финн прогулять школу и пойти вместе с ней к ее дяде-алкоголику и по совместительству – копу, который расследует убийство; тем временем Посланница, заняв новый Сосуд, начинает необходимые приготовления к вторжению Бессмертных.

Городок у нас самый обыкновенный, такой же, как ваш. Школы, семейные рестики, куча машин. Несколько огромных церквей сбились в кучку и пытаются не сильно выделяться на фоне семейных рестиков (ведь спасение души – это так же просто, как куриные крылышки, ага). Еще есть пожарные станции, возле которых стоят таблички с информацией о начале и конце сезона лесных пожаров. Есть полицейские участки с табличками, призывающими автолюбителей пристегиваться за рулем. Есть лесопилка – возле нее стоит знак со злобным политическим каламбуром. Есть стоянки для трейлеров, банки, «Уолмарт», пара синема-парков.

Есть деревья. О-очень много деревьев. Тут ведь раньше был лес.

О’кей, о’кей, в нашей части города деревьев просто неприлично много, а вот синема-парков могло быть и побольше, но мы не жалуемся. Раньше-то местным куда хуже жилось – например, когда в наших краях хипстеры воевали с зомби (правда, я тогда только родился и сам ничего не помню, это мне дядя Рик рассказывал, но он теперь нечасто у нас гостит). Еще был ужас, когда лет восемь назад свежее поколение хипстеров решило изгнать печаль из пожирателей душ (они-то и взорвали здание школы – видимо, то была часть доселе неизвестного экзорцистского обряда). И даже не заикайтесь при мне о той жуткой истории, когда все хипстеры повлюблялись в вампиров, а потом их уничтожили. Дело было пару лет назад. Старший брат Хенны – его звали Тииму – тоже зачем-то ввязался в этот идиотизм и, представьте себе, пропал без вести. С тех пор никто его не видел, но время от времени он шлет семье электронные письма. Исключительно по ночам.

А еще в нашем городе, как и в вашем, люди мечтают. Мечты и чаяния у нас те же самые. Мы такие же конченые, храбрые, лживые, верные, двинутые и нормальные, как все остальные. И хотя в моей семье и среди моих друзей нет никого, кто мог бы стать Избранным (или Светочем Мира, или что там будет модно через пару лет), все же простых ребят вроде меня на свете гораздо больше, чем хипстеров с необычными именами и Высшими Предназначениями (ладно, зря я так, они вообще-то неплохие, эти хипстеры, просто… у них свой клан, и нам туда путь заказан).

Что же до меня, то я просто хочу окончить школу. Провести с друзьями последнее лето. Уехать на учебу. И (больше чем) поцеловать Хенну (больше чем) один раз. И тогда уж начать разбираться, что к чему в этой жизни.

А у вас как?

– Ну что, влетело? – спрашивает Джаред утром, на матанализе.

Мы сидим на последней парте. Джаред вообще может не париться: у него уже столько баллов, что хоть экзамен не сдавай, все равно будет «пятерка».

– Да не особо. Прослушали еженедельную лекцию о том, что семья должна быть сплоченной, тем более выборы на носу, бла-бла-бла. – Я кошусь на него. – Тебя тоже упомянули.

– Кто бы сомневался! – ухмыляется он.

Тут звенит звонок, дверь в кабинет открывается в последний раз, и входит Нейтан.

– Прошу прощения! – улыбается он мисс Джонсон, математичке.

Она у нас клевая, хоть и немолодая, – умная и с чувством юмора. К тому же лесбиянка. Улыбочка Нейтана не должна на нее действовать, но почему-то действует.

Я пересчитываю уголки учебника. Семь раз подряд.

– Друг, расслабься, – шепчет мне Джаред. – Это самый обычный чувак, а не дьявол во плоти!

– Хенна на него запала.

– Она только сказала, что он красавчик. Так и есть.

Я перестаю считать.

– А что такого? – Джаред пожимает плечами. – Я просто констатирую факт.

– Да, но кто переводится в новую школу за пять недель до…

Из динамика над дверью раздается сначала треск, а затем голос директора:

– Ну что, внимание!.. – Директор у нас франкоканадец и говорит всегда так, будто помирает со скуки. – Вынужден сообщить вам печальную новость, которую многие из вас наверняка узнали из социальных сетей. Сегодня утром было обнаружено тело старшеклассника Финна Бринкмэна. Причины смерти пока неизвестны, но мы просим всех учеников школы соблюдать осторожность и не гулять поодиночке. Если вы увидите или услышите что-то подозрительное, немедленно сообщите старшим или в полицию. Кому надо – обращайтесь к школьному психологу, и все такое.

Математичка молчит. Я поворачиваюсь к Джареду. Он явно думает о том же, о чем и я.

– Надо кому-то сказать!..

– Надо… Но ты же понимаешь, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Он прав. Скорее всего не выйдет.

– Утро, считай, насмарку, – говорит Мэл, когда мы встречаемся внизу.

Старшеклассникам разрешено обедать вне школы. Поэтому мы все забились в мою машину и едем в мексиканский фастфуд за холмом. Хорошо еще, что на обед отпустили: утром нас всех загнали в кабинет замдиректора (вот уж кто прирожденный садюга и фашист, у замдиректоров это в крови, что ли?) и долго расспрашивали, что мы видели. В конце концов он вызвал одного копа, у которого изо рта разило перегаром, как от моего папаши по вечерам. Коп, понятное дело, не поверил ни единому нашему слову про Финна, светящуюся девочку и столп голубого света. Он практически наорал на нас – мол, вызвали его из-за какой-то ерунды.

Ладно, я понимаю, тело Финна было найдено в другом месте, далеко от Поля, но я просто фигею с этих взрослых. Они вообще ничему не верят. И даже не замечают очевидного. Я учился в девятом классе, когда появились вампиры. И вот народ начал умирать, пропадать без вести, а вампиры даже не прятались, разгуливали по улицам как есть, но большинство людей – большинство взрослых – до сих пор не верят в произошедшее.

Что ж такое происходит с человеком, когда он взрослеет? Неужели он просто забывает все, что знал до совершеннолетия? Или заставляет себя забыть? Этот коп-алкаш явно был подростком, когда случилась та история с пожирателями душ… Он сознательно стер себе память? Уговорил себя, что ничего не было? Что всех покосил какой-то вирус, а школа взорвалась из-за утечки газа? Или, может, решил, что такая уникальная, невероятная, пугающая и судьбоносная хрень больше ни с кем произойти не может?

Не все взрослые одинаковые, да, но факт остается фактом: мы с друзьями видели парня незадолго до его смерти, а пьяный полицейский грозится арестовать нас!

Ну, серьезно. Достали эти взрослые. Как они до сих пор не вымерли, как вообще выживают в этом мире?

(Хотя… наверное, вот так и выживают. Это их способ.)

– Я же говорила, лучше помалкивать, – замечает Хенна (она, кстати, сидит рядом со мной, только ей это по барабану). – Когда исчез Тииму, копы даже не почесались. Мол, он уже взрослый и пусть живет как хочет.

– Вы-то хоть весточки от него получаете, – тихо произносит Мэл. – Иногда.

Хенна мотает головой – мол, от этого не легче. Ясное дело, не легче!

– Мне кажется, родители поэтому и ездят в командировки. Голыми руками пытаются разогнать тьму.

Она фыркает – восхищенно и при этом с жалостью. Зря тратят время! Но все-таки они потеряли сына. Вообще-то Силвенноинены – люди простые. И только кажутся сложными (когда пытаешься произнести вслух их фамилию).

Я пересчитываю уголки поджаренной миски из нескольких тортилий, в которой лежит начинка моего тако. Уголков двенадцать, совсем как делений на циферблате часов – считать их так приятно, что хватает и одного раза. Украдкой кошусь на тарелку Мэл: она заказала салат и курицу. Нормально. И диетическую колу. Тоже сойдет. Никто не должен смотреть, как она ест, и я сознательно отвожу взгляд (Хенна и Джаред тоже).

– Надеюсь, до выпускного все уляжется, – говорит Джаред.

– Ну и история… с этим убитым парнем, а? – произносит чей-то голос.

К нам приближается Нейтан с подносом. И вид у него, как ни странно, напуганный – по-настоящему.

– Привет! – чересчур радушно здоровается с ним Хенна. – Если хочешь, подсаживайся к нам.

Мэл и Джаред двигаются к стене, и Нейтан приземляется аккурат напротив меня. Отлично. Ура.

– Мы вроде не знакомы… Я – Нейтан. – Он протягивает мне руку.

– Знаю, – говорю я, но руку все-таки жму. Не настолько я грубиян, чтобы не пожать.

– Так этот парень… ну, который умер. – Он до сих пор слегка таращит глаза от страха. – Вы его знали?

– Он же хипстер, – отвечает Мэл. – Считай, не знали.

Нейтан секунду-другую пялится на свою энчиладу, а Хенна и Джаред тем временем в открытую разглядывают его самого. Мэл пользуется этой возможностью, чтобы спокойно поесть курицу. Я тоже посматриваю на Нейтана. Хоть убей не понимаю, что Хенна в нем нашла. На голове идиотский, зачесанный вперед хаос: волосы как будто решили сожрать его мозг. Шмотки невзрачные, какого-то блекло-голубого цвета. Глаза прямо-таки черные, а мочки ушей все в шрамах (по ходу, там раньше были туннели, а потом он их зашил).

Идиот. Придурок. Ненавижу тебя.

– Ты из Талсы? – спрашивает Хенна, и я демонстративно принимаюсь за еду.

– Ага, – отвечает Нейтан, едва заметно улыбаясь. – А до того жил в Портленде. И в Форт-Ноксе, и в Кентукки…

– Отец, что ли, военный? – перебивает его Джаред.

– Мать. Отец остался во Флориде. Давно – мы с тех пор уже пять баз сменили.

– Отстой, – говорю я как можно дружелюбней. – Да еще в новую школу за пять недель до выпускного перевелся. Тоже отстой, да?

Он проводит рукой по шевелюре.

– Ну да, есть маленько, – отвечает Нейтан, имея в виду не маленько. – И только я перевелся, как сразу парня убили. – Он окидывает взглядом всех сидящих за столиком. – Ни капли не подозрительно.

Он улыбается. Остальные вежливо смеются.

– Черт, ну и дела, – уже тише говорит Нейтан. – Надеюсь, на этот раз обойдется без ужасов…

Коротко гудит мой телефон – и тут же начинает вибрировать мобильник Мэл.

«СЕРДЦАВОГНЕ СЕРДЦАВОГНЕ СЕРДЦАВОГНЕ!!!! ЕДУТ К НАМ!!!! БУДУТ ВЫСТУПАТЬ НА ЯРМАРКЕ! Я УМРУ, ЕСЛИ МЕНЯ НЕ ОТПУСТЯТ! УГОВОРИТЕ МАМУ! ПОЖАЛСТАПОЖАЛСТАПОЖАЛСТАПОЖАЛСТА УМОЛЯЯЯЯЮЮ! С любовью, Мередит».

– Бред какой-то… – Я показываю остальным сообщение от сестрицы. – «Сердца в огне» выступят на стремной деревенской ярмарке? Что они тут забыли?

– Я тоже видела афишу в инете, – говорит Хенна. – Это вроде как благотворительный жест: они хотят исполнить последнее желание какой-то умирающей от рака девочки или что-то в этом духе.

Нейтан удивленно глазеет на нас.

– Вы же, надеюсь… не фанаты?!

– Ладно, так и быть, – говорю я вечером, накладывая очень, очень жирному семейству за вторым столиком двойную порцию сырных тостов. – Он и правда красавчик.

– Да еще такой вежливый, – кивает Джаред, украшая готовые заказы веточками петрушки. – И есть в нем что-то… трагическое.

– Новенький, опять же. – Я ставлю тарелки со своими заказами на поднос. Джаред делает то же самое. – Все пропало, да? У меня ни единого шанса…

– У тебя ровно столько же шансов, сколько было, – отвечает Джаред и уходит на свою половину кафешки.

Мы с ним работаем в «Гриллерз», стейк-хаусе для бюджетных свиданий. Ну, знаете такие заведения – платишь один раз и заказывай сколько хочешь креветок, картошки фри и сырных тостов (сырные тосты здесь чумовые, этого не отнять). Кафешка старая, она до сих пор поделена на два зала, как в былые времена – для курящих и некурящих. Теперь-то, понятно, курить нельзя нигде, но официанты в каждом зале по-прежнему свои.

Сегодня вторник. Тухлый день. Мы с Джаредом без труда справляемся вдвоем.

– Слушай, – говорит он, когда мы снова встречаемся на официантском пятачке, – ты ведь загнался по Хенне, только когда она с Тони начала гулять. А теперь вот в Африку уезжает. Вдобавок, пока ты «набирался храбрости», на горизонте замаячил этот Нейтан. – Он берет с чьей-то тарелки ломтик жареного картофеля и закидывает в рот. – Выходит, она тебе нравится только потому, что к ней не подобраться – вечно что-то мешает. Никогда об этом не думал?

– Постоянно думаю.

– Еще малинового лимонада седьмому столику, – заруливая на пятачок, сообщает Тина – наш менеджер. Она ставит на стол два пустых кофейника, берет с тарелки сырный тост и съедает.

– Клянусь, в них подмешивают наркоту!

Я разношу заказы, забираю три стакана с малиновым лимонадом для седьмого столика и вновь принимаюсь метать на поднос тарелки с сырными тостами… Целые горы сырных тостов – всю планету можно накормить. Проходимость в «Гриллерз» хорошая, на чай дают немного, зато часто. Мне вполне хватает на бензин, а главное, есть повод почти каждый вечер уходить из дома. Мы с Джаредом часто выходим в одну смену. В общем, повезло мне с работой: Мэл, к примеру, сидит на кассе в круглосуточной аптеке и отбивается от нариков, которые не помнят, какой сейчас год. А Хенна варит кофе в придорожной забегаловке, где даже своего туалета нет.

Работа у меня отличная. Повезло! Просто огонь работа.

(Но. Вы вообще представляете, какая антисанитария царит в общепите?)

Руки я начинаю мыть почти сразу, как выхожу на смену. И следующие пять часов мою их постоянно, каждые две минуты, но и этого, кажется, мало: после контакта с губками, которыми мы вечером протираем каждый закуток кафе, хочется принять ванну из чистого спирта.

– Сто тридцать пять. – Джаред, сидя на ступеньках кладовой, пересчитывает свои чаевые. – Сто тридцать пять долларов и… семьдесят два цента.

Он складывает купюры в аккуратную стопочку и прячет в нагрудный карман формы.

– Неплохо для вторника. – Он косится на меня: я стою у раковины на кухне. – А ты сколько заработал?

– Ровно сто семнадцать. – Я смываю с рук мыльную пену. Но воду не выключаю. Сегодня я столько раз помыл руки, что кончики пальцев растрескались и начали кровоточить. Вся кожа чешется и горит: я ведь начисто смыл с нее естественный защитный слой. Сжимаю руки в кулаки, стискиваю зубы от боли…

И снова выдавливаю на них мыло. Буду мыть заново.

– Везет вам, ребятки, – говорит Тина. Она сидит в крошечной каморке размером со шкаф – такой уж кабинет выделили менеджерам. Дверь открыта, так что сидит она практически рядом с Джаредом, положив щеку на клавиатуру и раскинув по столу свои густые белые волосы. – Вы такие молодые. Везучие и молодые.

– Тебе самой всего двадцать восемь! – восклицает Джаред.

– Да в курсе я, – стонет в ответ Тина.

Джаред озадаченно смотрит на меня – а я что? Я мою руки.

– Ладно, колись. Расскажи дядюшке Джареду, что стряслось.

Она бросает на него томный взгляд, но от клавиатуры не отлипает.

– Кажется, Рональд мне изменяет.

– С кем?! – чересчур искренне удивляется Джаред.

– Эй, полегче! Рональд очень даже ничего! – Тина умолкает на секунду. – Ростом не вышел, но…

Рональд, который каждое воскресенье заезжает к нам пообедать на халяву, едва достает Тине до плеч. А Джареду – до пояса.

И я почти не преувеличиваю. Разве что самую малость.

– Он решил отомстить тебе за интрижку с Харви, шеф-поваром? – спрашивает Джаред.

Тина вскакивает: на лице у нее отпечатались квадратики от кнопок.

– Скорей всего!

Выдавливаю на ладонь еще немного мыла. Грудь прямо спирает от стыда и слез. Я так зол на себя, что внутри все горит.

Смываю пену и начинаю заново.

– Не переживай, вернется. – Джаред встает. – Он всегда возвращается. И ты тоже.

– Да он никуда не уходил, – говорит Тина, запирая сейф и хватая со стола сумочку. – В том-то и беда. Если бы он ушел, я хоть прибраться бы успела до его возвращения. – Она вырубает свет у себя в кабинете. – Я тебе рассказывала, как он однажды потерял в доме замороженную индюшку? Причем целую! И даже не на кухне.

– Угу, – отвечает Джаред, глядя на меня.

– Ребят, вы закончили? – Тина закрывает кабинет.

– Почти, – говорю.

Только бы она не заметила дрожь в моем голосе!

Не замечает.

– Вот и славно. Пойду поставлю кафе на сигнализацию – и домой.

Тина выходит из подсобки и идет мимо морозильной камеры к контрольной панели сигнализации. Джаред в два прыжка преодолевает кухню и крепко обхватывает меня обеими руками – эдакие медвежьи объятия. Затем отрывает меня от пола, уносит подальше от раковины и секунду-другую просто держит в воздухе. Мы оба при этом молчим. Его лоб упирается мне в затылок, и он дышит мне в шею. Я вообще-то и сам парень немаленький, но тощий и какой-то жилистый, а Джаред – огромный, высокий и широкий. Просто очень, очень, очень большой.

Слава богу, он не хулиган – а то бы его вся школа боялась.

– Норм? – спрашивает он через какое-то время.

– Норм, – шепчу я, проглатывая огромный ком, застрявший в горле.

Он опускает меня на пол и медленно, ласково – так умеет только он – выпускает из объятий. Я не двигаюсь. Он сам выключает воду и дает мне пару-тройку бумажных полотенец. Я хватаю их и морщусь: на белой бумаге расплываются кровавые пятна.

Тут возвращается Тина, непрерывно зевая и почесывая голову одним длинным накладным когтем.

– Интересно, что там поделывает шеф Харви? – говорит она.

По дороге домой Джаред то и дело поглядывает на меня. Тачка у Джареда до ужаса мелкая и нелепая (и старая), тем более для такого здоровяка, но матери у него нет, только отец, и деньги, прямо скажем, из ушей не лезут.

Живут они хорошо, счастливо. Я таких классных взрослых, как его папа, больше не знаю.

– Тебе опять хуже, – говорит Джаред (и это даже не вопрос, скорее – утверждение). Лес вокруг становится все гуще: значит, скоро будем дома.

– Да. Последнее время я словно… белка в колесе. Кружусь, кружусь, а выбраться не могу.

– Даже когда тебе больно?

– Даже когда сознаю, что это бред. Знаешь, от этого осознания даже хуже становится: я ведь понимаю, что уже сто раз помыл чертовы руки! А когда все понимаешь, но не можешь перестать…

Я умолкаю. Какое-то время мы едем в тишине.

– Родаки у тебя, конечно, жесть… – шепчет Джаред. А потом уже громче добавляет: – Слушай, если надо где-то переночевать, мы всегда тебе рады, Майки. И плевать, что они разозлятся или это как-то помешает ее дебильной карьере…

– Спасибо.

– Я серьезно!

– Знаю.

Он бьет кулаками по рулю. Даже неловко: он так расстраивается из-за моих проблем.

Такой вот у нас Джаред.

– Четыре с половиной недели, – говорит он.