Читать книгу Будущее в три счета. Гадание по Книге перемен - Павел Бондаровский - Страница 3

Во времена, когда еще не существовало ни мифов как таковых, ни официальных религий, три-пять тысячелетий тому назад, взгляды на строение Вселенной у народов, населявших бассейн реки Хуанхэ, были достаточно твердыми, хоть и парадоксальными. Небо им представлялось бескрайним и одновременно круглым, земля – квадратной, но тоже бескрайней. А в центре Земли, и, по-видимому, под центром неба, располагался Китай, который тогда называли Срединной, или Поднебесной, страной.

Твердость воззрений распространялась у древних китайцев и на далекое прошлое, когда ни неба, ни земли еще не было, а был, как они полагали, хаос, нечто вроде туманности, в которой плавали мириады мельчайших частиц ци. Среди этих частиц были легкие, светлые (ян), постепенно поднимавшиеся, и тяжелые, темные (инь), медленно опускавшиеся. Таким вот образом разделившись, первые образовали небо, вторые – землю. Упрощенное, схематичное, примитивное – какое угодно, но в основе своей мало чем отличающееся от сегодняшнего – представление о процессах, происходивших на месте нашей Солнечной системы в невообразимые времена и завершившихся ее формированием в нынешнем виде около пяти миллиардов лет назад.

После того как небо и земля оказались на своих местах, из различных комбинаций тех же частиц ян и инь, из взаимодействия темного и светлого, женского и мужского начал возникло все живое и неживое, возникли природа и ее явления, движение и покой, тепло и холод, добро и зло. Все было естественно, необходимо, разбросанно и едино, как та изначальная туманность. Одно вытекало из другого, сливалось с другим, свет мог быть тьмой, а добро злом и наоборот – в зависимости от времени и ситуации. Причем все это происходило как в окружавшей человека Природе, так и в природе самого человека, как во внешней, так и во внутренней его жизни.

Однако найти объяснение чему-либо еще не значит познать его. Стихийность, непредсказуемость явлений, поступков, соотношений различных сил вызывали у человека естественное стремление уловить хоть какую-то закономерность, которую можно было бы уложить в стройную и понятную систему. Это было для него поистине жизненно важно. И, как нам сегодня известно, такие системы в разное время появлялись и становились «официальными», признанными во всех без исключения древних цивилизациях – шумерской, египетской, индийской, греческой… Возникла подобная система и в древнем Китае. Роль ее сыграла «Книга перемен».

Хроники свидетельствуют, что первый, фундаментальный слой ее текста существовал в законченном виде и был достаточно широко распространен уже в VIII–VII веках до н. э., создание же его началось значительно раньше. Впоследствии к первому слою добавились второй и третий, в целом составившие так называемый основной текст «И-Цзин». Кроме того, в книгу входят «десять крыльев» – десять комментариев к основному тексту, написанных разными авторами в течение V–III веков до н. э.

«„Книга перемен“, – писал один из самых авторитетных советских исследователей-и-цзинистов Юлиан Константинович Щуцкий (1897–1938), – имеет все права на первое место в китайской классической литературе – так велико ее значение в развитии духовной культуры Китая. Она оказывала свое влияние в самых разных областях: и в философии, и в математике, и в политике, и в стратегии, и в теории живописи и музыки, и в самом искусстве…» Эта характеристика «И-Цзин» написана ученым в 1937 году. Сегодня у него были бы все основания дополнить список областей, где сыграла свою роль «Книга перемен», множеством других. Но заметил бы он и то, как мало продвинулись мы за минувшие десятилетия в понимании этого удивительно необычного памятника.

Так или иначе, вполне современно и в наши дни звучит точка зрения на «И-Цзин» и проблемы его изучения, высказанная выдающимся китайским философом Чэн Ичуанем (1033–1107): «Книга эта столь широка и всеобъемлюща, что через нее мы надеемся встать в правильное отношение к законам нашей сущности и судьбы, проникнуть во все причины явного и сокровенного, исчерпать до конца всю действительность предметов и событий и тем самым указать путь открытий и свершений. Да, можно сказать, что совершенномудрые авторы ее достигли наивысшего в своих заботах о последующих поколениях. Хотя мы уже далеки от тех древних времен, но до нас еще сохранились завещанные ими основные тексты. Однако толкователи прежних времен утратили их смысл и передали лишь слова, а их последователи только произносят эти слова и забывают об их сути… Я, живущий на тысячелетие позже, боюсь, что такое писание померкнет и исчезнет, и я хотел бы, чтобы люди будущих времен по этому течению взошли к его истокам…»

Обращение Чэн Ичуаня было услышано. «И-Цзин» продолжали исследовать не только в Китае; с течением веков он привлекал все большее внимание и в других странах как памятник культуры и мысли поистине мирового, общечеловеческого значения.

«Я в свою очередь изучил эту книгу, – писал один из крупнейших философов старой Японии Ито Тогай (1670–1736), – и вижу, что она совмещает в себе оба принципа – как мантику, так и философию. Но главное в ней – это понятия чувства и любви».

Ито Тогай не успел издать свой труд об «И-Цзин», это сделал его сын Ито Дзэнсё, тоже ставший ученым. В предисловии к книге отца он так выразил собственное отношение к «И-Цзин»: «По этой теории, избегая переразвития, живя в самоограничении и бдительно наблюдая за правильностью своих отношений с людьми и своего положения среди них, при напряженной работе над собой в этих направлениях, можно достичь совершенства. Работая во благо, действовать по мере сил, но не различать возможности и невозможности данной временной ситуации; а желая осуществить благое вопреки создавшимся условиям, не только нельзя подчиняться им, но даже надо разрушить эти условия. Вот чему учит „Книга перемен“. Если же говорить, что она поучает стремиться к выгодному и избегать вредного, то это поверхностное суждение».

Оставим без комментария мнение Ито Дзэнсё о том, чему учит «И-Цзин». Кое-какие сравнения у читателя все равно возникли сами собой. А обратим внимание на употребленное Ито Тогаем слово «мантика», означающее в переводе с греческого «искусство прорицания», или же проще – гадание. Но прежде чем перейти к рассказу о собственно гадании по «Книге перемен» и чтобы лучше понять его современную технику, вернемся к самым истокам «И-Цзин» – ко временам, когда прорицатели в древнем Китае предсказывали людям судьбу по трещинам на панцире черепахи и по узорам на листьях тысячелистника.