Читать книгу Далеко от Земли - Павел Комарницкий - Страница 4

Заросли цветов здесь были ещё почти неотличимы от Иноме, но жара спадала буквально с каждым шагом – тинно, как обычно, приводит температуру к средней между точками входа-выхода. И горизонт с каждым шагом стягивался над головою, словно горловина мешка, свидетельствуя о приближении к точке бифуркации, центру тинно.

Стройная черноволосая девушка спускалась по узенькой, едва натоптанной тропинке. Ещё дюжина шагов, и она очутилась возле здоровенного синего камня, до половины ушедшего в землю. Совместитель пространств – центр тинно, его сердце.

Вейла извлекла из-за пазухи связку амулетов, тронула один – воздух в трёх шагах от неё словно загустел, превращаясь в зеркальную стену. Девушка придирчиво оглядела себя. Серый строгий костюм – юбка до колен с небольшим разрезом сзади, жакет, белая блузка, маленькая, будто игрушечная сумочка на тонком ремешке… туфли-лодочки на длинных стройных ногах… колготки, это порождение извращённого ума аборигенов Иннуру… Взбодрила рукою роскошную гриву чёрных, как смоль, волос. Ну, вроде бы всё в порядке…

Она улыбнулась, вспоминая. Да-да, было такое – заявилась ведь в чужой мир в своём детском парадном платьице… А чего? Очень даже скромное платьице было, кстати, живот закрыт, лобок закрыт, даже межъягодичная складка прикрыта – куда уж строже… Это сейчас она в курсе – девушка в подобном наряде просто обязана быть задержана местными стражами порядка. Здесь, на Иннуру, женщинам вообще нельзя появляться на людях с открытой грудью. Да что там грудь – тут есть ещё более дикие страны, где женщинам нельзя показывать лицо!

Ну а насчёт теплоизолирующих свойств одежды… ну откуда было девчонке знать, что они вообще имеют место быть? Никогда на прекрасной Иноме не заморачивались таким вопросом. Ну разве что альпинисты, покоряющие самые высокие вершины… Но тот холод она запомнила на всю жизнь. Жуткий, убийственный, космический холод, проникающий внутрь, мохнатой лапкой гладящий сердце… бррр!

Зеркальная стена заколебалась, заструилась, словно ртуть, и вместо отражения молодой девушки возникло изображение парнишки. Совсем ещё зелёного, считай мальчика, лет четырнадцати, не больше. Если бы не этот абориген, Антон его звали, не видать бы больше глупой иномейской девчонке своей тёплой Иноме…

Вейла вновь улыбнулась. Как он тогда обалдел, сообразив, что она намерена позировать ему обнажённой… И невдомёк было мальчишке, что, в отличие от его плоско-статичного фотоснимка, гостья записала на видео целый голографический фильм, всё от начала до конца, и всё до последней соринки в углу дикарской квартиры запечатлелось…

Она отыскала в связке амулетов крохотную фигурку. Стеклянный слоник… единственная простая вещица среди магических амулетов, навороченных криптотехникой по самое не могу. Вот только не надо говорить, что эта стекляшка бесполезна. Там, внутри, таится её удача. Что порой важнее всех силовых полей, отражателей и гравиконцентраторов с парализаторами вместе взятых.

Вздохнув, Вейла погасила зеркало-экран и двинулась на подъём. Да пребудет со мной удача… помоги мне, маленький слоник…

«Микма» нудно жужжала, очищая заросли двухдневной щетины, и я то и дело морщился – щиплется, зараза… Сетку пора поставить другую, вот что.

Закончив возить электробритвой по лицу, я свернул шнур, открыл нижний ящик письменного стола. Но прежде чем положить прибор на место, нашарил рукой в глубине и вытащил на свет старый блокнот в обложке из тиснёной кожи. Медленно открыл, воровато оглянувшись, осторожно выдвинул из-за обложки плотный листок глянцевого картона. С любительской цветной фотографии, уже слегка выцветшей, на меня глядела девчонка-малолетка, позировавшая фотографу совершенно голой. Порно? Бросьте. Порно – это в Эрмитаже у Рубенсов всяких… Глаза, какие невозможные у неё глаза.

И всё это снято в нашей квартире. Загадка века. Откроется ли мне эта тайна когда-нибудь?

Я чуть улыбнулся юной незнакомке. Ладно… до вечера, моя невозможная тайна.

– Ленка, вылезай уже! Сколько можно баландаться? Я опаздываю!

Шум воды в ответ только усилился.

– Лен, кроме шуток! Это уже неприлично! Меня автобус ждать не будет! Ты что, хочешь поломать только начавшуюся блестящую карьеру собственного брата? Короче, даю обратный отсчёт! Десять! Девять! Пять! Два!..

– На-на-на-на! – Ленка, отжимая рукой мокрые волосы, выскочила из ванной, кутаясь в обширное махровое полотенце. – Ты вообще-то бессердечный тип, Тошка, ради минутного профита готов родную сестру голой выгнать…

– …На улицу, на сибирский мороз и толпе на поругание! – логически достроил я фразу. Ответных возражений мне услышать не удалось, поскольку я уже стоял под лейкой, и шум воды заглушил голос сестрички. Славная вообще-то девушка растёт, грех худое слово молвить. Но трудный возраст опять же, выпускной класс…

Покончив с водными процедурами, я направился на кухню, на ходу досушивая волосы полотенцем.

– Тошка, ты сегодня во сколько со службы вернёшься? – Ленка, подобно Наполеону, уже делала три дела кряду. То есть сушила волосы феном, лопала бутерброд с сыром и маслом и листала какую-то тетрадку.

– Да пёс его знает. У нас сейчас аврал, изделие к отправке готовят.

– Ой-ой, можно подумать, ты там самый коренной! Как Королёв…

– Ну не самый, но и не сказать, что вообще не при делах. А ты чего хотела-то?

– А чтобы ты меня свозил в одно место. Там итальянские шмутки обещают!

– Отца спрашивала?

– Некогда ему. Была бы мама не в командировке, мы бы с ней скатались… Папка сказал, ключ от машины оставит. Свозишь?

– Не могу твёрдо обещать. Честно, боюсь обмануть. Обещал и не женился, хуже, чем не обещал… Но постараюсь. Ну пока-пока! – я уже на ходу запихнул в себя последний кусок бутерброда.

– Так я жду, не забудь!

Поздний сентябрьский рассвет уже вступил в свои права, окрашивая небеса бледным золотом. Зябко поёживаясь от утреннего холодка, я торопливо преодолел расстояние от родного дома до метро и нырнул в стеклянный вестибюль. Да, станция «Кунцевская» – верхушка айсберга, подземного монстра, раскинувшего свои щупальца подо всей столицей, и лишь кое-где эти щупальца выпирают на свет божий.

С нарастающим железным грохотом подкатил поезд, сбавляя ход. Створки дверей, недовольно шипя, разошлись – точь-в-точь сварливая хозяйка, нехотя приглашающая проходить незваных гостей.

– Простите… разрешите… – я ловко обошёл конкурентов, протискиваясь в распахнутые двери. Уф… как говорил Гагарин: «Поехали!»

Сидячие места, как и следовало ожидать, были уже заняты. Жаль… сидя кемарить вообще-то удобнее. Но можно и стоя, отчего ж… кто был студентом, тот поймёт.

Между тем гигантский червяк с гулом нырнул в червоточину туннеля, и зябкий рассвет мгновенно померк, сменившись непроглядным мраком, изредка разрезаемым вспышками путевых ламп, развешанных по стенкам тоннеля.

– Станция «Киевская»! – прервал диктор вольный бег моих размышлений.

– Р-разрешите! Пр-ропустите!

Не знаю насчёт прочих граждан, но у меня лично станция «Киевская» в утренний час пик всегда вызывает одну и ту же устойчивую ассоциацию. А именно – гигантский противоатомный бункер в самый разгар мировой ядерной войны. Ну в самом деле, невозможно представить, что все эти толпы народа устремлены к мирному созидательному труду. С такими-то выражениями лиц, ага… Вот эта гражданка, к примеру, явно проводила на фронт мужа и минимум трёх сыновей и сейчас едет точить для них снаряды – губы плотно сжаты, мрачный огонь тлеет в глазах… А вот этот гражданин, в трёхдневной седой щетине и заношенных до состояния асфальта штанах, и вовсе беженец, чудом уцелевший под ударом мегатонной бомбы…

– Р-разрешите! Пардон!

– Молодой человек, аккуратней! Вы же мне колготки порвали!

– Ну, не мелочитесь, мадам!

– Молодой, а уже такой наглый!

– Станция «Белорусская»! – прервал динамик назревающий мелкий скандальчик.

Да, вот так и начинается теперь каждый мой трудовой день, с подземного пути. Как и миллионов прочих трудящихся славного города Москвы. Нырок в подземелье, эскалатор, пересадка, трясущийся и грохочущий состав, ещё пересадка… Удивительно, как люди обходились без метро… ехать бы так и ехать, сплошное удовольствие…

– Станция «Речной вокзал»! – бодро провозгласил динамик. Стряхнув остатки утренней расслабухи, я двинулся на выход. Подземная часть ежедневного пути – самая длинная, но и самая лёгкая. Остался последний дюйм…

Народ на автобусной остановке уже толпился, нетерпеливо поглядывая на часы и вытягивая шеи. Ну где, ну где же он, спасительный автобус?! Опаздывать на службу никак нельзя, попасть к восьми-ноль-ноль на рабочее место – это святое, чуть позже – это всё равно что в футболе мяч руками ловить… грубейшее нарушение … А, наконец-то!

Округлый, как кусок изрядно попользованного мыла, старый автобус, дребезжа, подкатил к остановке, с шипением раскрыл перепончатые двери.

– Позвольте… простите…

Втиснувшись кое-как в уже изрядно набитое трудящимися нутро, я отвоевал себе место, ухватился за поручень. Автобус дёрнулся, скрежеща коробкой скоростей, и покатил далее, слегка подпрыгивая на колдобинах. Вообще-то я не поклонник автобусов, и если не удаётся попользоваться отцовским «жигулёнком», предпочитаю метро. Однако сейчас он мне как нельзя более удобен, потому что никакого другого транспорта, способного доставить меня почти к самому порогу родного предприятия, не существует. Теоретически ещё можно, конечно, добираться на электричке… если кто-то страдает острой тягой к мазохизму. Нет, кто спорит, с Речного вокзала добираться в Химки тоже не сахар, но всё-таки… Почему в Химки? Да потому, что работаю я теперь в Научно-Производственном Объединении имени С.А. Лавочкина. Да-да, все буквы прописные-заглавные, у нас других букв не держат. Да-да, именно в том самом. И не надо делать такие круглые глаза. Не боги горшки обжигают. Тем более что до красного диплома я не дотянул по чистой случайности. Ну а то, что пока я не главный конструктор, так это дело наживное.

Кстати, вот прямо сейчас у нас готовятся к отправке на космодром аппараты, которые перевернут всю историю мировой космонавтики. Ну хорошо, хорошо, не всю – но что-то точно перевернут. Проект «Вега», слыхали? Головокружительной сложности миссия – исследование кометы Галлея и попутно при пролёте – Венеры. Аэростатный зонд, впервые в мире и прочее… И вот это чудо я делаю собственными руками. Ну, не я один, конечно, и не руками в буквальном смысле… у нас руками вообще мало что можно трогать, там стерильность круче, чем в операционной у нейрохирурга… короче, причастен. Что именно делаю? Увы, не могу удовлетворить ваше любопытство. Подписку давал о неразглашении.

Автобус между тем неспешно приближался к цели, ещё немного – и покажется помпезное четырёхэтажное здание в стиле сталинского ампира, с монументом перед главным входом… сколько там на моих золотых, не опаздываем?

– Молодой человек, осторожней! – Стоявшая впереди девушка поправила серьгу, которую я зацепил рукавом.

– Ох, извините…

Она обернулась ко мне, и меня будто прошило током. Нет. Нет-нет. Не может быть. Ну не может такого быть!

– Простите, вы выходите? – голос чистый, певучий, и никакого акцента… чёрт, я брежу, при чём тут акцент?! С какого бодуна я решил, что она должна говорить с акцентом?! Нет… постой… неправильно сформулирован вопрос…

– Так выходите или нет? – в её голосе проклюнулось нетерпение.

– Я… это… ага…

– Ну так продвигайтесь, уже остановка!

Не дождавшись от меня осмысленной реакции, она змейкой проскользнула мимо, прижавшись на мгновение всем телом.

– Стойте, не закрывайте!

Девушка выскочила в уже готовую закрыться дверь, и только тут я обрёл способность к действию.

– Стооой!!!

– Бля, чувак, спать дома надо!.. – похоже, кому-то я оттоптал обе ноги.

Вывалившись из автобуса, я дико заозирался. Девушка между тем уже успела перейти улицу и сейчас быстро удалялась – серый жакет мелькал среди прохожих. Не тратя более зря ни секунды, я ринулся вдогонку. Только не упустить. Только не упустить!

Сейчас раскроется загадка, мучившая меня столько лет. Конечно, время меняет людей. Но не настолько, чтобы я её не узнал, ту девчонку с фотографии. Ошибка? Даже не смешно. Это у Хазанова могут быть двойники, и точных копий Мурлин Мурло можно набрать хоть полсотни. А вот вторых таких глаз на всей Земле быть не может.

Девушка между тем передвигалась с удивительной быстротой, стремительным скользящим шагом. Вроде бы шла, а не бежала, но обходила самых торопливых пешеходов легко и непринуждённо, как «жучка» трактор. Чтобы не отстать, мне приходилось то и дело сбиваться на бег трусцой. Люди удивлённо оглядывались мне вслед… а, наплевать! Не упустить, только не упустить…

Прохожих между тем становилось всё меньше – мы удалялись от мест утренней концентрации трудящихся, рвущихся своевременно занять свои рабочие места. Я вдруг отчётливо понял, что девушка не просто спешит куда-то и даже не убегает от меня, стремясь «сорвать с хвоста» цепкого, как репей, парня. Уводит она меня, сознательно уводит прочь от оживлённых улиц. В тёмные закоулки, где нет лишних свидетелей.

Да наплевать! Всё это ерунда. И опоздание на работу ерунда. Сейчас главное – не упустить…

А она уже стояла, чуть расставив ноги, и на пальце сжатой в кулак руки блестел невзрачный камушек дешёвенького перстня. И никого, ни единой души вокруг.

– Ну что ты за мной всё идёшь… – в голосе нет ни страха, ни злобы. Только бесконечная усталость.

И вновь меня будто пронзило электроразрядом с головы до пят. И будто рухнула китайская стена, намертво отделявшая меня от загадки. И в голове само собой всплыло имя.

– Здравствуй, Вейла.

Она безвольно опустила руку, сжатую в кулак. С перстеньком на пальце.

– Ты иди, Антон. Правда, иди. Тебе надо на работу.

Я чуть улыбнулся. Виновато и растерянно.

– Прости, Вейла. Я просто так не уйду. Тебе известно, что такое амнезия?

Пауза.

– Я искал тебя все эти годы. Искал, не помня имени. Так что стреляй.

– Да иди уже, вот мучение! – сорвалась она почти на крик. – Светлое небо… ну что мне делать… Ну хорошо, сегодня в девять вечера – устроит?

– На том самом месте? – криво пошутил я.

В её глазах зажглись огоньки.

– Ты это сказал. Не я. Хорошо, пусть будет так. На том месте, где ты меня встретил впервые. В девять. Сегодня. Иди уже наконец!

* * *

– …Это всё понятно. Непонятно другое. Почему ты не стреляла?

Вейла, сидевшая в кресле с ногами, угрюмо молчала, поджав губы.

– Отличница подготовки, ни единого возражения у членов комиссии… – импозантный мужчина лет сорока с густыми волнистыми волосами выглядел не на шутку расстроенным. – Столько труда в тебя вложено… Боюсь, что ты не в состоянии оценить, чего стоило твоё внедрение именно на это предприятие.

– Примерно в состоянии.

– Ах, оставь! В состоянии она! А то, что своим деянием – точнее, бездействием – ты поставила под угрозу ни много ни мало инкогнито Иноме, это ты осознать в состоянии?!

– И нет раскаяния во мне, вот что страшно, – девушка вскинула горящие сухим огнём глаза. Резидент поперхнулся.

– Здесь, на Иннуру, у аборигенов имеется расхожая фраза: «Наглость – второе счастье». Ты уверена, что это относится и к тебе?

Пауза.

– Ведь вполне возможен и другой вариант. Скажем, завтра ты напишешь заявление об уходе и после всех положенных процедур в отделе кадров уедешь в Финляндию, чтобы там выйти замуж. После ухода из поля внимания местных спецслужб уже совершенно спокойно и тихо исчезнешь, вернувшись на благословенную Иноме. Как тебе такая программа?

– Многоуважаемый Инбер, могу ли я вставить хоть слово? Или дальнейшее общение со мной будет протекать с использованием телепатора?

– Говори, отчего же, – резидент откинулся в кресле. – Не хватает мне ещё копаться в твоей прелестной головке… тут своя трещит, сил нет…

– Тогда по пунктам. Пункт первый и главный – утрата инкогнито. Что, собственно, изменилось? Он вспомнил моё имя. Вероятно, та детская фотография не позволила размыться и улетучиться образу, теперь толчок, и подточенная временем амнезия рухнула. Ну и? Он будет молчать.

– Девчонка! – взорвался Инбер. – Глупая самонадеянная девчонка! Как ты можешь утверждать что-либо насчёт действий аборигенов, абсолютно не зная их! Они непредсказуемы! Даже я, с моим стажем работы на Иннуру, не взял бы на себя такую смелость!

– Прошу прощения, многоуважаемый, – глаза Вейлы сухо блестели. – Я всё-таки знаю одного аборигена. Вот его.

– С ума сойти. И как долго ты его знаешь?

– Двенадцать лет.

– Ну-ну…

Вейла вновь вскинула глаза.

– Вот ты сейчас вполне можешь сломать мне судьбу, Инбер. И формально будешь прав. Буква инструкции нарушена, абориген не отправлен в амнезию парализатором… А то, что я вот этим вот выстрелом могла убить наконец его любовь, это как? Ведь он все эти годы любил меня. Имени не помня, ничего не помня, любил.

– Гм… и всё это ты там, в том закоулке поняла?

– Да. Вынуждена напомнить, у нас, на Иноме, любовь священна. И потому нет во мне чувства вины. Даже если ты отправишь меня обратно, сломав мою мечту – работать здесь, на Иннуру. Как мама…

Пауза.

– Только ты не ломай мою мечту, Инбер, – теперь девушка говорила совсем тихо. – Ну много ли желающих работать тут, в диком мире? Когда-то тебе пришлют замену… если вообще пришлют… и сколько времени займёт внедрение? Аппараты же уйдут без контроля.

Пауза.

– Ты бьёшь по болевым точкам, – резидент закрыл глаза. – Шантажистка… Уж как я обрадовался, что мне подобрали такую способную практикантку… Ладно. Первый пункт не закрыт, просто отложен. И пока ты не докажешь свою полную правоту… Перейдём к пункту два. Не мнись, я же вижу: в твоей голове эта мысль уже дырку провертела.

– Он станет мне помогать.

– О как. Напомни-ка мне соответствующий пункт инструкции, вкратце.

– Вербовка аборигенов возможна только под легендой. Втёмную.

– Ну и? Ты не согласна?

– Не бывает правил без исключений. До сих пор ведь не бывало такой уникальной ситуации, Инбер. Он любит меня.

Пауза.

– Гм… а что? – резидент перешёл на русский язык. – А может, и вправду наглость второе счастье? Короче, можешь отправляться на своё свидание.

– Спасибо, шеф! – девушка тоже перешла на русскую речь. – Разрешите готовиться, шеф?

– Скройся с глаз!

* * *

– …Мало того, что вы сегодня опоздали, так ещё и задержаться на час после работы вам в тягость! У нас, если вы не забыли, рабочий день не нормирован!

– Ну Владим Иосич! Ну правда, мне край надо! Вот завтра хоть на четыре! И всё будет сделано!

Шеф посопел.

– Ладно, идите, Привалов.

– Спасибо, Владим Иосич!

Не давая шефу возможности дать задний ход, я ринулся к выходу.

Коридоры на глазах наполнялись народом, сотрудники галдели, переговариваясь, отдельные реплики тонули в общем гуле. Лавируя меж трудящихся, стремящихся поскорее покинуть свои горячо любимые рабочие места, я несколько раз зацепил кого-то локтем, на ходу извиняясь, на лестнице мне пришлось приложить гигантские усилия, чтобы не заскакать вниз козликом, через две ступеньки, точно школьник. Внутри всё у меня дрожало от нетерпения. Вейла… Кстати, Ленку таки придётся свозить за итальянскими шмутками, нечего попусту огорчать родную сестрёнку. А потом высажу её возле дома с покупками, и на авто – к ней… нет, но насчёт «того же места», это я жутко сдуру ляпнул, язык мой – враг мой… свидание в глубине кладбища, да уже в темноте – это ж романтичней и придумать невозможно…

Округлая мыльница автобуса уже подкатывала к остановке.

– Пр-ростите! Р-разрешите! Пардон!

Отвоевав себе место под поручнем, я уцепился за никелированную трубку и немедленно принялся озираться. Нету? Нету… как жаль…

То, что мы с ней встретились именно тут, в этом автобусе, в утренний час пик, говорило о многом. Она работает где-то тут, и скорее всего мы с ней коллеги. И не надо никаких возражений. Ну в самом деле, для чего ещё молодой красивой девушке лезть в нутро колымаги, набитой невыспавшимися тружениками, в столь ранний час? Это надо быть мазохисткой, в такое время без крайней нужды кататься…

За немытым окном автобуса уже мелькали пейзажи московской окраины. Я чуть улыбнулся – да, здорово изменился наш город-городок с той поры… С того дня, когда один земной мальчишка, ввязавшийся в дурацкий спор, остался ночевать на могилке, а одна венерианская девчонка, стащив у мамы ключ от стратегического объекта под названием тинно, явилась на чужую планету, одетая в вызывающего вида тряпицу… Вместо пустырей и неказистых домишек, возведённых в суровую послевоенную пору, взметнулись ввысь жилые корпуса… что-то меня сегодня на высокий слог так и тянет… и сердце молотит, как компрессор…

– Вы выходите? Р-разрешите!

Вот интересно, как это я раньше не замечал, насколько медленно ползут эскалаторы. Поезда метро тоже, впрочем… грохоту много, а толку чуть. Прямо конка какая-то дореволюционная, чесслово…

– Следующая станция «Кунцевская»! – сообщил динамик. Ой, да не может такого быть… я уж почти утратил надежду, что когда-нибудь приедем…

Оставшееся расстояние от метро до родного дома я преодолел рысью. Оставил ли отец машину? Вдруг забыл или передумал? Мало ли… Ага, вон она, стоит, наша «шестёрочка»!

– Лен, ты дома? Не передумала чего хотела?

– Тошка! – сестрёнка выкатилась из спальни сияя. – Не подвёл, молодец какой! – в избытке нежных чувств она щедро чмокнула меня в нос.

– Не обещал да женился, однако, – ответно улыбнулся я. – Ключ от «жучилы» где? Ага… Ну, жду тебя в машине!

– Я сейчас! Я мигом!

Как всё-таки удачно получилось с машиной, думал я, прогревая мотор. Обычно отец довольно ревниво смотрит на мои поползновения насчёт авто, хочешь кататься – будь добр, обоснуй целесообразность вояжа… А тут всё законно.

– Поехали! – Ленка птичкой впорхнула на переднее сиденье, захлопнула дверцу. Я критически оглядел её наряд – колготки, туфельки, короткое по самое не могу платье-«резинка» и джинсовая курточка. Трудный возраст, однако…

– Папа с мамой разрешили тебе так ходить?

– Нахал ты, Тошка! – возмущённо вспыхнула девушка. – Там же всё мерить придётся, что я тебе, костюм-тройку должна надеть?

Вздохнув, я врубил передачу.

* * *

Чёрный кофе в кружке исходил густым паром. Вейла отхлебнула напиток и поморщилась. Чего в нём находят аборигены? Хотя да, тут же присутствует кофеин, оказывающий на людей тонизирующее действие… А вот на неё, Вейлу, ни в малейшей мере. И хорошо, и не надо. Тут, на Иннуру, сама жизнь тонизирует, только держись… Вот сегодняшний инцидент, к примеру, и разговор с наставником. Нет, но откуда он так неожиданно вывернулся, надо же, какая встреча… Судьба это. Судьба, не иначе. А впрочем, раз он трудится в этой же конторе, встреча так или иначе состоялась бы. Рано или поздно.

Она ткнула пальцем в нужный амулет на груди, и в воздухе вспыхнуло изображение – молодой парень, уцепившись за поручень в переполненном автобусе, таращит глаза на нечто, находящееся за кадром. С видом полного и безусловного обалдения. Не забыл, надо же… Антон…

Кофе окончательно остыл, став уже совершенно невкусным. Вздохнув, Вейла отодвинула кружку, встала из-за кухонного столика. Оглядела свои владения. Н-да… тесновата коробочка. Но вообще-то по меркам аборигенов она весьма состоятельная девушка – ещё бы, двухкомнатная квартира в столице! По легенде, жилище это досталось ей по наследству от умершей бабушки – да-да, здесь бабушки умирают очень рано. Все документы – это тут такие раскрашенные квадраты бумаги, сделанной из размочаленной древесины, – оформлены безукоризненно. Наставник Инбер вообще мастер внедрять легенды, тут мне у него учиться, учиться и ещё три раза учиться…

Ладно. Пора собираться на свидание. Вот интересно, как они тут ходят всё время в одежде? И даже дома всегда в одежде, это же какой дискомфорт…

Подойдя к зеркальной стенке, девушка повернулась одним боком, другим. Отставила ногу, выставив вперёд бедро. Закинув руки за голову, повторила процедуру. Взлохматила буйную шевелюру. Улыбнулась собственному отражению. Хороша, чего там лукавить, весьма хороша. Даже по меркам Иноме весьма хороша, а уж про Иннуру, где полно некрасивых, а иногда и просто уродливых женщин – не умеют пока аборигены очищать собственный геном от всякого хлама, – и подавно речи нет.

Вейла распахнула шкаф и принялась в нём рыться. Так, что тут у нас в наличии… сарафан, это уже не по сезону, уже сентябрь… может, надеть брючный костюм? Строго – дальше некуда, дальше только мешком голову замотать, как это делают здешние аборигенки в некоторых странах… Нет, не станет она надевать мешок и брючный костюм тоже – это же прямое надругательство над девушками, заставлять их вот такое носить… А может, надеть вот эту мини-юбку? Это уже не надругательство, вполне даже терпимо, ноги открыты по крайней мере… и курточку вот эту, с заклёпками…

Вздохнув, она вытащила из шкафа серый деловой костюм с юбкой до колен и белую блузку. Вот так, и нечего тут раздумывать. Надёжно и просто, как железобетон.

* * *

– Тоша, глянь? Да зайди сюда, не бойся!

Ленка вертелась перед зеркалом в тесной примерочной кабинке так и этак, то изгибаясь, то закидывая за голову руки. Чёрное платье длиной до колен с блёстками и длинными рукавами плотно облегало фигурку.

– Коко де Шанель, вылитая.

– Не, правда? Мне тоже нравится. Всё, берём!

– Только это ж ненадолго. Порвётся по шву.

– М? Почему это?

– Через год у тебя попа разъедется, и всё, привет.

– Дурак ты, Тошка! И невесты у тебя никогда не будет с твоим языком!

– Да ладно-ладно, шучу я, не видишь! – я обнял сестрёнку, гася её сердитость. – Ну всё или ещё что-то примерять будешь?

– Я бы за, а деньги?

– В корень глядишь, – одобрил я. – Настоящей хозяйкой растёшь! Девушка, можно вас! – высунувшись из примерочной, подозвал я продавщицу. – Мы берём! И это, и это!

Расплатившись на кассе, я подхватил пакеты с покупками и двинулся на выход. Ленка, уцепившись под ручку, козочкой топала новенькими туфельками – не утерпела-таки до дому. Я щедро улыбался ей – всё-таки приятно доставить радость собственной сестре.

Часы на приборной панели показывали без десяти восемь. Так, пора…

– Ты прямо весь сегодня какой-то таинственный, Тошка, – сказала вдруг Ленка. – Прямо будто светишься изнутри. И почти не хамишь даже. Ты не девушку подцепил часом?

Я улыбнулся ей.

– Твоя проницательность приводит меня в священный трепет. Свидание у меня сегодня. В девять.

– Не, серьёзно? Ура-ура! У моего брата наконец-то появилась девушка! А как её зовут?

– Ты сиди давай ровно, не ёрзай. Всё тебе надо знать. Придёт время…

– Ну, Тоша, ну правда! Ну как её зовут, а?

– Вейла её зовут.

– Ого себе… так она из Прибалтики, что ли?

– Ну примерно так, – не стал я спорить.

– Красивая?

– Очень, – совершенно искренне сказал я. – Только ты не трепись дома, ферштейн? Маме особенно. Ничего не ясно ещё.

– Это надо по дереву постучать! – Ленка без затей постучала мне по голове. – Пусть тебе повезёт, братик.

Я уже въезжал в родной двор.

– Значит, так. Ты давай сейчас домой, а я поехал. Папе скажешь, что вроде как на свиданку, а больше ты ничего не знаешь. Якши?

– Якши, барсакельмес!

* * *

– Садись, красавица!

Чернявый усатый молодой человек весьма разбитного вида, перегнувшись через салон, гостеприимно распахнул правую переднюю дверцу помятой «копейки». Помедлив долю секунды, Вейла уселась на сиденье, захлопнула дверь.

– Куда едем?

– На кладбище, – мило улыбнулась девушка.

– Ха-ха! Отличная шутка. А конкретнее?

– Рябиновая улица.

– Это где?

– Ну тогда для начала прямо.

– Не вопрос. Десять рублей и полетим как птица!

– Аналогично. То есть не вопрос – десять.

– Вот люблю такой разговор! – водитель врубил передачу.

За окном проплывали многоэтажные городские кварталы, расцвеченные квадратиками светящихся окон, уличные фонари изливали мертвенно-голубоватый свет своих ртутных ламп на серый асфальт. Нет, как ни крути, дико и непривычно… только что был день, и вот уже ночь. И снова день, только успевай моргать… Трудно привыкнуть к такому вот мельтешению. Но ничего, мама же работала, и она, Вейла, сможет…

– Тут направо, пожалуйста.

– Тебя как звать-то, красавица?

Вейла чуть поморщилась. Ну что такое, в самом деле… опять одно и то же… Ну хорошо бы просто имя спросил. А то ведь сейчас начнёт приставать с ухаживаниями да предложениями. Точно начнёт, видно же мыслишки в его голове. Ладно, ты сам этого захотел, человек…

– Познакомиться хочешь?

– А то!

– Сейчас налево… да, тут. Марина меня зовут.

– Роскошное имя, чесслово! А меня Аркадием звать. А когда бы мы могли встретиться, Мариночка?

– А у тебя какая группа крови?

– А? Э… в смысле?

– В прямом. Ну в поликлинике же говорили тебе? В армии там или ещё где?

– Ы… вторая вроде… а это зачем?

Вздохнув, девушка протянула руку, просто и естественно пальцем пощупала шейную артерию водителя.

– Пока просто так.

– Интересные у тебя шутки, – владелец авто был явно озадачен.

– Ну отчего же непременно шутки, – улыбнулась девушка. – Может, это всерьёз.

– Э… постой, а куда мы?.. – наконец сообразил водила. – Тут вроде кладбище…

– Ну туда и направляемся, я же сразу сказала.

– Ночью?!

Вейла уже нащупала в разрезе блузки нужный амулет.

– А нам, вампирам, ночь самое то.

Она сжала прибор пальцами. Секунду-другую шофёр непонимающе таращился на пассажирку, но в глазах его уже волной нарастал дикий, ирреальный ужас.

– Аааааааа!!! – визг тормозов. Распахнув дверцу, Аркадий выпрыгнул из машины и ринулся прочь, не разбирая дороги. Вздохнув, Вейла также покинула брошенный экипаж. Батарейка ужаса – отличный приборчик, что ни говори. Жаль, её крайне проблематично использовать при скоплении народа. Паника при этом возникает дикая, и даже возможны жертвы.

Ладно, тут осталось уже пустяки. Пешком дотопаем.

Ворота усыпальницы были закрыты, однако рядом в ветхой ограде зияла обширная брешь. Пройдя через неё, девушка направилась в старую часть кладбища, уверенно выбирая дорогу. Света, исходящего от ночного спутника планеты, под сенью деревьев уже почти не оставалось, и мир вокруг сейчас выглядел сложным набором светящихся тепловых пятен. Да, аборигенам Иннуру в такой темени без искусственных источников света делать нечего, только на ощупь пробираться… Впрочем, столь быстротечную ночь, как на Иннуру, вполне можно пересидеть в помещении. Да просто проспать, всего и делов. Это обитателям Иноме без теплового зрения пришлось бы туго. Особенно во Время Туманов, когда не помогут никакие искусственные светильники. Это тепловым лучам туман не помеха…

Яркое тепловое пятно выделялось издалека, сияя среди уже сильно остывшего пейзажа. Вейла нащупала нужный медальон, и тепловое пятно рывком приблизилось. Рассматривая увеличенное квазиоптическим преобразователем изображение, девушка чуть улыбнулась. Ну что, Антон… ты сам выбрал место свидания.

Она вдруг почувствовала прилив озорства. А ну-ка!

Вейла скинула туфли, за ними последовали колготки и железобетонно-серый костюм. Ух… прохладно, да… Надо же, как удачно, и короткая ночная сорочка украшена разрезами по бокам. Всё как тогда. Ну держись, дружочек мой Антон!

* * *

Фонарик вырывал из темени то разлапистый куст, то ствол дерева, то буйные заросли кладбищенской травы, однако из этих фрагментов общей картины окружающего пространства не получалось. Фонарик, если разобраться, скорее мешал, забивая и без того немощный свет луны, низко висящей над горизонтом. Чёрт, не заблудиться бы… дурак, ох, и дурак же я… сделал, что называется, интересное предложение… место встречи изменить нельзя, ага… Ну я-то ладно, дуракам и положено страдать, а ей за что? Заблудится здесь… как тогда…

Отыскав наконец то самое захоронение, я нащупал калитку и с силой потянул. Ржавое железо отозвалось недовольным истошным визгом, в кронах деревьев проснулись и загалдели вороны. Да, всё, как тогда…

Генерал – а может, даже и граф – смотрел на меня с барельефа хмуро и настороженно, будто подозревая в готовящемся осквернении могилы. Я чуть улыбнулся ему виновато – ну ты прости, мужик… совсем немного оскверню, ежели что. Вот посижу тут немного…

Мраморная плита уже вобрала в себя промозглый холод осенней ночи, и сидеть на ней было невозможно. Травы, что ли, нарвать, как тогда?.. Ну её в пень. Изгваздаюсь, буду, как чучело… Лучше просто постоять, ноги не отвалятся. Я поднял руку – светящиеся стрелки на часах показывали без двадцати девять. Пустяки. Девушкам вообще-то свойственно всегда опаздывать, но даже если и так – пустяки.

Я улыбнулся, вспомнив, как сидел на цепи, пугая сам себя страшилками про упырей и вампиров. Ага, это сейчас, с высоты прожитых лет смешно. А тогда было вовсе не смешно. Особенно когда из тьмы проступило мутное пятно, надвигаясь…

…Мутное белое пятно приближалось, неслышно плывя по воздуху. Вот оно выступило из густой тени, и лунный свет отчётливо высветил белый саван, и бледное лицо, и чёрные волосы… Я стоял, как монумент, а она приближалась, шаг за шагом, неслышно и неотвратимо.

Она остановилась в пяти шагах, возле могильной оградки.

– Тии ктоо?

– Здравствуй, Вейла. Ну и шуточки у тебя…

А она уже мягко заваливалась, падая навзничь. Оторопев, я кинулся к ней. Да что же это… да что же это такое…

– Вейла… ты слишишь меня?! Отзовись!

– Аме ве иу… – не раскрывая глаз, прошептала она. – Хоолодно… очьеень…

Ни одной связной мысли не осталось в моей голове, только какие-то дикие обрывки. Дрожащими руками я стянул с себя куртку, пиджак и принялся напяливать на безвольно лежавшую девушку. Да что же это такое… что же происходит тут…

– Вейла? Ты держись, слышишь?! У меня тут машина рядом!

Я подхватил её на руки и понёс, стараясь не оцарапать голые коленки о торчащие отовсюду ветви кустарника. Под рукой перекатывались тугие мускулы её бёдер. А не та девчонка уже, да… потяжелела заметно… к счастью, и я теперь не тот тощенький пацан…

– Прости, Антон, – она вдруг открыла глаза, одним движением соскользнула с рук. – Совершенно идиотская шутка, ты прав. Тут у меня одежда рядом.

Она улыбнулась в темноте, едва разбавленной лунными лучами.

– Холодно очень. Аме ве иу.

* * *

Импозантный брюнет, подойдя к «Волге ГАЗ-24», одиноко прижавшейся к краю двора, вынул связку ключей, щедро унизанную брелками, и на секунду замешкался – видимо, не мог в темноте сразу отыскать нужный ключ. Признав в брюнете жильца из соседнего подъезда и не найдя в его деяниях ничего предосудительного, а равно и интересного, три старушки на лавочке вернулись к обсуждению животрепещущей темы – возмутительному поведению Зинки из четырнадцатой квартиры, заведшей себе очередного хахаля.

Улыбнувшись старушкам издали (вежливость, как известно, – могучее оружие), Инбер нажал на брелок, и тот успокаивающе мигнул инфракрасным огоньком – всё в порядке, за время отсутствия хозяина никаких дополнительных устройств и приспособлений на автомобиле не появилось…

Мотор «Волги» завёлся с полуоборота. Вывернув руль, резидент задним ходом выкатил машину на проезжую часть и врубил сразу вторую передачу. Шины повозки негодующе взвизгнули, аппарат рванул с места.

Нет, но до чего нахальная девчонка, а? «И нет раскаяния во мне, вот что страшно»… м-да… Мать её такой, помнится, не была. Почитала старших товарищей… а впрочем, какой он тогда ещё был старший… практикант в розовых очках, не более того. И изрядный нахал к тому же, да-да, чего перед собой-то лукавить…