Читать книгу Хранители Мультиверсума. Книга пятая: Те, кто жив - Павел Иевлев, Павел Сергеевич Иевлев - Страница 9

Борух подёргал на мне разгрузку, потряс рюкзак, придирчиво осмотрел всего – от кепки до шнуровки берцев.

– Всё взял? Ничего в шкафчике не осталось? А ну, попрыгай!

Я послушно подпрыгнул. Антабка автомата звякнула о торчащий из разгрузки магазин, и Борух передвинул на мне ремни. Мне стало смешно – как будто ребёнка в школу собирает.

– Всё тебе смехуёчки! Тебе, балбесу, чего сам не положишь, того ты и не вспомнишь…

Это он нервничает так, я знаю.

– Серьёзно? Вот так просто? – Ольга осматривала окрестности в хитрый прицел своей супервинтовки. – Неужели даже наблюдателя не поставили? Не люблю, когда всё так гладко начинается… Плохая примета.

– А ну и хорошо, ну и ладушки! – обрадовался комгруппы. – Какое там время гашения?

Я поработал с планшетом и определился:

– Три минуты всего, вообще халява.

– Вот поэтому и не держат, – пояснил он, – поди удержи такой короткий. Так, мы тут обустраиваемся, а вы валите, куда собирались.

Мы дождались гашения, поздоровались с коллегой-оператором и бодро потрусили к лесу.

– Ну, давай направление, писатель! – сказал Борух, когда мы остановились на полянке.

Выходной репер транзита ощущался вполне отчетливо, а значит, был относительно недалеко. Определить расстояние точно я не мог, но вряд ли больше нескольких километров. Дальше я бы его не учуял. Мы не крались по кустам, как ниндзя, не ползли, собирая в штаны шишки и в карманы листву, – просто шли по достаточно редкому, светлому, вполне приятному лесу. Похоже, нежелательных встреч мы не опасаемся.

– Тут же никого нет? – спросил я.

– Не должно быть, – подтвердила Ольга. Если на входной точке не было, то на выходной им и вовсе делать нечего.

– Тогда зачем мы штурмовую группу тащили?

– Во-первых, на всякий случай, – ответил мне Борух. – Мало ли, что мы на пальцах прикинули, а вдруг бы нарвались? Ну, а во-вторых, – пусть ещё в одном срезе укрепятся, почему нет? Сейчас они силы накопят, сделают бросок к выходному реперу, и всё – срез наш. Он нахер никому не сдался, но командование любит победные реляции.

– А теперь, когда мы, наконец, уже идём, – спросил я то, что давно собирался, – я могу узнать – куда?

– Мы же вместе прокладывали маршрут? – почти убедительно удивилась Ольга. Ей никогда не надоедают эти игры.

– Ты поняла, о чём я, давай не будем. Не конечная точка, а конечная цель.

– Хочу проверить одно место. Лет пятьдесят назад там было интересно…

Вот сказать не могу, как меня это вымораживает. Умом-то я знаю, что она годится мне в бабушки, но визуальный ряд, так сказать, этот факт заслоняет. Поэтому в бытовом общении воспринимаю её как более-менее ровесницу, а потом хренакс – и вот такое. Когда она рассказывает о первых днях Коммуны, это не так цепляет – нет ощущения личной истории. В общем, моя бывшая ловко ввела меня в состояние рефлексии, и я не стал выяснять подробности. Она отлично умеет мной манипулировать. И не только мной – но это слабое утешение.

– Что это за срез? – поинтересовался Андрей. – Что тут есть? Кто живет?

– А черт его знает… – равнодушно ответила Ольга. – Может, и никто. Разведчики пометили зелёным. Эфир пустой, а значит, технологическая цивилизация, если и была, то схлопнулась, как везде.

Это тревожная, но привычная картина в известном нам Мультиверсуме – большинство его срезов находятся в той или иной стадии постапа. Насколько я знаю, никто не в курсе, почему, хотя версий, конечно, хватает. Выбирать можно любую. Как бывшему писателю пиздецом, мне, конечно, нравится версия «внешней силы» – некоего надчеловеческого агента, коварно толкающего людей к самоуничтожению. Это понравилось бы читателю, а главное – оставляет открытую концовку. Придет Герой и победит супостата, спасая себя, свою девушку, ну и заодно всё Человечество. Но в глубине души я в супостата не верю. Лишняя в этой картине «внешняя сила». Нас не надо подталкивать к самоуничтожению, сами распрекрасно справимся. Поэтому самой логичной мне кажется версия встроенной в любое человечество конечности цивилизационного цикла. Такой общественный «ген смерти», своеобразный «лимит Хейфлика»9 социумов. В конце концов, если все мы умираем как личности, то почему должны выжить как вид? Я социальный пессимист, хотя Борух и считает меня романтиком.

– Всегда бы так… – удовлетворенно сказал Борух, когда мы добрались до конечной точки – ровной круглой полянки, где среди карманной местной версии Стоунхенджа торчал из земли черный цилиндр репера. – Отличная прогулка.

– Сплюнь, – посоветовала Ольга, и он послушно выдал «тьфу-тьфу-тьфу, шоб не сглазить».

– Дальше два серых, – сверился я с маршрутом.

Борух надел шлем-сферу и взял наизготовку пулемёт.

– Держитесь за мной, на всякий случай, – сказал он. – Буду вам за щит.

Впрочем, в неприятных руинах, где мы оказались после резонанса, оказалось спокойно и безлюдно. Обломки выветренных кирпичных стен и проросшие сквозь них молодые деревья закрывали обзор, так что я не смог насладиться пейзажем. Судя по тому, что один из тонких стволов выворотил из земли потемневший человеческий череп, вряд ли окружающий вид меня бы порадовал.

– Стоим на месте, от греха, – скомандовал майор. – Мало ли какое тут эхо войны обнаружится.

– Небольшой фончик имеется, – сообщил, посмотрев на карманный цифровой радиометр, Андрей, – но некритично. Свинцовые трусы можно не надевать.

Неподалеку кто-то истошно и тоскливо глубоким низким голосом завыл, как будто оплакивая здешний невезучий мир. Все вздрогнули и напряглись.

– Надеюсь, он не настолько большой, насколько громкий, – тихо сказала Ольга. – Сколько там до гашения?

– А вот, уже, – ответил я. – Поехали!

Следующий репер оказался неожиданно благоустроенным. Ну, а как ещё скажешь про место, где вокруг чёрного цилиндра стоят кружком удобные диванчики, горят уютные торшеры, на низких полированных столиках – стаканы и бутылки с водой, а также яркие упаковки печенья? Квадратное помещение не имело окон, но всё равно почему-то казалось, что оно глубоко под землёй. На стене огромный плакат, где на десятке языков, из которых я опознал только русский, повторялась, видимо, одна и та же надпись:

Уважаемо приходимец из другой место! Отдыхать тут! Есть еда, пить жидко! Время ждания – дюжина минутов! Не пытаться на ружу, большая пожалуйста! Просить понимать нас! Хорошего в пути!

Ниже, для тех, кто не нашёл понятной надписи, была серия крупных пиктограмм – перечёркнутая дверь со стилизованной фигуркой выходящего человечка, часы – песочные и со стрелками – и двенадцать чёрточек рядом, бутылки со стаканами и вскрытая упаковка еды.

– Жри и проваливай, – прокомментировал Борух.

– На фоне прочих даже мило, – ответила ему Ольга, – интересно, как давно тут никого не было?

Я только после её слов заметил, что на диванах и столах довольно толстый слой пыли, в одном торшере лампа не горит, а в другом моргает. Кстати, двери, в которую так настойчиво просили не выходить, видно не было, зато на стене висел интерком – решётка динамика с кнопкой под ним. Андрей подошел и нажал кнопку, но ничего не произошло.

– Не работает, – констатировал он, – хотя освещение от чего-то запитано.

– От батарей, – ответил внимательно изучавший помещение Борух. – Включилось, когда мы прошли, тут сенсор. Да вот уже и гаснет…

Лампочки в торшерах на глазах теряли яркость.

– Дверь здесь – он уверенно постучал в стену прикладом, отдалось гулко и железно. – Попробуем выйти?

– Там может быть что-нибудь интересное! – оживился Андрей.

– Не зря тебя «коллекционером» прозвали, – усмехнулась Ольга. – Незачем нам выходить. У нас другая задача. Тем более что просят этого не делать.

– Следующий – транзитный, – предупредил я, – прогуляемся.

Прогулялись.

На входном репере когда-то висела куча измерительной аппаратуры, но под воздействием капающей с потолка воды она давно превратилась в кубические комки рыхлой ржавчины. Самому камню, разумеется, ничего не сделалось – в свете наших фонарей он так и отливал матовым чёрным блеском сквозь сгнившие стойки с оборудованием.

– И здесь пытались того… Алгеброй гармонию, – прокомментировал Борух.

Стены бетонного каземата затянула противная тёмная плесень, под ногами хлюпала грязь. Было душно, сыро и плохо пахло. В направлении выходного репера шёл мрачный коридор, по которому мы безо всяких приключений дошли до зеркального входному помещения. Здесь было посуше, приборные ящики заржавели меньше, в остальном – то же самое. С одним отличием – у стены стоял массивный железный стул, с которого приветливо скалился человеческий скелет в лохмотьях напрочь сгнившего мундира и совершенно целых сапогах. Скелет указывал на репер гостеприимным приглашающим жестом правой руки.

– Шуточки у кого-то… – проворчал Борух, осмотрев покойника. – Руку проволокой закрепили, а в черепе дырка от пули. Ничего себе, путевой знак…

– Давно? – спросила Ольга напряженно.

– Я тебе что, археолог? Не вчера. Проволоку приматывали поверх целой руки, до того, как она сгнила.

– Ну, может, это у местных такое чувство юмора было… – сказала она неуверенно. – Но давайте-ка осторожнее с этим переходом. У меня плохое предчувствие.