Читать книгу Опоздавшие к смерти. Cобрание сочинений в 30 книгах. Книга 28 - Павел Амнуэль - Страница 4

В Сиднее говорят, что ничего подобного не случалось с начала времен. Если говорить об одной, отдельно взятой, Австралии, то, вероятно, сиднейцы правы – на пятом континенте это был первый (и, как надеются, в полиции – последний) случай. Но в мировых масштабах нечто подобное происходило наверняка. В Америке, к примеру. В Атланте несколько месяцев назад маньяк убил тринадцать человек и застрелился при аресте. Или в Лос-Анджелесе в 1994 году. Или в Детройте в 1986 году… Правда, между этими историями и их австралийским аналогом есть одно, весьма существенное, отличие. Точнее говоря, загадка.

Однако не лучше ли – с самого начала?

* * *

Утром 19 апреля 1997 года группа туристов из Европы вышла из гостиницы «Хатчесон» в небольшом городке Порт-Артур, чтобы осмотреть окрестные достопримечательности, среди которых, в частности, был музей аборигенов Австралии. Австралийский Порт-Артур гораздо менее знаменит своего китайско-русского тезки, но тоже по-своему примечателен. Расположен городок на берегу Тихого океана и назван, говорят, в честь самого короля Артура и его рыцарей Круглого стола.

Туристы, о которых идет речь, приехали из Франции, Голландии, Германии и Дании. Был среди европейцев, впрочем, один индус из Дели, затесавшийся в группу по странной прихоти туристического бюро. Всего 32 человека, как стало известно впоследствии. Гид, Моника Синклер, женщина постоянного сорокалетнего возраста, привела группу на набережную, а потом туристы намеревались отправиться в музей.

Мужчину в шортах и широкой рубахе с короткими рукавами видели все. Точнее, должны были видеть, поскольку Джон Пэнфилд и не думал скрываться. Мужчина держал в руке длинный футляр наподобие тех, в которых скрипачи носят свои инструменты. Футляр был, однако, подлиннее скрипичного и, по-видимому, довольно тяжел.

В девять утра на набережной людей – кроме туристов – практически не было. Мужчина с футляром стоял у бетонного парапета и наблюдал, как госпожа Моника расписывает красоты Порт-Артура. Возможно, именно этот рассказ, в котором было множество преувеличений и попросту фантазии, привел мужчину в состояние крайнего возбуждения. Возможно, тому были иные причины. Как бы то ни было, он положил свой футляр на поверхность парапета и достал армейский карабин. По свидетельству немногих оставшихся в живых очевидцев, мужчина секунд пять держал оружие на вытянутых руках, будто не понимал, какой именно предмет извлек из футляра.

А потом открыл стрельбу.

На месте остались двадцать трупов. Больше всего не повезло индусу – он получил сразу две пули, каждая из которых была смертельной. А Монике Синклер повезло – она была ранена в руку, упала и пролежала без памяти до приезда полиции.

Патрульная полицейская машина появилась на месте трагедии через три минуты после начала пальбы. За это время преступник успел перезарядить карабин, выпустить еще одну обойму, а потом, под аккомпанемент безумных воплей и стонов, перешел дорогу, сел в потрепанный «фольксваген» желтого цвета и уехал. Никто не успел рассмотреть номера машины.

Полицейские, прибывшие на место преступления, были потрясены. Медики, прибывшие минуту спустя, не знали, что делать – перед ними было двадцать трупов и тринадцать раненых, из которых пятеро были ранено тяжело. Вызвали подкрепление. Полчаса спустя на набережной осталась толпа зевак, проводившая свое расследование случившегося. Полицейские начали поиск желтого фольксвагена, были перекрыты все выезды из Порт-Артура, а на улицы выехали все имевшиеся в наличии патрульные машины.

* * *

Первое мнение было, естественно, – маньяк. А кто еще мог за просто так уложить столько народа?

Но если это был маньяк, то можно было ожидать новых жертв. Где и когда?

О трагедии на набережной население Порт-Артура было оповещено по местному радио. Префект полиции выступил лично и попросил горожан до особого сообщения не выходить на улицы и даже, по возможности, не подходить к окнам. Толпу на набережной разогнали, хозяева магазинов и кафе закрыли свои заведения, а в результате по углам час спустя стояли группы людей и обсуждали случившееся. На призывы полицейских разойтись и не рисковать жизнью люди не реагировали – любопытство оказалось сильнее страха.

Именно такая небольшая толпа и стала объектом второго налета.

В 11 часов 6 минут (время фиксировано в протоколе полицейского следователя) к группе людей, стоявшей на углу улиц Франклина и Гринберга, подошел неизвестный в шортах и широкой рубахе. В руке мужчина держал футляр, где хранят теннисные ракетки. На глазах толпы он раскрыл футляр, вытащил карабин и открыл огонь.

Десять человек были убиты и ранены во время этого «инцидента номер 2». Однако сценарий нападения оказался все же несколько иным. На этот раз преступник проявил странную избирательность. Два человека – мужчина и женщина – остались невредимы, и преступник обратился к ним со словами:

– Руки вверх, и – вперед!

Ревекка Коэн (26 лет) и Арнольд Форбиндер (29) подняли вверх руки, прокляв ту минуту, когда захотели посудачить о преступлении с группой зевак, и зашагали в сторону заброшенного двухэтажного строения, куда им показал налетчик, помахав для верности карабином.

На углу, привлеченный выстрелами, появился полицейский автомобиль, но стрелять полицейские не решились, опасаясь попасть в заложников – в конце концов, это было не снайперы, а обычные патрульные.

Заброшенный дом, где уже года два собирались начать ремонт, стоял посреди небольшой рощи, на поляне. Рощица была отделена от улицы Франклина двумя десятками метров пустыря. Полицейские проследили, как преступник и заложники вошли в дом, после чего перебежали пустое пространство и, прячась за деревьями, окружили усадьбу.

Десять минут спустя дом, из которого не было слышно ни звука, был окружен со всех сторон. На место прибыл сам префект Антон Бристоль, который и обратился к преступнику с речью:

– Эй, послушай, чего ты хочешь? Отпусти людей, и тебе гарантируется безопасность!

Из дома не доносилось ни звука.

– Эй, – прокричал префект.– Освободи людей, и ты спасешь свою жизнь!

Молчание.

Несколько полицейских по команде начали перебегать от дерева к дереву, приближаясь к дому. Немедленно раздалась автоматная очередь, пули срезали несколько веток, и полицейским была дана команда отступить. Очевидцы утверждали, что огонь велся одновременно из двух, а то и из трех окон по разным направлениям, но это, конечно, была чепуха.

* * *

Тем временем в кустах на обочине пересекавшего город шоссе был обнаружен желтый «фольксваген». В картотеке дорожной полиции по номеру немедленно определили владельца – им оказался некий Джон Пэнфилд, 1971 года рождения, по профессии школьный учитель, уроженец Тасмании. Права на вождение автомобиля получил в 1995 году, никаких психических отклонений не обнаружено. В полиции тоже было обнаружено досье на Джона Пэнфилда, из которого следовало, что в мае 1996 года он обращался за разрешением на хранение огнестрельного оружия. В разрешении было отказано, после чего обиженный Пэнфилд устроил дебош и пытался избить полицейского. Естественно, получил по зубам, препровожден в камеру, где и просидел, по постановлению судьи, двадцать один день.

Других проступков за Джоном Пэнфилдом не числилось.

Весь год он преподавал детям географию и ходил на работу пешком. А потом взял автомат… Где, кстати, взял?

Если бы эта история произошла в России, вопрос выглядел бы риторическим. Где взял? Да купил на любой толкучке. Или у солдата. Но в Порт-Артуре приобрести армейский автомат, по мнению префекта, было абсолютно невозможно. Из города же, судя по свидетельству коллег, учитель Пэнфилд не выезжал.

Загадка.

* * *

Были созданы две группы. Одна окружила усадьбу и готовилась к захвату. Вторая занялась оперативной работой: полицейские опрашивали коллег Пэнфилда, его соседей, свидетелей происшествия на набережной, собирали информацию, пытались сформировать точную линию диалога.

Предпринятая в полдень еще одна попытка подобраться к дому оказалась такой же безуспешной, как и первая. Пэнфилд открыл шквальный огонь и ранил двух полицейских.

– Черт возьми! – воскликнул сержант Каллингс, руководивший группой захвата.– Если он будет тратить боеприпас с такой быстротой, ему скоро будет нечем стрелять, и мы его возьмем.

– Откуда вы знаете, сержант, какой у него боеприпас? – возразил префект.– Может, он заранее готовил эту конуру и спрятал там запасы на много дней?

– Если бы Мак-Дуфф начал ремонт, как собирался, – мрачно сказал заместитель мэра, присутствовавший при разговоре, – то негодяю негде было бы прятаться.

Мак-Дуфф был владельцем усадьбы, одним из уважаемых в городе оптовых торговцев.

– Если бы, если бы… – раздраженно сказал префект.– У вас есть предложения, как проникнуть в здание?

– Нет…

– Тогда молчите.

* * *

В доме не было ни света, ни газа, ни воды. Есть ли в доме еда, не знал никто. Пэнфилд мог готовиться к своей акции заранее и спрятать не только запас патронов, но и еду на день, неделю или даже месяц.

В три часа поступила информация от оперативников. Информация заключалась в том, что ничего странного в поведении Пэнфилда обнаружено не было. Чего он, черт возьми, добивался? Если ему нужны были заложники, то зачем он перестрелял столько людей на набережной? И если он все-таки захватил заложников, то почему не выдвигает никаких требований? Сошел с ума? Но почему, в таком случае, это не отражалось на поведении Пэнфилда в предшествующие дни? Не далее, как в прошлый вечер, он пригласил в ресторан Нэнси Пиквик, учительницу истории. Молодые люди потанцевали, поболтали и разошлись. По словам Нэнси, Джон вел себя, как обычно, не приставал, был весел…

И думал в это время о том, что станет делать завтра?

В четыре, когда солнце повисло над верхушками деревьев, начался новый штурм. Снайперы, стоя за стволами деревьев, держали под прицелом все окна в доме, и стреляли по каждой вспышке. Впоследствии они утверждали, что видели вспышки практически в каждом окне – на обоих этажах. Возможно, это были отблески, возможно, игра воображения. Правдой это быть не могло, Пэнфилд не мог стрелять из десятка окон сразу. Тем не менее, когда префект отдал приказ отступить, на поляне остались лежать два трупа, и трое полицейских были ранены. Они лежали на самом виду перед домом, и вынести их не представлялось возможным.

Сержант Каллингс сунулся было вперед, размахивая белым флагом, но поверх его головы очередь срезала ветку сосны. Пришлось отступить.

В семнадцать часов над усадьбой завис вертолет, и полицейские попытались, обстреливая дом сверху, спуститься на веревочных лестницах и поднять раненых на борт. Возможно, пилот опустил машину слишком низко – короткая очередь прошила кабину наискосок, летчик был ранен в грудь и едва нашел в себе силы увести вертолет вверх и в сторону. А потом он потерял сознание, и машина, ударилась о дерево, винт поломался, вертолет опустился на соседней поляне.

Больше попыток атаки с воздуха не предпринималось. Раненых унесли, когда опустилась темнота.

* * *

В девять вечера к поляне подогнали несколько прожекторов и осветили усадьбу, как елочную игрушку. Дом стоял темный, мрачный, ни один звук не нарушал тишину. Почему, например, не кричали заложники? Пэнфилд заткнул им рты?

С утра он был на ногах и наверняка устал. К утру он должен, по идее, валиться с ног. Значит…

Очередной штурм начался в три часа ночи. На несколько секунд выключили прожектора, чтобы в полной темноте дать возможность группе захвата пересечь поляну. Когда сержант Каллингс крикнул, что все в порядке, прожектора включили вновь – теперь для того, чтобы ослепить Пэнфилда, если он вздумает стрелять.

Из усадьбы не доносилось ни звука.

Полицейские открыли огонь по окнам, а сержант Каллингс взломал входную дверь.

Ответных выстрелов не последовало.

Ворвались в усадьбу, и в тот же миг префект дал команду подключить в доме электричество. Полицейские разбежались по этажам, в подвал, на мансарду…

– Прекратить огонь! – скомандовал префект.

Настала тишина, которую нарушал только топот ног. Пэнфилд и не думал стрелять, будто и не он несколько часов назад держал оборону.

В двери показалась грузная фигура сержанта Каллингса, освещенная сразу тремя прожекторами. Заслоняясь ладонью от света, сержант крикнул:

– Никого!

Дом был пуст. Пэнфилд исчез вместе с заложниками.

* * *

К утру ситуация нисколько не прояснилась. Были тщательно осмотрены все помещения в доме. В одной из внутренних комнат, когда-то использовавшейся под кладовку, обнаружили шляпку, принадлежавшую Ревекки Коэн, и носовой платок с вензелем «А.Ф», собственность, скорее всего, похищенного Арнольда Форбиндера. В другой комнате нашли футляр от теннисной ракетки. На полу под окнами на первом и втором этажах нашли десятки стрелянных гильз.

И все.

В салоне первого этажа собрали совещание. Солнце только что взошло, косыми лучами освещая место побоища.

– Очевидно, – заявил сержант Каллингс, – что Пэнфилд ушел между полуночью и тремя часами и увел с собой заложников. Однако уйти он не мог. Во-первых, дом был со всех сторон освещен, видно было каждую травинку, не то, что трех человек, если бы они появились с любой стороны. Во-вторых, не было слышно никаких звуков – неужели Коэн с Форбиндером делали все, что требовал Пэнфилд, молча, не пытаясь даже крикнуть? И в-третьих, на поляне нет никаких следов, в роще – тоже. Как они могли пройти мимо моих людей? Куда делись, выйдя на шоссе? Если они в городе, до где, черт побери? А если они покинули город, то каким образом – ведь дороги по-прежнему перекрыты, и никаких сигналов от полиции не поступало?

– Исчерпывающий доклад, – мрачно сказал префект.– Мы знаем, что ничего не знаем. Четыре десятка трупов, больше десяти раненых, подбитый вертолет… И что дальше?

* * *

Мак-Дуффа, владельца злосчастного дома, вызвали на оперативное совещание и поставили вопрос ребром:

– Нет ли в доме каких-либо тайных ходов?

– Нет, – сказал Мак-Дуфф, но тон его не показался префекту уверенным. Приступили к допросу с пристрастием (а что еще оставалось делать, пока несколько групп прочесывали ближайший лес, а по улицам Порт-Артура патрули отлавливали подозрительных личностей?), и выяснилось следующее. Дом был построен в 1956 году по специальному проекту, заказанному бывшим владельцем в одной из архитектурных мастерских Сиднея. Сначала намечалось построить три этажа, но, пока велись работы, владелец разорился, и дом оказался двухэтажным. Приобретая дом у прежнего владельца, Мак-Дуфф не потрудился забрать чертежи, ограничился лишь схемой коммуникаций. Сам он жить здесь не собирался, у него был собственный особняк на улице королевы Виктории в центре Порт-Артура. Дом сдавался внаем до 1992 года, когда в сотне метров проложили шоссе, и цена аренды резко упала. Кроме того, дом имел дурную славу.

– Какую? – спросил сержант Каллингс.

– Будто сами не знаете! – удивился Мак-Дуфф.– Об этом уже десять лет говорят. В доме водятся привидения.

– Ах, это… Слышал. Есть еще люди, которые из-за такой чепухи не хотят снимать удобное жилье?

– Представьте себе.

– А что, – спросил префект, которого никогда не интересовали слухи, – эти привидения действительно кто-нибудь видел?

– Да… – протянул Мак-Дуфф.– Я сам как-то… Это было зимой, два года назад. Дом стоял пустой, там лопнула одна из труб, и я поехал с рабочими… Вечером, исправив повреждение, рабочие уехали, а я остался… не помню почему. Часов около десяти, когда было уже темно, я услышал шаги на втором этаже. Поднялся наверх, включил свет. Никого. Но шаги я продолжал слышать где-то рядом. Выглянул в коридор и увидел белую фигуру, которая спускалась по лестнице. Я бросился следом, но, когда добежал до лестницы, то никого не обнаружил. И шаги стихли… Вот и все.

– Померещилось, – констатировал сержант Каллингс.

– А если нет? – сказал префект, который не верил в потусторонние силы.– Полагаю, что в доме есть тайные ходы, и эти ваши привидения – просто дети, которые, играя, сумели эти ходы обнаружить. А?

– Не исключено, – нехотя согласился Мак-Дуфф.

– Будем исходить из этого, – решил префект.– Чертежей нет, давайте изучать схему коммуникаций.

Вызвали специалистов и поставили задачу: возможно ли, исследуя расположение труб и кабелей, обнаружить существование в стенах или под полом замаскированного хода?

Специалисты взялись за работу в десять утра. В одиннадцать на столе префекта лежал листок с указанием пяти мест в доме, где могли начинаться ходы, если, конечно, они вообще существовали. Еще несколько минут спустя бригада каменщиков готова была начать работу. И тут возникла проблема. Мистер Мак-Дуфф запретил дырявить стены в его частной собственности.

– Вы тут все разрушите, а кто потом восстанавливать будет? – резонно поинтересовался он.

– Вы все равно собирались делать в доме ремонт, – напомнил префект.

– Ремонт, а не реконструкцию! Знаю я ваши методы. Если не найдете этого чертова хода, запросто разрушите весь дом до основания. Я за него в свое время выложил сорок девять тысяч. Кто возместит убытки?

– Хорошо, – заявил префект.– Полиция реквизирует вашу частную собственность.

– Где постановление прокурора штата? Где судебное решение?

– Какое, к черту, решение? – взревел префект.– Вы что, не понимаете, что маньяк и два заложника в любую минуту…

– Маньяк – ваша проблема, а дом – моя, – вскинул руки Мак-Дуфф.– Принесите постановление и ломайте.

* * *

Мать Ревекки Коэн прилетела из Мельбурна в десять сорок и немедленно принялась терроризировать полицию: если дочь не найдут и не освободят из лап негодяя до полудня, она лично добьется, чтобы и мэр города, и префект как минимум лишились своих постов.

Строители расположились перед домом на траве и устроили пикник. Люди из бригады по расследованию убийств бродили по дому и простукивали стены. Население Порт-Артура сидело по домам и слушало новости, которые передавались каждые полчаса. Новость была одна: никаких новостей.

Мак-Дуфф никуда ехать не собирался, бродил следом за полицейскими и следил, чтобы они, не дай Бог, не поцарапали стены гвоздиком.

– Проклятье! – воскликнул сержант Каллингс.– Похоже, что этот негодяй специально выбрал именно ваш дом. Да вы с ним просто заодно! Голову даю на отсечение: вы прекрасно знаете, где сейчас Пэнфилд с заложниками!

– Желаете меня арестовать? – задал Мак-Дуфф провокационный вопрос.

Пэнфилд отвернулся и сплюнул.

* * *

Санкция прокурора была получена в полдень, но судья Бернстайн скрепить ее своей подписью отказался наотрез.

– Не вижу достаточных аргументов в пользу того, что преступник воспользовался каким-то тайным ходом, – заявил он. – Скорее всего, ушел рощей через заднюю дверь, вы просто не заметили.

Только прекрасное воспитание, полученное в муниципальном детском саду, не позволило префекту послать судью в дебри Амазонки.

– Если бы эксперты точно указали, где ломать, – заключил судья, – я бы мог, пожалуй… Но в данном случае домовладелец прав – вы можете снести строение по кирпичикам, а кто будет платить?

Префект повернулся и вышел. Направился он прямо в муниципалитет и потребовал принятия немедленного решения о выделении сорока тысяч долларов на восстановление разрушенного дома.

– Послушайте, уважаемый, – раздраженно сказал мэр, который, как и префект, не спал ночь.– Дом еще не разрушен, а вы требуете денег на восстановление. Свой провал вы хотите оплатить за счет налогоплательщиков?

– Вот не думал, – мрачно заявил префект, – что поиск негодяя, убившего больше тридцати человек (нет, вы только послушайте – больше тридцати!), застрянет на мертвой точке из-за бюрократической волокиты! За эти часы он мог убить еще двоих!

– Пэнфилд выдвинул какие-то требования? – поинтересовался мэр.– Вы знаете что-нибудь новое?

– Я знаю, что он и двое заложников бесследно исчезли!

* * *

В два часа дня мать похищенной Ревекки Коэн достала чековую книжку и, прокляв всех домовладельцев и полицейских на свете, подписала чек на сумму пятьдесят тысяч австралийских долларов. Она смогла это сделать лишь после того, как позвонила в Мельбурн и Нью-Йорк и выпросила у дальних родственников взаймы тридцать пять тысяч. Платить за беднягу Форбиндера не пожелал никто – он был сиротой.

В два ноль пять каменщики нанесли по стене первый удар.

В городе в это время начались гражданские панихиды. Хоронили, впрочем, далеко не всех погибших. Среди жертв оказались восемнадцать туристов. Их тела после процедуры опознания и оформления документов надлежало отправить домой. За многими должны были прибыть безутешные родственники, которые никак не могли взять в толк, каким образом в благополучной и мирной Австралии могла случиться такая трагедия. Десять тел жителей города и полицейских все еще лежали в городском морге. Пятеро погибших оказались евреями, их-то, по еврейскому обычаю немедленно хоронить покойников, и предавали земле в тот час, когда Мак-Дуфф, весь осыпанный пылью, стоял за спинами каменщиков и следил, как ломают стены в его доме. Он и доллара не поставил бы на то, что подземный ход удастся обнаружить. Все это чушь. Просто полиция расписывалась в собственном бессилии.

Ход обнаружили в четырнадцать сорок восемь с третьей попытки.

* * *

Это была узкая щель, в которую с трудом мог протиснуться один не очень толстый человек, но зато – в полный рост, если, конечно, этот рост не превышал шести футов. Ход начинался в большом кабинете на втором этаже, проходил вниз в несущей стене – до уровня подвала, потом завивался в спираль и на глубине около трех метров шел куда-то в сторону новой дороги. Сержант Каллингс, задыхаясь от спертого воздуха, лично проследовал по ходу, светя фонариком и вслух отсчитывая расстояние. Фонарик он держал в левой руке, а в правой сжимал пистолет.

Оружие, однако, не понадобилось. Когда ход, выпрямившись, достиг, по расчету Каллингса, границы поляны, пришлось остановиться перед завалом. Пэнфилд был, возможно, психом, но дураком явно не был и о преследователях позаботился.

Вызвали саперов. По составленному наспех плану, с учетом всех спусков и поворотов, завал должен был располагаться под большим дубом, стоявшим на краю поляны со стороны новой дороги – в двадцати трех метрах от дома. Здесь и начали копать, подогнав экскаватор. По мнению префекта, ничем, впрочем не обоснованному, ход не мог тянуться на километры, и потому в кустарнике вблизи от дороги несколько десятков полицейских принялись искать выход и следы бежавших.

Мать Ревекки ходила по поляне, призывала на головы полиции все громы небесные и готова была уплатить миллион (которого у нее не было), только бы этот негодяй, которого она всегда терпеть не могла, вернул дочь живой и невредимой.

В другое время и в другом месте кто-нибудь, возможно (и даже наверняка), обратил бы внимание на странные выкрики, но никого из полицейских поблизости не было, а строительные рабочие, трудившиеся в поте лица, не обращали на обезумевшую от горя женщину никакого внимания.

В шестнадцать тридцать на поляне появился сержант Каллингс, чтобы лично убедиться: предполагаемое место завала не имеет к подземному ходу никакого отношения. Яма, выкопанная экскаватором, достигла уже пяти метров в глубину, обнажив лишь несколько слоев почвы. Сплюнув и приказав копать западнее и ближе к дороге, Каллингс все-таки обратил внимание на возгласы Эдит Коэн, матери Ревекки. Женщина бродила вокруг дома, заглядывая в окна, и продолжала утверждать во всеуслышание, что всегда терпеть не могла этого идиота.

– О ком вы говорите, госпожа Коэн? – требовательно поинтересовался сержант Каллингс.

– О Пэнфилде, об этом негодяе, о ком еще?

– Вы хотите сказать, что знали этого человека раньше?!

– Человека? Вы назвали Пэнфилда человеком? Отродье дьявола – вот он кто!

– Но вы его знали? – продолжал гнуть свое сержант Каллингс.

– Конечно! Они же дружили с детства!

– Черт возьми! – возмутился сержант.– Почему вы не сказали об этом раньше?

– Какое, черт побери, это имеет значение? И, к тому же, вы не спрашивали!

* * *

Через десять минут Эдит Коэн сидела в кабинете префекта и подвергалась допросу с пристрастием. Новая информация заставляла совершенно иначе смотреть на происходившие события. Сколько времени упущено! Конечно, это был прокол полиции, но, с другой стороны, захват Пэнфилдом именно этих заложников выглядел событием настолько случайным, что никому и в голову не приходило заподозрить какую-то былую связь между Джоном и Ревеккой.

– Вы и Пэнфилды жили в разных концах Порт-Артура, – допытывался префект, – откуда дети знали друг друга?

– Несколько месяцев они учились в одном классе, так получилось случайно. Потом этот негодяй перешел в другую школу, но они продолжали встречаться.

– У них была общая компания? – допытывался префект. Если кто-то видел Ревекку и Пэнфилда вместе и не сообщил полиции… Уж он, префект, добьется, чтобы у этого человека были серьезные неприятности!

– Нет, – покачала головой Эдит Коэн.– Я сразу сказала дочери: этот парень не для тебя. Он всегда был каким-то дерганным. И он даже не еврей!

– Врачи говорят, что Пэнфилд не имел отклонений по части психики.

– Мало ли что говорят врачи! Я мать, я вижу в сто раз больше.

– Ну хорошо, – быстро согласился префект.– Значит, они встречались. Долго это продолжалось?

– Пока она его, наконец, не отшила. Не могу сказать точно, со мной Ревекка не делилась… А потом – это было четыре года назад – я вышла замуж, мой второй муж живет в Мельбурне, и я переехала к нему. А Ревекка уже работала, ей нравилось, и вообще… она не хотела в Мельбурн.

– Не нравился город? – с пониманием сказал префект.

– Исак ей не нравился, вот что! Если честно, она его почему-то невзлюбила сразу и наотрез отказалась жить вместе.

– Бывает, – согласился префект.– Значит, вы переехали, а дочь осталась в Порт-Артуре. Но с Пэнфилдом больше не встречалась.

– Нет, она мне сама писала и говорила: с Джоном покончено, он просто псих, с ним невозможно. А я ей это и раньше говорила. То, что Пэнфилд не пара моей Ревекки, было ясно с первого…

– Хорошо, хорошо, – прервал префект.– Это очень важная информация. Очень.

– Верните мне дочь! – вскричала Эдит Коэн и начала заламывать руки.

* * *

Разумеется, розыскные мероприятия вовсе не ограничивались исследованием подземного хода и поиском выхода из него. Были закрыты все порты, включая порт Сиднея, который, по словам его начальника, не закрывался никогда за всю историю освоения Австралии. Патрули стояли на всех дорогах, ведущих от Порт-Артура, и проверяли все машины, в каком бы направлении они ни следовали. На пешеходов тоже смотрели косо и сличали внешность со словесным портретом Пэнфилда.

Бригада психиатров, обсудив все детали происшедшего и приняв во внимание информацию, сообщенную Ревеккой Коэн, пришла к единодушному выводу о том, что, во-первых, Пэнфилд, безусловно, невменяем, и во-вторых, что с ним ни в коем случае не нужно вступать в переговоры, поскольку это может вызвать неадекватную реакцию и привести к гибели заложников. Если заложники еще живы, то единственной возможностью их освобождения является физическое уничтожение безумного преступника.

Полиция была с этим согласна.

Экскаватор, между тем, успел превратить поляну между домом и дорогой в котлован для будущего фундамента. Мак-Дуфф увеличил свои первоначальные требования о компенсации до девяноста тысяч долларов. Продолжение подземного хода обнаружили севернее того места, с которого начали поиски. Поскольку завал был ликвидирован вместе с большим участком тоннеля, сержант Каллингс беспрепятственно проследовал дальше, не надеясь уже, конечно, обнаружить ни преступника, ни его жертву. Прошло больше тридцати часов после захвата. Возможно, Пэнфилд давно увез Ревекку в какое-нибудь забытое Богом место и там свершил самосуд над бывшей возлюбленной. Вот только – что он сделал с беднягой Форбиндером?

И еще – почему этот негодяй устроил стрельбу на набережной? В той толпе туристов в помине не было никакой Ревекки!

* * *

В двадцать один тридцать в кабинете префекта собрали очередное оперативное совещание. Докладывал сержант Каллингс:

– Выход из подземного хода обнаружен в четырехстах метрах от дома и ста пятидесяти метрах за новым шоссе. Здесь густой кустарник, никому бы и в голову не пришло… Следы Пэнфилда и заложников тоже обнаружены. Они прошли к шоссе по полю. Здесь, скорее всего, сели в машину. Во всяком случае, розыскная собака след потеряла.

– Полный провал, – мрачно констатировал приехавший из Мельбурна полицейский чин.– Пэнфилд может объявиться в любую минуту в любой части страны и устроить еще одно побоище. И никто не знает – где именно. Каждый полицейский получил приказ стрелять на поражение, но это ведь будет ответная мера, а сколько людей успеет положить этот негодяй…

– Мне кажется… – подал голос эксперт-криминалист Джон Виккерс.– Мне кажется…

– Да, Джон, – раздраженно повернулся к подчиненному префект, – что вам кажется? Только коротко.

Виккерс слыл недотепой, в полиции его держали потому, что в криминальном отделе постоянно нехватало сотрудников.

– Я все думал, – сказал Виккерс, опасливо поглядывая на свое начальство, – почему он выбрал именно дом Мак-Дуффа… Если он рехнулся совсем и начал дикую пальбу, то почему он так логично…

– Короче, Виккерс! – не выдержал префект.

– Да… В общем, я исходил из того, что Ревекка Коэн и Арнольд Форбиндер – не случайные жертвы, которые просто оказались в тот момент…

– Ревекка Коэн – вовсе не случайная жертва, – прервал префект. Разговор с матерью похищенной девушки полиция предпочла пока сохранять в тайне, о деталях были осведомлены лишь несколько сотрудников, которым было поручено расследование – поиск бывших знакомых Ревекки, разговоры с ее подругами и с друзьями Пэнфилда, если таковые существовали в природе.

– Ага, значит, вам известно! – обрадованно воскликнул Виккерс.– Я поспрашивал школьных друзей Пэнфилда… Видите ли, они были знакомы раньше. Пэнфилд, похоже, был влюблен в Ревекку, а она… Не знаю, но, скорее всего, она его отвергла. Возможно, это произошло недавно, вот почему он взбеленился именно сейчас. А в доме Мак-Дуффа они бывали, и не раз. Вы же понимаете: ребята, приключения… И неплохое место для тайных свидания, кстати. Дом уже столько лет стоит пустой… В общем, я думаю, то ли Пэнфилд, то ли Ревекка, то ли все вместе они обнаружили этот ход и… Ну, понимаете.

– Так, – сказал префект.– Любопытная информация. Но ничего не дает.

– Как же, – возразил Виккерс.– Это объясняет, почему Пэнфилд открыл стрельбу, почему увел Ревекку и этого… второго… именно в дом Мак-Дуффа… и как они потом бежали.

– Сначала этот негодяй расстрелял туристов на набережной, – напомнил префект, – и лишь потом, и совсем в другом месте города, захватил Ревекку Коэн и Форбиндера.

– Да… Я думал об этом. Там, среди туристов, была такая… Моника Патанэ… Из Франции. Она улетела дневным рейсом – такой стресс, не захотела ни минуты оставаться… Я видел фотографию. Очень похожа на Ревекку. Очень. Скорее всего, Пэнфилд в первый раз просто ошибся. Пострелял, подскочил к этой француженке, увидел, что это не Ревекка, и… А потом…

– Проверьте, – бросил префект сержанту Каллингсу. Тот направился к телефону. Да, это была хорошая идея, это объясняло стрельбу на набережной. Нужно было додуматься раньше. К сожалению, когда все мысли направлены на то, чтобы немедленно спасти ни в чем не виноватых людей, не всегда удается продуктивно думать. Думать и действовать – две вещи несовместимые.

– Эта информация не позволяет, к сожалению, найти Пэнфилда, – сказал мэр.

– Почему же? – возразил Виккерс.– Я говорил с людьми… Видите ли, многие слышали – это было, правда, лет семь-восемь назад, они учились тогда в последних классах… В общем, Пэнфилд много раз звал Ревекку поехать с ним на Санди-Кейп, а она не соглашалась…

Санди-Кейп был пустынным мысом, вдававшимся в море в двадцати милях к югу от Порт-Артура. Здесь были неплохие пляжи, но удаленность от жилья так и не сделала Санди-Кейп посещаемым местом.

– И я подумал, а что, если… – продолжал гнуть свое Виккерс, но его уже не слушали; префект отдавал быстрые распоряжения, сержант Каллингс что-то кричал в телефон, а специалисты изучали карту побережья, соображая, как побыстрее добраться до злосчастного мыса.

Потом, когда все уже было кончено, префект, конечно, снял стружку со своих сотрудников. Почему, черт возьми, верную информацию раздобыл какой-то тихоня и недотепа Виккерс, а не «вся полицейская рать» Порт-Артура?

– Так ведь Виккерс задавал вопросы тихим голосом, – оправдывался сержант Каллингс, – и смотрел в глаза. А когда к дому с сиреной подъезжает машина, из нее вываливается распаренный полицейский в форме и при оружии и начинает громким голосом спрашивать разные глупости… Представьте себя на месте этих молодых людей, которым наверняка не приходилось прежде иметь дело с полицией…

* * *

Пэнфилд и не думал сопротивляться. Как потом оказалось, у него оставалась еще одна обойма в карабине, а пистолет был разряжен. Когда вертолет полиции завис над тихим пляжем и сержант Каллингс потребовал через усилитель сложить оружие, Пэнфилд вылез из кустов и начал что-то кричать, сложив ладони трубочкой. Его пристрелили на месте.

Заложников обнаружили в естественной пещерке ярдах в пятидесяти от берега. Ревекка забилась в темный угол и кричала «Не подходи!», а бедняга Форбиндер лежал у входа связанный и ругался длинно и очень витиевато.

Когда все погрузились в вертолет, подняв и тело Пэнфилда, полил дождь. Осень вступила в свои права.

1999