Читать книгу Полная луна. Дядя Динамит. Перелетные свиньи. Время пить коктейли. Замок Бландинг (сборник) - Пелам Вудхаус - Страница 44

Летний день сменился сумерками. Билл Окшот давно унес домой свое разбитое сердце, когда приехал Мартышка. Его задержала в пути одна из тех загадочных поломок, которые нередко настигают двухместную машину. Он едва успел одеться к обеду и в восемь часов сидел в столовой, напротив дяди, восстанавливая ткани после нелегкого дня.

Лорд Икенхем был ему рад, да и вообще гостеприимен, но при дворецком не хотел затрагивать личные темы. Поговорив о Нью-Йорке, где недавно побывал Мартышка, и об отъезде леди Икенхем, он сообщил, что встретил Билла Окшота, а племянник его отвечал, что надеется возобновить былую дружбу, посещая эшенденские угодья.

Потолковали они и о машинах, собаках, иностранных делах, будущих бегах и (эту тему включил Мартышка) о том, что делать, если обнаружишь в ванне труп, на котором – только гетры и пенсне.

Когда же подали кофе и сигары, лорд Икенхем раскрыл душу.

– Какое счастье, – начал он, – посидеть одним, без дворецких! Понимаешь в полной мере дивную строку: «Мир, совершенный мир, когда любимых нет». Нельзя сказать, что я люблю Коггза, скорее побаиваюсь, смягчая это чувство прохладной привязанностью. А тебе я рад, очень рад. Давно хотел кое-что обсудить.

– Да? – сдержанно отвечал Мартышка. Он был молод, приятен с виду, но внимательный наблюдатель заметил бы в нем ту строгость, ту напряженность, которая, вероятно, возникала у святого Антония перед нападением бесов. Мартышка подозревал, что сейчас начнутся искушения и стоять надо насмерть.

Еще за обедом, когда глава семьи говорил об отъезде супруги, он подметил в его глазах тот самый блеск, какой появляется у мальчика, если он дома один и знает, где ключ от буфета. Блеск этот он видел и раньше; им начинались самые крупные беды. Едва заметный вначале, за супом, теперь он разгорелся вовсю, и Мартышка собрал все силы.

– Сколько ты думаешь пробыть у Бостоков? – спросил граф.

– С неделю, – ответил племянник.

– А потом?

– Вернусь в Лондон.

– Прекрасно, – одобрил лорд Икенхем. – Вернешься в Лондон. Отлично. Я поеду с тобой, и мы проведем полезный, приятный день.

Мартышка сжался. Он не воскликнул: «Так я и знал!», но как бы и воскликнул. Оставшись без заботливой жены, Фредерик Алтамонт Корнуоллис, пятый граф Икенхемский, снова принялся за свое.

– Ты спрашиваешь, – сказал когда-то один вдумчивый «трутень», – почему при словах «дядя Фред» Мартышка синеет и выпивает два виски кряду. Я объясню. Дело в том, что этот дядя – истинный динамит. Он немолод, но при случае становится таким, каким себя чувствует, то есть лет двадцати с небольшим. Не знаю, знакомо ли тебе слово «эксцессы». Если знакомо, примени к нему, не ошибешься. Пусть Мартышка расскажет, например, про собачьи бега.

Если бы лорд Икенхем его слышал, он бы первым признал, как это верно. Клонясь к закату, он сохранил стройность, живость и чистоту подвыпившего студента. За последние годы он не раз втягивал племянника в приятнейшие авантюры, самой удачной из которых были именно собачьи бега, хотя, по его мнению, полисмен поумнее ограничился бы мягким укором.

– Вероятно, ты понял из моих слов, – продолжал пятый граф, – что тетя Джейн уехала на несколько недель и я невыносимо страдаю. Точь-в-точь этот тип, который места себе не находил без любимой газели. Однако…

– Дядя… – вставил Мартышка.

– Однако, – сказал дядя, – у любой тучи, если вглядеться, есть серебряная каемка. В данном случае утешает то, что я снова сам себе хозяин. Трудно передать, как я люблю тетю Джейн, но иногда… какое бы тут выбрать слово?.. я скован при ней, не могу себя выразить. Она считает, что мне не надо ездить в Лондон. Я так не считаю. Когда живешь в сельском склепе – ржавеешь, отстаешь от жизни. Не уверен, что я назову тебе хоть одного вышибалу, а я их знал поголовно. Вот почему…

– Дядя!..

– Вот почему, несмотря на страдания, я могу пережить ее отъезд. Сообщи, когда соберешься в Лондон, – и я к твоим услугам. Ах ты Господи, как же я молод! Видимо, это от погоды.

Мартышка стряхнул с сигары пепел и отхлебнул бренди. Взгляд его был холоден и суров.

– Дядя Фред, – сказал он, услаждая слух своего ангела, – об этом не может быть и речи.

– То есть как?

– Вот так. На собачьи бега я не поеду.

– Зачем же бега? Хотя там очень полезно и приятно. Изучаешь душу народа.

– Никуда не поеду. Будешь в Лондоне – заходи. Накормлю, дам хорошую книгу. И все.

Лорд Икенхем помолчал, размышляя о тлетворности денег. Раньше, когда Мартышка сидел без гроша, служил в суде и время от времени пытался занять у дяди пять фунтов, он бы не посмел возражать. Деньги изменили его, растлили. Старая история, думал граф.

– Что ж, – сказал он, – если ты не хочешь…

– Не хочу, – подтвердил Мартышка. – Не вздыхай, я не сдамся. Гермионе и так не нравится, что я в этом клубе «Трутни». Как ни печально, она о тебе слыхала.

– Моя жизнь – открытая книга, – сообщил граф.

– Слыхала и боится, что это у нас в роду. Вечно твердит: «Надеюсь, ты не похож на дядю».

– Ты ее не понял. Видимо, она говорит: «…похож на дядю». Или: «Постарайся, мой друг, быть похожим на дядю».

– В общем, я должен следить за собой как последняя собака. Если она догадается, что я… немного легкомыслен, свадьбе не бывать.

– Значит, ты не согласишься, чтобы я приехал к ним в образе лакея? Жаль, вышло бы очень смешно.

– О Господи!

– Просто предложил. Да я и сам не могу, пришлось бы сбрить усы, а я к ним исключительно привязан.

Если нет детей, кого и любить? Усы. Значит, твоя Гермиона из таких?

– В каком смысле?

– Ну, полна благородства. Принципы всякие… В общем, истинная дочь Англии.

– Да-да! Просто жуть. Не увидишь – не поверишь.

– Жду с нетерпением.

– У меня есть фотография, – сказал Мартышка, вынимая ее из нагрудного кармана, как вынимают кролика из цилиндра.

Лорд Икенхем долго изучал портрет:

– Поразительное лицо.

– А глаза, глаза!

– Вот именно.

– А нос!

– И нос заметил. Видимо, очень умна.

– Еще бы! Пишет книжки.

– Ой!

Дикое подозрение зародилось в Мартышкиной душе.

– Она тебе не нравится? – спросил он.

– Понимаешь, – осторожно ответил лорд Икенхем, – я вижу, что она… скажем так, исключительная женщина. Но тебе она не пара.

– Почему?

– Мне кажется, она тебя подомнет. Ты смотри, какой подбородок. А глаза! Так и сверкают.

– Что тут плохого?

– В домашних условиях – очень опасно. При таком взоре нужен стальной муж. Ты стальной? Нет. Как и я, ты истинный подкаблучник.

– В каком смысле?

– Подкаблучником я называю человека, который каждое утро относит жене завтрак, и воркует, и кукует, пока она ест. Лично мне такие люди нравятся, но им нельзя жениться на писательницах с твердым подбородком и сверкающим взором. Их удел – хрупкая женщина, которая воркует вместе с ними, а уж кукует – говорить нечего! Тем, кто ищет жену, я советую: выбери такую, которую можно пощекотать. Можно пощекотать твою Гермиону? Ни в коем случае. Она выпрямится во весь рост и скажет: «Милостивый государь!» Идеальная жена для таких, как ты, – наша Салли.

При этом имени Мартышка застыл и покрылся тонким льдом. Более чувствительный человек, чем его дядя, послал бы за вязаной кофтой.

– Мне показалось, что у Коггза что-то с ногами, – отрешенно произнес племянник. – Он прихрамывает.

– С самого ее приезда, – продолжал граф, которого теперь не могли отвлечь самые пленительные темы, – я мечтал о том, чтобы у вас что-нибудь вышло. Наконец ты сказал, что все в порядке. И вдруг, – он повысил голос, – вы поссорились! Не понимаю, как можно поссориться с Салли! Конечно, виноват ты?

Мартышка хотел бы промолчать, но не вынес несправедливости.

– Ничего подобного! – вскричал он. – Ты сперва узнай, как все было!

– С удовольствием, – согласился граф. – Самое время. Из Салли ничего не вытянешь.

– Ты ее видел?

– Она приезжала с Отисом недели две назад, оставила бюст. Вон он стоит.

Мартышка холодно взглянул на бюст:

– Ничего не объяснила?

– Сказала, что вы расстались. Больше ничего.

– Да? – откликнулся Мартышка, тяжело дыша носом. – Хорошо, я объясню. Я отказался исполнить ее просьбу, и она меня назвала синюшным кроликом.

– Вероятно, это очень красиво. Голубой кролик…

– Поговорили, обсудили. В общем, вернула кольцо и письма. Заметь – с посыльным.

– Ах, какие влюбленные не ссорятся! Надо было помириться на следующий день.

– Ну, а мы вот не помирились. Собственно, кролик – это последняя капля. Мы все время ссорились.

– По каким причинам?

– Во-первых, брат. Мне от него худо.

– Да, Отис на любителя. Салли говорит, он теперь издатель. Наделает дел, как с антикварной лавкой. Ты ей сказал, что тебе от него худо?

– Сказал. Она обиделась, но не очень. А вот когда я просил бросить скульптуру…

– Зачем?

– Там все такие противные, с бородами. – Мартышка снова вздрогнул, но в суровом стиле. – Я был у нее в мастерской. Ну просто кишат! Так и лезут, так и лезут, а борода – до бровей.

Лорд Икенхем глубокомысленно пососал сигару.

– Прости, – признал он. – Я ошибся. Ты стальной человек. А сколько пороху! Просто шейх во гневе.

– А она? Вечно сердилась, точила меня…

– Девушки всегда так. Особенно американские. Мне ли не знать? Я на одной из них женат. В этом их очарование.

– Есть пределы.

– Как же она их перешла? Ты недосказал. О чем она просила?

– Провезти драгоценности через нью-йоркскую таможню.

– Нет, какой ум! Какая прыть! Постой, у нее нет драгоценностей.

– Не у нее – у одной подруги, Элис. Накупила здесь камней, а пошлину платить не хочет. Салли решила ей помочь.

– Очень милосердно.

– Очень глупо! Так я ей и сказал. Хорош бы я был на этой таможне!

Лорд Икенхем вздохнул:

– Так-так, понятно… А жаль. Богатый муж ей очень нужен. Она совсем на мели.

Мартышка дернулся. Любовь любовью, но жалость-то не умерла.

– Мне кажется, – продолжал граф, – она недоедает.

– Чушь какая-то!

– Нет, не чушь. Она похудела, а главное – она просто кинулась на баранину с горошком. Скульптура – невыгодное дело. Кто купит эти бюсты?

Мартышка немного успокоился.

– Ты не волнуйся, – сказал он, – у нее есть деньги, тетка из Канзаса оставила.

– Я знаю, но боюсь, что их нет. Вероятно, Отис вытянул. Она тут два года, а он за два года вытянет любую сумму.

– Салли очень умная.

– Ум совершенно ни при чем. Умнейшие женщины теряют разум, когда доходит до любимого брата. Вот, посуди сам: я ей написал, пригласил пообедать, и она с восторгом согласилась. Пишет, что ей очень нужно меня повидать. «Очень» – подчеркнуто. Мне это не нравится. Так писал ты, когда хотел занять денег. Что ж, завтра я ее увижу. Бедная Салли! Дай Бог, чтобы все обошлось. Замечательная девушка.

– Да.

– Ты тоже так думаешь?

– Конечно! Я очень хотел ей помочь. Гермиона сказала, старый Босток собирается заказать свой бюст, и я посоветовал обратиться к Салли.

– Так-так… Может растрогаться. «Какая чистота, – воскликнет она, – какое сердце!» Еще не все потеряно, Мартышка, только веди себя правильно.

– Ты не забыл, что я женюсь на Гермионе?

– Да ну ее!

– Дядя Фред…

– Советую как друг. Ты тонкий, трепетный человек, склонный к меланхолии. Помню, на этих бегах, когда полисмен взял тебя за шиворот… Одно слово – Гамлет. Тебе нужна веселая, добрая жена, которая поставит капкан на епископа, если он у вас заночует. Сомневаюсь, чтобы твоя Гермиона проткнула кому-нибудь грелку. Нет, она не для нас. Пошли телеграмму понежней – прости, передумал и так далее. У меня есть бланки.

Лицо у Мартышки озарилось неземным светом.

– Дядя Фред, – сказал он, – дикие кони не оттащат меня от этой девушки.

– Они и не станут, – заверил граф.

– Я ее боготворю. Я готов для нее на все. Вот, к примеру, она думает, что я не пью. А почему? Потому что она сказала, что молодые люди только и делают, что пьют, как насосы. А я говорю: «Пьют? Не понимаю! Я – в рот не беру». И пожалуйста.

– Значит, когда ты к ним приедешь…

– …дадут лимонада. Я на это шел. Тяжело, но выдержу. Сказано тебе – боготворю. Если уж она не ангел в человеческом облике – я и не знаю, где эти ангелы. До сих пор я не умел любить.

– Что ж, мог научиться. Я заботливо созерцал пятьдесят семь твоих попыток, начиная с веснушчатой девицы в танцклассе, которая дала тебе в глаз ведерком, и кончая…

Лорд Икенхем искал слова. Мартышка ждал.

– …кончая этим гибридом Джордж Элиот, Боадицеи и покойной миссис Кэрри Нейшн. Этой пламенной гувернанткой. Этой крутой девицей, с которой ни один разумный человек не войдет в темную аллею.

Мартышка встал.

– Присоединимся к дамам? – спросил он.

– Их нет, – отвечал дядя.

– Сам не знаю, зачем я так сказал, – совсем расстроился племянник. – В общем, не говори ты глупостей, сыграем лучше в бильярд.