Читать книгу Закон противоположности - Павел Лятошинский - Страница 9

Яна не была актрисой, она действительно была разной. Чередовала в своей сущности манеры заботливой матери, роковой женщины, деловой леди, простушки, жертвы, госпожи. Одно оставалось неизменным, в любой ипостаси она была на высоте, хотя сама считала иначе и, как бы вытрезвляя меня, указывала на свои недостатки. Такая самокритика лишь забавляла. «У меня совсем нет талии, – говорила она в моих объятиях, – а эти ужасные растяжки, фу, уродство», «Дай-ка посмотрю, – отвечал изумленно и целовал живот, провоцируя приступ щекотки». Иногда кажется, что она подталкивает испытать к ней отвращение, получить повод сорвать с меня маску в доказательство лживой натуры всех мужиков, но усилие тщетно, парирую каждый выпад и контратакую.

Кто обжегся на молоке, дует на воду. Яну преследуют призраки её неудач, фантомные боли ушедшей юности. Мои прикосновения для неё слишком навязчивы, она не любит долгих прелюдий и ласк, как затравленный волчонок, за мягкой внешностью которого кроется злость.

На календаре седьмое сентября. После мощного ливня идет ситный дождь, стихает, нарастает, но никак не кончается. Яна заберет малышек из садика, оставил ей деньги на такси, а мне нужно поговорить с отцом.

Договорились встретиться возле бизнесцентра на Нижнебульварной в семь часов. Ужасное время для поездок по городу, но не так уж часто он о чем-то просит. Отец ждал на стоянке. Я остановился, и он поразительно легко для своей грузной фигуры запрыгнул в машину. В салоне запахло перегаром:

– Привет сынок, думал, уже состарюсь на парковке. Чего так долго?

– Извиняй, пробки, – ответил я равнодушно и немного приоткрыл окно.

– Как машинка?

– Спасибо, хорошо.

– Как твоя девочка, когда познакомишь?

Я не говорил ему про Яну и судорожно стал перебирать, кто и что мог ему рассказать, но так ничего и не надумал.

– Тоже хорошо, а откуда ты знаешь?

– Догадался. Увидел в подстаканнике красную помаду и спросил вот в надежде, что мой сын не из этих, – он усмехнулся своей шутке, – я надеюсь, что восемнадцать ей уже есть, а то нас ждут неприятности.

– Разумеется есть. Она прелесть, познакомлю вас на днях.

– Отвези-ка меня домой, а по пути кое-что обсудим.

Я кивнул, включил передачу, и автомобиль плавно пошел к выезду.

– Заезжал на наш дом, – продолжил отец, – в почтовом ящике взял письмо от военкома.

По спине пробежали мурашки, я сглотнул и вытаращился на отца с испугом.

– Пишет, что ждет тебя с вещами в ближайшее время. Ещё бы, не призывник, а мечта. Но есть и хорошие новости, ты уже неделю как студент института физической культуры и спорта. Сделаешь фотографии, сходишь в деканат и получишь студенческий билет, я обо всем договорился. Обмывал сейчас с твоим деканом зачисление сына.

– А без этого никак, пап, ну что я там забыл.

– Я не давлю, хочешь в армию, иди, для тебя же стараюсь.

– Нет, в армию не хочу.

– Ну, двух детей ты за месяц не родишь, по здоровью не откосишь, об этом раньше нужно было думать, а отсрочку дадут только в этом институте, в Гарварде у меня друзей пока нет, так что не время харчами перебирать. В жизни пригодится, ты же понимаешь, что футбол это не профессия, сегодня ты звезда, завтра все забыли.

– А учитель физкультуры, разве профессия, – огрызнулся я, – и напомни, пожалуйста, сколько раз тебя твой красный диплом агронома выручал?

– Я буду помогать, чем смогу, ты же знаешь, но возьмись за ум, времена круто изменились. А диплом агронома помог, когда алюминий на пшеницу менял в девяносто восьмом, они мне фураж по цене первого класса запихнуть хотели, до сих пор бы ту пшеничку жрали, а так посмотри на какой ты машине ездишь, я в твои годы о велосипеде мечтал.

В инфизе училось много одноклассников, с той лишь разницей, что они уже скоро окончат. Я их открыто считал дебилами, о чем в лицо говорил каждому и не раз. Институт тут не при чем, совпадение, но появиться там первокурсником было бы совсем некстати. Но и в армию идти нет ни малейшего желания. Вот же засада.

Отец задремал. Мы подъехали к его дому, я заглушил мотор и нервно грыз кожу вокруг ногтей, в надежде, что есть запасной вариант, он сейчас проснётся, рассмеется, и скажет, что классно меня разыграл. Папа проснулся, но не рассмеялся, а напомнил, что завтра к десяти в деканат с фотографиями, поцеловал и крепко пожал руку на прощание. Настроение такое, что осталось только утопиться в реке.

На улице стемнело. На время не смотрел, наверное, было уже часов одиннадцать. В квартире темно и тихо. Девочки спят. Вошел в спальню. Яна сидела на широком подоконнике. Её силуэт был едва различим на фоне темно-серого неба.

– Не включай, пожалуйста, свет.

Я подошел к ней вплотную, глаза привыкали к мраку. На подоконнике стоит пустая на треть бутылка вермута и стакан. Яна сползла с подоконника, щелкнула выключателем на ночнике и стала передо мной в нелепом выгоревшем на солнце сарафанчике, который был ей мал и едва прикрывал попу.

– Тебе нравится? – Она взялась за подол с обеих сторон и растянула платье в стороны. – Бабушка сшила его, когда мне было двенадцать лет. Каждое лето я проводила у неё в Сальске. Мешала родителям жить для себя. Отец так и не смирился с тем, что я не мальчик, как же так, у него, у десантника, и сыкуха в доме растет.

– Ты пьяна?

– Нет, – она замахала головой, и чуть не свалилась на пол, но я вовремя подхватил – совсем чуть-чуть выпила. Будешь? – Она протянула мне почти пустой стакан.

– У меня есть идея, давно хотел попробовать один коктейль из фильма, я сейчас, я быстро.

В морозильной камере взял бутылку «Финляндии», и наполнил четверть стакана. Ледяная водка тянулась тоненькой струйкой. Со стаканом пошел в спальню, добавил вермут, попробовал, превосходный получился вкус. Яна отпила с моего стакана и скривилась

– Очень крепкий, сюда бы капельку спрайта.

– А он есть?

Яна покачала головой.

– Ты рассказывала про бабушку.

– Да, бабуля жила в Бровках, рядом с Сальском, и в этом платье я ходила с ней пасти козочек. Выходили на луг, она доставала вязание и часами сидела в тенечке, а я гоняла прутиком коз. Мне казалось это занятие очень важным, хотя они и без моего участия находили себе поесть.

Я был тронут этой историей, представлял, как она босая бежит по траве в этом сарафанчике, с белым платочком на голове. Яна снова забралась на подоконник и через плечо всматривалась в неоновые вывески сквозь мокрое стекло.

– Что было потом?

– Потом бабушки не стало. Я училась в девятом классе, когда это произошло, – на щеке блеснула слеза и я приобнял её за плечи, – бабуля была мне самой близкой и родной, а я с ней не простилась.

Накрыл ладонью кисть её руки. Она показалась мне очень холодной, и я машинально сжал пальцы сильнее.

– У меня всегда холодные руки, ты ещё не заметил? – она слегка улыбнулась, свободной рукой смахнула слезу и убрала волосы с лица.

Поднес руку ко рту и стал греть дыханием, целовать. Рука стала теплее. Она не пыталась отдёрнуть её и наблюдала за мной с интересом. У Яны очень красивые руки, запястье тонкое, пальцы длинные, прямые.

– Тебе хорошо со мной?

– Да, я счастлива. – Слова звучали фальшиво, от выпитого мартини язык немного заплетался. – Где же ты был лет десять назад?

Я прикинул в уме.

– В начальной школе.

Она усмехнулась.

– Тогда мне следовало бы тебя усыновить.

– Это вряд ли возможно. Но зато я могу тебя уженовить.

Она рассмеялась.

– Это как?

– Очень просто, выходи за меня.

Лицо её стало серьезным, хмель моментально ушел.

– А вот возьму и выйду, – она пристально посмотрела в глаза, видимо рассчитывала, что я отступлю, сконфужусь.

– Отлично, тогда завтра же едем в ЗАГС.

– Нет, завтра понедельник, у них выходной.

– Значит послезавтра.

Она протянула мне руку, и я пожал её.

– Не пожалеешь, торопышечка мой?

– Жалею только о том, что не встретил тебя лет десять назад. Пойдем спать, невеста.

Помог Яне слезть с подоконника и представил её в пышном белом платье, сзади девочки в таких же белых платьишках несут длинный шлейф, а я стою перед алтарем в смокинге с белой хризантемой в петличке, как в голливудском фильме. Она входит, все оборачиваются, раскрывают рты, проглатывают языки. В картину примешался её слабоумный папаша, я его быстро убрал из своего воображения, но вместе с ним исчезло всё. Я знал, что ни платья, ни алтаря не будет. Подберем свободную дату, распишемся, и в лучшем случае, отметим это дело в ресторане в самом узком кругу.