Читать книгу «Полонез». Книга фантастики - Павел Парфин - Страница 5

В саду порхали красно-фиолетовые бабочки.

Дик вышел в сад, чтобы накопать земли для цветка. Остановившись возле старой покосившейся абрикосы, Дик вынул из-за голенища сапога широкий охотничий нож и, воткнув его в землю, принялся копать. Поглядывая на красивых бабочек, безмятежно круживших над его головой, он насыпал землю в маленькое пластмассовое ведро.

Земля нужна была для цветка, который Дик купил своей новой мечте. Он хотел привязать ее к себе покрепче – еще незнакомую ему мечту, поэтому задумал подарить ей комнатный цветок. Дик копал с воодушевлением и веселым напором. Земля, как и весь сад, была очень старой. Намного старше Дика, и тот чувствовал эту разницу в возрасте, вдыхая влажный, прелый запах земли… Раз – и нож едва не рассек что-то белое и продолговатое, совсем крошечное – размером всего с четверть мизинца Дика. Он нагнулся, чтобы ближе рассмотреть находку. Это был кокон. Дик положил кокон сверху в ведро с землей и зашагал домой.

Дик держал дома скворца, ему и хотел скормить кокон. Однако сделать это ему помешало неожиданное открытие: кокон вот-вот должен был раскрыться. Лежа сверху на комьях земли, он вдруг стал сжиматься и снова разжиматься, вздрагивать и изгибаться, словно стараясь скинуть с себя шелковистую оболочку, закрывавшую его со всех сторон. Завороженный необычным зрелищем, Дик решил дождаться появления бабочки. Но этого не случилось. Дернувшись еще пару раз, кокон замер, больше не проявляя никаких признаков жизни. Это насторожило Дика. Может, бабочка умерла, подумал он. Дик взял нож, которым копал в саду, и легким быстрым касанием прошелся вдоль кокона. В месте разреза выступила мутная водица, кокон начал морщиться и наконец распался, и из него выпала бабочка – красно-фиолетовая, такая же, как те, что летали в саду.

Новорожденная неподвижно лежала на полу, не шевеля крылышками и даже не пытаясь взлететь. Дик осторожно коснулся ее двумя пальцами – бабочка не шелохнулась, лишь едва-едва повела усиками. Ага, жива, обрадовался Дик. Он закурил и распахнул настежь окно в комнате. Вместе со свежим воздухом из сада влетела стайка бабочек. Они стали тревожно кружить над несчастной подружкой. Вместо того чтобы вспорхнуть и присоединиться к крылатым гостьям, та вдруг стала скукоживаться и чахнуть прямо на глазах Дика.

– Эй, а ну пошли вон! – крикнул он и принялся отгонять назойливых бабочек от новорожденной. – Вы сейчас ее совсем заморите!

Бабочки улетели, выпорхнув в открытое окно, а та, кого он насильно вытащил из кокона, осталась. Преждевременные роды, пронеслось в голове Дика. Видимо, бабочка недоразвитая. Может, все-таки скормить ее Чезу? Дик поднес бабочку к клетке, где дремал сытый скворец – перед ним стояло блюдце с почти нетронутым кормом. Однако стоило Дику только приоткрыть дверцу, как бабочка внезапно затрепыхалась в его пальцах.

– Да ты какая-то контуженная! – машинально отдернув руку, он разжал пальцы – бабочка беспомощно упала на пол. Глядя на нее, Дик подумал странную вещь: – Слушай, а может, ты просто-напросто голодная?

Он снова открыл дверцу клетки, взял из нее блюдце с кормом и поставил его перед бабочкой.

Тотчас ее крошечное тельце пронзили конвульсии, бабочку затрясло, словно в лихорадке, она стала изгибаться всем телом – и вдруг оказалась возле самого блюдца. Утопив усики в корме, она жадно накинулась на еду. Дик был вне себя от происходящего, он не знал, то ли ему кричать от восторга, то ли звать на помощь пожарников. Почему именно их, в ту минуту он вряд ли мог объяснить. Дик был в шоке от того, что бабочка ела птичий корм.

Через два дня она заметно растолстела и увеличилась в размерах – но так и не научилась летать. Дик мало-помалу привык к бабочке, а она к нему. Она узнавала его, вероятно, по теплу, которое излучало его тело. Скворец подозрительно таращился из клетки на бабочку, а та как ни в чем не бывало уминала его еду.

Я с Михаилом узнал об этой бабочке, когда Дик впервые пришел с ней в «Полонез». Прихлебывая виски, мы вдвоем смотрели футбол, который показывали по телевизору, висевшему слева от барной стойки, практически напротив нашего столика. Дик присоединился к нам немного позже. Он не любил футбол и, в знак протеста заслонив собой телевизор, не захотел снимать кепку. Вот тогда мы и увидели Берти – так Дик назвал свою бабочку. Она сидела на его кепке, уставившись на нас живыми, как ртуть, глазенками. Это было настоящее чудовище! Жирное, с толстым телом, лоснящимся от полупрозрачной слизи, но с очень красивыми крыльями. Дик насыпал на стол горстку крошек и, сняв с кепки бабочку, посадил ее рядом с крошками. Вдруг бабочка принялась все это жрать!

Затем Дик взял у меня стакан с виски и капнул из него на стол – Берти стала пить виски.

– Убери ее, – насупившись, потребовал Михаил. – Иначе я ее прихлопну.

– Не прихлопнешь, – уверенно покрутил головой Дик. Отодвинувшись от стола так, чтобы с наших мест снова можно было смотреть телевизор, добавил: – Берти, как безумная, любит футбол.

И точно: бабочка повернулась в сторону телевизора и замерла, поводя туда-сюда выпуклыми бусинками глаз.

– Прикольно, – усмехнувшись, обронил я.

Неожиданно трансляция игры прервалась, и начался экстренный выпуск новостей: камера выхватила кусочек центральной площади, где люди в шлемах и со щитами теснили наседавшую на них толпу.

– Стачка! Стачка! – бар немедленно загудел, как улей. – Чего мы здесь сидим?! Пошли и мы на стачку!

Бар мигом опустел. Михаил убежал вместе со всеми, остались лишь мы с Диком.

– А ты? – спросил я у Дика, продолжавшего смотреть новости.

– Я бы туда не пошел, – нехотя отведя взгляд от экрана, признался он. – Но она хочет.

Он показал на бабочку – ее тельце дергалось от судорог, глазки вспучились и грозили вот-вот лопнуть.

– Понимаешь, я перед ней в долгу: я не утерпел и раньше времени достал ее из чертового кокона.

– Ну и что? – не понял я.

– Как что? Она родилась недоношенной, поэтому не способна летать. Я кормлю ее и стараюсь всячески ублажать.

– У тебя крыша поехала, Дик, – я покрутил пальцем у виска.

– Нет, просто у меня, кроме скворца, никогда больше никого не было. Даже настоящей мечты… А тут – бабочка, которая ест птичий корм и любит телек. Согласись, такое не каждый день бывает.

– Да, но…

– Я пойду с ней на стачку! – Дик стукнул пустым стаканом по столу, посадил Берту на кепку, нахлобучил ее на голову и направился к выходу.

– Но это же опасно! – крикнул я ему вдогонку – сам я решил не идти на стачку. Потому что никогда не любил массовые скопления людей – митинги, демонстрации, стачки и т. д.

На полпути Дик неожиданно вернулся, я невероятно обрадовался – неужели он услышал меня?

Он протянул мне большой охотничий нож.

– Спрячь… От греха подальше…

И ушел из бара.

О том, что произошло на площади, где столкнулись бастующие и полиция, позже рассказал мне Михаил. Вдруг в центре людской круговерти оказался Дик. Он отчаянно жестикулировал, призывал к примирению, но рев стоял такой, что были слышны лишь обрывки его слов. Дика начали бить – вначале свои, а потом полиция. Кто-то заехал ему по голове и всмятку раздавил бабочку. Никто не знает, что она пережила до этого, очутившись в людском месиве, глядя сверху на остервенелых людей, чью сторону приняла – бастующих или полиции. Но после одного-единственного удара бабочка превратилась в мокрое пятно.

Бастующих с площади никто не разгонял – они как-то сами собой рассеялись, рассосались, словно им дали команду извне. А Дик еще часа два стоял один посреди пустой грязной площади. На его голове медленно подсыхала кепка, на которой раздавили бабочку. Сочувствуя другу, Михаил хотел было провести его домой, но Дик грубо послал его подальше и не двинулся с места.

Когда он наконец вернулся домой, то застал у себя новую бабочку. Как ни в чем не бывало, она порхала по комнате, кружила над клеткой и даже, кажется, заигрывала со скворцом, дразня его взмахами красно-фиолетовых крылышек. Заметив Дика, бабочка доверчиво села ему на плечо. Но тот, чуть поморщившись, взял ее за крылья, просунул в клетку и скормил скворцу. А потом, без всякой паузы, выкинул в окно цветок, для которого копал землю.

Ведь Дик так и не встретился со своей новой мечтой. Несколькими днями позже я узнал – не от него, а от совершенно посторонних людей, – что его мечта сгинула в тот же день, когда в гуще стачки погибла и его любимая бабочка.