Читать книгу Аптекарь Освенцима. Неизвестная история Виктора Капезиуса - Патрисия Познер - Страница 11

Однажды в начале 1944 года в офис Капезиуса пришел эсэсовский врач Вернер Рёде. С ним были доктор Бруно Вебер и четверо освобожденных заключенных, которых врачи вывели из лазарета. Рёде рассказал Капезиусу, что получил задание выяснить лучший способ подмешать в кофе или чай вещество, чтобы вырубить британского агента, которого нашли и планировали похитить немцы. Рёде был нужен морфий или эвипан, быстродействующий барбитурат. Он знал, что оба препарата могут привести к летальному исходу, потому что сильно понижали кровяное давление. Другой освенцимский врач, доктор Герта Оберхаузер, часто использовала в лаборатории инъекции эвипана для убийства детей, после чего вырезала их внутренние органы или части тела и отправляла их в экспериментальный центр в Берлине. (Оберхаузер перевели в Равенсбрюк спустя некоторое время, там она специализировалась на имитации боевых ранений на заключенных с помощью стекла, гвоздей и отверток. Как ни странно, после войны она провела в заключении всего 7 лет, после чего продолжила практиковать в Германии).

Рёде хотел быть уверенным, что не убьет британского агента. Капезиус выдал ему морфий и эвипан. Вскоре после того, как четверо заключенных получили крупные дозы, Рёде доложил: «Они умерли, улыбаясь»[141].

Капезиус не был поражен, узнав, что заключенные умерли от того, что в эсэсовских документах значилось как «сердечный приступ»[142]. Собственная роль в чьей-то смерти его не занимала, он считал себя всего лишь аптекарем, который предоставлял смертельные препараты, не доктором, который убивал своими руками. Он узнал, что в Освенциме препараты использовались так, как он бы не мог и представить, когда работал коммивояжером Bayer. И он полностью принял точку зрения друзей-эсэсовцев, которые считали, что медицинские эксперименты в лагере были «очень важным делом, ведь не существовало других мест, где можно было проводить подобные исследования просто так, без проблем»[143].

Жестокая сторона Капезиуса оказалась неожиданностью, когда он приехал в Освенцим. Роланд Альберт, близкий друг, рассказывал, что аптекарь «любил людей, был добрым <…> он был сама доброта»[144]. Ян Сикорский, заключенный-помощник, вспоминал, что Капезиус «имел хорошую репутацию среди заключенных. Он просто там был»[145]. Но после нескольких месяцев в Освенциме добрые отзывы сошли на нет. Как он сам позже признался, он «привык» к работе. Капезиус сделал осознанный выбор оправдать свое нахождение на службе.

Главным свидетельством морального упадка Капезиуса стало участие в отборе заключенных на платформе: он выбирал кому жить, а кому умереть. В конце весны 1944 года доктор Виртс позвал Капезиуса в свой кабинет и сообщил, что с настоящего момента в его обязанности будет входить помощь при отборе на станции. Освенцим готовился к самому загруженному периоду за все его существование: прибывали евреи, депортированные из Венгрии и Трансильвании. Было решено, что диплом фармаколога Капезиуса можно считать достаточной медицинской подготовкой. Виртс также отправил на платформу эсэсовского аптекаря и ассистента Капезиуса, Герхарда Гербера, и обоих лагерных стоматологов, доктора Франка и доктора Шаца[146]. Даже эсэсовцы, не обладающие медицинским образованием, иногда будут вынуждены помогать, как сообщил ему Виртс.

Капезиус и до этого периодически проводил отбор, в том числе когда в марте из Терезиенштадта, чехословацкого гетто, привезли 5007 евреев. Выжили только четырнадцать[147]. Эрих Кулка, чешский еврей, назначенный слесарем бригады техобслуживания Биркенау, видел прибытие множества поездов, и опознал Капезиуса как одного из эсэсовцев, проводивших отбор в тот день[148]. Аптекарь, который и так пытался уменьшить собственную ответственность за циклон Б, был не рад, что новый долг делал его более очевидной частью машины убийства. Не по этическим причинам, он просто не хотел лишней ответственности. Но было совершенно ясно, что Виртс не собирался идти на уступки. Не прошло и двух недель, как Капезиус стал ездить на платформу не только забирать вещи заключенных, но и для того, чтобы стоять рядом с другими врачами, доктором Менгеле и доктором Кляйном[149].

Когда весной начали прибывать поезда, битком набитые венгерскими и румынскими евреями, на освенцимской платформе произошел невероятный случай. Многие пленники были поражены, узнав Капезиуса: они работали с ним до войны, когда он занимался делами Farben/Bayer в Румынии. Свидетельства этих людей очень важны, потому что после войны Капезиус наотрез отказывался признаваться в участии в отборах[150].

Его узнали доктора Маврикий Бернер и Гизела Бём. Бернер был с женой и тремя дочками, Бём была с дочерью Эллой, которая в детстве называла Капезиуса «дядей-аптекарем». Также его узнал житель Клаузенбурга Пауль Пайор, аптекарь-еврей, которого привезли в Освенцим весной 1944 года[151]. «Когда я оказался в начале [цепочки], увидел офицера, он указывал, кому идти налево, а кому направо. <…> Этим офицером был доктор Виктор Капезиус. Мы познакомились еще до 1940 года. Тогда он был главным представителем Bayer и часто к нам приезжал. Он несколько раз приходил в мою аптеку и был довольно мил, мы разговаривали, пока его водитель приводил в порядок стенд товаров Bayer. Иногда он говорил: “Я оставлю вам нашу упаковочную бумагу, чтобы вам не приходилось что-то искать и подкладывать”, и тому подобное. Мне не верилось, что я снова его увидел».

На секунду Капезиус задержал взгляд на Пайоре и спросил:

– Вы, случайно, не аптекарь?

– Да, я аптекарь, – ответил Пайор.

– Вы содержите аптеку в Ораде?

– Да.

Капезиус указал Пайору на правую сторону. Пайор понятия не имел, что Капезиус спас ему жизнь после каких-то пары слов легким взмахом руки[152]. Изначально, Капезиусу, может, хотелось избежать принятия решений о жизни и смерти. Но власть быстро ударила в голову. Первым инстинктом в Освенциме всегда было отправить бо́льшую часть на смерть. Но настоящая власть была там, где появлялась возможность поиграть в Бога – сохранить жизнь, хоть это и было лишь временное отстранение от газовой камеры, что сложно назвать милосердным.

Адриана Краус тоже своими глазами увидела, как Капезиус выбирал, кого отправить на смерть, а кому сохранить жизнь. Краус привезли в лагерь в июне 1944 года с родителями и сестрами. Ее родители знали Капезиуса по работе с Bayer.

– Когда мама увидела офицера, который проводил отбор, сразу сказала: «Да, это доктор Капезиус из Клаузенбурга». Он, вроде как, тоже узнал маму, потому что махнул ей рукой. Он отправил маму с сестрами налево, в газовые камеры, а меня направо, я выжила. Потом я встретила друга, который был с моим отцом во время отбора. Он рассказал, что отец поздоровался с Капезиусом и спросил, где были его жена и 11-летняя дочка. Капезиус, насколько я знаю, ответил: «Я отправлю вас туда, где ждут жена с дочкой. Там очень хорошо»[153].

Иногда Капезиус разделял семьи, казалось, совершенно без причины, по настроению. Это произошло с Сарой Небель, которую привезли в Освенцим вместе с 5 тыс. венгерских евреев одной июньской ночью. Она познакомилась с Капезиусом в Бухаресте до войны (в 1935–1938 годах).

– Мы жили в одном доме, – вспоминала Небель. – Я на первом этаже, доктор Капезиус на втором. Он был представителем Bayer. Иногда я говорила с ним и его женой[154].

В 1939 году, незадолго до начала войны, Небель была в гостях у Капезиуса и Фредерики, они пили кофе в трансильванском доме пары.

– Я сразу узнала его: доктор Капезиус. Я была рада его видеть. Когда оказалась перед ним, он только спросил сколько мне лет и отправил меня направо.

Ее отца, сестер и братьев Капезиус отправил налево. Небель не знала, что означали разные стороны, но не хотела разлучаться с семьей. Она попыталась вернуться к Капезиусу, чтобы уговорить его их не разлучать, но эсэсовец преградил ей путь.

– Это же доктор Капезиус? – спросила Небель.

Эсэсовец, по ее словам, удивился.

– Это аптекарь, доктор Капезиус. Откуда ты его знаешь?

Она объяснила, что они познакомились в Румынии. Но эсэсовец вытолкал ее обратно в толпу[155].

Иногда Капезиус решал, кому из супругов сохранить жизнь. Доктор Лайос Шлингер, родом из Клаузенбурга, знал Капезиуса с 1939 года, когда тот был представителем Bayer; они общались и в светских кругах. Шлингер был среди последних депортированных из Клаузенбурга.

– Нас было двенадцать, все врачи, с нами приехала вся больница гетто, – вспоминал он[156].

Когда в июне поезд приехал, их вагон несколько часов простоял закрытым, пока выпускали людей из других. Около четырех утра вагон открыли. Шлингер вспоминал: «Нас грубо вытаскивали из вагона. Это было безумие, потому что с нами были пациенты, человек 200–300, многие в критическом состоянии и не могли даже стоять. <…> Больные лежали или сидели на земле. Женщины рыдали, дети кричали. Это было ужасно»[157].

Тогда Шлингер и увидел Капезиуса. Он подбежал к аптекарю и спросил, где они.

– В центральной Германии.

Шлингер, заметивший указатели на славянском языке, ему не поверил.

– Что с нами будет?

– Все будет хорошо, – уверил его Капезиус.

Шлингер сказал, что его жене плохо.

– Ей плохо? – переспросил Капезиус. – Тогда пусть идет туда, – он указал на группу больных.

Семнадцатилетняя дочь Шлингера повела мать к другим больным.

– Я больше никогда не увидел ни жену, ни дочь, – рассказал Шлингер[158].

Мало кто из евреев, прибывших весной 1944 года, знал Капезиуса лучше, чем текстильный мануфактурщик из Клаузенбурга Йозеф Глюк. Его привезли в Освенцим вместе с 2800 евреями 11 июня. Глюк был тем самым бизнесменом, который пожаловался Farben на задержку красителя, необходимого для продолжения работы на фабрике. Капезиус приехал к нему и лично разобрался с проблемой, после чего поддерживал контакт с Глюком, чтобы быть уверенным в удовлетворении клиента. Они не виделись два года, прежде чем их пути пересеклись на освенцимской платформе.

С Глюком были жена, 2-летние близнецы, мать, свояченица и ее двое детей. Так получилось, что в одном вагоне с Глюком оказались Альберт Эренфельд и Вильгельм Шуль, бывшие клиенты Капезиуса, с которыми у него были особенно хорошие отношения[159]. Глюк, Эренфельд и Шуль держались вместе.

– Мы оказались перед одним из эсэсовских офицеров, – вспоминал Глюк. – Он распределял прибывших по сторонам. К моему удивлению, я узнал этого офицера! Это был доктор Капезиус. Мимо него мы прошли вместе с Шулем и Эренфельдом. И все сразу его узнали. Сначала подумали, что это подарок судьбы[160].

Хотя на платформе были и другие офицеры, Глюк видел, что «только Капезиус решал, кому идти направо, а кому налево».

Первым перед Капезиусом оказался 54-летний Шуль. По выражению лица аптекаря они решили, что он их узнал, но признаков этого не подавал. До того, как Шуль добрался до Капезиуса, доктор никому не говорил ни слова, только указывал, в какую сторону идти. Но знакомым мужчинам он решил задать вопрос:

– Любишь работать? – спросил он Шуля по-немецки.

– Я больше не могу работать, – ответил Шуль. – Я слишком стар.

Капезиус махнул налево.

Следующим был Эренфельд. Капезиус спросил, уже по-венгерски:

– И ты тоже здесь? Любишь работать?

– Да, – ответил Эренфельд.

Капезиус указал направо.

Подошел Глюк. Капезиус спросил, снова по-венгерски:

– Любишь работать?

– Да.

Глюк вспоминал:

– Это все, что сказал Капезиус. И отправил меня направо[161].

Глюк и Эренфельд присоединились к группе из 130 мужчин (из 2800 привезенных жизнь сохранили только 350).

После отбора мужчин наступала очередь женщин. Хотя Капезиус отправил жену и свояченицу Глюка направо, они больше не увиделись. Маленьких детей Глюка немедленно отправили на смерть.

– Я понятия не имел, куда мы идем, – рассказывал Глюк.

Хладнокровие Капезиуса на отборе удивило Яна Сикорского; помощник аптекаря рассказывал, что начальник относился к нему «как к человеку». Такое поведение на платформе, подумал Сикорский, просто показывало, что Капезиус был «кем-то вроде Джекилла и Хайда»[162]. Сикорский был капо и, между прочим, единственным, кто положительно отзывался о Капезиусе. Но для тех, кому аптекарь махал рукой на платформе, он был просто Хайдом.

Адриана Краус, которую Капезиус разлучил с семьей, сохранив ей жизнь, была отправлена в душевую с сотнями других женщин.

– Нас всех побрили… и голых выстроили в шеренгу, а доктор Капезиус прошелся вдоль. Я стояла рядом с фрау Штарк, старой женщиной, которая тоже давно знала доктора Капезиуса. Она заговорила с ним, спросила: «Доктор, что с нами будет?», или что-то такое, точно не помню. Он толкнул ее так, что она упала на скользкий пол. Больше я доктора Капезиуса никогда не видела[163].

Элла Бём увидела «дядю-аптекаря», когда он пришел в ее блок[164]. Она пыталась скрыть живот беременной девушки с помощью соломы.

– Он палкой оттолкнул меня от беременной. Больше я никогда ее не видела[165].

Текстильный мануфактурщик Йозеф Глюк видел Капезиуса «довольно часто», как правило, в компании доктора Менгеле, они «проводили отбор в лагере». Однажды Капезиус, Менгеле и два других офицера пришли в печально известный блок № 11. Там в основном жили еврейские подростки 16–18 лет.

– Вероятно, ребята почувствовали, что сейчас будет, и разбежались во все стороны, – вспоминал Глюк. – Потом эсэсовцы с собаками все же их собрали. Это было в еврейский праздник. Два дня спустя за мальчиками приехали машины и увезли их в газовые камеры. И все со смехом. Наверное, их забавляло, как дети рыдали и звали мам. Схватили и 16-летнего племянника Глюка. До того, как эсэсовцы его утащили, он порезал руку и кровью написал на стене барака: «Андреас Раппапорт, прожил 16 лет»[166].

Глюк стал свидетелем того, как 6 августа СС ликвидировали «цыганский лагерь», отправив 3 тыс. женщин, детей и стариков в газовые камеры. Главными по сортировке, по словам Глюка, снова были Менгеле и Капезиус[167]. Той осенью, когда Глюк чинил водные трубы в женском лагере, Менгеле и Капезиус снова пришли делать отбор.

– Они отправили в газовые камеры 85 женщин, [в том числе] мою жену[168].

Магда Сабо, румынская еврейка, привезенная в Освенцим с семьей в мае 1944 года, хорошо описала Капезиуса, которого знали простые заключенные. Проходя мимо группы эсэсовцев, она услышала, что один из них говорил по-венгерски. Вскоре она узнала, кто это был.

– Лицо доктора Капезиуса сложно забыть, – вспоминала она после войны. – Он не был похож на остальных немцев[169].

Сабо поместили в блок № 27 компаунда С, из которого постоянно увозили больных и слабых в газовые камеры. Отбором также занимались Менгеле и Капезиус. «Всегда одно и то же», – вспоминала она. Сабо перевели на кухню, где она с другими заключенными готовила «противный <…> суп с лагерным вкусом» из большого количества воды, крох картошки, муки и «чуть-чуть маргарина». Однажды у кого-то из заключенных нашли несколько кусочков маргарина. Капезиуса отправили с этим разобраться. Он приказал заключенным взять камни с улицы и прыгать с камнями в руках, назвав это «упражнением»; прыгать было приказано, пока не выдохнутся[170].

– Я – Капезиус из Трансильвании, – кричал он заключенным. – Считайте, что это знакомство с дьяволом[171].