Читать книгу Хранители Мультиверсума. Книга шестая: Небо над дорогой - Павел Иевлев, Павел Сергеевич Иевлев - Страница 3

ГЛАВА 3. МИР БЕЗ ДУРАКОВ, КАК ЦИРК БЕЗ КЛОУНОВ

Оглавление

Сначала мне показалось, что к нам приехал цирк. Пёстрые шатры, яркие цвета, суета. Музыка такая, что перекрывает рык глушителя. Подъехав ближе увидел, что это не шатры, а тенты на машинах. Правда, сами машины – тот ещё балаган. Рама «шишиги» без кабины и кузова. На месте водителя – подрессоренное сидение от автобуса, огороженное каким-то плетнём. Движок закрыт фанерным ящиком, остальное пространство превращено в крытую тканью на шестах кибитку с деревянными бортами. Трактор «Беларусь», расписанный красным и золотым. Вместо кабины – навес из бархатной бордовой гардины с кистями. За ним – три телеги на дутых колёсах, сцепленных в поезд и заваленных тюками. Магистральный тягач «Фрейтлайнер», классический, капотный, с будкой. Водружён на большие зубастые колёса, для чего пришлось выкинуть большую часть обвеса, включая передние крылья. Вместо прицепа на седло взгромоздили передней частью междугородный автобус «Вольво», покрашенный в вырвиглазно-розовый с ромашками, как трусы у волка из «Ну, погоди!». Судя по виду бортов, автобус с этого тягача пару раз падал, после чего ссадины подкрашивали произвольным цветом, а выбитые окна затягивали грязными простынями в горошек. Раритетный австрийский вездеход «Пинцгауэр», осквернённый попугайской раскраской и плюшевым алым тентом. И это только то, что я смог сходу опознать – несколько машин имели вид ублюдка постыдных межвидовых связей нескольких несовместимых транспортных средств. Тракторные колёса, самопальные рамы, грузовые дизеля, кузова от пафосных легковушек… Недостающие элементы без стеснения заменялись досками, фанерой или просто натянутыми кое-как тряпками. Всё это собрано на клей, сопли, говно, изоленту и проволоку и покрашено в гамме «Лопните мои глазыньки».


В общем, башню взяли в осаду какие-то подозрительные фрики. Их было много, но понять сколько я не мог – они были так пёстро одеты и так хаотически двигались, что у меня в глазах зарябило. С увешанного грязными и битыми концертными колонками кунга военного (в прошлом) «Камаза» ум-ца-ца-кала на непереносимой громкости музыка, напомнившая фильмы Кустурицы. Колонки хрипели на басах и хрюкали от амплитудного перегруза, но это никого не смущало. Наверное, это бродячий клуб глухих дальтоников. Или цыгане.

Последняя версия блестяще подтвердилась, когда я заглушил мотор и вылез из машины. Её немедля окружили какие-то бабы в ярких тряпках и дети, одетые по большей части в дорожную грязь и браслетики. Я уселся на горячий капот и сделал лицо знаком «кирпич». Подожду антракта.

Башня, как я отлично отсюда видел, закрыта по протоколу «обломитесь, суки», так что за своих я был более-менее спокоен. Не думаю, что Настя не заметила приближения этого скакового ансамбля песни и пляски заранее. Сидит теперь небось наверху – смотрит, как я тут лицом торгую.

В машине какой-то деловитый цыганёнок уже отковырял пластиковые выцветшие иконки с панели и теперь заинтересованно шуровал в бардачке. Ещё две мелких костлявых задницы в грязных трусах торчали из багажника, а загорелый до черноты, но белобрысый шкет увлечённо дёргал запертую заднюю дверь. Мне было плевать – ничего ценного там нет. Вокруг меня столпилось с десяток тёток. Они, размахивая руками, что-то орали одновременно, пытаясь перекричать музыку и друг друга. Я сидел, молчал, ждал. Жаль, что не курю, это добавило бы образу брутальности, но и так ничего, сойдёт. Чья-то шаловливая ручонка сунулась под куртку, наткнулась на рукоять «Глока» и была зафиксирована. Черноглазое существо без выраженных половых признаков лет десяти от роду подёргалось, пытаясь вырвать руку. Но я держал крепко, а возмущённые вопли всё равно потерялись на общем шумовом фоне. Во вторую руку ребёнка вцепились сразу три бабы и рванули так мощно, что пришлось отпустить. Иначе порвали бы дитя пополам. Не ожидавшие этого цыганки повалились на землю, добавив суеты и шума, хотя казалось бы, куда ещё.

Минут через пять музыка внезапно стихла, прощально пёрнув басами. Цыганки как по команде перестали орать и размахивать руками, развернулись, потеряв ко мне интерес, и разошлись. Дети испарились из машины, прихватив с собой потёртую оплётку руля, драные чехлы и старый приёмник. Вот, теперь начнётся интересное.

От машин ко мне шествовал Цыган с большой буквы «ЦЫ». К цыпленку на цыпочках цыкать. Здоровый, с двух меня, толстый как колобок дядько в золотой блестящей рубахе навыпуск, шёлковых костюмных брюках, в чёрных и глянцевых, как жопа потного негра, туфлях с длинными слегка загнутыми вверх носами. На его физиономии доминировали круглые щёки, обильные подбородки, крысиные усики, свиные глазки и брезгливое выражение измученного запором Императора Вселенной. Не очень симпатичный персонаж, в общем. Он величественно дотопал, потрясая пузом, до меня и что-то такое буркнул через губу на ихнем. Я разобрал только «гаджо» – «нецыган». Поэтому не отреагировал ровно никак. Всё это просто спектакль. Они меня, как говорится, «пробивают» – смотрят, насколько я подвержен давлению на психику. Наорать, нашуметь, сбить с толку суетой, заставить беспокоиться об имуществе и пытаться понять, что от тебя хотят – перегрузить входные каналы. Человек теряется от кучи противоречивых сигналов, впадает в дезориентацию и соглашается на всё, лишь бы это прекратилось – вот вам и весь «цыганский гипноз». И этот расфуфыренный откормленный попугай – из той же оперетты. Изображает, что он тут главный.

– Эй, с тобой говорю, гаджо!

Ну вот, он уже и русский вспомнил.

– Ты глухой? Ты знаешь, кто я?

– Толстожопый дырлыно ты. Закурдал. Иди, баро зови, кар тути андэ кэрло.

Этим я исчерпал доступный мне лексикон, но ему хватило. Казалось, он сейчас лопнет от злости и всё вокруг забрызгает газированным говном, но обошлось. Выругался по-своему, но с опаской, в сторону, как будто не мне, и заколыхал боками вдаль. Теперь, может быть, кто-то настоящий придёт.


– Здравствуй, хороший человек.

Как ни странно, баро этого бродячего лупанария выглядит на общем фоне почти прилично. Костюм, шляпа, туфли. Вышитая красными маками жилетка под чёрным строгим пиджаком смотрелась даже стильно. Гробовщик с претензией. Правда, алая шёлковая рубашка, золотые зубы, массивные перстни и цепь «жёлтого металла», на которой можно коня повесить, несколько выбиваются из образа. Но это признаки ранга, как погоны. Noblesse oblige. Во внешности его никакой цыганской крови не просматривалось – высокий, худой, с породистым умным лицом. Короткая причёска с проседью, седые усы. Я бы его, скорее, за немца принял. Но говорит по-русски чисто, без акцента.

– И тебе не хворать, не знаю какой человек.

– Все люди должны быть хорошими, – покачал шляпой баро.

– Люди ничего друг другу не должны, так что давай к делу.

Неловко на «ты» пожилому человеку, но он первый начал. Ставить себя ниже – плохая переговорная позиция.

– Мы видели сигнал маяка. Мы долго искали его, потратили много времени и энергии в дороге. Нашли – но кто-то закрылся там и не хочет говорить. Не знаешь, почему?

– Знаю.

Он смотрит на меня, ждёт продолжения, я молчу. На вопрос я ответил. Пусть задаёт следующий. Ему надо, мне не надо. Даю понять, что не рад их фрик-параду.

– Послушай, хороший человек, мы – рома дрома, люди дороги. Нам нужны зоры, иначе мы не сможем кочевать. Это вопрос жизни для рома дрома.

– Кто нужен?

– Зоры.

Он достал из кармана пиджака разряженный до молочной белизны акк и показал мне. Я кивнул, показывая, что понял, о чём речь.

– Наша глойти ведёт табор Дорогой, но, чтобы выйти на неё, нужны зоры.

– На всей этой колёсной трихомуди стоят резонаторы? – удивился я.

– Нет, мы не такой богатый табор, что ты! Только на одной машине. Но наша глойти может уводить за ними остальные.

Помолчали. Цыган ждал от меня какой-то реакции, я его игнорил.

– Я Марко, хороший человек, – вздохнул он наконец, – баро этого табора.

– Сергей. Живу тут. И я не очень хороший.

Он развёл руками, признавая моё право не соответствовать его ожиданиям.

– Это маяк, хороший человек Сергей. Он нам нужен.

– Это мой дом, Марко. И хер я его кому отдам.

Я покосился влево, где на холме над морем стоят в рядок кресты. Цыган поймал мой взгляд, проводил его своим, вздохнул.

– Ты не понимаешь, Сергей. Маяк – это жизнь для всех нас. Остался всего один маяк, в Чёрном Городе, но он совсем старый, заряжает один зор три дня, а его сигнал еле виден с Дороги. Скоро его кристаллы рассыплются голубой пылью, и у Людей Дороги не будет маяка.

– Какая трагедия, – сказал я равнодушно.

– Мы не сможем ходить по Дороге, хороший человек Сергей! Это конец жизни для нас и многих, многих других Людей Дороги! Разве это честно? Разве это справедливо? Для тебя это дом, но ты можешь найти другой дом! Для многих-многих людей это жизнь! Где они найдут другую жизнь?

Знакомый заход. Вопрос жизни и смерти, но почему-то непременно за мой счет.

– Честность и справедливость, насколько мне известно, не входят в базовую комплектацию Мультиверсума.

– В базовую – нет, – неожиданно хитро улыбнулся Марко, – а в платные опции?

Вот это уже предметный разговор. С этого и надо было начинать, а не руки заламывать и на жалость давить.

– Маяк не отдам, – сразу обозначил границы я, – губы закатайте. Но акки могу зарядить. В обмен на.

– Что тебе нужно, хороший человек Сергей?

– Мне нужно попасть в Альтерион и забрать оттуда несколько человек.

– Этого мы не можем, – расстроился Марко. – В Альтерион нам нельзя. Мы там вне закона. Они отнимут наших детей, запрут нас в клетки, а с нашими глойти сделают страшное. Мы там – «социальный балласт».

Надо было уточнить у Криспи про этот самый «балласт». Каждый раз, когда мне кажется, что в познании общества альтери я донырнул до дна, снизу раздаётся очередной стук.

– Жаль. Не договорились, значит. Не смею вас задерживать. Пора освободить моё парковочное место. Уверен, Дорога ждёт вас. Все жданки съела. Прощайте, Марко.

– Послушай, хороший человек Сергей, нам нужны зоры! Мы не можем уйти без них! Как мы выйдем на Дорогу?

Врёт как сивый мерин. Ни за что не поверю, что у них энергии было в один конец, и теперь они тут застряли. Слишком хитрожопые они для этого.

– Ваши проблемы, Марко. Мне тут ваш гуляй-город не нужен. Он мне вид на море загораживает. И я готов, если надо, действовать решительно.

Не знаю, правда, как. Вот вообще ни одной идеи, как выгнать эту толпу распиздяев. Их много, а я один. Но пусть думают, что у меня в башне засадный полк.


– Ладно, мы готовы оплатить зарядку по обычному курсу. С пяти акков один твой.

– Марко, – сделал я огорчённое лицо, – мне грустно думать, что ты держишь меня за лоха. Это меня обижает, Марко.

Наугад сказал, но, разумеется, не ошибся.

– Извини, Сергей, я не мог не попробовать, – заулыбался примирительно Марко, – разумеется, с четырёх.

– С трёх, Марко. И это только входя в ваше бедственное положение.

– Как скажешь, Сергей, ты тут хозяин! – печально вздохнул Марко. – Пусть наши дети лягут спать голодными, но мы выплатим твою цену!

Чёрт, продешевил, кажется. Иначе он бы куда сильнее распинался. Дети у них, ишь ты. Можно подумать, они их акками кормят, детей этих.

– И ещё один момент, Марко. Слушай меня очень внимательно, и не говори потом, что ты не слышал, или не понял, или понял не так. И всем своим скажи. Так скажи, чтобы они запомнили, Марко.

Седой цыган изобразил полное внимание и готовность.

– Ни один из ваших не подходит к маяку, не говоря уже о том, чтобы сунуться внутрь. Любого, кто сделает шаг за порог, я убью. Я не хороший человек, Марко. И я не шучу. Вы сейчас всем кагалом уходите за реку, это недалеко и там есть отличная поляна. Сюда приходишь только ты или кто-то с тобой. Но если вы будете шляться вокруг башни, сделке конец. Если кто-то сунется внутрь – это нападение. Ты понял меня, Марко?

– Я понял тебя, Сергей, – вздохнул он, – не надо нас так бояться, рома дрома – мирные люди.

– Может быть, – не стал спорить я, – но ваши понятия о собственности и имущественных правах не совпадают с моими.

Я покосился на выпотрошенный салон «девяносто девятой». Кажется, они спиздили даже старые окурки из пепельницы. Да, вот такой я трус. Очень боюсь, что они попробуют маяк просто отнять. Их слишком много, чтобы всех закопать на холме. Я так себе землекоп.

Табор зарычал моторами. Хреново настроенные дизеля плевались чёрным дымом и воняли недогорелой соляркой. Машины неловко разворачивались под визгливые крики бешено жестикулирующих друг другу водителей. Я пошёл к сараю и поставил на его крышу знак аварийной остановки. Когда возвращался обратно, полуголые цыганята пытались кое-как натянуть обратно чехлы в «девяносто девятой». Магнитолу они уже запихали назад – правда, верх ногами. Какой-то мелкий чумазый засранец укоризненно на меня посмотрел и кинул на панель облезлые иконки. Ещё и головой лохматой покачал, как бы удивляясь моей жадности. Потом они борзой стайкой брызнули к машинам и укатили, зацепившись снаружи за кузова и борта. Сразу стало гораздо тише.


Настя встретила меня у дверей, и тревогой от неё несло так, что бедная Эли только попискивала, сжавшись на диване и обхватив ручками головёнку. Увидев меня кинулась, подпрыгнула и повисла, как обезьяна на дереве, обхватив руками и ногами. Засопела, успокаиваясь и успокаивая меня.

– Кто это? Я так испугалась.

– Цыгане. Не бойся, я с ними договорился. В целом. Но двери теперь держим закрытыми и вещей снаружи без присмотра не бросаем. Народец это ненадёжный. И помни – мы в своём праве. Никто из них не должен попасть внутрь. Ни под каким предлогом. Ясно?

– Да, я поняла, не волнуйтесь. Я понятливая. Хотите есть? Я суп сварила. Гороховый, с копчёностями. Сейчас разогрею…

Она убежала вниз, а я с трудом отклеил от себя Эли. Она хоть и не тяжелая, но уцепилась так, что ходить мешает. После сегодняшней ночи уже и не знаю, как к ней относиться. Я бы, грешным делом, не отказался попробовать, как у нас выйдет с женой и с ней. Но жена мне важнее.

Главцыган явился не один, а с… Как это правильно? Клоунесса? Клоуница? Клоунка? Не силён в феминитивах. Самка клоуна, в общем. Круглая как колобок невысокая тётя, разрисованная броским гримом по лицу. Наряд её ярок, но экономичен – серебристый лифчик, на три размера меньше, чем стоило бы, трусы из такой же ткани, узкие настолько, что не скрывают пренебрежения эпиляцией зоны бикини, поясок среди складок жира там, где у других людей случается талия. С пояска свисают до колен редкие разноцветные ленты, образуя подобие намёка на юбку, которая, впрочем, ничуть не скрывает монументальную задницу и изрядные окорока. Скифская баба, богиня плодородия. Браслеты и фенечки до локтей пухлых ручек, а волосы из подмышек не то что торчат, но даже и покрашены. Слева – в зелёный, справа – в розовый. Бодипозитивненько.

– При-и-ива… – сказало это чудо тоненьким голоском и тряхнуло головой, как ужаленная оводом лошадь. Мотнулся водопад крашеных в разные цвета мелких длинных косичек с вплетёнными нитками, колечками, бубенчиками и прочим мусором, по телу пробежала от сисек к ягодицам волна колыхания жира. Завораживающее зрелище. Человек-желе.

– Это моя глойти, – пояснил Марко.

– Очень, э… приятно. Наверное.

– Она – хорошая глойти, – укоризненно сказал цыган. – Она нашла этот маяк.

Я не испытал приступа благодарности к этому крашеному колобку. Лучше бы она ничего не находила.

– Она хочет на него посмотреть, для неё это важно.

– Позязя! – тоненько проблеяла тётка.

– Пусть смотрит. Но отсюда. Внутрь не пущу.

– Она посмотрит отсюда, но ты не мог бы его… включить? Если ты не знаешь как, она подскажет!

Женщина-холодец энергично закивала, перекатываясь волнами внутри себя.

– Нет. Я не буду включать маяк. Что-то ещё?

Нашёл дурака. Включить, чтобы на его сигнал сбежались все халявщики обитаемого Мультиверсума?

– Ладно, ладно, понял тебя, Сергей. Жаль, конечно, но ты тут хозяин. Вот, принёс зоры.

Он вытащил из кармана три белых цилиндрика.

– Один твой, – вздохнул он, закатывая глаза в немом страдании от моей корыстности и несговорчивости.

Я не повёлся. Молча сгреб акки.

– Сейчас поставлю на зарядку.

– Она постоит тут, ничего? – спросил Марко. – Она так стремилась к маяку, разреши ей! Она не будет подходить ближе.

– Если не будет – пусть стоит.

– Пасип, чмоки! – пискнула тётка и, хотя разговор был про «постоять», тут же уселась огромной мягкой жопой на дорожку, растекаясь жиром живота на целлюлит бёдер.

Ноги в резиновых шлёпках оказались волосатее моих. Экая нимфа, туды её в качель.


Подозрительно глянув в спину удаляющемуся Марко, пошёл в башню. Зуб даю, что-то они мутят. Но придраться вроде не к чему. Ладно, заряжу им акки, и пусть проваливают. Моё «тихое место у моря» превратилось в какой-то проходной двор. Теперь ещё тащить будут всё, что гвоздями не приколочено. Знаю я эту братию, в Гаражищах у нас одно время шарашились. Ничего без присмотра оставить нельзя было. Я тогда их слов и нахватался немного. Потом, как я подозреваю, грёмлёнг потихоньку эту шайку отвадили. Как конкурентов по скупке железа.

Спустился вниз, вставил акк в гнездо на консоли, повернул рычажок. Кристаллы в основании заныли, защёлкали разряды, запахло озоном, застонала металлом штанга привода, центральная колонна начала нагреваться. Пошёл процесс. Ладно, лишний акк мне пригодится. Так-то у меня аж три – один в УИНе, он же «джедайский мультитул», один – в винтовке, один – подключён к электропитанию башни. Я его спрятал внизу за фальшпанелями на всякий случай и проводами всё развёл. Но запас карман не тянет. Ценная штука.

Через пару минут я понял, что что-то идет не так. Я уже заряжал акки здесь, и это выглядело как-то спокойнее. Сейчас башня заметно вибрировала, а стон конструкций стоял такой, как будто вот-вот рванёт. Кристаллы уже были не видны, превратившись в комок трещащих разрядов и фиолетовых микромолний. Даже подойти выключить было страшно – волосы во всех местах стояли дыбом. В протянутую к рычажку руку чувствительно стрельнуло искрой и я, ругаясь, её отдёрнул. Что за фигня?

– Дядя Сергей, идите сюда, скорее! – закричала сверху Настя. – Там тётя что-то странное делает.

«Тётя» сидела там же, где я её оставил, но глаза были закачены, зубы оскалены, руки вытянуты в сторону купола башни, и от них, клянусь, что-то такое туда устремлялось – почти невидимое, прозрачное, как будто лёгкое марево горячего воздуха, сплетённое в тонкий жгут. Мне показалось, что лепестки купола дрожат и вот-вот раскроются, и из-под них прорывается сияние маяка.

– Ты что творишь, сучка крашена? – заорал я и побежал, вытаскивая на ходу пистолет.

Там же основные рычаги не включены, охлаждение не подается – а ну как спалит сейчас эта дура ушельскую технику?

Тётка была в трансе и никак не реагировала. Я приставил к её башке пистолет, но, оглянувшись, увидел смотрящую на меня из дверей Настю. Глаза её были огромными и испуганными. Так что пистолет я убрал, а вместо этого отвесил по толстой жопе мощного футбольного пенделя.

Как будто резиновый мешок с водой пнул. Чёртова шаманка заколыхалась, как медуза в прибое, но главное – прекратила делать то, что она там делала. Рот закрыла, глаза выкатила обратно, руки опустила.

– Ой, бона! Дамажишь, челик! Кринжово! – заблажила тётка непонятное.

– Сейчас ещё не так бона будет!

Вдалеке к нам бежал, наплевав на солидность, цыганский барон.

– А ну, марш отсюда, заливная рыба!

Шаманка, злобно шипя и колыхаясь, поднялась и потрусила прочь, забавно переваливаясь на толстых коротких ножках. Примерился было добавить поджопник для скорости, но вспомнил про Настю и не стал. Непедагогично.


С баро они встретились посреди луга, где она запрыгала перед ним, потрясая руками. Ябедничает. Утопала к табору, а цыган направился ко мне, но я развернулся, ушёл в башню и двери закрыл. Пусть теперь думает, отдам я ему акки или нет. После такой-то подставы.

Акк теперь заряжался штатно. Внизу гудело, потрескивало, постанывало – но сразу чувствовалось, что это нормально.

– Па… Ой, дядя Сергей! А что это она…

– Стоп. Это что за «па» сейчас было?

– Я случайно, оговорилась, я…

– Настя. Иди сюда. Сядь.

Мы сели за стол друг напротив друга. Девочка сложила руки перед собой, как примерная школьница и сделала внимательное лицо.

– Милое дитя, – сказал я серьёзно, – кончай вот эту херню прямо сейчас.

– Но…

– Дослушай. Я тебе не «па» и не «ма». Я тебе никто и звать меня никак. Ты пытаешься мной манипулировать, провоцируя на отцовские чувства – это тупо. У меня уже есть дети. У тебя уже есть один как бы папа. Давай каждый останется при своём. Вернётся твой блудный папаша, сдам тебя ему по описи «девица белобрысая, одна» – и валите себе. Если у него всё получилось, там тебе будет целых три мамы. Придётся три косички заплетать вместо двух.

– Волос не хватит!

– А кому легко? Отрастишь.

Хихикнула, чуть расслабилась.

– Я не специально. Честно.

– Может быть, – согласился я, – но это значит только, что ты не осознаёшь своих мотиваций. Ты растеряна, напугана, вырвана из привычного окружения, не знаешь, что с тобой будет дальше. Ты ищешь защиты, того, за кем можно спрятаться, кто будет заботиться о тебе. Для ребёнка это родитель. Вот ты и пытаешься назначить на вакантное место абы кого.

– Вы – не абы кто, – буркнула она, – но вы правы, я не знаю, что со мной будет. И мне страшно.

– Девочка, да никто этого не знает. Ни один человек на свете понятия не имеет, что с ним будет даже через пять минут. Просто у них обычно нет повода об этом задуматься.

– И как же мне жить?

– День за днём, как все живут. Сейчас будущее кажется тебе беспросветным, но оно просто неизвестное. Оно всегда неизвестное, на самом деле, люди себя обманывают планами и мечтами, а потом жизнь щёлкает их по носу – и вот так. И ещё – ты считаешь себя брошенной, никчёмной, никому не нужной, так? И я сейчас усугубляю это отказом занять отцовскую позицию?

– Да, – сказала она тихо, но твёрдо, – я никому не нужна. И вам не нужна тоже.

– Это неправда, – покачал головой я. – Артём, конечно, балбес, но очень ответственный и искренне к тебе привязался. Не только потому, что ты к нему в башку розовых соплей напустила.

Надулась, губы поджала, слеза блестит. Ничего, иногда полезно послушать правду.

– Он хотел любить кого-нибудь именно как отец. Ты дала ему эту любовь. Для него это важно, и он обязательно за тобой вернётся.

«Если ему не оторвут где-нибудь его дурную башку», – подумал я при этом, но вслух не сказал, конечно.

– Дальше. Я тебе не папа и не хочу им быть. У меня не такое большое сердце, чтобы полюбить всех несчастных детей Мультиверсума. Несчастье – это норма, а не исключение. Но я тебя не брошу, на мороз не выгоню и позабочусь о тебе в меру своих скромных возможностей. Накормлю, помогу, в обиду не дам. Это, ей-богу, максимум того, что один человек может ожидать от другого. Поняла?

– Да. Спасибо, па.

– Что-о?

– Шучу! Вот сейчас шучу, честно! Это была шутка!

Вот засранка.


Цыган вышагивал возле башни взад и вперёд, но установленной границы не пересекал. Я любовался им сверху. Не верю этому паскуднику. Через какое-то время пара цыганят притащила ему складной шезлонг, столик, бутылку и стакан, и он расположился с удобством, собираясь, видимо, меня пересидеть. Упорный, чёрт. Помариновал до вечера, пока его акки не зарядились, потом вышел всё-таки.

– Прости, хороший человек Сергей, так было надо.

Не вижу ни малейших признаков раскаяния.

– Надо было что?

– Подать сигнал, что мы нашли маяк. Это вопрос выживания нашего народа.

– Теперь весь ваш народ припрётся мне под дверь?

– Все, кто сможет добраться. Пойми, ты не сможешь оставить маяк себе. Он слишком для всех важен.

– Ну что же, я, как ты верно заметил, найду себе новый дом. Но башню я запру и ключ утоплю в море. Я бы её назло вам взорвал, но хер её взорвёшь. Зато и взломать невозможно. Так что поздравляю – твой народ только что лишился последних шансов. А ты – твоих зоров. Штраф за мудачество.

Сука, больше всего ненавижу, когда меня пытаются вот так нагло нагнуть. Развернулся уже уходить, чтобы не слушать возмущенные вопли, но он очень спокойно сказал:

– Забери мои зоры, но выслушай.

– Я тебя послушал уже один раз и дома лишился.

– Не меня. С тобой церковник говорить хочет.

– Какой ещё церковник?

– Церкви Искупителя. Выслушай его.

– На кой он мне хрен? – удивился я. – Я про Искупителя вашего ничего не знаю.

– И тебе не интересно?

Поймал. Интересно. На что можно подманить аналитика? – На вкусный кусочек свежих ароматных новых данных! Пока он будет обнюхивать их длинным розовым носом, дрожа от возбуждения мозговыми вибриссами, бери его голыми руками и набивай чучелко.

И всё же – не хватает мне этого кусочка мозаики, чтобы понять, что вокруг творится.

– От тебя же не убудет, если ты его послушаешь?

Вот не факт. Мало ли чего наплетёт этот служитель культа. Как осознанный атеист я понимаю социальную важность религий, но их существование неприятно напоминает мне о том, что люди неспособны принять реальность такой, какова она есть. Им непременно необходима какая-нибудь системная ложь.

– Ну… ладно, пусть читает свою проповедь. Только недолго, мне ещё вещи собирать.

– Я передам ему, он придёт.

На том и разошлись.

– А можно я тоже его послушаю? – спросила Настя. – Мне отчего-то кажется, что это важно. Для меня важно.

– У меня есть знакомые священники, – ответил я, – некоторые из них вполне приличные люди. Но я тебя уверяю, любое кино интереснее их рассуждений. Даже артхаус вызывает меньше зевоты.

– Ну пожалуйста!

– Да ради бога, как бы он у них ни назывался. Вилку только не забудь.

– Зачем вилку?

– Лапшу с ушей снимать.


Эли увязалась за нами – она целый день таскалась за мной хвостиком, стараясь не упускать из виду и при любой возможности держать телесный контакт. Садилась на колени, обнимала или просто путалась в ногах, как голодный котик. Я чувствовал, что она тревожится, но не мог понять, от чего именно. Так-то поводов, откровенно говоря, хватало. Я и сам на нервах.

Цыгане припёрли ещё два складных кресла, а на столик поставили бутыль и стаканы. Я решил, что даже нюхать это не буду. С них станется клофелина туда подмешать.

Церковник имеет вид классического бродячего монаха – дерюжная хламида, капюшон. Думал, он мне сейчас задвинет из-под капюшона замогильным голосом что-нибудь пафосное про то, что бог велел делиться. Причём именно мне и именно с ним. Но он сумел меня удивить: непринуждённо сел в кресло, закинул ногу на ногу, набулькал в стакан вина, откинул капюшон – и оказался довольно обычным человеком лет слегка за тридцать. Небольшая аккуратная бородка, коротко стриженые чуть рыжеватые волосы, открытое, располагающее лицо. Приятная улыбка хорошего парня.

В общем, крайне подозрительный тип.

– Привет, меня зовут Олег.

– Отец Олег? – уточнил я.

– Какой я вам отец? – засмеялся он. – Молод я ещё для таких детишек.

– Извиняюсь, культурный шаблон.

– Когда-то меня так называли, – кивнул он, – но с тех пор многое изменилось. Теперь я не в церкви отцов, а в церкви детей.

– Так что тебя ни к чему не обязывает! – неожиданно широко улыбнулся он. – В отличие от той церкви, эта не пастырская.

– И какой тогда в ней смысл?

– Она даёт надежду.

– Им? – я махнул рукой в сторону табора.

– А им не нужно?

– Что им нужно, так это поменьше разевать рот на чужое имущество.

– Расскажите про Искупителя! – вдруг пискнула Настя.

Не замечал за ней раньше стремления встревать в чужие разговоры. С чего это её разобрало? Вот заведёт он сейчас ликбез на пару часов, и что?

– Это просто старая история, девочка, – не оправдал моих опасений священник, – не в ней суть.

– О чём она?

– О том, что, когда Мультиверсум начинает гибнуть, рассыпаясь, как выпущенная из рук колода карт, то в нём непременно рождается Искупитель. Тот, кто примет в себя его суть и переплавит её в новое бытие для всех. Рождённый от дочерей трёх народов, он будет обладать достаточной полнотой восприятия, чтобы Вместить Мультиверсум во всей его совокупности и стать его Новым Носителем. Там ещё много заглавных букв, это я вкратце.

– Один от трёх родится? – удивился я. – Тут даже непорочное зачатие отдыхает как концепция.

– Это легенда, – мягко ответил Олег, – кто знает, как исказилась она за тысячелетия устной традиции? Кроме того, поверь, я видел уже много удивительных вещей.

– Когда он должен родиться? – не отставала Настя.

– Многие считают, что вот-вот. Некоторые – что уже. Мультиверсум трясёт, срезы коллапсируют один за другим, это пугает. Цыганские глойти уверены, что он грядёт.

– Где его искать?

– Девочка, – удивился Олег, – никто не знает. Некоторые вообще считают, что это собирательный образ, аллегория единения людей перед лицом опасности. Мультиверсум не спасёт никто, кроме нас самих.

Настя неожиданно резко встала и, не попрощавшись, ушла в башню. Эка её таращит-то. Эли, вздрогнув, прижалась к моей ноге. Тревога нарастала, а я так и не понял, чего она боится.

– Знаете, – сказал я, – доводилось мне видеть людей перед лицом опасности. Так вот, чёрта с два они единялись. Кто дрался, кто прятался, кто счёты сводил, кто мародёрствовал под шумок. Оставались людьми, в общем. Существами злобными, но забавными.

– По-всякому бывает, – не стал спорить Олег, – но я пришёл поговорить о маяке.

– Да кто бы сомневался, – вздохнул я.

– Я расскажу вам кое-что. Этот маяк – второй рабочий на весь обитаемый Мультиверсум. Возможно где-то есть ещё, но никто не знает, как их искать. Первый – в Чёрном Городе. В нём храм Церкви Искупителя. Рядом – приют для странников, обменный рынок, место помощи и ночлега, но главное – храм. Три раза в сутки служители включают маяк, и все идущие по Дороге могут сориентироваться. В остальное время там заряжают зоры, чтобы Люди Дороги могли идти дальше. Зоры, или как их ещё называют, акки, заряжает и Коммуна, но у них только зарядная станция. Маяк не работает. Да и цены их не для бродяг.

– Я вижу, к чему ты ведёшь, – мрачно сказал я, – к переделу зарядного рынка за счёт моей недвижимости.

– Дослушай, пожалуйста. Маяк Чёрного Города почти выработал ресурс и скоро погаснет. Возможно, это станет концом Дороги Миров. Говорят, когда-то Дорога была доступна и безопасна, чтобы выйти на неё, не нужны были зоры. Система маяков своими импульсами поддерживала её структуру столетиями, но Первые ушли, и маяки гасли один за другим. Теперь Дорога – опасное место, но она ещё есть. Не станет её – Мультиверсум распадётся. Кросс-локусы работать перестанут, возможно, и реперный резонанс будет недоступен. Никто не знает точно.

– Звучит как полный бред, – сказал я. – Ни за что не поверю, что базовая структура Мультиверсума поддерживается этой залупой с лампочкой.

Я махнул рукой в сторону башни.

– Масштабы несопоставимы. Уровни энергий. Два пьезоэлемента размером с голову, приливной привод, конструкция унитазного бачка с поплавком – и от этого Вселенная крутится? Соври чего посмешнее.

– Я не знаю, как это работает, – признался Олег, – но так написано в книгах, которые я читал. Иногда малое управляет большим. Слабенький импульс на управляющем контакте реле коммутирует огромные токи исполнительных устройств.

Я задумался – да, в этом что-то есть. Такая аналогия мне понятна.

– Марко очень испугался, когда ты сказал, что запрёшь башню и выкинешь ключ. Авторитет Церкви для цыган абсолютен, и он не представляет, что кому-то на неё плевать, как тебе.

– Зачем тебе это всё?

Я показал на дерюжную рясу с капюшоном.

– Мы земляки, а значит ты, даже считая себя атеистом, наверняка помнишь христианский символ веры.

– Не очень чётко, – признался я. – «Верую в единого Бога Отца, Вседержителя, Творца…»

– …и в единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, рожденного от Отца прежде всех веков: Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, несотворенного, единосущного с Отцом… – подхватил Олег. – Мы верим, что Иисус был рожденным без греха сыном Бога, распятым за их грехи и воскресшим. Но суть христианства не в этом. Его смысл – заповеди, учения отцов, наставления старцев, проповеди священников, исповеди и отпущение грехов. То, что отделяет общество людей от стаи хищных обезьян.

– А что-то таки отделяет? – не удержался я, но священник только головой покачал.

– Я недавно в Церкви, – сказал он, – мне ещё многое предстоит узнать. Но она хранит наследие Первых, помогает лишившимся дома, даёт ориентир тем, кто потерялся между миров…

– …И для этого ей позарез нужен мой маяк! – закончил я его мысль. – Не знаешь, почему все песни про справедливость заканчиваются экспроприациями?

– Никто не отнимет у тебя маяк, – сказал он печально. – Жаль, что ты меня не слышишь, но я запретил цыганам трогать тебя и твое имущество. Они не уйдут, но ты можешь не запирать дверей. Они не тронут тебя и другим не дадут. Я прошу лишь одно – не совершай поспешных необратимых поступков. Не закрывай маяк, не выкидывай ключ. Вряд ли тебя привлекает слава Герострата.

– Я подумаю, – сказал я серьёзно.

Так-то я и не собирался, если честно. Порыв прошёл, я даже на Марко уже не так сильно злился. Он же верил, что ни много ни мало – Вселенную спасает. От жадного эгоиста меня.

– Рад был познакомиться, – сказал Олег, вставая, – хотя ты и не представился.

– Сергей меня зовут. Или «Зелёный». На вот, отдай этому золотозубому долбоящеру.

Я протянул ему два заряженных акка.

– Скажи, что зла не держу, но в следующий раз он так легко не отделается.

– Спасибо, – кивнул он, – это хороший поступок.

– Глупый.

– Хороший. Интересная у тебя девочка, – показал он на Эли.

– Она девочка только в том смысле, что не мальчик. Подозреваю, она нас обоих старше.

– Я читал про таких. Несчастные, искалеченные из дурной прихоти существа. Не обижай её.

– И в мыслях не было.

Эли цеплялась за меня так, что в башню её пришлось отнести на руках. Она излучала невнятную тревогу, что-то её пугало. Знать бы ещё, что… Может, и мне пора бояться?


Настя сидела наверху, на кровати, нахохлившаяся и мрачная. Разговаривать не пожелала. «Ничего. Всё со мной нормально». Ну, нормально и нормально. Ребёнок входит в подростковый кризис? Очень вовремя, блин. Так до вечера и не разговаривали, и даже ужин я сам приготовил.

Цыгане больше не лезли и к башне не приближались, но двери я на всякий случай закрыл. Церковь церковью, а долбоёбов никто не отменял. На Аллаха надейся, но верблюда привязывай. Эли немного успокоилась, а ночью, когда пришла спать ко мне подмышку, совсем расслабилась и даже замурлыкала по-своему. Не знаю, у кого поднимется рука её обидеть. Это как котёнка пнуть. В ту памятную ночь с Криспи я убедился, что она… не везде такая маленькая, в общем. И, наверное, захоти я этим воспользоваться, она была бы не против. Но в том, как она сопела мне под ухом, не было ни грамма эротики. Пусть так и дальше будет.

Утром сварил кофе, сделал омлет себе и детям, поднялся будить Настю – а кровать пустая. Дверь башни открыта, просто притворена. Вот ещё не хватало! Подёргался туда и сюда, огляделся – нигде нет девчонки. С тяжёлым сердцем направился к табору. Я бы предпочел игнорировать цыган полностью, да вот – не получается. Не дай бог, они ребёнка обидят!

– Она сама пришла! – сразу заявил выбежавший мне навстречу Марко.

Видимо, что-то было у меня в лице такое… Хотя выглядел я скорее нелепо. Трудно выглядеть свирепым мстителем, если на тебе висит этаким рюкзачком Эли. Оставаться одна в башне она категорически отказалась, а идти сама – ножки маленькие. Уцепилась за плечи, обхватила талию ногами – и так поехала. Я не возражал – случись со мной чего дурное, она в закрытой башне просто с голоду умрёт. Пусть висит, не тяжёлая.

– Надо же, – пригляделся к ней цыган, – я думал, таких уже не осталось. Продай, а? Два зора дам!

– Так. Вот сразу нахрен пошёл с такими идеями.

– Два зора и племянницу свою! Шестнадцать лет, самый сок!

– Меня сейчас плохо слышно было?

– Три! Три зора! Племянницу смотреть будешь?

– Что непонятного в слове «нахрен»?

А прибеднялся-то. Зоры, мол, последние, нищие мы, несчастные…

– Девочка где?

– Слушай, интересная у тебя дочка!

– Она мне не дочка. Но я за неё отвечаю. Где она?

– Пришла, просила рассказать про Искупителя. Не могу же я прогнать девочку? Я мало знаю, отвел к своей глойти, они разговаривают! Не надо сердиться! Никто её не тронет!

– Ещё скажи, вы детей не воруете…

Вокруг бегала с жуткими воплями толпа грязнуль мал-мала-меньше, и разноцветье голов намекало, что не все они уродились «фараоновым племенем».

– Всякое бывает, – не стал спорить Марко, – но им лучше у нас, чем там, где они были. Пойдём, провожу.


Мы пошли через табор, который, к моему немалому огорчению, уже выглядит так, как будто был тут всегда. Вокруг машин раскинулись шатры и палатки, галдят пёстрые тётки, висят на верёвках мокрые тряпки, несёт дымом, едой, портянками и сортиром. Это у меня тут теперь постоянный аттракцион, что ли? Я как бы против.

Палатка глойти чуть в стороне и представляет собой кислотно-розовый шатёр из потрёпанной парусины. Увидев меня, женщина-колобок возмущённо затрясла жирами:

– Уди, кринжовый чел!

Они с Настей сидят на коврике друг напротив друга и пьют чай. Перед глойти здоровенная, размером с ведро, плошка с выпечкой. Пахнет потом, корицей и дешёвой косметикой.

– Пойдем-ка домой, – мягко сказал я девочке, протягивая руку.

– Да, наверное… – она задумчиво взялась за мою кисть, и я легко поднял её на ноги.

– Ты меня напугала, – сказал я, когда мы отошли подальше.

Эли так и висела у меня на спине и это уже начинало утомлять. Как она сама не устаёт?

– Мне нужно было узнать про Искупителя.

– Зачем?

– Не знаю. Нужно.

– Тебе это не кажется странным?

– Кажется. Наверное. Не знаю. Прости.

Отлично поговорили, блин. Сразу всё понятно стало. Пожалуй, единственное, чего мне не хватает сейчас для полного счастья – это подросткового религиозного психоза.

Эли пискнула мне в ухо и задёргала за плечо. Я обернулся, нервно хватаясь за пистолет, обнаружил, что он под её бедром. Отличный из меня ганфайтер, с девицей поверх кобуры. Но это всего лишь открылся портал. Из него вышли Криспи и Ниэла. Крис помахала мне рукой, я помахал в ответ. Неужели хорошие новости?

Криспи чмокнула меня в щеку, обняла Настю, потрепала по голове Эли и, кажется, была искренне рада нас видеть. Ниэла сухо поздоровалась. Она вообще ко мне не очень, я заметил. Ревнует немного, я думаю. Не в том смысле, а к тому, что я как бы занял при Крис её место наставника.

– Сергей, мы начали, – сказала Криспи, когда мы собрались за столом в башне.

При Ниэле она стесняется сокращать моё имя до интимного Се и даже дружеского Сер. Тоже, видимо, чувствует напряг.

– Начали что? – не понял я.

– Нашу, как ты говоришь, «революцию». Я знаю, что тебе не нравится эта идея, но дальше тянуть нельзя.

– Альтерион задыхается под гнётом Совета! – пафосно объявила Ниэла.

Надо же, не замечал за ней никогда такой страсти к лозунгам. Казалась более вменяемой, если честно.

– Ну, флаг вам в руки, девушки, барабан на шею и бронепоезд навстречу. А по моему вопросу что?

– Мы созвали экстренное заседание Совета, – не слушая меня продолжала Ниэла, – и мы будем транслировать его в информ. Мы обвиним их в узурпации власти, употреблении Вещества, и социальных манипуляциях. Мы потребуем полных прав для всех мзее и закрытии «Дела Молодых». И это увидит каждый альтери!

– Вы наглухо пизданулись, но это не моё дело. Что с моей семьей?

– Крис настаивает на твоём участии, – сказала Ниэла, скривившись, – ты нам нужен.

Чёрта с два она считала, что я нужен. Но Крис Юная, и без неё эту тетку на Совет даже не пустят. Будет, как все, по телеку смотреть.

– Семья.

– Если ты нам поможешь, заберёшь семью обратно. Или будешь жить с ней в Альтерионе как полноправный гражданин. Твоё дело. Но сначала – помощь.

– Крис, – спросил я, демонстративно игнорируя Ниэлу, – вы ещё даже не начали, а ты уже берёшь заложников? Интересные у тебя представления о всеобщей справедливости. Далеко пойдёшь.

– Сергей…

Настя принесла нам чай и присела с чашкой неподалёку.

– Сергей, помоги нам, пожалуйста.

Если бы она сказала «мне» – я бы, может быть, задумался.

– Крис. Я могу помочь только тебе и только одним. Когда вас, ебанутых анархисток, начнут там к стенке ставить – а начнут непременно, поверь, – открывай портал и беги сюда. Я закрою за тобой дверь башни и помогу отстреливаться из окон. Но при одном условии – моя семья будет со мной.

– Я говорила тебе, Крис, – презрительно сказал Ниэла, – он просто трус.

Так я вроде и не отрицал никогда?

– Он не может думать ни о чём, кроме семьи. Он не нужен.

Криспи смотрела на меня молча и печально. Мне её жалко, честно, это всё плохо кончится. Но мою семью мне гораздо, гораздо жальче.

– У меня для тебя есть ещё один вариант, – сказала Ниэла. – Не хочешь бороться за правое дело и заслужить – купи. Крис сказала, что в твоей башне можно заряжать акки. Преодоление энергетического дефицита Альтериона – это будет мощнейший аргумент в пользу наших реформ. Ты нам башню – мы тебе семью.

– Ого, уже и выкуп требуете? Крис, ты уверена, что на правильной стороне?

Криспи сидела и молча глядела в стол. Надеюсь, ей хотя бы стыдно. Ну почему борцы за светлое будущее так любят делать это за чужой счет? И главное – почему этот счет мой?

– Мы ведь можем и настоять, – вкрадчиво сказала Ниэла. – Подумай.

– Шантаж? Угрозы? Девушки, вы просто ходячая реклама социальных преобразований Альтериона. Страшно представить, как расцветёт справедливость от ваших реформ.

– Не надо, Сергей, – тихо сказала Криспи, – мне очень неловко, но у нас нет другого выхода. Пойдем, Ниэл.

– Вот ещё! И не подумаю! Нам нужна башня! Хватит его облизывать!

Ниэла ловко вытащила из-под складок свободного платья штуку, похожую на пластмассовый китайский миксер с венчиками для взбивания крема. Только эта штука взбивает не крем, а мозги. Нелетальная, но очень неприятная глушилка альтери. Полицейское оружие общества, в котором формально нет полиции.

– Ну, вообще зашибись, – сказал я, – не вижу отсюда, там есть мушка, чтобы её спилить?

Вряд ли они поняли шутку.

– Ниэл, не надо… – начала Криспи, но тут внезапно отожгла Настя.

– Оставьте его в покое! – она не кричала, но говорила таким жутким безжизненным голосом, что даже я покрылся холодным потом.

От неё не просто фонило – она давила, как гидравлический пресс.

– Не. Смейте. Ему. Угрожать!

Может, она хотела нагнуть конкретно Ниэлу, но накрыло всех. Женщина уронила свой миксер и, побледнев, схватилась за голову. Крис, закатив глаза, сползала под стол, у меня поплыли цветные круги и сильно закололо сердце. Вот дам я сейчас дуба, и что тогда? Я хотел сказать ей, чтобы прекратила, но у меня никак не получалось.

В каминный зал вбежала Эли. Кинувшись к Насте, встала перед ней и закричала. В первый раз слышу от неё что-то кроме тихого писка. Маленькая женщина кричала на девочку как сирена тревоги, на одном высоком тоне, громко и повелительно. И нас постепенно отпустило.

Настя вдруг прекратила давить, вскрикнула, зарыдала и, закрыв лицо руками, убежала наверх. Эли замолкла и тихо повалилась на пол там, где стояла. Я бросился её поднимать, не забыв по пути прихватить валяющийся «миксер». Вроде бы, ничего страшного – просто бледная, вспотела и дышит тяжело. Перенапряглась.

– Активный эмпат, – сказала странным тоном Ниэла, – и такой сильный… Это интересно.

– Убирайтесь. Проваливайте. Вы заслужили всё, что с вами скоро произойдёт. Криспи, от тебя такого паскудства не ожидал, правда. Ниэла – в следующий раз я выстрелю первым.

Криспи что-то пыталась мне сказать, но после Настиного перфоманса, слова и мысли у неё путались. Вроде бы, она сожалела. Не понял только, о чём именно. Да и неважно. Они ещё какое-то время ждали портал, но я в ту сторону даже не смотрел. Не хотел видеть Криспи. Давно мне не было так погано.

До вечера суетился вокруг Насти. Её то колотило в сухой истерике, то прорывало слезами горьких рыданий, то бросало в ступор, когда она сидела с каменным лицом, смотря в стену. Последнее было особенно страшно. Эли то пыталась её утешить, то в ужасе от неё шарахалась, а я чувствовал себя санитаром в дурдоме.

К ночи более или менее успокоились, Настя перестала метаться и уснула, прорыдав мне рубашку насквозь. Поговорить с ней так и не получилось, на вопросы мотала отрицательно головой. Ну ладно, может, с утра будет поспокойнее. Уснул в обнимку с Эли, закрыв на всякий случай дверь и спрятав ключ. Не знаю, кто кого больше успокаивал, я её или она меня – но вместе как-то уснули. Хорошо с ней спать, уютно. Правда, не знаю, как это объяснить жене.

Утром Настя спустилась, как ни в чём не бывало, поздоровалась, пожелала доброго утра, умылась и даже приготовила завтрак.

– Как ты? – спросил её я.

– Мне лучше, спасибо. Не знаю, что на меня вчера нашло. Наверное, я просто за вас испугалась. Или – как вы говорили? – гормональный шторм. Простите, что напугала.

– Ничего, я уже начинаю привыкать. Тебе что-то нужно?

– Можно я схожу к Любишке?

– Это кто?

– Глойти, ну ты её видел, смешная такая, пухлая. Мне надо кое-что выяснить.

Ну, «пухлая» – это она очень мягко сформулировала, конечно.

– Я им не особо доверяю, Насть. Ненадёжный это народ, цыгане. Их обещания ничего не стоят, если даны не своим. А мы им не свои.

– Они не причинят вреда. Мне это важно, пожалуйста.

– Можешь объяснить, зачем?

– Пока нет. Я ещё сама не разобралась. Может, позже.

Что-то не очень мне в это верится. И ещё меньше нравится. Но вряд ли люди Марко рискнут сейчас её обидеть, не та ситуация.

– Пожалуйста, Сергей!

Эли внезапно подскочила на стуле, разлив свой сладкий фруктовый чай, и крикнула на неё. Коротко и сердито, как маленькая тонкоголосая ворона.

– Ой, простите, простите, я не специально…

– Тебе это настолько важно, что ты пытаешься на меня давить? – удивился я.

– Нет, нет, я не хотела, я…

Так, вот ещё одного дня рыданий мне не хватало. У меня другие планы.

– Всё, всё, проехали. Просто старайся держать себя в руках.

– Я буду, честно.

Отвел её к табору, намекнул Марко: если что – пусть не обижается. Взял ещё три акка – два на зарядку, один себе. Пригодятся, у меня зреет идея. Может быть, не лучшая, но надо же что-то делать?

Все известные мне пути в Альтерион перекрыты и под контролем. Но, на самом деле, путей туда много. Просто я их не знаю. Но есть те, кто знает – проводники и контрабандисты. Я не обзавёлся в их среде полезными знакомствами, но есть Ингвар. Он не откажет мне в небольшой просьбе. Если не сможет сам – сведёт с теми, кто может. А акк – более чем достаточная плата практически за что угодно. Проблема в том, что Ингвара довольно сложно поймать. На родине он теперь бывает редко, предпочитая базироваться… К стыду своему, не знаю точно где. Но не в Альтерионе. «Душные они какие-то», – признался он как-то. Мне бы тогда к нему прислушаться…

Но в нашем общем родном мире он бывает регулярно. Торговые операции и всё такое. Ему можно просто оставить сообщение в офисе у секретарши. Не сразу, но он его получит. Дорогу ко мне он знает. Засада в другом – я боюсь выходить через гараж. Отчего-то уверен, что Контора с нетерпением ждет возможности со мной побеседовать. А я, наоборот – не горю желанием. При этом её возможности организовать встречу существенно превышают мои шансы от рандеву уклониться. Такая вот неприятность.

Есть ещё выход через деревню. Я им давно не пользовался, потому что после неких событий там полнейший разгром и вообще делать нечего. Открою проход без проблем, однако оттуда до города далеко, дорога слишком плохая для микроавтобуса, а на «зубилку» у меня документов нет, если она вообще не в угоне. Кто знает, где её те два урода взяли. Да и нет у меня гарантий, что тот выход не пасут. Сейчас это запросто – копеечный датчик движения с сим-картой и радиомодулем. Сработал – ушло СМС. Сидеть караулить не надо. Потом меня просто на въезде примут.

Поэтому идея у меня была другая – воспользоваться проходом грёмлёнг, которым меня когда-то Сандер к йири проводил. Община гремлинов давно покинула наш срез, но их бидонвилль на окраинах Гаражища никуда не делся. Не знаю, что там. Надеюсь – ничего. Выйти тихонечко, дойти до Ингвара. Если повезёт – он в городе. Если нет – с везением у меня в последнее время туго, – то получит сообщение потом, как объявится. Это может быть небыстро, но это шанс. Осталось только уговорить Эли как-то от меня отлипнуть, потому что с этой дамочкой на спине я буду, мягко говоря, привлекать внимание, а она ведёт себя так, как будто мы сиамские близнецы.

Ну вот, опять.

– Чего тебе, мелочь?

Эли дергала меня за штанину и тянула к выходу. От неё так и несло тревогой.

– Да что там стряслось?

– Сергей, Сергей! – донеслось снаружи.

Я вышел из башни, стараясь не наступить на путающуюся в ногах Эли. Марко размахивал руками и кричал, однако демонстративно не подходил ближе оговоренного. Не пересекал невидимую черту. Я присел на корточки, Эли запрыгнула мне на спину, обхватив ногами – уже почти привычная процедура, – и мы подошли.

– Сергей, беда. Нехорошее случилось.

– Что такое?

– Девочка твоя. Говорила с глойти, потом пошла домой.

– И?

– Открылась дырка вон там, вышла женщина, ткнула в неё штукой, девочка упала, она её унесла, дырка закрылась, – выпалил цыган.

– Марко, если это вы её…

– Нет, Сергей, нет! Это же альтери, с ними ни один даже самый дурной цыган дел иметь не будет! Западло!

– Как выглядела женщина?

Марко довольно подробно описал Ниэлу. Я почему-то так и подумал. Тварь. Ненавижу.

– Сергей, мы были далеко, мы не могли ей помочь!

Марко ушёл, а я стоял, как ломом ушибленный, и думал, что теперь уже совсем жопа. Если Мироздание заготовило мне ещё сюрпризы, то ему придется постараться, чтобы стало хуже.

И оно постаралось.

За спиной послышался знакомый звук мотора. Я повернулся – по дорожке катился УАЗик. Артём вернулся.

– Привет, – сказал он, заглушив мотор, – а вот и я. Что случилось?

Видимо, на моём лице было всё написано.

– Прости, – сказал я, – не сберёг.

Хранители Мультиверсума. Книга шестая: Небо над дорогой

Подняться наверх