Читать книгу Брачный сезон. Не позвать ли нам Дживса? (сборник) - Пелам Вудхаус, Pelham Grenville Wodehouse - Страница 6

Брачный сезон
Глава 5

Оглавление

Попасть туда до полуночи я попал, но опоздал изрядно. Как и следовало ожидать в такой злосчастный день, примерно на полдороге у моего спортивного автомобиля вдруг начался какой-то коклюш или другая хвороба, и в результате все расчеты времени полетели к чертовой бабушке, так что, когда я въехал в главные ворота усадьбы, шел уже восьмой час. Последний рывок по подъездной аллее, и я коснулся дверного звонка ровно без двадцати восемь или около того.

Помнится, как-то раз, когда мы прибыли в гости в один загородный дом, где ничего хорошего нас не ожидало, Дживс, ступив на твердую землю, прошептал у меня над ухом: «Рыцарь Роланд к Темной башне подъехал, сэр», – но я тогда не понял юмора. Однако впоследствии удалось выяснить, что этот Роланд был из средневековых рыцарей, которые все время разъезжали туда-сюда, и, оказавшись как-то в заведении «Темная башня», он с сомнением поскреб подбородок, потому что ему там совсем не приглянулось.

То же самое было и теперь. «Деверил-Холл» – замечательная усадьба, кто этого не понимает? Старинной постройки, с этими, как их, зубцами по стенам и тому подобными красотами, если бы старый Деверил, который ее построил, оказался в данный момент у меня под рукой, я бы от души хлопнул его по спине со словами: «Молодчина, Деверил!» Но при мысли о том, что ожидает меня внутри, сердце у меня екнуло. За этими массивными дверями затаились пять теток викторианского разлива и один Эсмонд Хаддок, который, увидев, что я намерен таскаться за ним, как барашек за Мэри, вполне может забыть долг гостеприимства и надавать мне по шее. Предчувствия подобного рода не очень располагают к любованию старинной тюдоровской архитектурой и отвлекают до шестидесяти процентов внимания от живописных лужаек и пестрых цветников.

Распахнулись двери, и взору явился семипудовый дворецкий.

– Добрый вечер, сэр, – произнес этот внушительный персонаж. – Мистер Вустер?

– Финк-Ноттл, – поспешил уточнить я, стремясь исправить первое впечатление.

Честно сказать, я и это-то едва выговорил, потому что внезапное столкновение в дверях с Чарли Силверсмитом почти лишило меня дара речи. Я словно вернулся в те времена, когда я, неоперившийся светский щеголь и фланер, только начинал свою карьеру и трепетал пред грозным взором дворецких и вообще чувствовал себя зеленым и мешковатым юнцом.

Нынче, постарше и позакаленнее, я в общем-то умею управляться с этой разновидностью фауны. Они открывают мне двери, а я эдак непринужденно поправляю манжеты и говорю: «Э-э-хм-м, дворецкий, как делишки, а?» Но Дживсов дядюшка Чарли был из ряда вон выходящий дворецкий. Он напоминал государственного мужа на барельефе, вычеканенном в прошлом столетии: голова большая, плешивая, два блекло-зеленых выпученных глаза, и под взором этих крыжовенных глаз мне понятнее становились чувства молодого Роланда перед Темной башней. Мелькнула даже мысль, что, возникни у славного рыцаря на пути нечто в таком же роде, он бы дал шпоры своему скакуну, и только его и видели.

По-видимому, нечто подобное пришло в голову и Сэму Голдуину, привязанному толстой веревкой к дверце автомобиля, потому что он взглянул ошарашенно на дядю Чарли, задрал голову и взволнованно заскулил. И я его вполне понимаю. Собака, выросшая в южных кварталах Лондона, происходящая из нижних слоев среднего класса, иначе говоря – собака из народа, вообще, должно быть, в жизни не видевшая дворецких, и вот с первой же попытки ей попался дядя Чарли. Я извиняющимся жестом указал дворецкому на Сэма и сказал: «Собака, знаете ли», – сочтя, что представление состоялось, а дядя Чарли осуждающе посмотрел на пса, словно тот ел жаркое рыбной вилкой.

– Я распоряжусь, чтобы животное поместили в конюшню, сэр, – холодно произнес он, а я ответил, что да, спасибо, очень хорошо.

– Ну а теперь я, пожалуй, побегу переоденусь к обеду, а? – предположил я. – Не хотелось бы явиться к столу с опозданием.

– Обед уже начался, сэр. Мы садимся обедать строго в семь часов тридцать минут. Если желаете помыть руки, сюда, пожалуйста, сэр, – молвил дядя Чарли и указал на дверь слева.

В кругу, где я вращаюсь, меня почти все считают довольно-таки непотопляемым малым, в обстоятельствах, когда другой бы не выдержал и сломался, я иной раз, глядишь, восхожу к новым высотам, ступая по обломкам разбитого самоуважения. Можете зайти к «Трутням» и спросить первого, кто подвернется, мыслимое ли дело – сломить дух Вустеров? С вами побьются об заклад на самых выгодных условиях, что такого просто не бывает. Какие бы трудности ни встретились ему на пути, скажут вам, и сколько бы стрел и камней ни запускала в него злодейка судьба, Бертрам всегда будет держать хвост трубой.

Но я еще никогда не попадал в такую ситуацию, чтобы от меня требовалось изображать из себя Гасси Финк-Ноттла, да сверх того еще пришлось явиться к обеденному столу в незнакомом доме не переодевшись, и должен признаться, что в первое мгновение перед глазами у меня стало черно. Печальную картину являл собой мрачный и понурый Бертрам Вустер, который, намылив, ополоснув и вытерев открытые части организма, притащился вслед за дядей Чарли в столовую. Чувствуя себя как заезжий велосипедист и стараясь по возможности скорее проглотить содержимое своей тарелки, потому что все присутствующие – по крайней мере мне так казалось – прищелкивали языками, барабанили по столу пальцами и вполголоса переговаривались на тему о том, что, мол, какая досадная задержка, ведь всем не терпится приступить к следующему блюду, – неудивительно, что я не сразу настолько пришел в себя, чтобы оглядеться и произвести смотр действующих лиц. Конечно, я был представлен при появлении, смутно помнится, что дядя Чарли провозгласил: «Мистер Финк-Ноттл!» – таким ледяным тоном, как будто хотел самоустраниться, – мол, пусть его потом не упрекают. Но никто, похоже, не обратил на это внимания.

Теперь, насколько хватало глаз, я видел перед собой волнующееся море теть – тети длинные и короткие, тети толстые и сухопарые, а одна тетя вела тихую застольную беседу, но исключительно сама с собой, ибо ее явно никто и не думал слушать. Как я впоследствии узнал, таков был обычай тети Эммелины, о которой Коротышка говорила, что у нее не все дома. За каждой семейной трапезой, с первого мгновения и до конца, она произносила монологи. Шекспир, я думаю, был бы от нее в восхищении.

Во главе стола сидел скорее молодой субъект в отлично сшитом смокинге, при виде которого я еще острее осознал всю неуместность пропыленной дорожной хламиды, в которой меня вынудили явиться к обеду. Э. Хаддок, насколько можно было понять. Бок о бок с ним виднелась девица в белом, несомненно, самая юная из присутствующих, и я заключил, что в ее лице мы имеем Китекэтову Гертруду.

Я погрузился в созерцание и без труда понял беднягу Китекэта. Дочь леди Дафны и наследница покойного П. Б. Винкворта была стройна, белокура и утонченна, в противоположность своей мамаше, которую я теперь признал в особе, сидящей от меня по левую руку, – эдакая могучая фигура в полусреднем весе, что-то в духе Уоллеса Бири[9]. Глазки у Гертруды были голубые, зубки – жемчужные, и вообще все при ней. Я легко представил себе, что произошло с Китекэтом. Согласно его собственному признанию, он прогуливался с этой девушкой по старому парку в вечернем сумраке при луне, в кустах сонно щебетали птицы, на небе друг за дружкой зажигались звезды, ну, и естественно, ни один самый твердый духом мужчина не мог бы не поддаться в подобной обстановке действию таких чар.

Я сидел и размышлял о взаимном цветении двух этих любящих сердец прекрасной весенней порой и, мужественно растрогавшись, прикидывал, много ли у них шансов доскакать до счастливой развязки, когда застольная беседа коснулась предстоящего концерта.

До сих пор говорили о разной местной специфике, приезжему человеку в этом не разобраться. Сами понимаете, одна тетя говорит, что получила с вечерней почтой письмо от Эмили, другая спрашивает, пишет ли она что-нибудь про Фреда и Алису, а первая отвечает, что у Алисы и Фреда все благополучно, так как Агнес уже передала Эдит то, что Джейн говорила Элеоноре. Такой междусобойчик.

И вот теперь тетя, которая в очках, сообщает, что встретила сегодня утром местного викария, бедняга метал громы и молнии из-за того, что его племянница мисс Перебрайт настояла на включении в программу концерта, как она выразилась, скетча с колотушками и диалогом невпопад в исполнении полицейского Доббса и племянника Агаты Уорплесдон мистера Вустера. Что такое скетч с колотушками и диалогом невпопад, лично она не имеет ни малейшего представления. Может быть, вы нас просветите на этот счет, Огастус?

Я обрадовался случаю ввернуть от себя пару слов в общий разговор, так как после смущенного хихиканья при входе в столовую я до сих пор больше рта не раскрыл, но чувствовал, что в интересах Гасси пора бы нарушить безмолвие. А то еще немного, и вся эта публика ринется к своим секретерам писать письма вышеупомянутой Бассет, умоляя ее хорошенько подумать, прежде чем вручить свою судьбу такому бессловесному обормоту, который вполне способен испортить даже самый удачный из медовых месяцев, записавшись в трапписты и приняв обет молчания.

– О да, со всем моим удовольствием, – отозвался я. – Это такие сценки про Пата и Майка. Двое выходят в зеленых бородах, вооруженные зонтами, и один спрашивает другого: «Кто эта женщина, с которой ты давеча шел по улице?» А тот отвечает этому: «Да Боже ж ты мой милосердный, это вовсе не женщина, а моя законная жена». Ну, и тогда второй ахает первого зонтиком по кумполу, а тот не остается в долгу и тоже бабахает этого зонтом по макушке. И так до бесконечности.

Мое объяснение не получило восторженного приема. Все до единой тети возмущенно охнули.

– Какая вульгарность, – произнесла одна.

– Ужасная вульгарность, – добавила вторая.

– Отвратительная вульгарность, – подтвердила леди Дафна Винкворт. – Как раз во вкусе мисс Перебрайт – вставить подобный номер в деревенский концерт.

Остальные тети не сказали: «Точно!» или «Правда твоя, Даф!» – но своим видом выразили примерно это. Губы собрали в трубочку, носы свесили. И я начал понимать, что имел в виду Китекэт, когда сказал, что здешние дамы неодобрительно относятся к Коре Коротышке. Ее акции стояли очень низко, и повышения на бирже не ожидалось.

– Хорошо еще, – промолвила тетя в очках, – что это не вы, Огастус, а мистер Вустер намерен опозориться участием в таком непристойном представлении. Воображаю, что почувствовала бы Мадлен!

– Мадлен бы этого не пережила, – согласилась тощая тетя.

– Душечка Мадлен вся такая духовная, – заключила леди Дафна Винкворт.

Сердце мое словно сдавила холодная ладонь. Я почувствовал себя как гадаринская свинья перед тем, как устремиться солдатиком с крутизны в море[10]. Вы, наверно, не поверите, но клянусь, мне это до сих пор и в голову не приходило, ведь и вправду Мадлен Бассет, узнав о том, что ее возлюбленный подвязал зеленую бороду и бил служащего полиции зонтом по голове, будет уязвлена этим до глубины души. И как только слух об этом до нее дойдет, тут же их помолвке и конец! С этими романтическими идеалистками надо постоянно держать ухо востро. Гасси при зеленой бороде не лучше, чем Гасси в кутузке.

Как ни больно мне было отказываться от роли, тем более я рассчитывал на сенсационный успех, но увы, я знаю, когда моя карта бита. И я принял решение завтра же утречком, чуть свет, послать Тараторке известие о том, что Бертрам выходит из игры и ей придется искать другого исполнителя на заглавную роль Пата.

– Из того, что я слышала про мистера Вустера, – заявляет тетя с крючковатым носом, продолжая тему разговора, – такое вульгарное дурачество будет как раз в его духе. А где он сейчас, кстати сказать?

– Да-да, – подхватила другая, что в очках. – Он должен был приехать еще до обеда, но не прислал даже телеграммы.

– Видимо, крайне рассеянный молодой человек, – высказалась третья, с морщинистым лицом.

Тут леди Дафна возглавила обмен мнениями, как школьная директриса на педсовете.

– «Рассеянный», – говорит она, – чересчур мягкое определение. А он, судя по всему, совершенно безответственный человек. Агата рассказывала, что по временам у нее просто руки опускаются. Она даже подумывает, не поместить ли его в какое-нибудь соответствующее заведение.

Можете себе представить чувства Бертрама, когда он услышал, что его родная плоть и кровь имеет привычку так беспардонно перемывать ему косточки при всем народе. Не то чтобы я надеялся дождаться от нее благодарности, нет, конечно, но после того, как человек не пожалел трудов и денег, чтобы сводить сына своей тетки в театр «Олд Вик», по-моему, естественно ожидать, что она будет к тебе относиться как тетка, чьего сына сводили в «Олд Вик», – иначе говоря, проявит хоть толику доброжелательности, справедливости и взаимной терпимости по принципу: «живи и давай жить другим». Помнится, Дживс как-то говорил, что острее змеиного зуба неблагодарность родного дитяти[11], так вот, неблагодарность родной тети, уверяю вас, не лучше.

Я густо покраснел и осушил бы свой стакан, содержи он что-нибудь горячительное. Однако ничего горячительного он не содержал. Для кого-то рекой лилось шампанское превосходного разлива, рука дяди Чарли онемела подливать, но мне, из уважения к известным всем и вся вкусам Гасси, подливали лишь мерзкое питье, которое образуется, когда на соковыжималку накладывают половинку апельсина и давят вращательным движением.

– Создается впечатление, – продолжала леди Дафна тем холодным, укоризненным тоном, которым в прежние времена отчитывала какую-нибудь Мод или Беатрису за тайное курение в кустах, – что его эскападам конца не будет. Совсем недавно он был задержан и оштрафован за то, что стащил у полицейского на Пиккадилли каску.

Здесь я мог бы ее поправить. И поправил.

– По причине досадной оплошности, – уточнил я. – Когда стаскиваешь каску с полицейского, важно, как вы, без сомнения, сами отлично знаете, сначала потянуть на себя, чтобы нижний ремешок снялся с подбородка. А Вустер этого не сделал, в результате чего и поплатился упомянутым вами образом. Но надо учесть, по-моему, что дело происходило в день Гребных гонок, и притом час был довольно поздний, когда лучшие из людей уже не вполне ясно соображают. Впрочем, не важно, – поспешил я добавить, почувствовав, что симпатии слушателей не на моей стороне, и ловко меняя тему. – А вот слышали ли вы последний анекдот про стриптиз и дрессированную блоху? Или нет, этот, пожалуй, лучше не надо. – Я передумал, спохватившись, что анекдот, который я имел в виду, не совсем подходит для дамских и младенческих ушей. – Лучше про то, как двое едут в одном поезде. Анекдотец, правда, с бородой, так что, если кто слышал, скажите сразу.

– Просим, просим, Огастус.

– Двое глухих едут в поезде…

– Наша сестра Шарлотта, к сожалению, плохо слышит. Глухота – большое несчастье.

Тощая тетка вытянула над столом шею:

– Что он говорит?

– Огастус рассказывает анекдот, Шарлотта. Пожалуйста, продолжайте, Огастус.

Само собой, такой оборот дел поубавил у меня задора, я меньше всего хотел выставить на посмешище физический недостаток престарелой девы, но откланяться и уйти со сцены было уже невозможно, и я стал рассказывать дальше.

– Ну так вот, два глухих типа едут в поезде, поезд остановился, один выглядывает в окно и говорит второму: «Вот уже и Торнвик». А тот ему: «Да? Я думал, понедельник». Ну а первый на это: «Я тоже не бездельник, знаете ли».

Я мало надеялся на успех. Что-то подсказывало мне с первой же фразы, что я буду освистан. Так что я договорил и громко расхохотался, но моему примеру почему-то никто не последовал. На том месте, где все тети должны были дружно покатиться со смеху, возникла довольно зловещая тишина, точно у гроба дорогого покойника, и прервала ее только тетя Шарлотта, которая спросила, что я сказал.

Я уже рад был бы на этом поставить точку, но тетя-тяжеловес прокричала ей в ухо, раздельно выговаривая слова:

– Огастус рассказал, как два человека ехали в одном купе, один сказал: «Сегодня вторник», – его спутник ответил: «Я думал, что понедельник», а первый признался: «И я тоже».

– А-а, – кивнула Шарлотта, и этим, насколько я понял, было все сказано.

Вскоре после этого пищеприятие подошло к концу, дамский пол поднялся со стульев и в полном составе покинул помещение. Леди Дафна дала перед уходом Эсмонду Хаддоку указание не засиживаться за портвейном и пропала. Дядя Чарли принес графин и тоже пропал. Мы с Эсмондом Хаддоком остались с глазу на глаз одни, и у меня в голове родилась безумная надежда пропустить пару стаканчиков. Облизываясь, я подсел к нему поближе.

9

Уоллес Бири (1885–1949) – комический киноактер, огромный человек-глыба, часто выступавший в женских ролях.

10

Рассказ, как в Гадарине изгнанные Иисусом бесы вселились в стадо свиней и свиньи бросились с высокого берега в море, излагается в Евангелии от Марка, 5:11–13.

11

Строка из шекспировского «Короля Лира». Акт 1, сц. 4.

Брачный сезон. Не позвать ли нам Дживса? (сборник)

Подняться наверх