Читать книгу На Закате - Павел Шульженок - Страница 8

Это было просторное помещение с обычными каменными стенами и сводами и рядом маленьких окошек, выходящих на поверхность у самого потолка. Здесь имелось достаточно свободного пространства, хорошо утрамбованный земляной пол, а так же расположенные вдоль стен гимнастические снаряды, все для того, что бы служители могли поддерживать надлежащую физическую форму. Занятия, носившие обязательный характер в начальных училищах и академии, после выпуска и назначения на должность становились делом личной дисциплины и залогом выживаемости в силовых операциях. Посему, в этом зале можно было встретить только самых энергичных и ответственных представителей инквизиции.

Аполлос рассчитывал немного разогреться с гирей, потом, возможно спарринговаться с кем-нибудь из братьев на тупых мечах, если будет с кем.

По счастью, в зале оказалось несколько человек, но все они собрались вокруг одного, что-то им объясняющего. Подойдя ближе, Аполлос с радостью узнал в говорящем своего знакомого и безмерно уважаемого инквизитора. Стоя в простой сорочке, заправленной в брюки, с братьями беседовал никто иной, как майор-агент Кастор Барроумор.

–… Когда он прячется, вы не должны искать его глазами. Здесь, или здесь. Когда вы концентрируетесь на одной точке, вы ослабляете периферическое зрение. И если будете внимательно смотреть в ошибочном направлении, то просто не среагируете на атаку. Поэтому, если направление опасности не ясно, смотрите в общем, ни на чем долго не задерживайтесь. Кроме того, при плохом освещении, это несколько улучшит видимость, что тоже немаловажно.

Братья слушали Барроумора едва не затаив дыхание, потому что это говорил человек, который опробовал свои тезисы на практике, и жизнь которого была свидетельством их действенности.

– Приветствую вас, брат Кастор.

– Кого я вижу! Брат Аполлос. – улыбнулся Барроумор, и обратился к своим слушателям. – Ладно, братья, с Богом, занимайтесь.

Отойдя к Аполлосу, комиссар спросил:

– Ну как твои дела? Я слышал ты действуешь, верно следуя заветам Маркуса: сначала жгем, потом разбираемся.

– Если честно, я сейчас пребываю в затруднении. – признался Аполлос.

– И об этом я знаю. Моё предложение таково: сначала все-таки завершим упражнения, потом поговорим о делах твоих скорбных.

Аполлос удостоился наконец того, о чем в тайне мечтал: сойтись в поединке с самим Барроумором. Брат Кастор остался в сорочке, а младшему товарищу он крайне рекомендовал не пренебрегать положенным в таких случаях дублетом. Мечи для спаррингов были лишь незначительно легче боевых, и несмотря на совершенно широкие округленные кромки, могли оставить на теле весьма значительные ушибы. Тем более, когда участники поединка входили в раж, и наносили удары уже мало себя сдерживая.

Аполлос послушался Барроумора, и конечно, оказался в этом прав. Кастор рубил молодого брата парируя каждый первый его удар, и не оставляя буквально ни шанса. Ты бьешь противника, но он исчезает с пути твоего клинка, словно призрак, и почти в это же мгновение удар возвращается. Вообще Аполлос был отличным фехтовальщиком у себя на курсе, имел всегда самую высокую оценку, но здесь был какой-то другой, запредельный уровень. По Барроумору просто нельзя было попасть, словно он был бесплотен.

Взмокнув и выдохшись, получив саднящую боль в десятке мест на плечах, руках, бедрах и даже спине, Аполлос не добился ничего.

– Как? – спросил он, склоняясь и переводя дыхание.

– У тебя очень хорошие атаки, но я читаю их в начале и принимаю верные решения.

– Слишком быстро…

– Поэтому я и жив до сих пор, брат Аполлос. Скорость и верность решений, это универсальное преимущество.

– Вы, должно быть, были лучшим в фехтовании, когда учились? – разогнувшись, Аполлос стал стягивать с себя уже ставший горячим дублет.

– Нет, я был вторым. – покачал головой Кастор. – Лучшим был Гастон Феникс. За всю жизнь, я не видел никого, кто владел бы мечом лучше его. Он был на голову выше любого из Грифонов.

– Я слышал про него. Но он же… погиб в Мистерионе?

– Да. Потому что быть лучшим в мире фехтовальщиком не всегда достаточно, что бы побеждать и выживать. Гастону встретился ликантроп-вожак, и Гастон даже успел поразить его прямо в сердце. Но беда в том, что этого было недостаточно, что бы убить вожака сразу. Думаю, единственная возможность для этого, это удачно пронзить ему мозг. В общем, в следующее мгновение ликантроп разорвал его на куски, и только потом сдох. С мечом в сердце.

– Вы же там тоже были?

– Мы участвовали в одной экспедиции, но никогда не работали вместе, у нас были сложные отношения. – задумчиво проговорил Кастор. – Хотя и жаль его… Ну, что ж, сейчас пойдем попьем, и расскажешь мне, в чем твои проблемы.

Выслушав Аполлоса, Кастор успел одеть камзол и привести себя в порядок.

– Есть такая теория, среди неблагонадежных людей, которая называется презумпция невиновности. – проговорил комиссар, придирчиво разглядывая себя в посеребренное зеркало. – Суть её в том, что подозреваемый считается невиновным, пока его вина не доказана. Странный подход, прямо скажем… Но давай попробуем исходить из того, что твоя харчевница и в самом деле невиновна. Мы имеем два доноса на неё, от одного и того же человека, так?

– Да, их написала Лора Функин…

– Неважно. Важно, что Лора может иметь причины харчевницу оклеветать. Поговори с самой харчевницей, дай понять, что у неё есть все шансы выставить крайней недоброжелательницу, и тут же получишь массу информации, возможно даже полезной. Потом тряхнешь эту твою Функин.

Лицо Аполлоса просияло:

– Ваше Преподобие, спаси вас Христос!

– Вообще, брат мой, ты сам должен доходить до таких элементарных вещей. Я, конечно, понимаю, что лучше пережечь, чем недожечь, но бабы клевещут на баб с тех пор, как Лилит увидела Еву. Стыдно, исправляйся.

– Да, спасибо.

– Держи меня в курсе.

Агнесса Паттон уже улеглась на постель, пытаясь уснуть, когда с лязгом отворилась железная дверь, и перед ней снова предстал арестовавший её детектив. Арестантка села перед ним, выказывая полное внимание, и Аполлос заговорил:

– Мы должны убедиться, что вы не стали жертвой навета недоброжелателей.

– Правильная мысль. – подхватила Агнесса.

– Есть ли кто-нибудь, кто желал бы свести с вами счёты?

– К сожалению таких немало. И первый среди всех Карл Либен, хозяин "Золотой свиньи". Наш "Угол" давно ему как кость в горле. Да, помещение у нас не самое новое, и публика бывает разная, но кухня не хуже, а цены раза в четыре меньше. Кто у него будет харчеваться? Богатеи, купцы? Так они не в наших кварталах харчуются. А весь наш народ у меня. Если я исчезну, в "Золотой свинье" будет праздник.

– Хм… А вот если госпожа Лора Функин? Она может иметь к этому отношение?

– Функин? Подождите-ка. .. – Агнесса отвела в сторону обескураженный взгляд. – Ах ты сучка такая! Что, она на меня написала? Это все ложь!

– Так зачем же ей лгать про вас?

– Это моя бывшая кухарка! Я уволила её месяц назад. Конечно она на меня зуб держит. А знаете что, вот не хотела я её выдавать, дело-то женское, но раз так, скажу. Я её почему уволила? Обрюхатилась она. В марте уже видно стало, а потом сами понимаете… Мне на кухне бабы на сносях только не хватало. Рассчитала я её за март, да и отправила. Так и что вы думаете? Эта дура пошла, да выскоблила дитя-то, как и не было. Пришла через неделю, больная вся, опять на работу. Видит Бог, я с лиходейками дела не имею, у нас порядочное заведение, выгнала её вообще взашей. Вот я сама дура была, что не сдала её городовым, пожалела. А она мне чем отплатила? Посмотрите-ка только! – Агнесса затараторила в свойственной торговым бабам манере, заставляя Аполлоса поморщиться.

– Ладно, хорошо. – ответил он, стремясь успокоить Паттон. – Надеюсь, эта информация подтвердится, это могло бы здорово вам помочь.

– Да уж поверьте, и я на это надеюсь. Только так оно всё и было! Мало того, что дитя своё, так еще и на меня клевещет!

Апартаменты Кастора располагались на верхнем, четвертом этаже общежития при Управлении. Четыре окна, занавешенные тяжелыми малиновыми портьерами, три комнаты: просторный кабинет с книжными стеллажами и тяжёлым лакированным столом; спальня с большой кроватью, на черной резной спинке которой застыли фигуры скорбных ангелов; последним помещением была лишенная окон уборная с массивной литой ванной посередине и огромным медным зеркалом.

Кастор бывал в своём жилище недолго, чаще всего только, что бы переночевать и на утро привести себя в порядок. Иногда подолгу не появлялся вообще. В его отсутствие сюда наведывалась горничная, что бы произвести влажную уборку, полить фикусы и сменить белье. Иногда она же готовила ванную, когда Кастор её заказывал. Основную же часть времени апартаменты инквизитора пустовали как дом покойника, храня в себе мертвенное безмолвие и недвижность.

Кастор вернулся уже вечером, после занятий в гимнастическом зале, когда в его жилище уже воцарился совершенный мрак.

Войдя в кабинет инквизитор пару раз повернул ручку фонаря, и фитиль, осыпанный искрами кремня, ожил, источая тусклый желтоватый свет. В углы и в стороны отпрянули беспокойные тени, Барроумор оглядел комнату и, проверив запертую за собой дверь, прошёл дальше, в спальню.

Спокойствие одиночества было обманчиво. Кастор всегда опасался оставаться один, тем более в тишине. Потому что именно в такие моменты подступал к нему главный враг его жизни. У врага было имя, но Кастор его не знал, хотя это приблизило бы его к освобождению. У врага был облик, но Кастор хотел бы его забыть, по той же причине.

Наполнить тишину молитвой – вот единственная защита, но, к сожалению, не совершенная. Ждать атаки пришлось недолго: очень скоро мрак по углам задрожал, мельче и чаще, чем мерцание светильника. И неясный шелест, сначала показавшийся, потом повторившийся, перешёл в различимую речь тысячи змеиных голосов, звавших Кастора по имени.

–… и как тает воск от лица огня… – молился инквизитор, закрыв глаза.

– Поздно Кастор. – уверенный и глубокий голос заговорил в правое ухо. Повеяло холодом и гнилью. Враг был рядом, и Кастор был уверен, что открыв глаза, увидит его воочию. Страшный лик, мелькающий в кошмарах, являющийся на грани сна: бледная и блестящая от влаги кожа, запавшие глазницы, а из-под тонкой черной губы – длинные кинжалы уродливых клыков, закрывающие нижнюю челюсть.

Выражение демонской морды не свирепое, не злое, а спокойно-уставшее, даже страдающее. Кастор не желал этого видеть, он продолжал молиться.

– Брат мой Кастор. Твоя молитва пуста, ты думаешь обо мне. Кому же ты молишься? Явно не Тому, Кого предал. Слуга Люцифера… Иногда я завидую тебе. Сколько в тебе коварства, Кастор. Ты окружен своей священной дрянью, ты весь обвешен мерзкими Крестами, но в сердце твоем живет такая же тьма, как и во мне… Как же так, Кастор? Почему тебя не жжет ваш божественный яд? Ты же мой брат, Кастор. Может быть… Может быть дело в твоей плоти? Твоё мясо защищает тебя? Я хочу твоего мяса.

Кастор ощутил как холодный мокрый язык скользнул по его щеке и уху.

– Твоя плоть… Тебе же понравилась, эта девочка Лия? Я знаю её. Она немножко поправится и будет в самом соку. Вернись к ней, я разожгу в ней похоть, и ты получишь её тело, почему нет, Кастор? Как давно ты не знал женской плоти? А эта плоть молода, хороша… Помнишь как это было? Помнишь Фелицию? Фелиция… Она тебя помнит.

Кастор стиснул кулаки и зубы, на лице его выступил бисером холодный пот. Но демон продолжал:

– Я видел твою Фелицию только что. В аду, конечно… Визжит и проклинает тебя. Хочет, что бы ты был с нею вместе. Как же так, Кастор, ты же бросил её? Но еще не поздно воссоединиться. Повисни, как она, и будь с нею вместе. Хоть какое-то облегчение для неё. Ведь это ты её отправил туда, в пекло, Кастор! Где твоё сердце, Кастор? !!

Демон возвысил голос срываясь на рёв, но Барроумор путаясь в словах и судорожно собирая рассыпающиеся мысли продолжал пытаться молиться. Ни разу не мог дочитать девяностый псалом до конца, сбивался, начинал заново, но в этих попытках, кажется, смог отвлечься от демонской речи.

– Кастор! Ублюдок! !

Могучий удар в грудь бросил Барроумора спиной на дверь, сбил дыхание, поверг на колени, но тут же все стихло. Инквизитор смог отдышаться, и подняв глаза на Распятье в изголовье кровати, дочитал, наконец, девяностый псалом. Не первый и не последний бой Кастора.