Читать книгу Форма и Содержание - Павел Сомов - Страница 6

Послушай, а где Антуан и Антуанетта? Куда они запропастились?

Похоже, они исчезли.

Как это? Куда исчезли? Насовсем?

Надеюсь, что нет. Понимаешь, когда противоположности оказываются слишком близко друг к другу, когда они сталкиваются, то происходит аннигиляция и они исчезают. Видимо, Антуан и Антуанетта оказались очень близко друг к другу, соприкоснулись, и теперь аннигилируют. Таковы законы мироздания, тут ничего не поделать.

Хорошо, я поняла. А как ты думаешь, если мы с тобой окажемся слишком близко друг к другу, мы тоже аннигилируем?

Мы с тобой? Окажемся близко? Не смеши меня, такого точно не произойдет.

В самом деле, что это я говорю такое. А их еще нет?

Пока нет, не видно.

И я не вижу. Послушай, а ведь получается, что есть какая-то граница, какой-то предел, ближе которого нельзя находиться, ближе которого начинается аннигиляция?

Думаю, да, это логично. Я даже что-то такое припоминаю. Кажется, он называется предел Кенкампуа. Как только противоположности оказываются ближе этого предела, а это так легко, ведь противоположности всегда столь близки, они переходят за горизонт событий, и никаких событий для них больше не существует.

А мы никак не можем заглянуть за этот горизонт событий?

Если хорошо постараемся, то можем, конечно, можем. Но тогда, боюсь, горизонт событий превратится в горизонт пошлости, а этого мы никак не можем допустить. Из такой сингулярности нам будет сложно найти выход.

Сингулярности… Как много умных слов ты говоришь. А нам важно не потерять смысл за словами! Иногда мне кажется, что умные слова существуют не для того, чтобы их говорили. Они нужны, но как-то сами по себе. Не для ума, а для умственности.

Ум и умственность – это одно и то же.

Нет, не одно и то же.

И в чем же разница, позволь узнать?

Не знаю. Ум – это ум. А умственность – это то, что появляется на месте ума, когда его нет. В общем, ум – это то, что у меня, а умственность – это то, что у тебя!

Ох, какое остроумие!

Не то что остроумственность… Ой, что такое?! Смотри, это они! Вон, лежат под деревом. Они появились! Наконец-то. Как жадно они глотают воздух, почему они такие запыхавшиеся? И какие глаза у них, какие глубокие, большие глаза! Что, что они говорят, не могу разобрать? Что-то шепчут!

Они говорят: «Ещё!»

Еще? Что значит, еще? Ой, куда, они снова пропали! Их снова нет, ты видишь? Да что же это происходит? Снова аннигилируют, какие ненасытные! А нам снова их ждать! Им что, никакого дела нет, что у нас история стоит на месте?

Им сейчас ни до чего нет дела, успокойся.

Легко говорить: «Успокойся». Мне хочется красоты, прекрасного, понимаешь, а у нас вместо красоты – ничего.

Ты просто слишком много суетишься. Посмотри на эти зеленые деревья по краю лесного озера, на розовые облака, на заходящее солнце…

Что, солнце уже садится…

…почувствуй предвечернюю прохладу, вслушайся в пение птиц, вслушайся в тишину. Две утки летят – словно две струны. Слышишь? Разве это не прекрасно?

Это прекрасно, но это всегда прекрасно. А мне хочется чего-то мимолетно прекрасного, такого как рифма или кусочек шоколадки.

Тогда посмотри на Большой взрыв. Он мимолетно прекрасен, как шоколадная рифма.

Что еще за шоколадная рифма? Ох уж мне эти оголтелые метафоры. Избавь меня от такого, пожалуйста. И почему, кстати, Большой взрыв называют Большим взрывом, кто это придумал? Не лучше ли было назвать его Большим взрывчиком, чтобы как-то соблюсти баланс – уравновесить пафос иронией? Большой взрыв – это же невыносимо напыщенно!

Да. Что это за звук и откуда он доносится?

Кажется, из-за горизонта событий. Похоже на голос Антуана.

Да, точно! Это Антуан, и он поет, а Антуанетта насвистывает мелодию. Слышишь? Как замечательно у них получается!

А вот и они сами. Снова лежат под деревом – умиротворенные и усталые.

Еще бы…

И над вечерним лесом в свете сияющих звезд разносится голос Антуана:

When I want you in my arms

When I want you and all your charms

Whenever I want you, all I have to do is

Drea-ea-ea-ea-eam, dream, dream, dream