Читать книгу Как кость в горле – тут, там и поперёк - Павел Прежний - Страница 1

***

…Не успели осесть на землю хилые песчаные облака, потревоженные неожиданным контактом двух движущихся навстречу друг другу тел, как одно из них (этих самых тел) уже вновь стремглав неслось к вратам, ведущим прочь из города, на юго-восток…

Внимательному читателю этот путь покажется смутно знакомым, и он будет недалек от истины. Не особенно усердному, но желающему наверстать упущенное чтецу, мы дадим некоторые пояснения к происходящему действу. Но не слишком докучливые, ибо ищущий да обрящет, а жаждущий знаний – без особого труда их отыщет.

Мы немного отвлеклись; просим покорнейше извинения и возвращаемся на интересующий (рискнувшего засесть за сей скромный труд уютным вечерком) астральный уровень.

…Попрыгунья бежала что было мочи к южным воротам Града Союзных Прегрешений, не желая ни минуты дольше терпеть притеснения, несправедливость и ещё полдюжины заумных слов, не способных прочно обосноваться в её привлекательной и, в общем-то, неглупой голове. После внезапного столкновения и досадной заминки, образовавшейся вследствие её невнимательности (и этого неряшливого козла, которого, как назло, занесло в такое неподходящее время суток именно в эту часть города), она стала уделять дороге гораздо больше внимания. Конечно, пару незначительных тычков она всё же получила, но это было несопоставимо меньшим злом тому, от которого Попрыгунья столь спешно улепетывала.

Впрочем, то, что ждало девушку впереди, вполне вероятно, могло обернуться куда более серьезными последствиями, чем она рассчитывала. Как бы то ни было, оставаться в городе у неё больше не было ни времени, ни желания. Попрыгунья долго готовилась к побегу, и вот, подходящий момент настал.

Вы спросите, откуда же столь интересная особа убежала, едва успев похватать свои нехитрые пожитки? Из тюрьмы? Из дома, где ей не давала свободы, такой желанной, строгая тётушка, вдова с впечатляющим стажем? Из приюта для лишившихся рассудка и представляющих угрозу всему живому?

Нет, скажем мы, хотя схожие черты всех вышеперечисленных заведений имеются в достатке там, где белый свет стал не мил нашей Попрыгунье… Сказать по правде, не одна она маялась в затенённых застенках своего узилища, делясь с безразличными полотнами горестными вздохами о несчастной девичьей доле. И если уж быть более точными, вздохи и стенания не были исключительно скорбными и заставляющими сердца добрых сжиматься в приступе сопереживания. И если совсем уж отбросить ложную скромность и назвать вещи своими именами нашему догадливому (и уже теряющему терпение) читателю… да-да, наша героиня обитала до недавнего времени в доме терпимости, которыми славился Град Союзных Прегрешений; творя блуд за деньги и тем самым обеспечивая своё существование.

***

Опережая справедливое возмущение нашего благонравного читателя, выскажемся в защиту Попрыгуньи, заодно рассказав о том, что привело её к такой незавидной жизни.

Вернее, кто привёл. Но обо всём по порядку…

Девушка, имя которой мало кто помнит, родилась далеко к юго-востоку от Града Плоти, в типичной полосе малоплодородной землицы на границе вязких болот, нехотя выделивших людям от щедрот своих места под пашню. Рано осиротела; из ближайших родственников у неё остался только старший брат, лоботряс и выпивоха. Когда родителей не стало, дом быстро пришёл в упадок, несмотря на в большинстве своём тщетные попытки брата Попрыгуньи прокормить поредевшую семью. Вскоре он оставил пустое занятие и посвятил себя тому, что удавалось лучше всего – вдумчивому поиску смысла жизни на дне бутылки. Благо, бутылок со дном водилось много, а те, что были без дна, пытливого парня не интересовали. Какой там мог уместиться смысл, если даже жидкость подобный сосуд в себе удержать был не в состоянии?.. То-то.

…Однажды старший попал в совсем уж дурную историю (даже по его меркам), в результате которой оказался должен крупную сумму денег тем людям, с которыми лучше бы вообще не иметь дел. Разумеется, возвращать было нечем, и он решил попытать счастья заняв у соседей. Деревенька, в которой он жил с сестрой, была маленькой и все друг друга знали. Люди, хоть и жалели будущую куртизанку (ожидаемо недолюбливая её брата), при всём старании не смогли бы собрать сумму, способную покрыть долг старшего.

И тогда он совершил поступок, наверное, самый подлый и низкий в своей жалкой жизни: отдал сестру в качестве платы за предоставленные услуги. Девушка, на тот момент достигшая совершеннолетия, была ценным товаром – негодяи, хоть и с трудом сдерживаясь, не тронули её, намереваясь продать в рабство за кругленькую сумму. В результате она оказалась в Граде Союзных Прегрешений, в распоряжении одного из самых высококлассных борделей, носящего репутацию респектабельного (насколько респектабельным может быть публичный дом) и пользующегося благосклонностью весьма обеспеченных клиентов заведения…

…Но не стоит преждевременно рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом, оплакивая загубленную душу невинной девушки. Жизнь в её родной деревне была несладкой; лучшей долей для Попрыгуньи было бы выйти замуж за крестьянина, либо охотника, ну, может быть, за копальщика угля… В ту глушь не заносило не то что завидных женихов – ввиду расположения поселения даже воинская повинность не имела там силы… Без парней и крепких молодых мужчин жизнь среди болот стала бы совсем невыносимой, поэтому на протяжении веков за ними никто не наведывался. Налогов в казну государства жители тоже не платили – мытарь не решался отправиться в эти позабытые всеми богами края за грошами, так неохотно оседавшими в карманах жителей приболотной полосы.

Конечно, девушка оказалась заложницей в блудилище и была вынуждена удовлетворять желания клиентов по первому требованию; но зато раз в неделю, помимо базовых предметных дисциплин, она изучала светский этикет и актуальные политические настроения в городе и стране в целом – не сколько для расширения собственного кругозора, сколько для умения развлечь – да, представьте себе, некоторые посетители борделя предпочитали такую замысловатую и извращенную прелюдию главной цели своего низменного визита.

…Несколько раз она пыталась заводить разговор о том, что уже сполна расплатилась за долг брата, но Полуторная Ма – так звали управительницу публичного дома – всегда оставалась непреклонной. Иногда приторно-ласково отказывая, иногда – ворчливо-грубовато посылая Попрыгунью куда подальше. Хотя, в таком заведении, как бордель, в подобных пеших походах особой нужды не было, образно выражаясь. Все они приходили, как правило, самостоятельно.

Кстати, прозвище, закрепившееся за девушкой, пришло на ум Ма тоже не абы откуда – Попрыгунья в силу своего холерического темперамента не могла долго усидеть на месте, особенно во время скучных лекций в редкий выходной день. Полуторная Ма, хоть и была довольно-таки просвещённой женщиной в летах, терминологией заморских мыслителей оперировала топорно; зато она знала толк в другом (иначе не была бы распорядительницей процветающего дома земных наслаждений) – как привлечь и удержать клиентов-толстосумов, способных надолго стать её дойными коровами (козлами, опять же, выражаясь образно – так говаривала сама Полуторная).

У Ма хранилось доскональное досье на каждую девушку, работавшую у неё – она взяла за привычку структурировать данные ещё в самом начале своего пути на поприще организации услуг услаждения страждущей плоти. Попутно классифицируя сильные и слабые стороны своих подопечных. Особое внимание она уделяла «коронному приёму» – услуге, которую заказывали довольные клиенты, выбравшие ту или иную спутницу на ночь, впечатлённые мастерством девушки и вернувшиеся впоследствии за добавкой. Коронным приёмом Попрыгуньи стала… верховая езда. Не в прямом смысле, разумеется. Хотя, при определённом стечении обстоятельств она с легкостью заделалась бы отменным жокеем… Колдобины и неровности дорожного покрытия (кхм, или покрытия на дороге, как будет угодно) во время заездов она инсценировала бесподобно…

***

Ловко оперируя информацией, Ма смогла вскорости построить график посещений таким образом, чтобы нести минимальные издержки. Надо бы оговориться, что управительница не была бессердечной хапугой, заставлявшей своих подчинённых без передышки работать на благо дома терпимости. Отнюдь, она заботилась об их здоровье, эрудиции (пусть и в несколько сомнительном ключе применения), следила, чтобы девочек не обижали распалённые клиенты.

Сказалось её неоконченное образование, прерванное из-за отчисления в силу неподобающего поведения. Ошибки юности, от них никто не застрахован… Весьма вероятно, что мир потерял в лице Полуторной хваткого директора передовой мануфактуры, а может – заслуженного доктора, знатока анатомии человеческого тела… Однако же, всё это не могло не отразиться на последующем деле и отраде всей её жизни – помощи в стабильном росте, развитии и преуспевании «Румяным Пышечкам» (именно это гордое и игривое название носил руководимый почтенной дамой бордель).

Был у неё один секрет, который, на самом деле, таковым не являлся. По крайней мере, для обитателей и некоторых приходящих работников «Пышечек». Иногда она запиралась в своём роскошном кабинете с подносом сладостей и часами её никто не видел, даже заместительница. Ма нужно было побыть одной, всплакнуть о былом и утраченном, и закусить горе небольшой горой кондитерских изделий. Эту привычку она приобрела на закате эпохи своего студенчества, и с тех пор попытки найти утешение в еде прочно вошли в повседневную жизнь…

В те времена Ма ещё не могла называться Полуторной – она была молода, умна, хороша собой и склонна к предпринимательской деятельности. Поклонники гонялись за ней день и ночь, не давая ступить без внимания и шага. И те, кто знавал прежнюю Ма, покривили бы душой, сказав, что такая популярность её тяготила… Собственно, это и сгубило многообещающую, но так и не успевшую начаться карьеру юного дарования. Накануне одного из важнейших экзаменов её застали в общежитии в разгаре пьяной оргии (отметим, с участием не самых успевающих студентов), что нанесло непоправимый ущерб доселе безупречной репутации.

С позором она была изгнана из учебного заведения. Не спасла её и блестящая выпускная работа, с почти материнской нежностью и заботой готовящаяся последние два года обучения – «Сеятель и воин в примитивных культах – генезис переплетения», в которой существенный объем материала занимало исследование канувшей в небытие расы обитателей жарких джунглей, в чьи обычаи входили регулярные жертвоприношения пленённых врагов с целью удобрения почвы кровью последних. В качестве ритуального оружия выступал известный артефакт древности, полумифический, но оттого не менее желанный для искателей сокровищ – нож с лезвием из камня вулканического происхождения, Гангбанг… Похоже, увиденное в общежитии беспорядочное сеяние, незащищённое переплетение в ходе своеобразных баталий и производимый участниками вышеописанных действий на всю округу шум, превзошли возможную пользу научного труда застуканной врасплох девушки; чаша весов склонилась с такой силой, что развалилась вся конструкция – дальнейшее обучение под сенью альма-матер было для Ма заказано.

…Родители не отвернулись от неё окончательно, но охладели настолько, что терпели присутствие дочери дома лишь несколько дней в году. Подавленная девушка искала утешение в разнообразных излишествах, но, со временем огонь фертильности внутри неё угас, внешность вследствие неумеренного употребления сладостей претерпела пагубные изменения. От былых достоинств уже заметно поправившейся и повзрослевшей особы остались лишь острый ум и тяга к предпринимательству – не самый, согласитесь, лакомый кусок для поклонников, которых как ветром сдуло. Впрочем, Ма в них больше не нуждалась.

***

Оставим пока что печальную историю жизни управительницы «Румяных Пышечек» – от длительного погружения в её подробности Ма начнёт икаться. Не ровен час, ещё подавится куском зефира или поперхнётся десертом из патоки…

…Вернемся лучше к Попрыгунье, которая к этому времени миновала ворота города и взяла курс на юго-восток. Сердце неистово прыгало в груди, лёгкие горели и без сухого воздуха пустыни, мысли разбегались в разные стороны. Перед ней лежал огромный мир – неизведанный, негостеприимный, пугающий. Сомнения захлестнули девушку, заставив сбиться с шага. Пытаясь совладать с дыханием, явно вознамерившимся разорвать легкие и глотку, беглянка обернулась в сторону города, который на последние шесть лет стал её домом. Каким-никаким, но всё же оплотом стабильности. Теперь не было и его…

Стиснув зубы и смахнув кулаком навернувшиеся слёзы, Попрыгунья заставила себя утихомириться. Ей предстояло добраться до родного селения и как следует побеседовать с братцем, столь вероломно поступившим с той, которую он должен был, по идее, оберегать. Уроки, организованные Полуторной Ма для девушек (не в ущерб основной деятельности, разумеется), не прошли даром – познания в географии близлежащего и ещё доброго десятка регионов помогут без особых приключений отыскать нужную дорогу. По крайней мере, пустыня не должна вызвать каких-то серьёзных задержек на пути к главной цели.

Успокаивая себя таким образом, Попрыгунья расправила плечи и приосанилась. Ха, да она теперь учёная леди – не хуже выпускницы института благородных и благообразных девиц. И пускай её институты не отличались славной историей и не породили плеяду значимых личностей, девушка точно знала – всё могло случиться гораздо хуже.

Она снова начала движение, напоследок обернувшись к скучным, выбеленным беспощадным солнцем стенам Града Плоти. Интересно, подумалось ей, а ведь при первом взгляде с такого расстояния он не выглядит рассадником бесчинствующих пороков. Всё становится на свои места только при пребывании внутри его границ.

Предательская мысль заставила девушку судорожно сглотнуть. Попрыгунья боязливо покосилась на всё уменьшающийся город и с облегчением выдохнула – погони было не видать. С одной стороны, это представлялось замечательной новостью, с другой – беглянка вдруг почувствовала себя несказанно одинокой, ведь теперь она была предоставлена самой себе… На мгновенье ей захотелось вернуться обратно, покаяться перед Ма за свой проступок, согласиться на что угодно, только бы та снова приняла блудную (во всех смыслах) дочь (лишь в переносном) под своё крыло.

Скрежетнув зубами, Попрыгунья сделала очередной шаг. Затем ещё один. Каждый следующий давался всё легче, горячий песок будто помогал стопам отрываться от своей скрипучей поверхности. И вот она уже бежала вперёд, гоня от себя малодушие и страх перед неизвестностью. Впереди лежал целый мир, до этого ограниченный лишь родной деревенькой да небольшой частью проклятого города, в котором девушка томилась долгие шесть лет своей короткой жизни.

…Но сначала надо было поквитаться с одним мерзавцем. Попрыгунья не была уверена, что застанет братца на прежнем месте, слишком много воды утекло. Но поиск следовало начинать именно оттуда, порасспросив как следует соседей.

***

– Кхм, она хоть в курсе, что девка сбежала? – вопросила повидавшая жизнь (в не самых приятных её аспектах) женщина, одетая в вызывающе короткое, явно не по возрасту, платье, с трудом скрывающее то, что должно скрывать.

– Не-а, Полуторка снова заперлась у себя. Опять, поди, жрёт в три горла вафли и халву. Всё никак не лопнет. – ответила неприятная сухая дама в летах, заместитель и правая рука Ма.

– Рыжка, тебе следует быть добрее к ней, как никак – она ТЕБЯ приблизила, не кого-то другого. А уж претендентов было много…

– Тебе легко говорить, Кексик, – проворчала заместительница – тебе на покой через месяц, деньжат накопила, небось… Уедешь подальше отсюда, забудешь нас. Вся жизнь впереди… Сколько тебе там? Тридцать четыре?.. Возьмёшь новое имя, придумаешь историю позаковыристее. Выйдешь замуж, нарожаешь детишек… И никто никогда не узнает, чем ты здесь занималась на протяжении пятнадцати лет. Я-то помню тебя ещё совсем девчонкой…

Глаза Рыжки затуманились, она будто полностью погрузилась в переживаемый временной отрезок. Кексик подавила смешок и опустила глаза – подруга была изрядной занозой в заднице, но в борделе царили свои правила. И как бы то ни было, её не стоит винить в том, что в свои сорок с хвостиком почти все жизненные соки покинули тело Рыжки, оставив сухую согбенную фигуру, тянущую на все пятьдесят пять. Детей она иметь тоже не могла. Сказать по правде, мало кто решился бы на этот волнительный процесс со вторым человеком в «Пышечках».

Поэтому Кексик только вздохнула и подождала, пока товарка вернётся на грешную землю (в частности – на особенно многогрешный пол блудилища).

Рыжка (она же Жабья Отрыжка, пока не слышит – получила своё прозвище отнюдь не из-за огненной шевелюры) постепенно пришла в себя. Порывшись в кармане, она извлекла оттуда кисет и сделала щедрую понюшку табака. Глаза её вскоре утратили мечтательный блеск – на его место вернулись привычные холодность и колючесть.

– Ладно, скажу ей, когда очухается. Конечно, девка была хороша, но не сошёлся же на ней свет клином? Придётся утрясти расписание с поправкой минус один, да поднапрячь поставщиков шлюх – до конца недели вопрос закроем. А бывали времена, когда от желающих у нас работать отбоя не было, на собеседование записывались за полмесяца… Чёртова, как её там, эммма-нссии-пация, во! Хрен выговоришь!

Рыжка сплюнула, не глядя, на дорогой ковёр холла, в котором они с Кексиком оживлённо общались. Охнув, она бросилась устранять последствия своей сиюминутной экспрессии. Подруга не стала мешать оперативным мерам и плавно удалилась, тихо мурлыча под нос. Ей будет не хватать Жабки (как она умилительно звала заместительницу, опять же, пока та не слышит), но не настолько, чтобы впасть в уныние.

Через двадцать с небольшим минут придёт новый клиент – нужно привести себя в порядок. Потом ещё один, тот самый, ненасытный. А там, глядишь, рабочий день закончится. Затем ещё два дня на этой неделе… Заслуженная жрица любви питала слабость к арифметике (очередная непререкаемая заслуга Полуторной Ма), поэтому не упускала шанса поупражняться в сложении и умножении. Вычитать и делиться она не любила.

Через четыре недели её служба в доме земных утех закончится и Кексик уйдёт на заслуженный отдых. Планы на дальнейшую жизнь она строила грандиозные… и в них не было места всяким занудливым и скучным старым девам, сплошь из которых состояло руководство «Румяных Пышечек».

Новая книга готова была раскрыться перед ней с чистой страницы. Ждать оставалось недолго.