Читать книгу Русские на Афоне. XIX-XX век - Павел Владимирович Троицкий - Страница 3

В этом столетии были ликвидированы все штатные или идиоритмические монастыри. «Статут» 1926 года разрешает переход идиоритмического монастыря в общежительный, обратное же преобразование запрещено. Таким образом, и государственные, и церковные власти заинтересованы в существовании общежительных, а не идиоритмических монастырей.

Что же представляет собой малоизвестный в России идиоритм? Идиоритм или, как его не совсем верно называют в России, штатный монастырь, по своему устройству занимает как бы промежуточное положение между киновией и скитом. Во главе такой монастырь имеет одного из старцев, называемого проэстосом, причем управление ежегодно меняется. Иноки в таком монастыре получаю определенное содержание деньгами и продуктами, сами готовят в своей келье еду и, фактически, живут независимой жизнью по своим наклонностям и желаниям. Но независимость эта в первую очередь экономическая. Не следует понимать такую жизнь вроде обитания в студенческом общежитии. Духовно монахи также окормляются у старцев, и никто не позволяет им нарушать иноческие уставы. Вспомним, что в древности идиоритмы были и на Руси. Например, монастырь преподобного Сергия в первый период своего существования фактически был идиоритмом. Организационное устройство идиоритмического монастыря таково: старцы составляют синаксис – священное собрание, которое является высшей властью монастыря. Исполнительная власть, через которую синаксис осуществляет управление монастырем, состоит из двух эпитропов и одного дикея. Игумен избирается лишь на несколько часов, а потом по заведенному обычаю отказывается от власти и пополняет общество почитаемых проигуменов. Как отметил один из монахов того времени, в таком монастыре только и слышно, как величают друг друга архимандритами. Потому что звания в идиоритмических монастырях раздавались весьма щедро. «Теперь напишу хотя бы немного о лаврах. Лавра по–гречески называется диорота; в них живут больше по своей воле как хотят, только под духовником (примечание то есть как и большинство мирян, обращаются к нему за советом). Пищу получают из общего, хлеб печеный, масло, вино и крупы; а готовят каждый для себя. Трапезы общей не бывает; бывает только для странних. Деньги и вещи каждый у себя имеет, и что кому надобно, – покупают. В церкви правило правят по уставу афонскому, продолжительно. Всенощные бдения бывают только по великим праздникам, тоже продолжаются двенадцать часов. Послушание братия проходит по обычаю; богатые на послушание в монастырь не ходят, но исправляют другие послушания, – посылаются в разные места по монастырской надобности. Бедные много работают и много терпят скорбей. Управляются монастыри соборными старцами. А хотя и избираются игумены, но только ради церкви. И в сих монастырях много есть рабов Божиих, которые проходят совершенную монашескую жизнь. И там много таких, которые знают только что церковь, да свою келлию: положили в монастырь довольно денег, с тем, чтобы их ни в чем не беспокоили, и живут яко в пустыне только по своей воле» (правильнее сказать, по воле Божией).

Особым уважением пользуются в монастыре проэстосы. Жизнь проэстоса привольная, богатая. Окружен проэстос заискивающими послушниками, готовыми выполнить за него любую работу. Как это ни смешно звучит, даже и помолиться. Да, да, иногда проэтосы нанимают за себя читать правило, каноны, а сами слушают правила, лежа на диване. Такие картины рисуют русские посетители Афона. Но каждый монах обязан участвовать в службе. Проэстосы и здесь умудряются найти себе заместителей. Если проэстос не обязан сам служить, то он пользуется правом всякую службу послушать у себя в келье. Имеют такие старцы жилище из 6 и более комнат. Не все проэстосы таковы, но это довольно типичная картина. Главный источник доходов для проэстоса – его командировки по управлению каким-либо метохом. Но как ни трагично такое положение, не надо считать, что такие монастыри заранее чужды святости. Да, греческий штатный монастырь был монастырем плебса и олигархов. И место для подвижника в таком монастыре все же имеется, но только среди плебса. Подвижников надо искать среди тех, кто не может добиться лучшего положения или не желает его добиваться. Они позволяют главам монастыря жить в прохладе и сытости, а сами несут все тяготы своего униженного положения. То, что некоторые из предстоятелей хищничают и живут не по-монашески, – это с их точки зрения неважно, даже, может быть, так и нужно. Так что штатный монастырь дает возможность свободного выбора подвига.

Киновия применяет некоторое экономическое насилие, заставляя монаха утеснять себя согласно общим правилам. Но если вглядеться не в организационное устройство идиоритма, а в его духовную сущность, то легко понять, что часто то, что мы называем в России киновиями, на деле и есть настоящие штатные монастыри, только внешне, по единоличной игуменской власти, напоминающие киновии. Тогда мы придем к мысли, что идиоритм – это деградировавшая по тем или иным обстоятельствам киновия. Обстоятельства эти могут быть внешние: турецкое или монгольское владычество, внутренний упадок духовной жизни. Но важно, что греческие идиоритмы имели устройство, соответствующее духовному состоянию монастыря. Особенно странно или даже страшно смотрелся бы идиоритм с единоличной властью игумена. «Демократическое» устройство давало возможность для подвига среди «плебса». Если бы подобным монастырем руководил единовластный игумен, не чуждый личной собственности и разных мирских слабостей, которому во всем монахи должны были бы подчиняться, то ясно, что такой монастырь был бы более страшной пародией на киновию, чем реально существовавший греческий идиоритм.

Такое происхождение идиоритма подтверждают исследователи афонской жизни. До преп. Афанасия, по их мнению, Афон населяли только исихасты – отшельники. Преподобный впервые на Афоне создал общежительный монастырь, киновию. Это было маленькой революцией, то есть внешним вмешательством в монашескую жизнь. В какой-то мере создание киновии нарушило естественную монашескую среду. И это вмешательство было оправданным. Но еще при жизни преподобного, в 971 году, при общем согласии прота и игуменов Св.Горы был принят общий устав, разработанный игуменом Студийского монастыря Евфимием и утвержденный императором Иоанном Цимисхием, который закрепил некоторые лазейки для идиоритмического устройства. Так, там, например, присутствует оговорка, что игумен имеет право распорядиться принадлежащим ему лично огородом по своему усмотрению. Далее, п.13 запрещает перепродажу огородов. Второй устав 1046 года укрепил идиоритмические тенденции. Этот устав уже запрещает игуменам иметь большие суда для плавания в Константинополь и пытается ограничить их небольшими лодками. Если преп. Афанасий разрешил пятнадцати почтеннейшим и разумнейшим старцам в случае необходимости лишать игумена власти, то новый устав уже пытается оградить монастыри от своевольного смешения и замены игуменов. Нет также четко сформулированного правила о повиновении игумену. Причина наступления идиоритма – упадок духовной жизни, который привел к тому, что общежительное устройство для многих оказалось не под силу. (Как правило, разложение общежития начиналось с самого игумена). И новый устав отразил то, что уже существовало в действительности. Этот упадок привел к распространению так называемого «скоромного зла», которое вызвало соответствующие санкции со стороны императора и привело к тому, что многие, впавшие в этот грех, вынуждены были покинуть святую Гору. С ними исчез на время и идиоритм.

Далее идиоритм постепенно возвращается к жизни, и в уставе императора Мануила Палеолога мы видим попытку нанести удар идиоритму. «Если же кто захотел бы внести что-нибудь в обитель, как вклад или посвящение, тот пусть дает сие, но с тем, чтобы не иметь никакого решительного преимущества в обители за пожертвование»²⁰. То есть большой вклад в монастырь в то время обеспечивал особую, безбедную жизнь вкладчику. Составлялись даже некие договоры на этот счет. Выборы же игумена в то время осуществлялись всей братией. С идиоритмом борются и патриархи, и императоры, но безуспешно. Это и хорошо: насилие в духовной жизни недопустимо, нельзя по приказу сделать всех монахов нестяжательными. Поэтому в своем уставе имп. Мануил Палеолог, запрещая монахам пользование собственностью, добавляет: «Если же неблагоприятное время не позволит им (монахам) спокойно предпринять перемену к лучшему, то в случае будущих стяжаний пусть они поступают по настоящему обычаю на всей Св.Горе до тех пор, пока время, по соизволению Божию, поможет им опять быть нестяжательными». Нам бы иметь эту мудрость древних. Хотя такая добровольность относится некоторыми исследователями к особенностям греческого народа. Каждый его представитель признавал за собой право на собственное мнение и готов был его бесстрашно отстаивать, если не сомневался в его истинности. Из недавней истории мы знаем замечательный пример. Вселенский патриарх Иоаким III задался целью создать в окрестностях Константинополя женский монастырь. На это было выдвинуто большое количество возражений, иногда даже самых нелепых. Это вывело патриарха из себя, и он заявил, что с презрением относится к разглагольствованиям в печати и все равно создаст монастырь. Надо отметить особую роль Константинопольского патриарха как первоиерарха и этнарха (гражданского представителя греческого народа в Турции) одновременно. И несмотря на это патриарх получил такую отповедь от своего народа, возмутившегося тем, что пренебрегают его мнением, что святейшему первоиерарху пришлось по мере возможности извиняться за слова, брошенные в гневе. Но так или иначе мы видим увековеченное в уставе вполне разумное отношение к действительности, предохраняющее от попыток насильно подогнать ее под идеал. Шестнадцатый век – новый виток борьбы с идиоритмом. Александрийский патриарх Сильвестр, приехавший в лавру по данному им обету, с подсказки константинопольского патриарха преобразовывает ее в киновию. Но уже к началу 17 века идиоритм снова набирает силу. В это время незаметно исчезает власть прота. Монастыри впадают в неоплатные долги из-за роскоши верхушки. Брали взаймы даже у евреев, и, чтобы уплатить проценты, отдавали тем подарки царей и священные сосуды. В восемнадцатом веке наблюдаем обратное движение: патриархи медленно, с согласия монастырей вводят киновии. В 1784 году в монастыре Ксенофонте, в 1801 – в Симоно-Петре, в 1803 – в Пантелеймоновом монастыре и так далее. К 1856 году уже насчитывается 9 киновий. Два монастыря, Дохиар и Ксиропотам, не выдерживают общежительной жизни и возвращаются к идиоритмическому устройству. Проваливаются преобразования в Иверском и Хиландарском монастырях. Остаются идиоритмами два крупнейших монастыря Великая лавра и Ватопед, а также Пантократор и Филофей. К чему все это говорится? Первый вывод: идиоритм – это разрушенная киновия. А второй – процесс создания киновии должен происходить естественным путем, без насилия.

Таким образом, всем хорошо известны недостатки идиоритмов. В общежительных монастырях вся власть сосредоточена в руках игумена. Часто за описанием особенностей общежительного монастыря, которые, впрочем, всем известны, следует как иллюстрация описание Руссика конца прошлого века при замечательном духовнике о.Иерониме, игуменах Герасиме, Макарии, Андрее. Да, действительно, та картина была близка к идеальной, поэтому-то и умножался так быстро монастырь, и многие приезжие просто умоляли игумена оставить их в монастыре. Настроенный критически епископ Порфирий и здесь верен себе и приводит мудрые слова архим. Антонина (Капустина), неоднократно бывавшего на Афоне: «Но, – неизбежный вопрос, – где же духовный представитель сей единой воли, общепризнанный и общежелаемый законодатель и распорядитель обители, – игумен (вождь) в истинном смысле этого слова? Там, где есть святые Феодосии, Афанасии и им подобные аввы, его не нужно искать. Он там есть все, дух и плоть монастыря. Вокруг его общежитие водворяется само собою, им живет и двигается и представляет из себя зрелище, в высшей степени увлекательное. Он не уничтожает там своим званием общего равенства и своею волею общей независимости. Он только служит тому и другому отечески. Однако же, где нет игуменства делом, игумена отца, а есть только игумен именем, игумен господин, там и в общежитии представляются камни претыкания не меньшие, чем в своежитии²¹».Но во всех монастырях, кроме русского , по крайне мере, в конце прошлого века, власть игумена была несколько ограничена собором старцев. «В Руссике игумен управляет самодержавно», – сообщает нам еп. Порфирий²². К сожалению, мы на своем русском опыте знаем, что такое монастырь с командиром во главе, а не с игуменом. О современном состоянии общежительных монастырей, что особенно относится к России, четко и емко сказал наш современник Паисий Святогорец: «Чтобы подчиниться кому-либо, нужно или благоговеть перед ним, или бояться его. Подчинение от благоговения является духовным, от страха же – военной дисциплиной. Послушание – это ключ от дверей рая. Но только послушание, а не солдафонство, то есть вынужденное подчинение и молитва из под палки. Никто не исцелился сам, и никто не спасется без послушания. Послушание и природная простота ведут к святости кратким путем²³».

Недостаток общежития в том, что место игумена может занять случайный человек, и это приведет к тяжелым последствиям для большого количества монашествующих. К тому же, по неписаным афонским правилам, принявший схиму на Афоне должен окончить свою жизнь в том месте, где он ее принял. Не нужно забывать, что всякий человек может впасть в прелесть, и игуменство подразумевает готовность человека к этому послушанию, то есть некоторое преуспеяние плюс предназначение. И нет какой-то безгрешности, даруемой как приложение к должности. Поэтому необходимо, чтобы игумен рождался в недрах монастыря, воспитывался монастырем, но никак не назначался кем-то и откуда-то. «Известно, что власть бывает особенно сильна именно тогда, когда она сконцентрирована в одном лице», – делает интересное замечание по поводу преимуществ киновии автор 19 века. Автор сравнивает киновию с монархией. В случае какого-либо ограничения власть игумена не может быть сильной. Свобода же тормозит процветание главной монашеской добродетели – послушания, служащего отличительной чертою киновии²⁴. Становится страшновато, когда монахи требуют сильной власти.

Рассмотрим служение игумена. Оно имеет две стороны: внутреннюю и внешнюю. Внешняя – это управление монастырем. Монастырь должен существовать, и для этого все должно регулироваться: обеспечиваться пища и одежда для иноков, все необходимое для богослужения и так далее. Внутренняя – это духовное окормление пасомых. Чем игумен отличается от старца? У старца внешнее служение сведено до минимума, у игумена большого монастыря нет возможности окормлять каждого монаха. Заметим, что суть послушания именно духовная: в первую очередь, возрастание в духовной жизни подопечных. Ревнитель общежития преп. Паисий Величковский руководил большим монастырем, но имел множество помощников – духовников. В некотором смысле можно сказать, что духовная составляющая власти игумена и должна быть монархической. Послушник должен слушать беспрекословно во всем своего руководителя и не просто повиноваться ему, но с радостью без внутреннего противоречия или недовольства. Такое взаимодействие именно и достигается через свободу. Инок свободно выбирает себе духовника, верит ему, каждому его слову и не слушает никого, кроме самого старца-духовника. Игуменская власть во внешнем своем проявлении вряд ли чем-то отличается от других управительных органов в церкви. Негде и никогда она не бывает монархической, так как существует ограничение в виде самой Церкви. Над любым епископом всегда есть высшая инстанция, автокефальная же церковь управляется соборно. А именно есть старший епископ, без которого ничего нельзя ничего делать, но и он не может ничего совершать без согласия остальных. Почему игуменская власть должна быть исключена из общего правила? Причин на то нет. Поэтому-то на Афоне сложился принцип соборного управления монастырем: всем управляет игумен, который выбирается братством, но который управляет в согласии с собором старцев монастыря. Такой механизм исключает ошибки в важнейших вопросах жизни монастыря. И что это будет за игумен, который будет повелевать противящимся ему братством. Если ввести монархию и бездумное беспрекословное повиновение, то это скорее будет армейское подразделение, а не монастырь. Так что приходится признать, что устройство Пантелеймонова монастыря конца 19 – начала 20 века все же нельзя назвать идеальным.

Продолжая эту тему, следует отметить, что с духовной точки зрения целесообразно создавать небольшие монастыри, где управленческая власть и духовная не будут разделены. Этот идеал и пытались воплотить в 19 веке русские келиоты, создавая небольшие монастыри в 20 –100 человек. Такого же мнения придерживаются некоторые современные монахи с большим, в том числе и афонским, опытом. Они считают для нынешнего времени самой удачной формой небольшую киновию, состоящую из старца и нескольких учеников. Естественно, такие общины хоть и должны жить изолированно, но взаимодействовать с подобными монастырями. То есть на просторах нашей Родины можно создавать своеобразные монашеские районы, подобные Святой Горе. Места для подобных поселений должны быть подходящими для иноческой жизни: малодоступными и в то же время пригодными для проживания.

Итак, все ясно, общежитие – это хорошо, идиоритм – это плохо. В этом убеждает нас также Святогорец, автор знаменитых «Писем». Но все же мы, русские люди, знаем о нем только понаслышке, поэтому слово опять архимандриту Антонину: «В своежительных монастырях не видать тех смиренных тружеников на пользу всего братства, тех простодушных лиц, тех робких и долу устремленных взглядов, той неразвязной речи, тех земных поклонов старцу, того духа братского равенства, допускающего трогательную простоту в обхождении со всеми, и наконец того единого и единственного жезла игуменского без всяких наружных украшений, но с внутренней силой, которые я встречал в Руссике. Там напротив, каждый начинающий подвиг иночества уже имеет вид, приличный старцу. Там не редкость видеть трость, украшенную серебром и золотом, в руках не только дряхлеющих, но и цветущих молодостью. Поминутно слышишь взаимныя друг друга величания титлом архимандрита, здесь легко достающиеся тому, кто его пожелает. К сожалению, надобно сознаться, что в монастырях подобного рода наравне с заслугою и способностями ценится и богатство. Старость и добродетель вообще занимают второстепенное место в общем мнении, может быть и потому, что суть явления естественныя в человеческом и иноческом житии.

На Афоне, за пределами шумной и страстной суеты мирской, существуют и борются между собой две системы иночества: своежитие и общежитие; и та, и другая имеют свои особенности, свои как бы степени идеализации, но при всем том каждая дает себя понимать под чертами общими, как бы существенными. Первая держится начал свободы, вторая неволи. В своежитии господствуют независимость, предоставление каждому самому думать и радеть о себе и обществе, подчинение уставу, а не уставщику, общему правилу, а не личному произволу, определение себя к тому или другому послушанию разумное, а не безсознательное, и действование вследствие сего усердное, а не наемнически холодное. Приятно воображать такое жительство. Еще приятнее было бы увидеть его».²⁵

Это мнение немного озадачит русского человека, привыкшего к простому решению проблемы в смысле предпочтения киновии. Увеличим его недоумение и удивление и приведем мнение об идиоритме человека, хорошо знавшего афонское монашество, К.Леонтьева: «Проэстосы – занимают 5-10 комнат, имеют в банках деньги. Сидят в шелковых рясах на широкой турецкой софе , курят наргиле, едят мясо в скоромные дни, представляют обитель, ездят изредка в Афины, Стамбул, Одессу и др. Но таких людей на 200 человек не более 10-12.

«Что это за монах, – говорят люди, – это не инок; это какой-то богатый и лицемерный прелат». Правда, эти люди больше похожи на прелатов или на богатых мирян, у которых набожность соединяется с любовью к роскоши и независимости. Но, что же в этом худого, во-первых? А во-вторых, именно своею светскостью, своим богатством, весом и связями эти люди иногда в высшей степени полезны остальному Афону. «Это столпы наши!» – говорил мне про них один русский игумен. Не аскет, который не выходит из пещеры своей, будет отстаивать афонские права, а проэстос в шелковой рясе, курящий наргиле. За проэстосом и аскету свободнее совершать свои подвиги. Еще вопрос: какие же удобства находит бедный монах в своебытном монастыре против киновии, где все более равны? Он имеет больше свободы… В киновиях, особенно в греческих, которые с иных сторон еще строже русских, не позволено, например, иметь вечером лампы или свечи без спроса для чтения, даже иеромонахам, которые благодаря своему сану и постоянному утомительному подвигу долгого богослужения всегда имеют кой-какие привилегии… В киновию идет тот, кто, подобно французу, предпочитает равенство, а в идиоритм тот, кто, подобно англичанину, предпочитает свободу²⁶».

Многие, желая показать преимущества киновии, на деле выделяют ее слабую сторону. Так, иногда подчеркивается связь единоличной власти и отсутствия собственности в общежительном монастыре. «В самом деле, одним из побуждений к повиновению игумену была, без сомнения зависимость от него монахов в материальном отношении. Игумен был полновластным распорядителем монастыря: от него монахи получали одежду, от него они зависели и в пище, которая приготовлялась на монастырские средства, коих он был полновластный распорядитель, и т.п. Понятно, что при пользовании собственностью, которая давала монаху возможность жить на собственные средства, этот мотив к повиновению совершенно устранялся, и самое повиновение, по необходимости, должно было уменьшаться²⁷». То есть автор ставит в заслугу киновии экономическое побуждение к послушанию. В то же время идеалом монашеского послушания является послушание Сына Отцу, так что такой аспект показывает скорее нежелательные стороны киновии. В дополнение к сказанному выше, следует заметить, что в некоторых греческих монастырях нет должности духовника, которая может стать противовесом игуменской. У греков чаще всего сам игумен исповедует братию, то есть одновременно является и духовником, что лучше соответствует духовному смыслу послушания. Это как бы то же самое устройство, что и в келье.

Если суммировать все вышесказанное, то получится, что эти две формы имеют право на существование. И та, и другая имеет свои недостатки. Путь общежития нам более понятен, дает самый быстрый и надежный результат в иноческой жизни. Но стоит сорвать цветок, выросший в этом монастырском саду (берем лучший вариант, что он действительно есть), и цветок тут же засохнет без корня. Идиоритм, базирующийся на свободе, как замечательно сказал архимандрит о подчинении не уставщику, а уставу, не может дать таких хороших результатов, если брать в количественном отношении, но тот цветок, который сумел пустить корень на свободной почве и нашел для себя влагу, безусловно, уже не будет бояться оказаться вне сада. Хуже, как это теперь бывает у нас в России, когда общежитие становится более похожим на идиоритм, только направляемый железной волей игумена. Еще надо отметить, что греческий идиоритм дал немало святых²⁸.

Но почему же и власти, и Константинопольский Патриарх так усердно стремились к ликвидации идиоритмов? Специальная литература нас с радостью извещает, что идиоритмов на Афоне нет, и последние особножительные монастыри изменили свой статус в 1992 году. Думается, причина не в преимуществах общежительных монастырей, а в их большей управляемости. Ведь вся власть сосредоточена практически в руках игумена: нужно поставить своего игумена, и можно управлять монастырем извне. Ведь именно так и решали свои проблемы Константинопольские патриархи, просто изгоняя непослушных игуменов. Примеры: события в Ильинском скиту, монастырях Есфигмен, Ставроникита. «Благодаря таким действиям²⁹, патриархия получила возможность большего контроля за жизнью главных афонских монастырей, ставших теперь общежительными, поскольку управлять ими гораздо легче, чем идиоритмами»³⁰. Кроме того, власть над Святой Горой находится в руках двадцати игуменов, и путем «расстановки» кадров можно решить все проблемы, вызванные непокорностью афонцев. Так что не монашеская жизнь волнует современного Константинопольского патриарха, а власть над Святой Горой, главным оплотом мирового православия. Уничтожить свободу христианского подвига, учредить монашество «по приказу», для которого главное не стремление к Богу, не свободное выполнение заповедей и монашеских уставов, а подчинение «командующему», имеющему ставку на турецкой земле, уничтожившему весь смысл воинской дисциплины тайными сговорами с врагами.

Возвращаясь к сравнению киновиального и идиоритмического устройства монастырей, заметим: главное, что мы извлекаем из этого сравнения, – это необходимость свободного существования монашества, которое само выберет себе форму, соответствующую своему духовному состоянию. Обратимся вновь к К.Леонтьеву: «Также многие из мирских людей и из монахов слишком уж возвышают киновиальную жизнь в ущерб своебытной и желали бы, чтоб и в России, и на Афоне все обители были киновии. Но толковый почитатель монашеской жизни не должен забывать, что слишком натянутая струна рвется. Не всякий из желающих искренно пострижения и удаления от мирской жизни может сразу понести все стеснения коммунизма киновиального. Иные люди, болезненные, вспыльчивые или непостоянные, при всей искренности своей, на всю жизнь остаются негодными для киновий. Афон именно тем и хорош, что в нем оттенки монашества безчисленны³¹». Кельи, каливы и отшельники хуже поддаются воздействию. Согласитесь, не так легко чем-то угрожать человеку, который отрешился от всего земного. Сейчас поговаривают о введении на Афоне специальных удостоверений для монахов. Таким образом, не получивший подобного удостоверения не будет считаться афонским монахом и может быть спокойненько выдворен со Святой Горы. Так будет решена проблема отшельников-зилотов.

«В своежительных монастырях не видать тех смиренных тружеников на пользу всего братства, тех простодушных лиц, тех робких и долу устремленных взглядов, той неразвязной речи, тех земных поклонов старцу, того духа братского равенства, допускающего трогательную простоту в обхождении со всеми, и наконец того единого и единственного жезла игуменского без всяких наружных украшений, но с внутренней силой, которые я встречал в Руссике. Там напротив, каждый начинающий подвиг иночества уже имеет вид, приличный старцу. Там не редкость видеть трость, украшенную серебром и золотом, в руках не только дряхлеющих, но и цветущих молодостью. Поминутно слышишь взаимныя друг друга величания титлом архимандрита, здесь легко достающиеся тому, кто его пожелает. К сожалению, надобно сознаться, что в монастырях подобного рода наравне с заслугою и способностями ценится и богатство. Старость и добродетель вообще занимают второстепенное место в общем мнении, может быть и потому, что суть явления естественныя в человеческом и иноческом житии.

На Афоне, за пределами шумной и страстной суеты мирской, существуют и борются между собой две системы иночества: своежитие и общежитие; и та, и другая имеют свои особенности, свои как бы степени идеализации, но при всем том каждая дает себя понимать под чертами общими, как бы существенными. Первая держится начал свободы, вторая неволи. В своежитии господствуют независимость, предоставление каждому самому думать и радеть о себе и обществе, подчинение уставу, а не уставщику, общему правилу, а не личному произволу, определение себя к тому или другому послушанию разумное, а не безсознательное, и действование вследствие сего усердное, а не наемнически холодное. Приятно воображать такое жительство. Еще приятнее было бы увидеть его».³²