Читать книгу Симфония дрейфующих обломков - Павел Галандров - Страница 3
Один день из жизни Копченого
ОглавлениеЧерный необъятный сарафан с расшитым звездным узором все сильнее окутывал суетливую столицу. Очередной осенний день неизбежно уносился прочь, и вместо солнечного света на караул заступил электрический. Когда Москва целиком погрузилась во тьму, у обочины Ленинградского шоссе затормозило такси.
– Дальше дойду пешком, благодарю! – взволнованно произнес пассажир и поспешил выбраться из автомобиля. Таксист безучастно пожал плечами, завершил заказ на своем телефоне и, взвизгнув колесами, умчался вдаль, в поисках новых клиентов и собеседников.
Вышедший мужчина закутался в плащ, сжал под мышкой кожаный портфель и быстро зашагал прочь от трассы, вглубь темных переулков. Справа от него в чернильное небо врезались узорчатые башни из красного кирпича с белыми стрельчатыми окнами. За ними возвышалась крыша романтического замка – архитектурного метиса неоготики и пышного классицизма, затерявшегося среди скучных многоэтажек. В ночи очертания замка становились еще вычурнее и нереальнее – казалось, что из его ворот вот-вот появится конный экипаж императрицы и умчится по асфальтированному тракту, под взгляды ошалевших таксистов, в сторону имперской столицы – Санкт-Петербурга.
Но незнакомец не отвлекался на фантазии – не глядя по сторонам, он стремительно прошагал вдоль кирпичной стены; из его ноздрей вырывался отрывистый свист, а глаза сосредоточенно смотрели под ноги и напоминали зрачки хищной птицы, высматривающей в степи неосторожного тушканчика. Миновав бывший императорский замок, мужчина затерялся среди густых парковых деревьев, но вскоре вынырнул к переулку и подошел к темному двухэтажному особняку, скрытому от посторонних глаз чугунной решеткой и шеренгой раскидистых кленов. Сквозь них виднелись лишь четыре античные колонны, подпирающие классический треугольный портик, на котором красовался белый медальон с размашистым вензелем «Л.М.»
Черный силуэт приблизился к калитке, и через пару секунд она со скрипом отворилась. Хозяйской походкой незнакомец подошел к парадной двери и проскользнул внутрь. Оказавшись в холле, он повесил плащ на медный крючок в форме лебединой шеи и поднялся на второй этаж по изящной лестнице с волнообразными перилами. Над его головой на фоне лазоревой стены возвышались картины с изображением туманных пейзажей и грустных красавиц, склонивших смуглые головы в загадочных раздумьях. Поднявшись, он направился вдоль зала с причудливой мебелью из красного дерева и коллекцией старинной посуды.
Этот дом, спрятанный в лабиринтах Петровского парка, когда-то был в центре пристального внимания всей московской публики. Он изумлял и поражал, как и его владелец – купец Рябушинский, мастер оригинальных безумств и яркого эпатажа. Еще на подступах к дверям особняка, именуемого в те времена «Черным лебедем», гостей встречали павлины, гуляющие вдоль фонтанов, пальм и экзотических кустарников. Неподалеку на привязи лежал леопард, исполняя роль сторожевого пса. Внутри «Черного лебедя» Рябушинский знакомил со своей изумительной коллекцией – стрелами гвинейских дикарей, редкими фарфоровыми изделиями, полотнами старинных мастеров… Однажды дом постигло несчастье – внезапный пожар уничтожил купеческую коллекцию. А вскоре случилось событие. еще более ошеломляющее – Рябушинский проиграл «Черного лебедя» в карты некоему Леону Манташеву, который оставил на память о себе размашистый вензель на портике.
С тех пор минуло много лет, и недавно в нем поселилась новая загадочная личность… И хотя здесь уже не устраивались эпатажные пиры и не гуляли экзотические звери, все же местные жители с опаской отнеслись к новому хозяину особняка. Он не любил ни с кем общаться, а если и прогуливался, то в сопровождении высокого мрачного типа с гладко выбритой головой и угрюмым непроницаемым взглядом. Большую часть времени хозяин проводил в каких-то непонятных разъездах, а по ночам из форточек верхнего этажа шел едкий дым со странным химическим запахом. Вероятно, поэтому жители ближайших домов за глаза стали называть его «алхимиком»…
Сегодня он возвратился в «Черный лебедь» позже обычного. Глаза хозяина горели в предвкушении важнейшего события в его жизни. Пройдя главный зал, он оказался в своем рабочем кабинете, где облегченно выдохнул. Широкий письменный стол был заставлен колбами и пробирками с различными экстрактами, а на его углу лежала стопка потрепанных книг, исписанных тетрадей и бумажных листов с карандашными набросками. «Алхимик» схватил несколько верхних клочков бумаги, поджег их и бросил в камин, в компанию к поленьям. Через несколько минут прохладная комната наполнилась теплом и озарилась рыжеватым мерцанием.
«Алхимик» специально не стал зажигать свет – только натуральный огонь мог погрузить его в атмосферу, в которой он сейчас так нуждался. Расположившись в любимом кожаном кресле перед полыхающим камином, он извлек из портфеля несколько тетрадных листов. Лицо его расплылось в победоносной улыбке, глаза светились особым нервным азартом. Хищник высмотрел долгожданного грызуна.
– Наконец-то я раздобыл эту формулу! – прошептал он с волнительным придыханием. – Я сделаю это! Сегодня будет проведен величайший эксперимент в истории человечества!
* * *
Хозяин особняка расправил на коленях помятые листы и стал водить по ним худощавым указательным пальцем.
– Так… этот элемент с сочетанием с бериллием активизирует мозговую активность, а этот… стимулирует голосовые связки и соединяет речь и мышление… Черт подери, рискованно, но наука и так не для трусливых…
Он отложил записи, подбежал к столу и искусно, подобно бармену с многолетним стажем, влил в пустую колбу несколько химических элементов. По кабинету разнесся один из тех неповторимых запахов, которые сопоставимы разве что с ароматами мужской раздевалки фитнес-клуба и из-за которых «алхимик» получил свое средневековое прозвище.
Гремучей смеси свекольного цвета оказалось мало, и хозяин выдавил в колбу несколько капель крови, сделав надрез на своем пальце. На запахе это не отразилось – с подоконника послышалось недовольное фырканье. Там, подложив под себя лапы, вальяжно и умиротворенно дрых упитанный кот тайской породы. Пятнистый лунный шар, бледневший в оконном проеме, заливал и кота, и подоконик голубым мистическим светом. Глаза зверя были прикрыты, черный нос сливался с окантовкой морды такого же цвета. Только слегка дрожавшие уши выдавали в его безликих очертаниях признаки жизни. За волевой характер и «подгорелую» внешность он носил авторитетное прозвище «Копченый».
«Наглый и надменный, – говорил про него „алхимик“ – Но лучше него не найти! Эдакая дикая смесь энергии и спокойствия! Британцы скучны, бенгальцы утомительны, а такой, переменчивый, в самый раз – не даст заскучать…»
Сейчас хозяин тоже краем глаза посматривал на кота, наблюдая, как свет от горящих поленьев легкими всполохами играет на его неподвижной черной морде. Закончив манипуляции с пробирками и разноцветными эликсирами, «алхимик» последний раз сверился с записями, после чего бережно извлек из портфеля пузырек с мутной жидкостью, откупорил его и влил в свое сомнительное снадобье. Раздалось резкое шипение, колба наполнилась пеной.
– Замечательно! Реакция подтверждает теорию! Многолетние странствия по азиатским шаманам и африканским колдунам не прошли впустую! – довольно продекларировал хозяин, но поддержала его шумным бурлением лишь родная колба. Копченый уже не фыркал из-за испарений, а только монотонно сопел, не отвлекаясь на суету окружающего мира.
– Ну что же… Не будем откладывать великое на завтра!.. – уже чуть слышно сказал хозяин, взволнованно выдохнул и наполнил жидкостью новенький шприц.
Проверив иглу, он аккуратно подошел к коту, держа колющее оружие на всякий случай за спиной. Почесав лоб питомцу, он нагнулся к нему и с приторной любезностью произнес:
– Как поживаешь, мой копченый друг? Эх, знал бы ты, какую важную роль в истории я для тебя приготовил!.. Фантасты нервно курят под мостом!.. Ну ничего, сейчас сам убедишься, не буду тянуть тебя за хвост!
Он иронично хихикнул, затем со зловещей улыбкой выхватил шприц и быстро, но аккуратно всадил его в холку Копченого. Укол был опытный и безболезненный, но кот из своего профессионального приличия все же успел изобразить на морде презренно-оскорбительный вид.
«Алхимик» отошел от окна, плюхнулся в кожаное кресло, нагретое от каминного огня, и принялся внимательно наблюдать за подопытным зверем. Копченый сначала не проявлял беспокойства – его морда, похожая на подгоревшую оладью, неподвижно зияла перед оконным проемом. Но вскоре он явно почувствовал себя странно – начал усиленно чихать, широко раскрыл глаза цвета небесной лазури и принял сидячую позу, превратившись в копию египетской богини Баст. Он смотрел на хозяина, тот – на кота. Молчаливая дуэль со стреляющими взглядами продолжалась минут пять, после чего животное как-то неестественно откашлялось и произнесло:
– Что за хреновуха? Кхе-кхе, что со мной происходит?..
Хозяин восхищенно потер худощавые ладони и с упоением ответил:
– Ничего страшного, приятель! Просто сегодня ты стал говорящим!
Голубоглазый питомец продолжал недоуменно кашлять.
– Да-да… Усиленный кашель, сбивчивое дыхание, легкий озноб и недоуменная гримаса… Все верно! Как мне и говорил якутский шаман. Ты не бойся, скоро симптомы пройдут, и состояние придет в норму. Зато теперь ты можешь мыслить и рассуждать, как я! Понимаешь меня?
Кот продолжал осознавать произошедшее, поэтому ничего не ответил, но по его измененному взгляду было заметно, что он понял речь хозяина.
– Потрясающе! Гениальная формула! А я, дурак, не верил, что магия существует, считал всех шаманов и жрецов шарлатанами! А ведь они по-настоящему разбираются не только в человеческой психологии, но и в химических реакциях!
– Как это случилось?.. – снова послышался хриплый и неуверенный голос Копченого. – Неужели такое возможно?
– Химия творит чудеса! Утверждаю, как бывший преподаватель этого наиважнейшего предмета! – с важностью проговорил хозяин и кинулся к столу, чтобы сделать рабочие пометки в тетради.
– А что такое «хреновуха»? – тихо спросил кот, пытаясь разобраться в собственных произнесенных фразах.
– Настойка, для поднятия настроения и боевой решимости. Вроде знакомой тебе валерьянки, только эффект ярче. Но в твоем случае – это термин, обозначающий непонятную ситуацию с непредвиденным началом и непредсказуемым концом.
– Аа… – промямлил Копченый, пытаясь осознать сказанное.
– Нет, какого, а? Всего пара капель моей крови, то есть генетического материала, а ты уже произносишь мои коронные реплики! А выражение «рожа зад позорит» о чем-нибудь тебе говорит?
Копченый задумался, закатив небесные значки.
– Фраза означает, что человек уделяет слишком много внимания поддержанию тела и, в частности, ягодиц, в подтянутом спортивном состоянии, но при этом его или ее лицо подвержено возрастным изменениям и выдает все переживания прожитых лет… Правильно?
– Бесподобно! Даже я бы так не сформулировал! Действительно, когда со стороны задница выглядит как спелый орех, а рожа… Тоже как орех, только грецкий! Хехехе!
Копченый с каменной мордой смотрел на свое отражение в окне.
– Хмм… Ну да, сейчас не до юмора! – осекся хозяин. – Да и смеяться ты не умеешь. Впрочем, нам с тобой это не повредит. Главное – что мы теперь сможем произвести сенсацию!
– А как все-таки тебе это удалось, хозяин? – не отрывая глаз от отражения, поинтересовался кот. – Ведь что-бы звери понимали человеческие мысли и эмоции… Нужны миллионы лет, эволюция.
– А она уже произошла, только не здесь. Пока мы создаем искусственный интеллект, другие народы столетиями учатся разговаривать с животными, поскольку для них звери – часть их собственной судьбы. Африка, тундра, Тибет – там общение с природой является неотъемлемой частью их души. Местные духовные вожди давно придумали способы понимания друг друга человеком и его собратьями. Просто для воплощения их рецептов нужны были четкие знания химических реакций, а они были только у меня. Вот и результат! А что касается деталей – могу написать тебе формулу, только надо ли?
– Да, ты прав, лучше не рисковать. А то умру от передозировки информацией.
– Вот именно. Ты только входишь в мир мыслящих существ и королей природы! – и указательный палец «алхимика» многозначительно устремился куда-то в потолочно-космические сферы.
– Прям таки королей? – спросил кот. – Почему-то в моем подсознании возникло сомнение. Не знаю, с чем это связано, мне пока сложно уследить за ходом мыслей. Они вроде и мои, но как-будто приемные, не родные.
– Понимаю! Привыкай! А что касается сомнений – это из-за того, что нам, людям, в детстве внушили глупые стереотипы про львов и прочих особей. А на самом деле венец творения – homo sapiens!
– Кто?
– Я! И мне подобные. Запомни, тебе пригодится на будущее, для всех твоих девяти жизней, хехе!
Кот равнодушно моргнул и соскочил с подоконника, передислоцировавшись на диван около камина. Вид у него был озадаченный, но уже не такой испуганный, как десять минут назад. Видимо, вместе с человеческим мышлением пришло и осознание того, что сильные мира сего могут сделать с его тщедушным организмом все что угодно ради глобальных экспериментов или собственной честолюбивой прихоти. Для Копченого единственной «мировой силой», которую он мог постичь, являлся собственный хозяин, наблюдавший из-за письменного стола за всеми телодвижениями зверя.
– Знаешь, в чем разница между сном на подоконнике и диване, хозяин?
– Не имею ни малейшего представления!
– В первом случае от сна постоянно отвлекают птицы, а во втором – человеки.
– Хм… Не понял?
– Это шутка.
– Аа! Интересный юмор, кошачий.
– Так я же все-таки кот, хоть и с мутацией.
– Верно, но этим ты и неповторим!
И «алхимик» вновь забегал по кабинету, активно размахивая жилистыми руками. Если бы у него в руках была дирижерская палочка, а на груди – белоснежная манишка с бабочкой, то со стороны казалось бы, что гениальный маэстро репетирует перед предстоящим симфоническим концертом где-нибудь в Ковент-Гардене.
– В меня никто не верил! Считали, что я лишь заурядный преподаватель химии с бредовыми идеями о взаимосвязи мозга и химических реактивов. Но теперь я всем докажу, что я уникальный ученый! Они еще попляшут! Аудитория будет у моих ног!
Устав от выплеска давно копившихся эмоций, «алхимик», тяжело дыша, повалился в кресло. Негодующая экспрессия сменилась самодовольным умиротворением.
Внезапно его лицо вновь приняло озадаченный вид – он заерзал, похлопал себя по карманам и извлек из одного из них смартфон.
– Тааак, посмотрим… «WhatsApp» утверждает, что Хароныч онлайн. Это хорошо, что еще не уснул.
* * *
Через пару минут телефонной переписки дверь в кабинет отворилась, и на пороге показалась лысая и долговязая фигура Хароныча – того самого спутника «алхимика» по прогулкам в Петровском парке. Его настоящее имя было Елизар Чертанов, однако хозяин «Черного лебедя» дал ему шутливое прозвище, удачно отражавшее его невозмутимое лицо и довольно инфернальный облик. Он работал дворецким и по совместительству был другом юности «алхимика».
– Звал? – спросил Чертанов сонным голосом. С хозяином особняка он всегда общался на «ты», без иерархических и финансовых предрассудков.
– Да, заходи, Хароныч. Извини, что поздно. Не разбудил?
Хароныч молчаливо поводил головой.
– Смотри на результат эксперимента! – и хозяин указал ладонью на кошачью тушку.
Копченый покосился на Хароныча и произнес сиплым голосом с мурлыкающими интонациями:
– Я теперь по-вашему, мрр, говорить умею!
Дворецкий округлил глаза, но этим эмоциональная часть и ограничилась. Непростая жизнь, особенно в «Черном лебеде», уже приучила Чертанова к абсурдности и непредсказуемости происходящего, и поэтому даже говорящий кот произвел на него не такое ошеломляющее воздействие, как на любого другого смертного.
– Поздравляю, Лазарь! Добился своего! – восхищенным тоном сказал Хароныч. – Теперь у тебя будет собеседник поразговорчивее меня.
– Поглядим-поглядим! – самодовольно кивнул «алхимик» и закинул ногу на ногу.
– Если понадоблюсь – звони, я еще не ложусь. От такой новости даже сон пропал! – усмехнулся Хароныч.
Когда он исчез в проеме двери, Копченый спросил:
– А почему Хароныч живет в этом же доме? Нам без него еды бы больше досталось.
– А кто будет дом в порядке держать? Мне некогда – я весь в лабораторных опытах. А девицам из клининговых агентств я не доверяю. Может, тебе фартук с пылесосом выдать?
– Чувствую, хозяин, без человечьего языка у меня было больше шансов прожить жизнь в свое удовольствие…
– Ха! Да не переживай, Хароныч справится. И ест он немного в отличие, кстати от некоторых!
Кот уязвленно промолчал.
Лазарь с лукавой улыбкой продолжал рассматривать кота. В глубине души он считал себя Микеланджело, создавшим собственного Давида – пусть и не такого крупного и мускулистого, но по-своему уникального и непревзойденного.
– Как ощущения, Копченый? – спросил он, соединив подушечки пальцев в стиле психотерапевта.
– Першит и голова какая-то… кирпичная, – подобрал подходящий эпитет Копченый.
– Лучше говори «чугунная», врачам так понятнее, хехе! А озноб прошел?
– Прошел… – Копченый выглядел странно – на его морде возникло загадочное выражение задумчивости. На самом деле такое выражение обычно и бывает у заурядных отдыхающих котов, но в случае Копченого оно ассоциировалось уже с какими-то особыми мыслительными процессами, бурлящими в глубине шерстистой головы.
Он пристально посмотрел на Лазаря и уточнил:
– Хозяин… А зачем тебе вообще нужен был этот эксперимент?
«Алхимик», не отрывая подушечки пальцев друг от друга, ответил:
– В первую очередь для того, чтобы проверить собственные возможности! Любой человек в процессе жизни хочет понимать, что он не зря появился на этом гигантском вращающемся шарике. Ему нужно понимать призвание и ощущать признание. Въезжаешь, пушистый? Другими словами, в глубине нас есть внутренняя цель и потребность эту цель вывести изнутри наружу. А происходит это по-разному. В моем случае – от противного.
– Почему?
– Потому что свою цель иногда понять непросто. Человек рождается и существует по определенным шаблонам, мчится по сложившейся жизненной траектории – как его родители, друзья, герои любимых комиксов или кинофильмов. И может так существовать вплоть до смерти. А может, наоборот, произойти «встряска», после которой он уже не будет прежним. Со мной произошла такая встряска. Мне всегда хотелось делать две вещи – преподавать детям и постигать тайны, и я наивно полагал, что эти увлечения можно легко совмещать. Но меня быстро образумили – когда я начал вместе со своими учениками проводить необычные опыты, пытаясь изучить действие на мозг различных препаратов, руководство школы стало поджимать хвост. То ли из-за испуга попасть на страницы газет, то ли из-за типичной бюрократической боязни всего необычного. Другими словами, мне отчетливо дали понять, что я должен либо закончить рискованные эксперименты, либо добровольно покинуть учебное заведение. И дерзость победила чадолюбие – я захлопнул за собой школьную дверь.
– Мрр, да, хозяин, наверно этот выбор дался непросто.
Еще бы! Я чуть не ушел в запой из-за невостребованности и неверия в меня со стороны своих же коллег! Но я все же выкарабкался. Знаешь, Копченый, в России толковый химик точно не пропадет – я предложил услуги крупной нефтяной компании, разработал несколько прибыльных научных проектов и благодаря им получил этот симпатичный особнячок, где мы так мило беседуем. Вполне достойная оплата многолетним интеллектуальным усилиям, не так ли?
– Так то оно так… Только зачем все же понадобился эксперимент именно со мной?
– А ты до сих пор не понял? Амбиции, Копченый! Мне необходимо было закончить этот эксперимент, чтобы победить в нелегкой битве!..
– С кем?
– А с самим собой. С собственной неуверенностью и безволием. Самое страшное в нас – это сомнения, которые, как черви, точат органы изнутри и заставляют топтаться на месте. И в этом случае рано или поздно наступает момент, когда тело настолько изгрызено личинками нерешительности, что превращается в труху и уже физически неспособно сделать хотя бы шаг вперед! А я не хочу такого финала и делаю все, чтобы двигаться как можно дольше и дальше! И ты будешь это делать вместе со мной, хехе!
Копченый внимательно слушал Лазаря, и на его морде отчетливо отражалось понимание произносимых фраз. Но последняя ему явно пришлась не по вкусу.
– Хозяин, я очень за тебя рад, но зачем свое стремление покорять мир ты распространяешь и на остальных? Я, конечно, зверь мелкий, декоративный, но это не означает, что готов подстраивать свою судьбу под человеческие амбиции. У вас их много, а у меня жизнь короткая, насколько теперь понимаю, потому еще более ценная.
– В том то и дело, пушистость! Ты проживешь свою жизнь так ярко, как еще никто не проживал из твоих собратьев по хвосту! И я все это организую, я создам сенсацию! Самый знаменитый русский кот мира! Бегемот отдыхает!
– А что, бегемота тоже научили говорить?
– Да нет, это так – литературная аналогия. Жаль, еще читать не умеешь, а то прочитал бы про других необычны котов.
– Спасибо, я уже успел изучить некоторых – до того, как ты меня подобрал у водосточной трубы.
– Это совсем другие коты, не надо сравнений!
– Другие, но зато живые, а не бумажные. Людей ты же тоже по яви, а не по книгам судишь.
– Хм… Верно, не буду спорить. А ты все же малый не промах! Не зря специалистка меня убеждала, что тайские коты – образцы интеллекта и сообразительности!
– Да, не без этого. И мне хватает ума понять, что мой привычный образ жизни – самый замечательный из всех. Один раз меня его уже лишили предыдущие хозяева, выставив на улицу из-за аллергии их новорожденного ребенка… Не хочу я никаких сенсаций, хозяин. Сегодня и так произошла одна, к ней бы для начала привыкнуть…
– Хочешь сказать, что тебе не нужна известность? – опешил от неожиданности Лазарь. – Даже когда для тебя уже все сделали, и осталось лишь эффектно появиться на публике?!
– В том то и дело, что ты все сделал без меня и не для меня, а для удовлетворения именно своего честолюбивого аппетита. А теперь ты хочешь вытащить меня из уютного кошачьего мира, к которому с детства приучала природа. Только мне то это зачем? Созерцать жизнь у меня и с дивана хорошо получается!
– Надо не созерцать, а созидать! Ничего ты не понимаешь! Зверье примитивное! Неужели можно получить удовольствие от того, что торчишь до смерти в четырех стенах?! Это бредятина!
– Не кипятись, хозяин. Давай по порядку. Да, я живу с тобой уже четыре года под одной крышей. Ты постоянно бегаешь где-то вне дома, я же все время нахожусь в доме или на лужайке перед домом. Что нужно для того, чтобы ощущать себя счастливым? Для меня, как кота, требуются четыре вещи: чувства сытости, защищенности, загадочности и гармонии. Кормом я обеспечен благодаря стараниям Хароныча. Глядя на улицу через окна или прутья решетки, я ощущаю свою защищенность от внешних угроз – таких, как бродячие собаки, полоумные коты или проливные дожди с градом и молнией. Загадочность – наиболее зыбкая из всех сфер, необходимых для счастья. В ней есть какой-то оттенок легкой тревожности. Ее я ощущаю, когда смотрю на луну, опадающие листья или проходящих пешеходов. Какие тайны скрывает ночное светило? Куда спешит пешеход с мерзкой болонкой на поводке? Вырастут ли на дереве новые листья, вместо тех, которые скрючились под моими лапами?..
– Почему же им не вырасти? Придет весна, и все родится заново. – непривычно тихо ответил «алхимик», напряженно сгорбившись в своем кресле и глядя на последние тлеющие угли за каминной решеткой.
– Кто знает… Вдруг дерево не доживет до весны? Или не доживет смотрящий на эти листья? – задумчиво сказал кот. – Но ты прав, хозяин – надо верить! Что когда-то придет весна, и что завтра ночью небо снова озарится лунным сиянием. Поэтому, когда я вижу вокруг знакомые стены и привычную миску в углу, я понимаю, что все на своих местах и что в мире существует гармония! Та самая гармония, которая так очевидна для меня и столь непостижима для вас, суетливых людей.
Лазарь не ответил. Ему стало невыносимо тошно от мысли, что поиски своего места в жизни и завоевание авторитета – всего лишь человеческие иллюзии, созданные людьми в процессе выживания и конкуренции. «Может, действительно, весь смысл бытия открывается, если целыми днями сидеть на подоконнике и наблюдать за сменой дня и ночи, времен года, собачонками и пробегающими прохожими? Нет, это непостижимо и глупо. Хотя… Откуда мне знать? Я же и дня в своей жизни не сидел напротив окна просто так, часами напролет».
«Алхимик» медленно поднялся и озадаченно зашагал по кабинету. Копченый со спокойным любопытством наблюдал за его шаркающими движениями, давая время поразмыслить над сказанным. Наконец, хозяин остановился и недобро поглядел на не в меру разговорившегося питомца.
– Значит, Копченый, ты не хочешь поблагодарить меня за то, что я наделил тебя уникальной возможностью говорить и понимать по-человечьи?
– Хочу. Спасибо, хозяин. Только чем сильнее в моей голове кипят человеческие мысли, тем отчетливее я понимаю, насколько они тяжелы и надуманны. С ними будет тяжело существовать. Сочувствую вам, человекам!
– Надуманны, говоришь? А тебе не кажется, что ты так снисходительно рассуждаешь о людях только потому, что сам находишься в тепле и заботе? Может, и другие коты, с которыми ты дрался у водосточной трубы, думали только о листопаде и восходящей луне? Нет, я не поверю в это! Они воевали за свое место на этом чертовом шарике! Потому что это единственный способ доказать всем, и в первую очередь самому себе, что не зря появился на свет и можешь что-то из себя сотворить! Но ты явно потерял способность бороться. А потому и считаешь себя в праве унижать своего добродетеля, называя дело его жизнь «надуманностью»! Неблагодарный звереныш! Ну ничего – проведем еще один эксперимент. Посмотрю после этого, какие философские инсинуации польются из твоей мохнатой башки!
Лазарь судорожно набрал номер на телефоне и поднес его к пунцовой щеке.
– Хароныч! Не спишь? Подойди, ты мне срочно нужен!
Кот с вытаращенными глазами смотрел на «алхимика». Даже если бы Копченый не понимал слов, то по одним гневным интонациям и неистовым метаниям по кабинету он бы догадался, что «благодетель» готовит какую-то пакость.
В дверной проем просочилась вытянутая лысина Чертанова.
– Так, Елизар, избавь меня, пожалуйста, от этого мерзкого существа. Никогда не думал, что говорящий кот за полчаса способен довести человека до нервного срыва! Надо было собаку домой тащить, а не эту ленивую харю! Отправь его во двор и не пускай без моего разрешения. И не корми! Надо слегка нарушить его четыре чувства счастья, чтоб не повадно было! Все понял? Давай тащи его с глаз долой!
Кота удалось поймать ценой расцарапанного дивана и нескольких расколотых склянок, которые Елизар задел, гоняясь по кабинету за котом. По комнате распространилось такое зловоние, что Копченый был даже рад оказаться в крепких, но в меру осторожных клешнях дворецкого. Они прошли через залу, слыша в спину матерные выкрики Лазаря, собиравшего с ковра стеклянные осколки с новым уникальным эликсиром.
Копченый сдавленно сопел, в унисон ему посвистывал волосатыми ноздрями Хароныч, аккуратно держа кота под мышкой.
– Харооныч!.. Отпусти, будь человеком, – кряхтел кот, стараясь высвободить шею.
– Сиди смирно! Раз попросили, значит, так надо! Меньше будешь пререкаться перед хозяином! Он тебя от голодной смерти спас, а ты его нервируешь! – с отеческим укором пропыхтел сквозь зубы дворецкий.
– Да я не хотел! Так, немножко мыслью растекся! – стараясь надавить на жалость, пропищал зверь.
– А не надо растекаться! Мысль для только и создана, чтобы осмыслять, а не озвучивать! Отсидишься под звездами, новые слова подучишь и вернешься! Лазарь отходчивый!
Они спускались по лестнице – до парадной двери оставалось не больше двадцати шагов. Копченый не был столь уверен в сердобольности хозяина, и перспектива мерзнуть на осеннем ветру его не очень завлекала. Поэтому он пустил в ход необычное для себя оружие, сам толком не понимая, как до него додумался:
– Хароныч… А как ту женщину зовут, которую ты иногда в дом приводишь? Ты еще с ней на кухне уединяешься, пока хозяина нет…
– Амалия, – машинально ответил Хароныч. – А что?
И тут он замер как вкопанный посреди лестницы. Он догадался, но было уже поздно.
– Да так… Ничего. Интересно просто, – удовлетворенно прохрипел Копченый и окинул своего надзирателя надменно-хитроватым взглядом.
– Ах ты!!! Чтоб тебя! – только и мог выдавить из себя побагровевший Елизар.
– Ну извини! Кому же в октябре ночь под забором провести охота? Давай заключим сделку – ты меня тайно оставляешь на нижнем этаже до распоряжения хозяина, а я про чужих гостей навсегда забуду.
Ладно, хрен с тобой, договорились! – угрюмо буркнул Хароныч и презрительно скинул ношу на дубовый паркет. Кот предусмотрительно отскочил в дальний конец коридора и стал оттуда деловито посматривать на Хароныча. Если бы не специфическая внешность обоих, то они вполне походили бы на двух брутальных парней из голливудского вестерна, уважительно глядящих друг на друга, держа при этом загорелые пальцы на незаметно расстегнутой кобуре.
– Никогда нельзя доверять живым существам!.. – щурясь, сказал Елизар. – Могут подставить в самый неожиданный момент.
– Даже Амалия, мрр? – поинтересовался из темного угла кот.
– Даже она. Хотя у нее вряд ли хватит на это смелости. Пожрать то хочешь? Раз мы нарушили один запрет, уже нет смысла соблюдать другой.
– О, отличная идея! А ты не такой жестокий, каким мне казался раньше! Мяу!
– Спасибо за откровение. Ты тоже не такой тупой, как многие домашние животные. А почему ты мяукаешь? Нравится комбинировать два языка?
– Сам не пойму… Вырывается это привычное «мяу», и все тут.
Хароныч удалился на кухню, откуда вскоре раздался скрип холодильника и лязг консервных банок. Копченый обвел голубоглазым взглядом коридор, увешанный символисткими картинами. На одной из них, висевших над лестницей, холодная восточная красавица сидела на пестром диване и надменно смотрела перед собой. «Ну и что ты здесь забыл? – будто говорили ее огромные глаза, наполненные печальной усталостью. – Коты не должны лезть в человеческие тайны, у животных достаточно своих внутренних миров, которые неподвластны людям. В этом вся прелесть бытия и благородный замысел природы!»
Вскоре его тонкий нюх начал улавливать ароматы еды, доносившейся из кухни. Разгоравшийся аппетит и врожденное кошачье любопытство заставили Копченого выйти из полюбившегося угла и пройти поближе к источнику приятного запаха. Он незаметно прибежал на кухню и увидел Хароныча, который привычными движениями накладывал мясные кусочки в его стальную миску. Неожиданно Хароныч отвернулся и пошел в другой конец помещения – к ящику, где стояли баночки с лекарствами и различными ядовитыми порошками, которыми иногда травили мелких насекомых. Копченый не знал, что именно искал Чертанов, но он четко видел из-за угла, как тот взял пузырек с яркой будто предостерегающей этикеткой, вернулся к миске кота и выдавил в нее несколько капель из подозрительной склянки. Копченый похолодел – он догадался, что его хитроумная выходка, именуемая в межчеловеческих отношениях «шантажом», теперь может стоить ему жизни – причем вряд ли первой из девяти, скорее всего – единственной и неповторимой.
* * *
Хароныч с миской невозмутимо двинулся в его сторону. Кот, дрожа и судорожно отталкиваясь тонкими черными лапами от паркета, попятился назад.
«Что предпринять? Есть все равно захочется рано или поздно… Значит, надо выбрать меньшее из зол!» – с этой мыслью Копченый молниеносно помчался назад, в кабинет «алхимика». Перескакивая через две ступени, он взлетел на второй этаж и помчался по темному залу к заветной двери кабинета. К счастью, она не была захлопнута – прорезалась узкая полоска света, через которую продолжали сочиться зловония – издержки жизни химиков-практиков. Кот интуитивно чувствовал, что Хароныч заметил его на кухне и тоже обо всем догадался. Теперь они играли на опережение, но преимущество было на стороне более быстрого от природы существа. Пока Елизар, тяжело кряхтя, взобрался по парадной лестнице, кот уже прошмыгнул в научную обитель своего хозяина.
– Меня хотят отравить! Спаси! Спаси меня от него! – завопил кот, испугавшись звука собственного крика.
Лазарь прервал опыт, швырнул на стол очки и недовольно уставился на питомца.
– Ну что опять случилось? Почему ты до сих пор тут? Ты же наказан!
– Хозяин, если ты отдашь меня Харонычу, мое наказание будет куда суровее, чем ты можешь себе представить! Скорее всего ты меня вообще больше живым не увидишь!
– Что за ерунда? Объясни!
– Он хотел отравить меня! Я видел, как он налил мне в миску каких-то капель, и они явно не для улучшения пищеварения!
– Эээ… Не может быть, не верю!
– Готов поклясться! Он хочет…
В эту секунду дверь распахнулась, и в ее проеме застыла фигура запыхавшегося, багрового Хароныча.
– Вырвался, гад! Прости, сейчас я его точно выставлю! – сказал он, виновато глядя на Лазаря.
– Хароныч, это правда? Ты хотел его отравить?
Елизар отчаянно замотал головой и недоуменно насупил брови.
– Да ты что, как я могу? Фантазия у него разыгралась, отомстить мне хочет!
– Хм… Ну это легко проверить – принеси мне миску, проверю ее содержимое.
– Только не ешь, хозяин! – на всякий случай пропищал кот.
– Не переживай – не дождешься, что концы отдам! Просто проверю химсостав – для меня это раз плюнуть. Ну, Хароныч, принесешь или мне самому спуститься?
Чертанов тяжело выдохнул, будто проиграв крупнейшее пари в своей жизни, сокрушенно повалился на диван и кисло посмотрел в глаза другу.
– Прости, Лазарь. Я действительно сглупил… Хотел дать ему успокоительных капель, чтобы не нервничал, но когда вышел из кухни, то сообразил, что перепутал пузырьки. Хотел тебе сообщить, но этот опередил уже.
– Не верь ему, ничего он не путал! С такой хладнокровной мордой не путают! Мяу! – горячился Копченый, из которого продолжали ни к месту вырываться кошачьи междометия.
– Черт подери! Зачем ты хотел отравить его?! Это же мой единственный питомец! Завидовал? Хотел, чтобы я никому не смог доказать свой научный прорыв? Или какая-то другая гнусная причина?!
– Хароныч открыл рот, чтобы возразить, но Лазарь не хотел его слушать – он неистово жестикулировал и яростно испепелял глазами своего, как он считал, лучшего друга и соратника.
– И ты смог бы это сделать? Так гадко меня подставить?! Никогда не ожидал от тебя такого поведения! «Нельзя доверять живым существам» – не твоя ли любимая фраза? Теперь она и тебе самому аукнется! Собирай вещи, н хочу больше видеть тебя в своем доме! Как мне все это надоело – кругом одни предатели и нервные раздражители! Один говорить на публике не хочет, другой травит втихаря!.. Пошел вон, Елизар! Разозлил ты меня!
Чертанов хотел вновь что-то возразить, но то ли понял бессмысленность оправданий, то ли в нем взыграла внутренняя растревоженная гордость – он лишь тихо произнес «прощай» и, не оборачиваясь, быстро вышел из кабинета. «Алхимик» проводил его презрительным взглядом, закрыл дверь и приземлился на диван к Копченому. Пару минут они сидели молча, собираясь с мыслями. Вместо облегчения в воздухе повисло тягостное чувство, какое бывает при лишении чего-то важного – того, что начинаешь ценить только после утери или исчезновения.
– Твою налево!.. И зачем я на него накричал? Может он и правда хотел тебе успокоительное влить?
Лазарь покосился на кота – тот лишь обидчиво пошевелил усами и отвернул морду к окну.
– И как можно мне не верить? Я же даже врать еще не научился!.. – с досадой промурлыкал он.
– Кто вас знает! Ну так чего, паленая пушистость, будем компаньонами? Завтра утром позвоню своему приятелю, нам устроят пресс-конференцию!
– Ох, боюсь я, хозяин. Что я им могу сказать? Кому интересна жизнь домашнего кота?
– Важно не что, а кто. Говори хоть про луну и гармонию – наплевать. Главное, что это именно ты говоришь!
– А что потом? Новая конференция? Мне же отдыхать нормально ен дадут, разрушат всю гармонию. Ты пойми, хозяин: зачем стремиться к тому, что все равно не принесет никакой радости?
– А ты уверен, что не принесет?
– Конечно! Я прожил уже семь лет, у кота это приличный срок для формирования своего мировоззрения. И в нем как-то нет места для конференций…
– Засранец ты! А вот кормить не буду, по-другому у меня запоешь!
– Тогда я, мрр, говорить не стану! И ты останешься в дураках! – презрительно фыркнул Копченый.
– Шантаж? Где успел научиться?
– Думаю, что человечий разум и не тому научит.
«Алхимик» затрясся и с ненавистью сжал кулаки. Дело его жизни, как деревянный фрегат, готово было разбиться о скалу лени и непонимания, которые исходили от маленького существа – насколько незначительного, что его можно было убить одним ударом кулака или задушить лишь легким нажатием пальцев…
Раздался резкий щелчок деревянной рамы. Окно «Черного лебедя» на втором этаже распахнулось, и темная тушка, похожая на гантель, полетела из него на землю с огромной скоростью. К счастью, Копченый успел перекувырнуться в воздухе и приземлиться, как подобает настоящему коту, на все четыре лапы. Он отряхнулся, облизал бока и прыгнул на каменную скамейку, стоящую рядом со стеной особняка. Ветер вздыбливал под шерсть и неприятно холодил кожу, но это было куда безопаснее, чем находиться внутри дома.
«От меня хотят избавиться третий раз за последние два часа! Рискованно быть человеком!» Копченый устроился поудобнее, поджал под себя лапы и принялся разглядывать лунные пятна, чтобы отвлечься от тягостных раздумий.
– Вот ты где! Неожиданно! – раздался рядом знакомый голос, заставивший Копченого похолодеть теперь уже изнутри. Перед ним, в темноте, взявшаяся из ниоткуда, стояла долговязая фигура Чертанова. «Четвертая попытка!» – в ужасе мелькнуло в голове зверя.
– Мыыыу! – сиреной взревел кот и на всякий случай зашипел и оскалился.
– Да не парься, не трону тебя! Уже смысла нет! – примирительно махнул рукой Хароныч. – Через полчаса меня здесь уже не будет, так что жри свой корм с чистой совестью – я поменял миску!
– Ммм… – проворчал кот, но все же ослабил боевую стойку.
– Ты, наверно, не поверишь, – продолжал Хароныч, присаживаясь на край скамьи. – Но я тебя действительно не решился бы отравить. Уже собирался развернуться и выбросить корм, когда увидел твой силуэт и понял, что ты на меня доносить побежал. Хотя, может это и к лучшему. Моя слабость понесла наказание по заслугам.
– Рад, что признаешь это, – кивнул кот. – Мне, наверно, тоже следует извиниться: не стоило вспоминать Амалию, этим я тебя сильно огорчил.
– Увы, так и есть. Амалия – моя отдушина и причина моих проблем одновременно…
– Как это?
– А вот так. Люди иногда обожают источник своих страданий. Эдакий извращенный элемент нашей эволюции, хехе. А началось все довольно банально – я тогда служил в ГБОСе -группе борьбы с оккультистами и сатанистами. Говоря проще, наше подразделение выслеживало и пресекало сборища разных укуренных ублюдков и извращенцев, которые мнили себя искателями великих тайн и последователями философских учений. Сейчас его уже не существует, но когда-то мы были на хорошем счету у руководства. Я имел хорошую военную выучку и относился к работе, как относился бы конюх к необходимости каждый день подчищать вольер за жеребцами – муторно, но привычно. Но однажды ко мне около отделения подбежала женщина – она сразу, как говорится, запала мне в душу. И не потому, что была до смерти напугана и выглядела беззащитной. Было в ней непостижимое очарование, которое мужчина фиксирует сразу, даже не отдавая отчет собственным эмоциям. Думаю, котам такое чувство тоже знакомо?
– Я благополучно кастрирован.
– А, я забыл. Сочувствую. А может, в чем-то и завидую – жизнь убедила меня, что инстинкты чаще создают дополнительные проблемы, чем доставляют удовольствие. Так вот, эта женщина со слезами сообщила мне, что получила звонок от своей единственной дочери, которая попала в нехорошую компанию, но, как часто бывает, слишком поздно осознала это. Она звонила из Подмосковья, с одной из заброшенных усадеб, куда ее привезли «друзья по секте», заранее накачав препаратами. Мать была шокирована, и после разговора с со своим ребенком немедленно примчалась в наше отделение, где ей и предложили обратиться ко мне. На тот момент я был давно разведен, дочь моя училась в другом городе, а потому случайная встреча пробудила во мне давно забытые романтические эмоции. Разумеется, я сделал все возможное, чтобы помочь этой женщине, которую, как оказалось, звали Амалия. Мы с ребятами проследили звонок и определили местоположение – это оказалась заброшенная усадьба Воронцовых-Дашковых, где-то на юго-востоке Москвы. Заверив Амалию, что разберемся с ее делом, мы вскоре выехали на место – к счастью, у нас не было более срочных вызовов. Чтобы не спугнуть сатанистов, мы прошли к особняку пешком, через парк, который на закате выглядел весьма зловещим – было понятно, что место выбрано не спроста. Найти секту не составило особого труда – она находились внутри заброшенной усадьбы, которая когда-то давно, по словам самих сатанистов, имела прямую связь с масонскими обрядами. Когда мы их повязали, оказалось, что они уже успели прикончить одного из своих – тот должен был выйти на связь с бывшими обитателями усадьбы и потом в виде духа сообщить приспешникам «тайны подлинного мироустройства». Короче говоря, прикрывали высокопарным бредом ритуальное убийство. Но дочери Амалии нигде не было. Я уже решил, что ее тоже прикончили и сбросили куда-нибудь в овраг, но решил для успокоения души прошерстить окрестности, пока окончательно не стемнело. Во время поисков один из моих товарищей обнаружил девицу неподалеку – в ротонде у паркового пруда. Она была измождена и запугана. Я велел товарищу уйти за остальными, а сам остался с девицей – это была дочь Амалии, она соответствовала словесному портрету. «Вы меня отправите в колонию? Погубите меня?» – спросила она еле слышно и посмотрела на меня такими глазами, какими смотрят на своего убийцу, понимая, что минуты сочтены. Жуткое ощущение, которое, как ни странно, в тот момент я испытал впервые.
Хароныч запнулся, чтобы перевести дух. Ему было тяжело говорить, но Копченый понимал, что он – единственное существо, которому дворецкий может и хочет излить душу, а потому не прерывал монолог, ожидая окончания истории.
– Я понял, – продолжал, передохнув, Хароныч. – Что если я упрячу эту девушку за решетку вместе с остальными, окончательно разрушу ей жизнь. То, что она решилась сбежать из этого злополучного места и позвонить матери, уже говорила об ее раскаянии и неописуемом страхе. Теперь я мог обречь ее на продолжение этого страха еще на долгие годы… Но совесть все же не позволила. Я дал распоряжение подчиненным, чтобы они отвезти всю эту шваль в отделение, и объяснил, что с девушкой разберусь сам, выдав ее за обычную свидетельницу. Я отвез ее к матери – более нежной и сострадательной сцены, чем их встреча, я никогда не видел. До сих пор та сцена иногда всплывает в моей памяти, и если бы я еще умел плакать, непременно разревелся бы. Амалия, как оказалось, работала реставратором икон. Такая работа очень органично сочеталась с ее образом – она будто призвана заниматься чем-то возвышенным и благородным. Жаль только, что это не отразилось на ее семейном положении – мужа у нее никогда не было, а дочь, Наташа, если бы не я, сейчас хлебала бы баланду в какой-нибудь бабской колонии… Я выяснил, что, Наташу когда-то давно чуть не совратил священник одной из церквей, которую Амалия с дочерью иногда посещали по праздникам. Видимо, это и подтолкнуло девочку к поиску альтернативных религиозных учений, на свою голову. Но, слава Богу, все позади – сейчас она учится в престижном университете и не любит вспоминать эту историю. А Амалия… Тоже прониклась мной. Не знаю, что во мне нашла, но хочется верить, что это не банальная услуга за спасение единственного чада.
– Извини, что прерываю, но как же все-таки ты попал сюда, в «Черный лебедь»? Мне сложно представить человека с таким житейским багажом, кормящим кота психанутого богатого ученого?
– Все проще, чем кажется. История с моим своевольным поступком все же всплыла еще до закрытия дела. Тот парень – мой коллега, который и обнаружил Наташу – скорее всего, донес на меня руководству. Он всегда отличался особой завистью и гаденьким характером, но я держал его из-за профессионализма, в котором ему не откажешь. Думаю, что он решил сдать меня, чтобы занять мое место. А может решил, что я воспользовался служебным положением и отымел ее в парке втихаря от всех. Не знаю. Но в любом случае, меня поперли из ГБОСа очень шустро – я даже не успел опомниться, как оказался изгоем. А того парня повысить так и не успели – он вскоре погиб в перестрелке. Карма, как сказали бы индусы. После этого я долго искал, чем себя занять, пока мой школьный товарищ и твой хозяин не предложил мне работу. Его дела как раз достигли пика, а мои – полного дна, поэтому мы удачно дополняли друг друга. Хотя мы еще в школе были полной противоположностью друг друга: я – серьезный и флегматичный, он – дерзкий и экспрессивный. Но, по законам физике, именно это несоответствие нас и сближало. И тогда, и сейчас, спустя много лет и массу пережитых событий.
– А я всегда удивлялся, почему вы такие разные и при этом так близки друг другу.
– Да, это и для нас было загадкой, говоря откровенно.
– А почему ты не стал жить вместе с Амалией, а приглашал ее в особняк, и то втайне от хозяина?
– Видишь ли, после увольнения я сильно замкнулся в себе… Необходим был период осознания произошедшего и поиска новых жизненных ориентиров, а сделать это я мог только в одиночестве. При всем уважении к Амалии, бывают периоды в судьбе, когда присутствие женщины может только навредить. Я хотел начать жить с чистого листа, поэтому предпочел пустоту – и внутреннюю, и внешнюю. Но затем, как только смог, я снова стал пускать ее в свою душу – небольшими порциями. Примерно, как поедают изысканный деликатес, чтобы лучше прочувствовать его неповторимость. И Амалия поняла меня и простила, что лишний раз подтверждает ее удивительный характер и интеллект.
– Мрр, дааа… Красиво! А я так кошку и не успел полюбить… А любопытно было бы тоже найти такую… С неповторимостью! Но уже опоздал, лишили вы меня, черти, радости!..
Хароныч выдавил кислую улыбку, опустил голову и проговорил, будто самому себе:
– Теперь все закончилось… Я больше сюда не вернусь.
– Почему? Здесь просто рай для серьезного флегматика. Тихо, темно и в меру печально.
– Нет, дело в другом. Оно в тебе.
– Во мне?!
– Да. Когда я был в зале, то невольно услышал обрывки вашего разговора. Ты хотел сохранить свой внутренний мир и гармоничное представление о жизни, а Лазарь стремился его разрушить. Ради сенсаций, славы и венца победителя. И я понял, что он способен на все. Раньше это было незаметно, потому что он только двигался к своей цели. Но теперь, когда он ее достиг, раскрылась глубинная суть его личности – жесткой и эгоистичной.
– Мяу! – одобрительно кивнул кот и прикрыл глаза от порывистого ветра. -Мур! Надо жить, созерцать!..
– А не созидать? – усмехнувшись, процитировал «алхимика» Хароныч. – Знаешь, муркин, мне иногда кажется, что ты лишь порождение моего уставшего сознания или хмельного воображения. Я как раз сегодня позволил себе накатить пару стаканов – как говорится, для нервического успокоения.
– Забавно! Надеюсь, я все же живой, а не воображаемый. Мрр… Да что такое?! Еще час назад я мог нормально выговаривать человеческие слова, а теперь они сливаются с кошачьими!
– Это в тебе борются два идеологических полюса, хехе! Все же интересно беседовать с тем, кто абсолютно не переживает по поводу своего предназначения!
– А зачем переживать, Хароныч? Вы мните себя хозяевами мира, но даже мыши счастливее вас – сгрызли сыр и рады. А мы и подавно. Потому что знаем: счастье – лишь состояние души, оно нисколечко не связано с тем, что нас окружает. Можете хоть на голове ходить, разыскивая по углам свое предназначение! А мы, мрр, лежим и просто довольны тем, что лежим! Только кормить нас не забывайте, раз приручили… Мяу!
– Хе! Если б люди размышляли также, не было бы ни прогресса, ни развития. Жили бы в пещерах, как в каменном веке.
– Мяу, а что плохого? Коты с тех лет, насколько мне подсказывает интуиция, не особо изменились, а разве стали от этого хуже? Также довольны собой, грациозны и вполне рассудительны!.. Мырр…
– Копченый! Эй! – послышались за углом крики хозяина. Он вышел через парадную дверь и теперь огибал «Черного лебедя», чтобы отыскать кота.
– Не хочу к нему! Спрячемся! – и кот с Елизаром укрылись за стволом дальнего клена, ронявшего один за другим золотистые огрубевшие листы.
– Кссс! Кссс! – звал в темноте хозяин – Выйди же! Черт, мне укол повторить надо, а то действие препарата заканчивается…
* * *
Последнюю фразу Лазарь повторил уже себе под нос, но ветер донес ее до старого клена. Когда парадная дверь захлопнулась, Копченый с грустью произнес:
– Значит, скоро я вновь стану котом? Таким, каким и был?
– Видимо, – пожал плечами Хароныч. Он понимал, то слова «алхимика» не оставляли коту шансов. Скоро волшебный эликсир должен был полностью рассосаться, и из самого миниатюрного в мире философа Копченый превращался в обыкновенного домашнего питомца с необыкновенными небесными глазами на чернильной морде.
– А знаешь, – неожиданно взбодрился кот. – Я даже рад такому исходу! Наверно, я очень глуп, но в прежнем своем состоянии я ощущал куда больше смысла, чем в нынешнем. Хотя в прежнем я вообще ничего не ощущал… Или ощущал, но не задумывался… Фрр, я запутался. Но котом быть хочу больше чем человеком!
– Тогда тебе вряд ли стоит возвращаться… Лазарь не упустит своего.
– Да, к сожалению, мяу, ты прав.
Хароныч потоптался, будто собираясь с духом, и, наконец, спросил:
– А поехали вместе к Амалии? Она любит зверей, должна быть рада.
– Мрр?
– Только подождем, когда ты разучишься говорить. Не хочу ее напугать, да и чем меньше людей это видели, тем лучше.
– Мрр! А зачем это тебе, Хароныч? Ты же сам зверей не любишь, я же вижу.
– Ты – исключение. Между нами, как оказалось, больше общего, чем между мной и Лазарем. Мы оба любим тишину и не нарушаем хрупкую гармонию этого мира.
– Мур! И еще нам нравится смотреть на луну, это наполняет нас внутренним счастьем!
Копченый закашлялся и начал задыхаться. Хароныч поспешно поднял его с сырой земли и похлопал по спине. На лице Елизара застыла гримаса беспокойства.
– Ничего страшного! – заверил его кот. – Это побочный эффект аппарата. Так он начинал действовать, а теперь, наверно, также заканчивается. Так, мяу, мммы пойдем?
– Да! Я только заберу вещи, подожди меня здесь.
Он поставил кота на скамейку и ушел собираться. Копченый посмотерл ему вслед.
– Мрр, да… Необычный был опыт… Рассказать другим кота – не поверят, мяя… Интересно, как теперь будут формулироваться мысли в моей голове? Ведь я совершенно не помню, как это было раньше, до эксперимента… Мяу… Голова кружится. А вдруг я забуду все, а чем я сейчас думал? И уже никогда не вспомню снова. Эх, записать бы куда эти мысли… этот день… это приключение… Мрр… Кхе… Ну да ладно! Не будем отчаиваться! Мрр… все в этой жизни приведет к гармонии. Мяяя. К счастью! К… завтрашней луне. Мур… Кх-Кх… Мяяя…
Когда Хароныч возвратился, Копченый мирно лежал на скамье и вдыхал чернильным носом запах, доносящийся из кабинета хозяина. Он уже не кашлял, но и ничего не произносил. Просто отдыхал, поглядывая на лунный диск.
Хароныч взял его под мышку – кот посмотрел на него с опаской, но отбиваться не стал.
– Копченый? Ты как? Уже все? – посмотрел на него Чертанов с легким разочарованием. – Понимаешь меня?
– Мыр!
Копченый моргнул – то ли от ветра, то ли давая понять, что не все потеряно.
– Ну ничего! Амалии ты понравишься! Сметаны даст, потрошков! Сгущенки! – добросердечно прокряхтел Хароныч, отпер калитку и, держа в одной руке Копченого, а в другой – чемодан с пожитками, двинулся в сторону Петровского парка.
Редкие ночные пешеходы и проезжавшие таксисты видели на одной из парковых троп необычную парочку – лысого долговязого мужчину и выглядывающего у него из-за пазухи черномордого кота, который с любопытством смотрел вперед, в интригующую неизвестность. Но вскоре луну заволокли тучи, и удаляющиеся силуэты этой пары окончательно стерлись в густом ночном мраке, привычном для спящей под осенним одеялом столицы.
Однако, кто-то из пешеходов затем все же усомнился, что видел силуэт кота. Возможно, это была лишь часть шарфа, закрученная в лихой узор, напоминающий морду животного.
Кто знает? Ночь слишком темна и таинственна для того, чтобы полагаться на собственное зрение.