Читать книгу Контрактник А. Непригодин. Часть 2 - Павел Александрович Ежов - Страница 4

1996 год, тихий июньский вечер, понедельник, отец Непригодина пришел домой «навеселе», мама спросила причину такого состояния, на что получила ответ:

– Сегодня Димку в Чечню проводили, вот такой парень (указав жест поднятого пальца вверх), летчик от бога, полками командовать будет…

В среду вечером отец опять пришел пьяненьким, но на этот раз, он медленно сел на тумбу в прихожей, снял фуражку и тихо произнес:

– Димку сбили, завтра встречаем…

Боевая командировка сослуживца отца, продлилась два дня. В маленьком гарнизоне царила дружеская обстановка, все знали друг друга, и радости, и горе были общими. В четверг днем, все собрались на аэродроме, военнослужащие, семьи, и просто зеваки. На посадку грузно заходил военный транспортный самолет АН-12 (черный тюльпан). Военнослужащие вертолетного полка (в большей части офицеры и прапорщики, прошедшие Афганистан и успевшие побывать в Чечне) выстроились на дорожке руления, с полосы на стоянку вырулил АН-12, маленький Непригодин оказался рядом с самолетом, и дальнейшая картина врезалась в память на всю жизнь. Открылись створки грузового отсека, опустился трап, к нему подошла похоронная команда полка, первое, что увидел Непригодин, это солдат, сидевших в самолете, лица этих молодых парней были измученными и уставшими. В самолете помимо бойцов, стояло (как казалось ему) видимо-невидимо транспортировочных ящиков, «груз 200», в которых лежали чьи-то сыновья, братья, мужья, отцы. Капитан, находившийся в грузовой кабине, (член экипажа АН-12), указал на транспортировочный ящик, (цинковые гробы укладываются в ящики для транспортировки):

– Ваш! Мужики давайте побыстрее, нам еще дальше лететь.

Бойцы помогли вытащить «груз 200», после чего створки закрылись, и самолет стал выруливать на полосу. Из транспортировочного ящика извлекли цинковый гроб, в котором лежал боевой товарищ, молодой капитан, которому только недавно исполнилось всего лишь 26 лет. У него осталась жена и маленькая дочь, которые тоже присутствовали в этот день на стоянке. Картина была страшная, казалось, даже птицы замерли, в воздухе царила напряженная тишина, которую нарушила маленькая девочка, она закричала:

– Папочка я знаю, они все врут, врут, ты спишь, встань, пожалуйста, встань! Смотреть на это было тяжело, мать и супруга, стояли, молча, строй офицеров стоял склонив головы, на лицах читалась ненависть и злость. Продолжалась церемония прощания не долго, гроб загрузили в вертолет ми-8, который поднялся ввысь, сделал круг «вокруг трубы» (прощание с авиабазой) и взял курс на родину погибшего…

Непригодин с родителями отправился домой, мысли были разные, все шли молча, и вдруг мама резко остановилась, села на корточки перед парнем, взяла его за плечи и долго трясла со словами:

– Обещай мне, слышишь, обещай, ты никогда не будешь военным, никогда, обещай! Отец смотрел, молча, лишь тяжело вздыхая. За годы семейной жизни и службы отца, для родителей подобное было не впервые. Непригодин, посмотрел на отца, взял маму за руки, улыбнулся и тихо произнес:

– А этого мама, я тебе пообещать не могу, я буду военным! Я поклялся! Больше в семье Непригодиных подобные вопросы не поднимались. А Непригодин, данную клятву, сдержал, но ее содержание, никогда и не кому не рассказывал…

В обществе таких офицеров рос Непригодин, во времена, когда зарплату военным не платили по полгода и больше, да и не только военным, не платили никому в стране, полная разруха, хаос и криминал. Но не смотря на трудное положение офицеры оставались офицерами, были и те кто уходил на гражданку в поисках лучшей жизни, в погоне за зеленой бумажкой, но таких было не так уж и много. Как то Непригодин стал невольным свидетелем разговора между родителями. Отец всегда уходил на службу до того как Непригодин вставал в школу, обычно его будила мама, а тут он проснулся раньше. Мама говорила отцу:

– Ну зачем тебе эта армия, ты хороший специалист, у тебя красный диплом, тебя зовут в Москву на хорошую должность, что тут сидеть, чего ждать?

– Я офицер, а не торгаш, у меня в казарме сидит двести зеленых пацанов, кому они нужны? Кто о них подумает? Эти «институтки» что ли, у которых одни доллары в глазах и пусто в головах? (Советское поколение офицеров «Институтками» называло молодых выпускников военных институтов) А если завтра в Чечню отправят, кто их поведет? Балбесы эти, которые не знают, с какой стороны пуля вылетает? Нет, об этом не может быть и речи, мое место здесь, да и в конце концов, я присягу давал! А трудности они не вечны, надо потерпеть, не бросят армию, не совсем же дураки в кремле сидят, должны понимать, «не будешь кормить свою армию, будешь кормить чужую, но гораздо дороже». Все наладится, а нет, пойдем на Москву… Больше к этому разговору родители не возвращались.

Что значило «на Москву», Непригодин уже понимал, он неоднократно слышал как офицеры, в том числе и его отец, обсуждали возможность и перспективы марш – броска на боевой технике до правительственных зданий в Москве, тем более, что жили они в 60-70 километрах от столицы. Прорабатывали все возможные варианты, и действительно готовили на крайний случай вооруженный переворот, свержение преступной власти. Тем более что танковый батальон, в котором проходил службу отец, уже принимал участие в подобных мероприятиях. Танки именно этого батальона в 1993 году стреляли по Белому дому. Но новые планы, так и остались планами, генералов которые были инициаторами, обманом затянули в политику, где с ними и расправились, часть, где служил отец, сократили, а офицеров разбросали по всей стране. У отца Непригодина это уже было третье сокращение, так собственно он и попал из армейской авиации в танкисты. Вертолетный полк, в котором служил отец, был расформирован в рамках договора о сокращении средних наступательных вооружений (СНВ). Самое интересное, что сокращали не что попало, и не как принято считать у простых обывателей, «по ошибке». (Для справки, по ошибке ничего не расформировывалось и не сокращалось, это всего лишь домыслы и сплетни людей). Под эти мероприятия как раз попадали, боеспособные и имеющие вековые традиции, воинские части, уже тогда шло планомерное уничтожение истории. А сколько при таких мероприятиях вооружения, боеприпасов и просто материальных ценностей уходило в неизвестном направлении, останется тайной. Армия разворовывалась в немыслимых масштабах. Когда расформировывался вертолетный полк, те вертолеты, которые были не исправны и не смогли уйти своим ходом на другой аэродром базирования, пилили на метал, прям на стоянках. И таких вертолетов было много, из 2х эскадрилий (порядка 27-30 бортов) укомплектованных вертолетами Ми-6, своим ходом ушло только три борта, остальные были распилены и сданы на метал, неизвестно кем и куда, а ведь они требовали незначительного ремонта. Все это происходило на глазах летчиков, которые еще вчера поднимали эти машины в небо, в небо Афганистана, Чернобыля, Чечни, и многих других уголков планеты. Летчики это на самом деле другие люди, из другого сплава, они живут своей работой, небом. «Поднявшись в небо один раз, там остаешься навсегда». Это не о том, когда летаете пассажиром и наблюдаете полет в лучшем случае в боковой иллюминатор, совсем другое, когда из кабины экипажа. Непригодин не прошел по здоровью в авиационное училище, но пролететь в кабине экипажа большого транспортного самолета ему посчастливилось. С 1992 года по 1994 год, семья Непригодиных жила в Германии, отец проходил службу в западной группировке войск (ЗГВ), к моменту развала СССР это была самая крупная, боеспособная и оснащенная войсковая группировка, которая также впоследствии была расформирована и разворована. Вот как раз свидетелем вывода войск был и Непригодин, он тогда мало что еще понимал, но хорошо помнит, что происходило, и как выглядел вывод. С Германии семья Непригодина и еще 2-3 семьи летели на транспортнике АН-22, размещались они в кабине отдыха экипажа и сопровождающих, разумеется, маленький мальчик не сидел во время полета на месте и лазил по всему самолету. Это не пассажирский самолет, где к экипажу вас некто не пустит, да и года были не те, дверь в кабину пилотов была тоже открыта. Непригодина было любопытно, и он периодически заглядывал к летчикам за дверь, в конце концов, командир экипажа повернулся, и улыбаясь произнес:

– Ну заходи уже, чего там стоишь?! Непригодин робко зашел в кабину, на АН-22 она достаточно большая, и командир экипажа попросил второго пилота уступить ему место, «Пусть посидит чуть-чуть, дай ему за штурвал подержаться». Представляете восторг восьмилетнего мальчишки, сесть в полете в кресло пилота, а картина перед глазами! Наблюдать с кресла пилота как самолет разрезает облака, как он плывет в голубой глади, согласитесь, дано не каждому, в это невозможно не влюбиться, «Поднявшись в небо один раз, там остаешься навсегда». Когда заходили на посадку, парню разрешили наблюдать с кабины штурмана. Штурман на АН-22 располагается на нижней палубе в носовой части, вид при посадке, захватывает дух, не самолет приближается к земле, а земля бежит на самолет, такое забыть нельзя. Эмоции мальчишки не описать, он только укрепился в своем желании быть летчиком, только вот тогда он еще не знал, что больше зайти в кабину экипажа, ему не суждено…

Приземлившись в Чкаловском, к борту самолета подъехало несколько «крутых» по тому времени машин, Непригодин в первый раз в жизни увидел «братков», новую элиту России, именно «братками» (они же рэкетиры), мечтали быть подростки 90х., космонавты уже спросом не пользовались. На борту самолета находился груз знаменитого в то время генерала, получившего прозвище «Паша-Мерседес», как раз, два Мерседеса и был тот самый груз. Лихие ребята, без всякого таможенного досмотра выкатили автомобили и уехали на них в неизвестном направлении. После чего пришли таможенники, пограничники, досмотрели самолет, поставили штампы в паспорта, и самолет вновь пошел на взлет, это была не конечная точка маршрута. При выводе войск десятки, а может и сотни (никто не считал) составов с материальным имуществом ЗГВ не дошли в назначенные пункты, потерялись в пути. Много частей приезжало в чистые поля, где их расформировывали, вот так. Войска вывели, а вывод не подготовили, войска просто не куда было принимать. Да и принимать их никто не собирался, это было самое настоящее уничтожение войск, уничтожение без войны, без видимого противника, без единого выстрела. Ущерб государству был нанесен колоссальный, терялись не только материальные ценности, но вооружение и боеприпасы, военная техника не была исключением. Многое кстати всплывало потом в Чечне и в иных локальных конфликтах. Одним словом, «братва» рулила и зарабатывала. Вертолетному полку, в котором служил отец Непригодина, повезло, ему нашлось место под Тулой, и он еще просуществовал 4 года, до подписания договора СНВ. По приезду в новый населенный пункт Непригодин не очень возрадовался, в Германии местные националисты не редко приходили под забор военного гарнизона, кидали камни, палки, бутылки и скандировали «Russische Schweine» (звучит как – «руссишь швайне»), в переводе с немецкого языка, «Русские свиньи». А по возвращению в Россию, местные жители городка называли прибывших с Германии, «немцы», «фашисты». Непригодину было обидно, «В Германии я русская свинья, а в России я немецкий фашист», за это даже приходилось драться, с особо надоедливыми сверстниками, но, к сожалению это только усиливало нападки, мол, – «А, еще и дерется, точно фашист». Длилось это около года, потом забылось и все отстали. Но вот что резко бросилось в глаза Непригодину, так это памятники советскому солдату, победившему фашизм, а именно как за ними ухаживают в Германии и в России. В Германии, кто не знает, тоже есть (по крайней мере были, и в официальных источниках не сообщалось о их демонтаже, как например в Польше и на Украине) памятники советскому солдату, и старшее поколение немцев действительно считали советского солдата освободителем. Памятники советскому солдату в германии ухожены круглый год, на них всегда чисто, всегда лежат свежие цветы, и у нас, памятники вспоминают только 9 мая, а остальное время никому до них нет дела. 9 мая принесли цветы, перед следующим убрались, новые положили, вот и отношение к памяти у победителей и проигравших. В крупных городах еще с этим вопросом более, менее, а вот именно в периферии, их вспоминают раз в год, да и то потому что «так надо, так сказали», а не потому, что действительно помнят и чтят наших дедов. И Непригодин как раз жил в небольшом немецком городке, где за памятниками всегда следили. В этом городке был еще и концлагерь, из которого сделали музей и его мог посетить каждый желающий. Концлагерь Заксенхаузен, именно из него в 1945 году вывели заключенных на марш смерти, именно в нем сидел советский генерал Карбышев, сын Сталина Яков Джугашвили, и там же до освобождения 1944г. находился Бандера. Непригодин посещал его несколько раз, место не из приятных, атмосфера внутри очень тяжелая, многое до наших дней не сохранилось, благодаря союзным войскам, а именно Американцам. Американская авиация накануне подхода к городу советских войск провела массированную бомбардировку города, видимо, чтобы СССР меньше досталось, иначе объяснить нельзя. В самом городе кроме концлагеря и казарм войск CC не было стратегических объектов, и те спешили отступать, да и в лагере находились военнопленные, которые тоже попали под американские бомбы. А вот загородом располагался авиационный завод по производству бомбардировщиков He-111, (Хенкель), который был разрушен в результате авиаударов. Рядом с заводом находился и аэродром, на котором к концу войны базировались реактивные истребители Me-262 (Мессер), аэродром не пострадал, на нем и базировался вертолетный полк советских войск. В результате авиаудара, множество построек и сооружений концлагеря было уничтожено, так например, была уничтожена станция «Z» (так же ее называли, последняя станция или станция смерти). В этом сооружении каждый день убивали военнопленных точным выстрелом в затылок, убийства шли как на конвейере, постоянно, непрекращающимся потоком, каждый заключенный знал, кто туда заходит, уже никогда не возвращается. Под бомбами исчез и бункер «Целленбау», в котором содержали особых заключенных, именно в нем содержали Джугашвили, Карбышева, и Бандеру, назывался он особый сектор «А», для «ВИП» заключенных. Яков был расстрелян еще в 1943г. при попытке побега. С Карбышевым много противоречий, где то утверждается, что он был расстрелян в Заксенхаузене в 1944г, где-то что умер при переводе из Заксенхаузен в Маутхаузен, а другие источники утверждают, что 18 февраля 1945 года в концлагере Маутхаузен был облит холодной водой на морозе, после чего зверски убит. Так или иначе, никого из перечисленных личностей, в момент бомбежки не было, как и Бандеры, он был освобожден немцами в 1944г. с целью создания украинского национального органа для борьбы с СССР. Так же были частично разрушены несколько бараков, в которых находились заключенные. В годы войны на территории концлагеря Заксенхаузен, так же находилось управление и инспекция всех лагерей фашисткой Германии, медицинская школа, (студенты которой обучались и ставили опыты, как на мертвых, так и на живых людях, военнопленных) и находилась штаб-квартира дивизии СС, «мертвая голова». По разным данным в концлагере Заксенхаузен за годы его существования с 1936 по 1945 годы (с 1945 и до 50х годов лагерь использовался войсками НКВД как фильтрационный), было зверски замучено и убито более 100000 человек. Официально концлагерь не считался лагерем смерти, но на деле это было не так, погибших было гораздо больше. Именно в этом концлагере придумывали и проверяли изощренные способы убийства людей, в том числе массовые, которые потом применялись и в остальных лагерях смерти. Многих военнопленных убивали сразу по прибытию без регистрации, поэтому точное число погибших установить невозможно. Из отрывочных сведений историков и просто любителей, судьбы многих военнопленных прерываются здесь, так как из реестров шталагов (транзитные, промежуточные лагеря, в которых преимущественно содержались рядовой и младший командный составы) военнопленных отправляли в Заксенхаузен, но в реестрах лагеря они не отображались. Многие погибали в пути следования, кого-то казнили сразу по прибытию без оформления, других размещали по баракам, где их ждали чудовищные условия рабского труда, именно из-за этого уточнить более правдивые данные крайне сложно. Передать словами уведенное тяжело, несмотря на прошедшие годы, за стенами лагеря долго находится невозможно, обстановка давит на человека, посещение оставляет неизгладимые впечатления на всю жизнь.