Читать книгу В тихом Провиденсе - Павел Сергеевич Почикаев - Страница 3

Как всегда, после окончания двух страниц она поднялась с кресла, сохранила текст и двинулась в сторону кухни. Вся майка пропиталась потом, и от неё уже стало попахивать, но на это она давным-давно перестала обращать внимание. Просто потому, что этой жизнью руководили мелочи, и чтобы быть успешным, нужно было их соблюдать.

Звали её Кэрри Уолш, и она очень гордилась своими мелочами, с которыми бы ни за что на свете не рассталась. К этому её приучили с детства, любимой присказкой её матери была: "Дьявол в мелочах, девочка. Именно в них он и обитает". Весьма неудивительно, что с самого раннего возраста её жизнь стала наполняться обязательными ритуалами, со временем переросшими в некое подобие культа.

Дьявол скрывался в мелочах, и она это знала, ровно, как и то, что имя Кэрри означает проницательность, соединённую с чрезмерным любопытством и неординарным мышлением. Родители долгое время подбирали для неё имя, и в конечном итоге её устраивал их выбор. Она носила много колец и пирсинг в носу, напоминающий греческую "омегу", и это тоже не было лишено смысла. Золото было её металлом, приносящим удачу, и она не видела причин сдерживать себя в количестве украшений. Благо она имела весьма приличные доходы, и никто не имел права что-то сказать поперёк её мнения.

И ещё она очень любила воскресения, буквально каждую неделю изводила себя в ожидании скорейшего наступления выходного. Для Кэрри воскресение считалось очень удачным днём, и у неё открывались новые потоки вдохновения, столь сильные, что она не всегда успевала записывать их. Иногда по воскресениям к ней в голову приходило столько сюжетов, что работать над ними приходилось всю оставшуюся неделю, но это её нисколько не заботило.

Работать она любила, и занималась этим со стопроцентной отдачей. Когда перед ней маячил замысел нового романа, она не останавливалась до тех пор, пока не достигала последней главы, четверть суток перед компьютером стали для неё обычным делом. Неудивительно, что за неполные четыре года из её головы вышли восемь романов, а всякие мелкие рассказики она даже не считала.

И пусть некоторые считали её ненормальной, пусть бросали сырые яйца ей в окна, и засоряли гневными письмами её почту, она легко пренебрегала меньшинством и обращалась к большинству, которое в ожидании её новых работ пускало слюни и до дыр зачитывало старые романы. Её любили, её боготворили, он неё ждали новых работ… Слезливые домохозяйки, краснея, пробирались по главам её выдуманных миров. Пусть даже внешне они испытывали отторжение, внутри они восхищались её смелыми фантазиями и самой Кэрри, дерзнувшей поднять столь пошлые темы.

Первый роман "Объятья осьминога" произвёл настоящий ажиотаж, его пытались запретить, её выгоняли из нескольких издательств, пока она наконец не наткнулась на людей, сумевших разглядеть в её тексте настоящую литературу хоть и для любителей весьма необычных жанров. Загорелые красотки, тропические пляжи, томные закаты – всё это было известной формулой слащавости, но Кэрри решила расшевелить сонную гавань и добавить немного мерзости. Людям всегда нравится грязь, разведённая на страницах. Просто в этом мало кто признаётся.

Теперь к красоткам добавились щупальца, да большие, гибкие, тянущиеся… Они извивались вокруг визжащих красоток и утаскивали их на дно, где начиналось нечто, совершенно из ряда вон выходящее. Кэрри не стеснялась описывать все мельчайшие подробности ("Дьявол в мелочах!"), напротив она давала самые полные, вопиющие и неаппетитные описания. В плане построения повествования она ничем не отличалась от историка, пытающегося докопаться до истины и методично выстраивающего цельную картину произошедшего.

"Объятья осьминога" стал только первым шажком, дальше она поверила в свою фантазию и решительно стала расширять границы своей пляжно-загорелой вселенной. Щупальца, ставшие для неё столь важной частью творчества, никуда не делись, они неизменно проскальзывали в каждом романе и в большинстве рассказов, но теперь к ним добавились и другие. Блондинку, идущую поздней ночью по тёмному парку, внезапно похищало голое, склизкое существо с большими кожистыми крыльями и уносило в своё гнездо, где несчастную блондинку дожидалась вся стая. Огромные глаза, передвигающиеся на тысячах ложноножек, врывались на конкурс красоты и алчно покушались на визжащих девушек, практически не имеющих одежды. Странные обезьяны воровали из деревень всех девочек, уносили их в неприступные горные укрытия и там, в окружении больших костров, устраивали отвратительные оргии.

Всё это выходило из её головы и с большой радостью потреблялось смущающимися домохозяйками, принося Кэрри колоссальные доходы. Пока что ей было сделано одно предложение в плане экранизации, но она хранила молчание, не хотела вспугнуть успех раньше времени. Экранизация её романов – вопрос времени, над которым в данный момент задумываться не стоило, лучше она сосредоточится на новых романах, к тому же идеи уже давно собирались в её голове во что-то эпичное. И, конечно же, она не будет забывать о мелочах.

Выходя из комнаты, она легонько коснулась фетровой шляпы, висящей слева от двери. Погодка последнее время выдалась жарковатой, и от её футболки уже поднимался неприятный душок, но она давно приняла его как данность. Однажды, ещё до "Объятий Осьминога", она работала над рассказом для небольшого сборника начинающих авторов. Текст выходил гладким, сюжет хоть и был незамысловатым, но отличался детализированностью, ей оставалось дописать заключительную главу, Кэрри уже знала конец и фразу, после которой поставит последнюю точку, но внезапно работа встала. Застопорилась. Повисла в воздухе. Что бы она ни писала, как бы не подбирала слова, они не желали занимать правильные места, концовка превратилась в сущее мучение. Кэрри пыталась подойти к ней с разных сторон, меняла содержание предыдущих глав, которые всё же казались ей очень хорошими, результат был один – всякий раз рассказ становился только хуже и хуже. В нём не осталось ничего, угодного ей самой, Кэрри так и не довела его до завершения. Скорее всего, его обрывки до сих пор валяются в её старой квартире, если новые хозяева их не выкинули или не положили в качестве подстилки своей кошке.

Только спустя какое-то время, она осознала разницу между первыми главами и последней, всё лежало на поверхности, и опять же дьявол скрывался в мелочах. Просто она сменила майку. Совершенно определённо она прокручивала детали последней главы, стоя в душе, после которого бросила майку в стирку, даже не подумав, что высидела в ней написание всех предыдущих глав! Это казалось полным абсурдом, но только не для человека, с детства привыкшего поклоняться мелочам!

Следующий рассказ она написала без смены маек, и он вышел потрясающим, по крайней мере, так её казалось тогда. Сейчас он не шёл ни в какое сравнение с "Объятиями Осьминога" или "Саавскими мученицами", но по тем временам, Кэрри назвала бы его шедевром. После того памятного случая она стала очень внимательно следить за своей одеждой во время написания романов. Бывало, что к концу майка превращалась в грязную тряпку, которую и на тело надевать было неприятно, но жизнь состояла из мелочей, и она знала, что успешные люди их соблюдают.

В небольшом коридорчике рядом с кухней на стене в рамке и под стеклом висела увеличенная в несколько раз обложка её первого детища. Её фамилия на одной из верхних строчек не столь бросалась в глаза, всё внимание зрителя приковывалось к огненно-рыжей красотке, на лице которой застыл Крик, которому позавидовал бы даже сам Мунк. Девушка стояла босиком на золотом песке, а вся её одежда состояла из щупалец. Они появлялись из тёплой воды закатного моря и опутывали её, постепенно затягивая за собой, забирая девушку в пучину, принося её в жертву глубине.

Кэрри очень нравилась сама обложка. Сама она рисовать не умела, поэтому пришлось очень долгое время вбивать её смысл в голову художника. Тот оказался непроходимым глупцом и никак не мог понять, почему на девушке не должно быть белья, Кэрри была удивлена тем, что в тридцать некоторые люди ещё сохраняют способность краснеть. Одиннадцать эскизов пришлось перебрать, прежде чем они добрались до этого произведения. В прошлом году "Объятия Осьминога" переиздавалось, и ей предложили выбрать новую обложку, она наотрез отказалась. "Книжка начинается с обложки, уже сама обложка определяет вкус книги. Ничего менять не будем! Потому что неизвестно, какой вкус появится после новой обложки!" Так она сказала и до победного стояла на своём. Как эти люди не понимают? Ведь это же тоже очень важная мелочь? Поменять обложку, и книга может потерять свою магию!

Тут же стояло мягкое кресло, Кэрри любила после хорошо написанной главы или целой части спокойно посидеть рядом с картиной и почитать. Всё чаще она отвлекалась от книги и рассматривала картинку, она знала уже каждый оттенок, каждый штришок, но всё равно не упускала возможности лишний раз полюбоваться творением собственного разума.

И в отличие от других писателей, она никогда не помещала свою фотографию на книжке, опять же только из лучших побуждений. Кэрри писала про горячих красавиц на самых дорогих курортах планеты, про женщин, которые символизируют красоту, но сама она таковой не являлась. Короткие ножки, слишком коренастая фигура, очень низкий лоб и волосы, которые жили своей совершенно независимой жизнью. Последнее время она стригла их очень коротко и красила в ядовитые цвета. Она была уверена, что читающие её не сомневаются в том, что Кэрри Уолш сама успела побывать на всех лакомых курортах планеты, где томно лежала на пляжах для нудистов и грациозно вышагивала к барной стойке.

Читателям нужно было верить в подобное, поэтому она оставляла им простор для воображения, позволяя заполнять собственную биографию сплетнями и самыми невероятными слухами.

Кухня выходила на задний двор. За окнами смеркалось, свет быстро догорал. Дома людей, живущих по другую сторону Ривервью-драйв, стояли практически на самом берегу Уэнскоттского водохранилища, и оттуда каждый вечер открывался дивный вид на солнце, опускающееся прямо в водохранилище, отчего по спокойной воде ползли розовые краски, добавьте к этому облака, пытающиеся поймать последний солнечный луч, и вы получите отличное завершение дня, за которым приятно наблюдать с кружкой тёплого чая в руках.

Однако, когда Кэрри впервые в жизни с большими деньгами появилась на Ривервью-драйв, все дома на берегу были заняты, и, как бы ей этого не хотелось, нужно было либо брать единственный свободный дом, либо продолжать поиски. Она решила остаться, потому что район вполне соответствовал её ожиданиям, примерно в таком месте она и мечтала жить. Из её спальни на втором этаже тоже виден кусочек водяной глади, и она не настолько ленивая, чтобы не прогуляться до водохранилища. Во время написания последнего романа "Цепи, крылья и немного крови" Кэрри взяла за привычку раз в несколько дней обходить Уэнскотт, чтобы собраться с мыслями и придумать следующий ход для своих пленённых красоток.

Чайник закипал, из носика уже начинали вытягиваться струйки пара. Кэрри положила в стакан заварку, бросила одну звёздочку бадьяна, добавила ещё кое-каких специй и стала смотреть в окно. Её задний двор не был слишком большим, практически всё пространство занимал вытянутый бассейн, а сразу за заборчиком стояли высокие деревья, пряча её жилище от соседей. В наступающей темноте она видела лишь чуть заметное движение воды в бассейне, а забор и растущие за ним деревья растворились в ночи.

Щёлк! Отключился чайник, но Кэрри непроизвольно вздрогнула. Стрелки на больших часах показывали четверть десятого. Надо же, как время летит, когда ты занят настоящим делом! Она проработала сегодня больше десяти страниц, и даже ни капельки не устала! Бывали дни, когда слова рекой текли, и оставалось только успевать работать пальцами, ей не нужно было даже сверяться со своими заметками, она видела единый замысел и красной нитью протягивала его через все главы.

Чай пах аптекой, некоторым именно поэтому не нравилось добавлять в горячий напиток бадьян, но Кэрри сходила с ума по всевозможным приправам, она уже и не помнила вкуса обычного чёрного чая без пряностей.

Она только успела поднести кружку с горячим напитком к губам, когда в дверь постучали. От неожиданности Кэрри расплескала чай прямо на себя, по рабочей майке стало растекаться бесформенное пятно. Она опять посмотрела на часы. 21:16! Кого могло притащить в столь поздний час? Приглашать гостей она не очень-то и любила, да, если подумать, у неё-то и друзей никогда не было, так кто же это мог быть? Завтра она ждала приезда сестры, которая была в Род-Айленде проездом, и попросилась на несколько ночей к ней. Но Маргарет приедет только завтра и никак не раньше обеда. Они всё согласовали. Так кто же…

Стук повторился. К своему удивлению, Кэрри обнаружила, что стучат не в парадную дверь, кто бы не хотел попасть к ней в дом он находился в заднем дворике и стучал в закрытую заднюю дверь. Кэрри стояла возле окна, но чёртова лампочка перегорела ещё на прошлой неделе так, что ей ничего не удавалось разглядеть. Разве что прямо под дверью стояла одинокая тень.

Родители с детства пытаются сделать нашу жизнь безопаснее, они говорят: не суй пальцы в розетку, смотри по сторонам, когда переходишь улицы, не открывай дверь незнакомцам… И многие воспринимают эти уроки, как аксиомы, остаются им верны на протяжении всей жизни и в дальнейшем передают своим детям. Всем с детства прививают страх в целях безопасности.

Возможно, безопасней всего было бы пойти вернуться в кабинет и позвонить копам, сказать, что по твоему заднему двору бродит какой-то тип и просто переждать это за чашкой горячего кофе. И скорее всего, Кэрри так бы и поступила, не будь за её спиной восьми романов о женщинах, вступающих в отношения с осьминогами. Она столько раз описывала страх, как они кричат, о чём думают в момент, когда случается самое страшное, какие образы себе рисуют, что, в конце концов, уверила себя в том, что это всего лишь слова, которые она выстраивает в таком порядке, чтобы другим стало жутко. Другим, но не ей…

…она закатила глаза, прикусила губу и приготовилась к самому жуткому приключению в своей жизни… липкая паутина страха стала опутывать юную Джессику, и острый язычок дрожи пробежался по её голой спине… глядя на вползающее в окно, она не смела пикнуть, рот как будто заполнила сахарная вата, ноги, те самые ноги, которые позволили ей выиграть конкурс "Мисс Калифорния 2016", безвольно лежали на смятых простынях, и между ними становилось всё теплее…

Всем этим она набивала свои книги, но оно не имело ни малейшего отношения к тому, что происходило здесь и сейчас. На всякий случай, открыв ящик с ножами, Кэрри Уолш Неустрашимая, обрушившая на своих читателей целое море плотоядных чудищ, решительно подошла к задней двери и открыла её.

В темноте двора прорисовался прямоугольник света. У подножья маленьких ступенек стоял юноша, несмотря на это он всё равно был выше неё. Он слепо моргал, пытаясь быстрее привыкнуть к сильному свету. Правая рука, которой он стучал в её дверь, быстро скользнула в карман. Кем бы он ни был, страшным его назвать было нельзя, разве, что страшно жалким и как-то совсем замученным жизнью. Юноша явно вёл не самый приятный образ жизни. Оценив своего предполагаемого "противника", Кэрри убрала со своего лица дерзкое выражение, заменив его на снисходительность.

Глаза юноши наконец-то сумели подстроиться к новому освещению. Обе руки его были засунуты в карманы олимпийки, а между левым локтем и телом Кэрри разглядела небольшой свёрток, который сразу ей всё прояснил. Теперь она улыбалась.

– Простите за столь позднее вторжение… – Голосу молодого человека определённо не хватало уверенности. Он постоянно озирался по сторонам, словно там, в темноте сидел суфлёр, шёпотом подсказывающий ему слова. – Я стучал в переднюю дверь, но вы, видимо, не слышали… Потом я заметил свет здесь и увидел, что вы в комнате, поэтому постучался в заднюю дверь.

Кэрри кивнула ему, хотя ей картина представлялась в совершенно иных тонах. Под мышкой юноша сжимал книгу, определённо её книгу, и явился не за чем иным, как за автографом. А к задней двери пошёл, чтобы никто не заметил, как он стучится к ней в дом! Да парень просто стесняется! Боится, что его застукают у дверей сомнительной писательницы. Да ему же потом прохода в школе не оставят, все будут над ним насмехаться… Или он уже не школьник?

Кэрри внимательно посмотрела на вытянутое и бледное лицо молодого человека, нет никакой он не школьник, да и черты лица ей не казались знакомыми. Всех своих соседей в радиусе полукилометра Кэрри представляла в лицо, хотя это не мешало ей с ними не здороваться, однако этот тип был точно не из местных. Так кого же он так боялся?

– Да. – Она изобразила широкую улыбку и положила одну руку так, чтобы не было видно свежего пятна на майке. Не хватало, чтобы про это поползли слухи. – Я как раз работала в кабинете. Вся в своих мыслях. Хотели чего-нибудь особенного? – Её взгляд недвусмысленно косился на зажатую книжку.

Парень посмотрел себе за плечи, потом неловко помялся, собираясь с мыслями, и после этого заговорил. Во время разговора он старался смотреть чуть выше её головы. Кэрри Уолш знала, что так делают солдаты на утреннем осмотре. Об этом ей поведал один солдафон в отставке, который за небольшое вознаграждение согласился проконсультировать её в вопросах армейского быта. В романе «Грязный закат» фигурировала военная база, на мускулистых и истосковавшихся жителей которой заглядывались столь любимые Кэрри красотки.

– Вы Кэрри-Ванесса Уолш? – Юноша нервничал, и её так забавила его робость.

– Именно так указано в моих документах. – Она постаралась придать своему лицу серьёзное выражение. Надо же, он где-то раскопал её второе имя. Обычно она ограничивалась только одной V. – И что вас привело в эту глушь? Зачем вы поздней ночью пролезли на мой задний двор?

Вопрос окончательно поставил паренька в ступор. Он беспомощно разевал рот и пытался жестикулировать, в один момент книжка чуть не выскользнула из-под его локтя, кисти он упорно продолжал держать в карманах.

– Я не… не… пролазил… – Он начинал оправдываться. – Никуда я не пролазил… Я же сказал… Я стучал в парадную, но вы не слышали… тогда… тогда я заметил свет и решил обойти дом… Там калитка не была закрыта… я видел вашу фигуру… – Осознав, какая каша выходит из его рта, он резко остановился, взял глубокий вздох и закончил монолог несколькими быстрыми и рублеными фразами. – Я приехал сюда из Вунсокета. К вам. Хочу попросить подписать книгу. Потому что я ваш фанат.

При этом он быстрым движением протянул ей книгу. Буквально впихнул. И снова убрал руку в карман. Она приняла её, в кухонном свете разглядела обложку последнего переиздания "Объятий Осьминога". Ну и разве могло быть иначе? Паренёк приехал к ней с противоположного конца штата, отыскал адрес и даже нашёл дверь, в которую нужно постучать. Это, конечно, не тянуло на подвиг Геракла, но проделывать такой путь ради простой закорючки… Видимо, она для него действительно много значила.

– Я читал все ваши романы. – Порывистость сменилась откровенность. – Я думал привезти их все, чтобы вы подписали, но подумал, что это будет как-то неправильно. Поэтому выбрал его. – Он указал на нетронутую временем обложку. Он самый первый и очень нравится моей… маме. – Последнее слово прозвучало несколько натянуто и фальшиво.

"Настолько нравится, что ты только что его купил?" – Ехидно спросила Кэрри в своей голове. На внутреннем форзаце был приклеен ценник.

Словно прочитав её мысли, юноша ответил.

– Я купил его специально… Если бы вы видели, во что превратился мой вариант "Объятий Осьминога", то ужаснулись бы. Он буквально зачитан до дыр!

Она? Ужаснулась? Собственной книги? Парню неплохо бы записаться на курсы самоконтроля.

– И как же звать столь дальнего путешественника? – Спросила она, усиленно пытаясь вспомнить, есть ли на кухне ручка.

Не потащит же она этого недоноска за собой в кабинет! Там пахнет её рабочей обстановкой и всюду валяются крошки и фантики! Но и оставлять его здесь ей не хотелось. Он не производил впечатления заядлого насильника, но это был её дом, купленный за её деньги, и она смертельно не выносила посторонних, пусть даже стоящих на пороге!

– Артур Джермин. – Ответил он, сильно польщённый этим вопросом.

– В таком случае, Артур, сейчас я немного приукрашу эту книгу!

А если на кухне не окажется ручки? Что она сделает: оставит его ждать и быстро за ней сбегает? Нет, бегать было слишком не солидно. Где это видано, чтобы успешные писатели бегали за ручками для автографов!? Но если она пойдёт, то у него будет время, и он сможет… сможет… Сможет что?

Плюнуть ей в чай? Увидеть гору немытой посуды? Посчитать смятые пивные банки?

– Минуточку. – Сказала она ему.

Лучезарно улыбаясь, она повернулась в сторону кухни и стала рыскать по ней глазами. Возле дымящейся и забытой кружки стояла тарелка полная использованных чайных пакетиков, ещё на столе стояла ваза с давно засохшими цветами и дурацкая статуэтка кота с дико вытаращенными глазами. Возле раковины у неё стоял органайзер, но в нём хранились чайные ложки, китайские палочки и непонятно как туда попавшая зелёная линейка. Кэрри не могла вспомнить, когда вообще последний раз пользовалась линейками. И ни одной ручки.

Там в кабинете у неё целые залежи ручек (обязательно гелиевых), которых хватило бы на небольшую войну! Но здесь не было ничего писчего. Кэрри подумала, а не накарябать ли ему автограф вилкой, когда её взгляд задержался на холодильнике.

Ну конечно же! Ей нужно почаще самой ходить за покупками, а то скоро вообще забудет простейшие бытовые навыки. Среди множества магнитов на холодильнике можно было разглядеть небольшой блокнотик с разноцветными страницами и надписями: "Что мне нужно не забыть в магазине!", к которому крепилась миниатюрная ручка. Хвала всем угодникам, что ей не пришлось тащиться в кабинет! Аминь!

Она ещё раз улыбнулась молодому человеку и сняла магнит с холодильника. Артур стоял в дверях и отвечал ей не менее милой улыбкой.

Шах и мат, поганые критики, кричащие, что она пишет только для женщин, склонных к зоофилии! Выкусите, все мужики! Ибо она знала, что они втайне от собственных жен всё же заглядывают в её книжки, а потом проглатывали их на одном дыхании, но никому про это не рассказывают. В этом путешественнике из Вунсокета она обрела уверенность, что её фантазии, в самом деле, приносят пользу не только ей.

Кэрри открыла книгу на первом чистом листе. Открепила от блокнотика ручку и приготовилась писать. Сосредоточиться мешала какая-то навязчивая мысль, Кэрри старалась её отогнать, чтобы придумать этому юноше особо запоминающуюся подпись.

– Скажите, мисс Уолш, а вашу мать звали Сьюзен? – Голос за её спиной отвлёк и в тоже время заставил вернуться к навязчивой мысли. Что скреблось в её сознании?

– Ага. – Легко кивнула она. Ох уж эти поклонники, знающие абсолютно всё. Хорошо ещё, что он не спрашивает, откуда у неё взялся тот шрам на плече.

Артуру Д, прибывшему из Вунсокета, далёкому путешественнику и преданному читателю

С любовью, Кэрри!

Под этими стандартными строчками она начала ставить свою размашистую подпись, когда юноша за её спиной продолжил задавать вопросы:

– А она не закончила жизнь в сумасшедшем доме? И если нет, то почему вы присваиваете себе его идеи?

Она не успела осознать своего возмущения, она не успела даже распрямиться… Первая пуля была выпущена ей в голову с двух метров. Кэрри отбросило на холодильник, в сознании всё смешалось, краски перестали быть яркими, свет от лампочки куда-то поплыл. Она водила руками по грязному полу, но то были лишь нервные импульсы. Тень, длинная, выше потолка нависала над, и у неё был такой длинный палец… Палец… Палец? Последней мыслью она осознала, что пытался донести до неё более не функционирующий мозг. И ей стало смешно.

Всё заключалось в обычной мелочи. Мелочи, которой она не уделила должного внимания. Собственный культ сыграл с ней злую шутку. На руках юноши были перчатки, поэтому он и держал кисти в карманах и очень стремительно пихнул ей книгу, а она не придала этому значения. Полчаса назад Кэрри мучилась от жары, а потом приняла книгу от парня, в самом начале августа одетого в перчатки… Какая… досадная… мелочь…

Выстрелов в грудь она не почувствовала. Раскрытый экземпляр "Объятий Осьминога" валялся возле её правой ноги, в скором времени до него должна была добраться кровь. Веер брызг стекал по холодильнику, чай из кружки немного расплескался.

– Проклятая зоофилка! – Прошипел Артур.

Как же ему хотелось всадить в неё восемь пуль за каждый роман, в котором она позорила Автора! Из всех них, она была самой грязной, самой ничтожной и самой отвратительной! Артуру хватило одного только взгляда на обложку, чтобы понять, что над его Автором снова надругались! Превратили в какой-то театр пошлости, обратили гениальность в мусор, скармливаемый массам, убили, расчленили и превратили в ничто.

Артур быстро осмотрелся. Женщина у его ног выглядела мёртвой, прикасаться к её грязному телу не было никакого желания. В соседних домах всё было тихо, и в этот раз его глушитель сработал. Он проверил, не оставил ли следов, и вышел на улицу.

Как и в прошлый раз, путь он проработал заранее, уходить опять приходилось в темноте. Он отвинтил глушитель, положил его в левый карман, пистолет, поставленный на предохранитель, спрятал в правом, на всякий случай накинул капюшон и двинулся в обход бассейна. Часы показывали, что у него чуть больше пятнадцати минут. Его путь лежал в сторону растущих деревьев.

Забор на заднем дворе Кэрри Уолш исполнял чисто декоративную функцию, впрочем, это был спокойный район, поэтому вряд ли она ожидала прихода кого-нибудь извне. Между её участком и участком соседей с севера образовывался узкий коридор, переходящий в небольшой лесок, круто спускающийся к водохранилищу. Тропинка здесь была грунтовой, и дождей давно не было, но Артур не забывал соблюдать осторожность, он понимал, что его поимка – это вопрос времени, он знал, что не сможет долгое время проводить полицию, но старался по возможности оттянуть этот момент.

На нём были ботинки на несколько размеров меньше и на ровной местности он старался делать узкие шаги. С ростом ему не повезло, такая каланча всегда бросалась в глаза, но может быть следы (если их, конечно, найдут) смогут немного обмануть копов?

В лесу следовало усилить осторожность, этим заросшим участком никто не пользовался. Тут без особого труда можно было сломать ногу или выколоть глаз торчащей палкой. Несколько дней назад он прошёлся здесь пару раз, рискуя быть замеченным, не хотел, чтобы во время отступления с ним вышла какая-нибудь беда.

Луны не было видно из-за туч, и шёл он преимущественно на звук воды. По прямой пройти нужно было не более сотни метров, но продвигался он с величайшей осторожностью. В его положении фонарь отменялся. Артур медленно ставил перед собой ногу, потом переносил на неё вес и поднимал вторую. Руки он держал вытянутыми перед собой, но невидимая паутина очень неприятно прилипла к его волосам. Один раз он споткнулся, но вовремя успел схватиться за ствол дерева. Мелкие ветки царапали лицо.

Деревья закончились обрывом, и Джермин пригнулся пониже, пытаясь вспомнить, по каким камням он двигался в прошлый раз. Ага, он точно начинал вот от этого большого валуна! Теперь прямо перед ним было зеркало Уэнскотта, а на севере светился мост, по которому в обе стороны проезжали парные огоньки. Артуру нужно было спуститься до самой воды, и по её кромке добраться до деревьев за парковкой.

Камни кончились, он мог дотянуться до прохладных вод Уэнскотта, но нужно было двигаться дальше. Не хватало, чтобы ещё кто-то разглядел его фигуру на берегу водохранилища. Подобие тропки тянулось прямо вдоль линии воды. Пот сбегал по его спине, сердце ускоряло ход, ему казалось, что весь мир следит за его бегством.

Огни дешёвой гостиницы загорелись над ним, Артур надеялся, что растущие на обрыве деревья скрывают его от случайного взгляда какого-нибудь позднего курильщика, стоящего у окна гостиницы. Здание по правую руку закончилось, ага, теперь над ним находилась парковка. Судя по запаху, многие водители использовали эти заросли в качестве туалета. Борясь с отвращением наступить в чью-то жизнедеятельность, Артур заставил себя миновать всю парковку и только после этого решил подняться.

Он вскарабкался на ровную поверхность, прямо перед ним был съезд (или заезд, это уж как смотреть) с моста, переходящий в Дуглас-авеню. Машин не наблюдалось. Превосходно.

Артур засунул руки в карманы и побрёл вдоль Дуглас-авеню, опять же оставляя гостиницу по правую руку. Со стороны казалось, что он только что пересёк мост через водохранилище и продолжает свою прогулку. Не достигая Уэнстон-лейн, он остановился под знаком. До приезда автобуса оставалось три минуты. Рядом с ним под фонарём стояла пожилая пара. Женщина нервно поворачивала свою голову на дряблой шее по направлению к мосту, мужчина дремал, опираясь на её плечо.

– Молодой человек. – Обратилась она к Артуру после очередной проверки моста. – Не подскажете, который час? Автобус-то должен был прийти. Что-то он задерживается…

Артур с детства имел привычку носить часы, он не видел смысла игнорировать просьбу старой женщины. К тому же это простое действие может придать естественности его поведению. Он простой парень, прогуливающийся по району, ему не трудно подсказать старушке время и обменяться замечаниями по поводу нерадивости водителей автобусов.

– Конечно. – Ответил он ей лучезарной улыбкой, позаимствованной у Кэрри Уолш.

Артур начал вытаскивать левую руку из кармана, когда понял, что часы зацепились за глушитель. Он сразу же представил себе металлический звук, с которым тот ударится об асфальт, от такого проснётся даже старик на плече у этой старой леди. Она продолжала смотреть на него любезными и немного слезящимися глазами. "Вот же приспичило тебе!" – метнулась у него в голове мысль. Левой рукой он тряс в кармане, пытаясь отцепить часы от металлической трубки. Длилось это всего пару секунд, но ему они показались не столь мимолётными. Наконец, он почувствовал руку свободной и поднял её к глазам.

– Девять сорок. По моим часам он должен был появиться здесь две минуты назад…

Он чуть не поперхнулся собственными словами, потому что напрочь забыл про перчатки. Он стоял прямо под фонарём, свет падал на чёрную кожу на его руках, и ошибиться было невозможно. Отпустивший его адреналин вновь начал набирать обороты, сейчас эта бабулька закричит, сейчас она поднимет шум, и ему придётся её убить. Толкнуть, ударить головой об асфальт, вряд ли для этого понадобится много сил. Ему придётся это сделать, он не мог позволить какой-то случайной старухе на остановке нарушить его планы. Артур готовился прыгнуть на неё, как только она скажет первое слово.

Старушка открыла рот:

– Вот и мне так кажется. Я точно знала, что мы пришли вовремя и никак не могли пропустить этот автобус. Видите ли, мы только что были на юбилее у брата моего мужа. – Она покосилась на старика, храпящего у неё на плече. – А это последний автобус, идущий нам до дома, вот поэтому я ещё полчаса назад начала собирать его домой, а он всё ворчал, мы успеем, успеем, куда ты столько так спешишь. И так всю жизнь, понимаете? Он говорит одно, ждёт до последнего и не успевает. Человеку седьмой десяток, а он так и не научился вовремя выходить из дома.

Напряжение Артура стало понемногу спадать, однако старушка и не думала так просто его отпускать.

– А вы случаем не мотоциклист? – Вежливо поинтересовалась она.

Поставленный в тупик Артур вопросительно посмотрел на неё.

– Мотоциклист?

– Ну да, просто ваши руки… – Джермин затаил дыхание, с моста съезжал автобус, теперь он не мог просто так наброситься на старушку. – Просто понимаете, наш сын, младший, Эрик он мотоциклист, у него целых пять этих ужасных, громыхающих мотоциклов, так вот он даже за стол садится в своих перчатках. Настолько к ним привык, что забывает снять. Мне каждый раз приходится ему напоминать, но всякий раз он забывает. И снова, и снова… Ему эти перчатки уже в кожу въелись. Вы тоже заставляете свою мать вам постоянно про это напоминать.

Автобус остановился, двери распахнулись, на них посмотрел уставший водитель. Артуру понадобилось мгновение, чтобы ощутить под ногами твёрдую почву.

– Ах вы про это… – Он покрутил кистями. – Да, бывает, что мне не накладывают рождественского ужина, пока я не стащу свои перчатки и не помою руки в горячей воде с мылом как минимум три раза. Позвольте, я вам помогу.

Он довёл её до автобуса, помог подняться по ступенькам и устроил с так и не проснувшимся мужем на сиденье.

– Воистину вы очень хороший человек. – Сказала она ему, когда Артур пробирался в заднюю часть автобуса. – Спасибо.

Артур Джермин уселся и позволил продавленному креслу принять его волнение. С момента убийства Кэрри Уолш прошло двадцать пять минут. Артур улыбался, потому что на самом деле считал себя хорошим человеком.