Читать книгу Несокрушимый Арчи - Пелам Вудхаус - Страница 10

С течением дней, освоившись в отеле «Космополис», оглядываясь вокруг и пересматривая свои первые заключения, Арчи начал склоняться к тому, что в его непосредственном окружении наибольшего восхищения заслуживает Паркер, худой, торжественно-невозмутимый камердинер мистера Дэниела Брустера. Человек, который непрерывно общается с одним из самых трудных людей в Нью-Йорке и все это время умудряется не только не склонить головы, подобно поэту Хенли, но даже, если судить по внешним признакам, сохраняет достаточную бодрость духа. Великая личность, по каким меркам его ни судить! Хотя Арчи и жаждал зарабатывать себе на хлеб честным трудом, с Паркером он не поменялся бы местами даже за гонорары кинозвезды.

Именно Паркер первым обратил внимание Арчи на скрытые достоинства Понго. Как-то утром Арчи забрел в апартаменты своего тестя, как он иногда делал в стремлении наладить более теплые отношения, но обнаружил там только камердинера, который обмахивал пыль с мебели и безделушек метелочкой из перьев на манер слуги, который открывает первую сцену первого действия того или иного старомодного фарса. После учтивого обмена приветствиями Арчи сел и закурил сигарету, а Паркер продолжал смахивать пыль.

– У хозяина, – сказал Паркер, нарушая молчание, – есть недурственные обжейдар.

– Недурственные что?

– Обжейдар, сэр.

Арчи озарило:

– Ну, конечно же! Хлам по-французски[2]. Понял, понял, о чем вы. Наверное, вы правы, старый друг. Я в этих штучках не очень разбираюсь.

Паркер одобрительно щелкнул вазу на каминной полке.

– Очень ценные, кое-какие из вещиц хозяина. – Он взял фарфоровую фигурку воина с копьем и принялся ее обметать с благоговейной осторожностью личности, отгоняющей мух от спящей Венеры. Он взирал на фигурку с почтением, которое, с точки зрения Арчи, было совершенно неоправданным. На его непросвещенный взгляд, эта штукенция была всего на градус менее гнусной, чем японские гравюры тестя, на которые Арчи всегда смотрел с безмолвным омерзением. – Вот эта, например, – продолжал Паркер, – стоит больших денег. Очень больших.

– Как? Понго?

– Сэр?

– Я всегда называю этого дурацкого не поймешь что исключительно Понго. Не знаю, как еще его можно назвать, а?

Камердинер, казалось, не одобрил такую фамильярность. Он покачал головой и вернул фигурку на каминную полку.

– Стоит больших денег, – повторил он. – Но не сама по себе, нет.

– Не сама по себе?

– Нет, сэр. Такие вещицы всегда парные. И где-то есть пара к этой вот. И если бы хозяин мог наложить на нее руку, у него было бы то, что очень стоит иметь. Очень даже стоит. За что знаток отвалил бы большие деньги. Но одна без другой ничего не стоит. Надо иметь обе, если вы понимаете, о чем я, сэр.

– Понимаю. Как нужная карта к королевскому флешу.

– Именно, сэр.

Арчи снова уставился на Понго в смутной надежде обнаружить в нем тайные достоинства, скрытые от глаз при первом знакомстве. Но безуспешно. Понго оставлял его холодным, даже ледяным. Он не взял бы Понго в подарок, даже чтобы утешить умирающего друга.

– И сколько может стоить такая парочка? – осведомился он. – Десять долларов?

Паркер улыбнулся торжественной улыбкой превосходства.

– Чуточку больше, сэр. Несколько тысяч долларов будет поточнее.

– Вы хотите сказать, – сказал Арчи в искреннем изумлении, – что имеются ослы, разгуливающие на свободе – абсолютно на свободе, – которые выложат столько за такую жуткую маленькую штукенцию, как Понго?

– Вне всякого сомнения, сэр. Такие древние фарфоровые фигурки пользуются огромным спросом у коллекционеров.

Арчи еще раз взглянул на Понго и покачал головой:

– Ну, ну и ну! Koго только не встретишь в нашем мире, а?

То, что можно назвать воскрешением Понго, возвращением Понго в ряды значимых предметов, произошло несколько недель спустя, когда Арчи отдыхал в доме, который его тесть снял на лето в Брукпорте. Можно сказать, что занавес перед началом второго действия взвился, и открылся Арчи, возвращающийся с поля для гольфа в приятной прохладе августовского вечера. Время от времени он что-то напевал и неторопливо взвешивал возможность, что Люсиль наложит завершающий штрих на безупречность всего сущего, встретив его на полдороге и разделив с ним прогулку в направлении дома.