Читать книгу Пёс, который изменил мой взгляд на мир. Приключения и счастливая судьба пса Наузада - Пен Фартинг - Страница 6

Несколько дней стояло затишье, талибы не высовывались, но и мы прекратили патрулирование из-за отсутствия поддержки с воздуха. Приоритетными по Гильменду сейчас считались другие операции.

Эта краткая передышка позволила нам заняться благоустройством базы. Сегодня мы взялись за постройку душевых.

В Наузаде, как собственно и почти везде в Гильменде, не было водопроводной воды, и мы привезли с собой душ на солнечных батареях. Это были здоровенные черные пластиковые канистры, которые наполняли водой и выкладывали нагреваться на солнце. Через несколько часов их подвешивали на какую-нибудь крепкую опору, прикрепляли разбрызгиватель, и два человека успевали наскоро помыться, пока в канистре еще оставалась вода.

Это было не так уж плохо. За эти пару секунд под теплой водой можно было даже успеть побриться одноразовой бритвой, которые все мы везли с собой. И, несмотря на всю их «одноразовость», каждое такое лезвие мы использовали по нескольку дней кряду, потому что запас был небезграничен. Сходить в магазин и купить новую упаковку – о такой роскоши нечего было и мечтать. Поддержание строгого запрета на бороды, который действовал в роте, давалось нам через боль в прямом и переносном смысле.

Мы начали с того, что вырыли отводную канаву для воды, чтобы она не скапливалась грязной лужей под жилыми строениями. Теперь вода должна была утекать на небольшой огород, разбитый местной полицией. Я спрашивал, что за растения они там посадили. Радостные улыбки и жесты, имитирующие курение, сказали мне все, что я должен был об этом знать.

После того как мы прокопали канаву, парни нашли на складе старую, ненужную мешковину. Ее привязали к душевым стойкам, и получилась вполне сносная загородка.

Мыться бок о бок с товарищами – для нас в этом нет ничего необычного, но местные полицейские на этот счет имели собственное мнение. Их неимоверно смешило, что мы готовы вставать под душ по двое, обнаженными, под тонкую струйку воды. Но теперь это зрелище было скрыто от их глаз. Мы не шокировали их, они не смеялись над нами.

Когда все было почти закончено, я поручил довести работу до конца одному из младших капралов, а сам пошел проверить, как там мой бойцовый пес.

Он все еще прятался в полуразрушенном здании в течение дня и появлялся только ночью, у задних ворот. Там он рылся в мусорных мешках в поисках объедков. Я не знал, в курсе ли местные полицейские, что он здесь, но то, что именно они притащили его на базу – в этом у меня сомнений не было.

Пару раз, когда я пытался помешать ему потрошить пакеты с мусором и раскидывать повсюду обертки, он угрожающе рычал на меня. Чтобы спасти оставшиеся мешки – и свои руки – я вместо этого кидал ему открытый сухпаек.

Но вдали от помойки он вел себя совсем иначе. Если мы с ним не виделись в течение дня, он бросался ко мне, когда я шел в радиорубку. С учетом веса килограмм в тридцать, он мог бы запросто сбить меня с ног, если бы захотел.

Поначалу я относился к нему с опаской. Трудно было поверить в его дружелюбие, когда у мусорных мешков он вел себя настолько агрессивно. Но к третьему разу до меня наконец дошло, что он действительно рад меня видеть. И, сказать по правде, я тоже был рад видеть его. Наше подразделение почти не взаимодействовало с местными жителями, потому что мы редко выходили в патрули. И, кажется, на какое-то время этот пес стал для меня воплощением всего Наузада.

Я обнаружил его сидящим среди подсохшей грязи рядом с домом, где он обычно прятался. Он с наслаждением принимал от меня и внимание, и галеты, которые я ему щедро скармливал. Между нами царило полное доверие, и теперь я мог наконец рассмотреть его повнимательнее при свете дня.

На правой стороне морды, под глазом было три глубоких шрама, скорее всего, полученных в прошлых боях. Похоже, ему вообще повезло, что он не ослеп.

Подкармливая пса галетами, я взглянул также на его окровавленное ухо. Выглядело оно хуже некуда, над ним постоянно роились мухи, и я не хотел, чтобы возникло заражение крови. Свободной рукой я попробовал втереть вокруг уха антисептический крем, который был у меня с собой. Я был готов к тому, что мои старания не понравятся израненному псу, но он мирно поедал галеты из моей левой руки и ни на что другое внимания не обращал.

Интересно, в скольких боях он принимал участие? Мне было жаль и его, и других собак за стенами нашей базы, которые постоянно искали объедки для пропитания. Это была тяжелая, недостойная жизнь. Но что я мог сделать, чтобы помочь ему и тысячам других собак в Афганистане?

В Великобритании я мог бы связаться с фондами защиты животных, и тысячи добровольцев включились бы в общий проект. Но я был на другом конце света. И я не мог сделать ничего – только кормить пса галетами.

Я ощущал отчаяние оттого, что не в моих силах было что-либо изменить. Но я не мог и просто опустить руки. Проблема была в том, что с этим псом мы уже начали становиться друзьями.

Я был рад услышать голос Лизы, пусть даже в два часа ночи, и ощущение было такое, словно она находится на Луне.

Наконец пришла моя очередь звонить домой по спутниковому телефону, который был у нас в роте. Наверное, стоило бы радоваться тому, что нам вообще его выдали, однако, когда аппарат один на шестьдесят человек, довольно трудно им воспользоваться, так что недельные карточки с двадцатиминутным лимитом на разговоры редко когда удавалось выболтать до конца. Самой неприятной была необходимость постоянно подзаряжать единственный аккумулятор. Второй проблемой оказалась нехватка времени, особенно с учетом пяти часов разницы между нами и Великобританией.

Политика меня никогда особо не интересовала, но я мог иронично покачать головой всякий раз, когда слышал, что очередной политик обещает улучшить бытовые условия для солдат в зонах боевых действий. Добавочные сетевые терминалы или минуты разговора – все это отлично смотрелось в теории, но ничего существенного не меняло в нашей повседневной жизни на базе. Нам говорили, что недавний визит Тони Блэра в Афганистан существенно повысил боевой дух войск. Но там, где я находился, никому не было до этого никакого дела. Для нас все оставалось по-прежнему. Уж лучше бы они раздали нам деньги, которые ушли на то, чтобы доставить его сюда. Вот это точно подняло бы боевой дух.

По крайней мере, Лиза тоже служила в армии, и ей не привыкать подолгу оставаться без связи. Пару лет назад она несла службу на корабле «Манчестер» в Карибском заливе, где они участвовали в операции по борьбе с наркоторговлей, и мы привыкли довольствоваться ежедневными мэйлами и короткими звонками на рассвете. Мы хорошо знали, с чем приходится сталкиваться каждому из нас на службе, и не любили говорить об этом вслух.

Многим другим приходилось куда тяжелее, парням не удавалось объяснить любимым девушкам, что у них нет никакой возможности дозваниваться чаще. Письма о разрыве были не редкостью на Бастионе.

Также Лиза знала, что я не обо всем могу говорить открыто по телефону. Нас предупреждали, что звонки здесь отслеживаются многими участниками боевых действий. Но, скажем честно, мне было без разницы, кто и где может слушать мои расспросы о здоровье Бимера и Физз, а также что нового у наших с Лизой общих знакомых.

Я дождался, когда почти все темы для разговора оказались исчерпаны, и лишь тогда упомянул бойцового пса. Мне пришлось несколько минут потратить на объяснения, как я его нашел и как оказался свидетелем собачьих боев.

На другом конце провода послышался вздох.

– Милый… не надо привозить домой собаку из Афганистана, – сказала Лиза. Ее голос звучал без всякого раздражения, она старалась быть практичной. И я не мог ее осуждать.

– Я все понимаю, но надо же как-то ему помочь. У него ушей нет, Лиза. Должна же быть в Афганистане какая-то организация для помощи животным… – Мой голос звучал почти умоляюще.

– И что они сделают?

– Как что? Найдут для него хороший дом, я надеюсь?

Внезапно до меня дошло, что я толком вообще не думал об этом до сих пор. Кто захочет брать в дом бойцового афганского пса?

– Ладно, ладно, я поищу, – обещала Лиза, явно больше для того, чтобы меня успокоить.

– Я люблю тебя, милая, – сказал я ей. И это была чистая правда.

– Ты ужасен. Но я тоже тебя люблю, – отозвалась она. – Береги себя.

Я нажал кнопку сброса прежде, чем в трубке послышались гудки.

Ненавижу прощаться.

Пока Лиза, как я надеялся, вела поиски нужной нам организации защиты животных, мне надо было как-то урегулировать с начальством вопрос о пребывании бойцового пса на базе. Как минимум это означало, что ему надо было соорудить закрытый загончик. Его темперамент все еще оставался для меня загадкой, поэтому нельзя было рисковать и выпускать его гулять по базе свободно. Он мог запросто покусать кого-то из парней. Кроме того, я не хотел, чтобы полицейские вновь заставляли его драться с другими собаками.

В любом случае, для начала мне стоило поставить в известность босса. Это была его база, в конце концов.

Я дождался окончания офицерской летучки на следующее утро и зажал его в угол, когда все расходились.

– Босс, поговорить можно? – спросил я.

Босс был высоким и жилистым, при любом удобном случае он любил нам напомнить, что болеет за шотландскую сборную по футболу – ведь как раз перед нашей отправкой сюда начался чемпионат Европы. Мы старались с ним на эту тему не спорить. Вообще, он всегда говорил ровным тоном, его было непросто вывести из себя. Он был очень дружелюбным офицером, и мне нравилось с ним работать. Оба его сержанта временами приходили и давали советы по разным поводам, он всегда внимательно нас выслушивал и иногда делал, как мы говорили.

Я не стал ходить вокруг да около. Он знал, как я бесился после столкновения с местными на собачьих боях. Я надеялся, что в этом он на моей стороне. Я рассказал, как обнаружил пса в заброшенном строении и что теперь хочу пристроить его в приют для животных и он молча кивнул. Я слегка приврал, заявив, будто Лиза уже подыскала организацию, которая готова этим заняться.

– Тут главное транспорт найти, – сказал я.

Все это время босс молчал, только сдержанно улыбался.

Он не сказал «да», но не сказал и «нет», и я воспринял это как разрешение делать и дальше то, что я запланировал.

С улыбкой я направился к двери.

– Так как вы его назвали, сержант Фартинг?

Я остановился и повернулся к нему. Он по-прежнему усмехался, но при этом смотрел куда-то в потолок, качая головой.

– О, точно, босс, вы правы, имени у него пока нет. Я доложусь, как только что-то придумаю.

По пути в казарму я погрузился в раздумья. Собаке и вправду нужна была кличка. Патрон? Нет. Ройал? Тоже нет, военные словечки ему не слишком подходили. Может, Эй-Би? Так называлось печенье, которое он обожал – «Галеты Эй-Би». Я понятия не имел почему.

Я отыскал Дэйва и остальных его приятелей, которые сейчас были не на дежурстве, за деревянным столом, ставшим центром ежедневного нытья. Сегодня все оплакивали так называемый правительственный бонус для военнослужащих, по которому мы должны были получать налоговую скидку на налоги, уплаченные за полгода афганской командировки. Вероятно, эта мера была призвана нас всех осчастливить, но беда в том, что размер скидки вычислялся по жалованью рядового состава. А поскольку большинство из нас получало несколько больше, все эти скидки не работали и вполовину так хорошо, как можно было надеяться. Страдать по этому поводу мы могли часами.

– Ну что, как все прошло? – поинтересовался Дэйв, когда я к ним присоединился. Последние три недели он был занят тем, что отращивал себе совершенно чудовищного вида усы щеточкой. Сейчас перед ним лежал журнал с голыми красотками на обложке. Пару раз Дэйв пробовал покормить пса, но, невзирая на все благие намерения, в ответ получил лишь грозное рычание и лай.

– Нормально, босс вроде не против. Он не сказал «нет», по крайней мере, – ответил я. – Зато спросил, как мы назвали собаку. Идеи есть?

– Может, Коммандос? – предложил Дэйв, одним глазом по-прежнему не отрываясь от глянцевых картинок.

– Что-то в этом роде, ага. Или, может, Морпех?

Дэн, один из парней, видевших за столом, отложил свой журнал.

– Наузад? – предложил он.

Дэйв встрепенулся, теперь все его внимание было устремлено на нас.

– Этот город тоже потрепан в боях, верно? – продолжал Дэн, объясняя, почему выбрал такое имя. – И пес тоже. Ушей нет, шрамы на морде…

Это было точно подмечено. Наузад – звучало неплохо, и в этом был смысл.

– Отлично, Дэн. – Я улыбнулся: – Освобождаю тебя сегодня от вечернего дежурства.

– Правда? – Он расплылся в счастливой улыбке.

– Нет, – ответил я, жестоко возвращая его с небес на землю. – Мог бы освободить, будь у меня больше людей, но нет. Может, как-нибудь в другой раз.

Поднимаясь, чтобы уйти, я широко ухмыльнулся:

– И дождись, пока я отойду достаточно далеко, прежде чем обзывать меня козлом.

Место было вроде бы подходящее. Строение давно лишилось крыши и одной стены. Приложив толику воображения и инженерных умений, который, как уверяла Лиза, у меня отсутствовали напрочь, я мог натянуть сетку по периметру и устроить для Наузада загончик.

Я посмотрел на него. Он был привязан к железному столбу у меня за спиной и лежал там, в тени, тяжело дыша. Солнце в полдень палило так, что жарко было всем – что сумасшедшим псам, что чокнутым англичанам. Хотя, может, чокнутым тут был только я один.

У меня оставалось два часа до дежурства. Я собирался заняться написанием писем, но потом решил, что можно и подождать. Времени как раз должно было хватить на загончик. Теоретически… потому что я в жизни еще ничего подобного не делал.

Я собрал брошенную проволоку и куски сетки рабицы, брошенной нашими инженерами. Ребята помогли мне все это распрямить. Восемь футов должно было хватить для трех стен, а кроме того, я планировал сделать дверь на петлях, чтобы удобнее было кормить Наузада.

Была лишь одна проблема: весь пол в этом здании был усеян кучками человеческого дерьма. Полицейские наотрез отказывались пользоваться нашими туалетами и, судя по всему, устроили тут отхожее место. Дерьмо было повсюду, даже на узком подоконнике, на высоте мне по пояс. Понятия не имею, как им это удалось.

К счастью, за это время я успел стать настоящим экспертом по сжиганию экскрементов. Каждую субботу у нас был ритуал по очистке туалетной платформы и сжиганию отходов, чтобы там не вились миллионы черных мух. Это была моя ответственность как сержанта, хотя в рекрутской армейской брошюре о такой перспективе почему-то забыли упомянуть. Проще всего было смешать бензин с дизельным топливом и какое-то время дать дерьму промокнуть. Не знаю почему, но когда я бросал туда зажженную спичку, меня охватывало удовлетворение. Странные вещи случаются с людьми, которым нечем заняться от скуки.

Сейчас у нас было полно горючего. Я притащил одну канистру бензина и одну солярки. Становилось все жарче, и запах стал еще более отвратительным. Я нацепил солнцезащитные очки и замотал платком рот и нос.

– Надеюсь, ты это оценишь, приятель, – обернулся я к Наузаду, дремавшему в тенечке. Я заметил двух крупных мух песочного цвета, которые мелькнули в короткой жесткой шерсти у него на загривке и исчезли. Я уже пытался с ними разделаться, но эти твари оказались слишком шустрыми. Хотя рано или поздно с этим надо было что-то придумать.

Я зажег спичку и с безопасного расстояния бросил ее на пол. Звук, с которым полыхнуло топливо, на секунду вырвал Наузада из спячки.

Все следующие полчаса, что я возился с вольером, пес даже ухом в мою сторону не повел.

Сгоревшее дерьмо было несложно убрать лопатой. Скажем прямо, не самая завидная работенка. Я все сгреб в большой черный пакет для мусора и отнес в яму. Хотя на лице у меня был платок, я все-таки старался дышать как можно реже.

Проволока отлично встала на место, как только я вбил в землю два «позаимствованных» штыря, на которые обычно крепится колючка. Все держалось идеально, загончик оказался огорожен со всех сторон, калитка была достаточно широкой, чтобы я мог туда протиснуться, и открывалась без проблем.

К этому моменту вокруг уже собрались любопытные из числа тех, кто не был занят на дежурстве. Всем было интересно, с чем я тут ковыряюсь. Многие знали о моем плане отправить Наузада в собачий приют, кто-то поддерживал меня, другие считали сумасшедшим. Мне было все равно. Главное, я нашел себе занятие и делал что-то позитивное.

Правда, у меня не нашлось ответа, когда один из ребят поинтересовался, где будет прятаться Наузад, когда нас будут обстреливать из миномета. Мне не хотелось признаваться в том, что я напрочь забыл о крыше для загона. А теперь на это времени уже не оставалось. Я сказал себе, что подумаю об этом потом.

Проработав таким образом два часа, я завел недоумевающего пса в его новый дом, а сам отправился в радиорубку.

Дежурство тянулось бесконечно, как случалось всегда, когда талибы не включались в игру. Радиостанция потрескивала, когда ее кто-то проверял, – вот собственно и все.

За пару дней до этого мы высылали патруль в северо-восточную часть города и получили известие о том, что городские старейшины пытаются договориться о перемирии. В этом был свой резон: по сведениям нашей разведки, у талибов был дефицит тяжелых вооружений в этом районе, так что они готовы были пойти на прекращение огня. С другой стороны, городские старейшины сами себя загнали в угол. Они настаивали на том, чтобы мы патрулировали только территорию вокруг базы, а это означало, что талибы беспрепятственно смогут подвозить боеприпасы. Но мы были вынуждены предоставить им самим вести переговоры с лидерами Талибана. Только если дипломатия не сработала бы – тогда в дело должны были вступить мы. Однако лично у меня на мирный исход особой надежды не было.

Сейчас старейшины не хотели, чтобы мы продолжали патрулировать, поскольку боялись, чтобы талибы не восприняли это как враждебные действия и не открыли огонь снова. И, как ни противно, но мы были вынуждены уступить.

Когда дежурство наконец подошло к концу, я пошел к себе, но на полпути решил свернуть и проверить, как себя чувствует Наузад в новом жилище.

Каково же было мое изумление, когда я обнаружил преобразившийся загон. Когда я уходил, тут не было ничего, кроме проволочной сетки, но теперь пес лежал в тени под навесом из камуфляжного брезента. Более того, четверть загона занимал теперь небольшой противоминометный бункер в два фута высотой, из мешков с песком и фанеры, служившей в качестве опоры. Забираться внутрь можно было через небольшой лаз. Я улыбнулся и одобрительно кивнул.

Я знал, насколько сильно парни ненавидят наполнять мешки песком, а значит, не только мне хотелось позаботиться об этой несчастной псине. Я любовался делом их рук, но очень надеялся при этом, что укрытие Наузаду не понадобится.

Мы стояли в очереди в столовой, парни перешучивались, обменивались новостями с дозорных пунктов. Хотя нас на базе было очень мало, количество слухов, рождавшихся каждый день, поражало воображение. Последнее, что я слышал, – это что на Рождество к нам приедет повар из пятизвездочного ресторана.

Тем временем с кухни появился наш собственный шеф-повар, с двумя кастрюлями дымящегося карри, которые он поставил на раздаточный стол. Как выяснилось за последние пару дней, этот юный герой добровольно сходил на поварские курсы, чтобы кормить нас получше. Увы, при этом половину занятий он пропустил – и ничему, кроме карри, так и не научился.

Стоило ему поставить еду, как небо над головой ворвалось тысячами красных линий. Это означало, что талибы снова вернулись в город.

Нам не было нужды кричать: «Тревога!», но и я, и второй сержант все равно отреагировали одновременно, разгоняя очередь. Почти все морпехи и без наших команд кинулись бежать.

– И какого черта мне теперь с этим делать? – завопил повар, которого едва было слышно за грохотом взрывающихся снарядов. Со злости он швырнул поварешку, чудом не угодив мне по голове, когда я подхватывал у дверей оружие и бронежилет.

– В холодильник засунь, мы еще вернемся! – проорал я ему на бегу.

Его ответ донесся до меня, когда я уже почти достиг северного дозорного поста, где было сейчас мое место:

– Сержант, так у нас же нет холодильника…

Взрывы раздавались примерно метрах в семистах от нас. Ослепительные белые вспышки озаряли окрестные здания, когда наши минометы накрывали их цели, как будто здесь велась непрерывная фотосъемка.

По рации сообщили, что наши позиции на холме прицельно обстреливаются из автоматического оружия. Талибы явно решили отыграться за спокойствие последних дней. Босс отдал команду, и мы принялись координировать ответный огонь с дозорных пунктов, чтобы накрыть позиции противника. Наблюдатель к востоку от меня сообщил, что по ним тоже стреляют из автоматов. Я сомневался, что в ближайшее время нам доведется попробовать карри.

С холма усилили обстрел позиций противника, но теперь им пришлось работать одновременно по двум точкам. Старший ротный сержант управлял огнем с нашей базы, чтобы погасить вражескую «подсветку» и дать возможность навестись нашим стрелкам.

Шум стоял оглушающий. Небо полыхало, с двух сторон подожженное трассирующими снарядами. Со своей стороны мы внимательно следили за окрестными улицами, поскольку талибы могли воспользоваться обстрелом, чтобы подобраться к нам ближе.

Я вспомнил про Наузада и понадеялся, что с ним все будет в порядке. Я сам перепугался до одури и прекрасно мог представить себе, что должен сейчас чувствовать и без того порядком напуганный бойцовый пес, запертый в клетке. Теперь я еще сильнее был благодарен парням, соорудившим для него убежище. Хотелось верить, что там он будет в безопасности. От стаи бродячих псов, сновавшей за стенами базы, сейчас не осталось и следа.

Когда шум усилился еще больше, мне пришлось вдеть наушник, чтобы я мог слышать сообщения по рации, которыми перебрасывались база и холм. Босс сообщил на Бастион, что у нас боевая ситуация, а значит, там нас поставят в самый верх списка, куда надо срочно высылать авиацию на подмогу. Другими словами, очень скоро на позиции талибов обрушится огненный ураган.

– Холм – базе, Вдоводел идет на 5. Прием. – Меня всегда забавляло, что один из пилотов истребителей называл себя «Вдоводелом».

– Понял, дайте старт за одну минуту. Конец связи.

В таких переговорах всегда использовали условные обозначения и коды, чтобы для гражданского лица они звучали полной тарабарщиной. Но для нас в пару коротких фраз уложилось все необходимое. Через пять минут следовало ожидать светопреставления.

Я старался не думать больше, как там Наузад. В первую очередь я должен был позаботиться о парнях, которыми я командовал. Но я все равно чувствовал себя виноватым, что никак не могу объяснить псу, что все будет в порядке, и избавить от всего этого безумия. Ничего не поделаешь, руки у меня были связаны.

Наш переводчик тем временем перехватывал сообщения, которые талибы слали друг другу по рации. Пока что их нимало не тревожила перспектива оказаться под обстрелом. С изрядным злорадством я подумал, что через минуту-другую все это изменится.

– Всем постам, говорит база, внимание – 30 секунд до начала.

С холма уже прекратили вести огонь, чтобы позволить F18 подлететь и сбросить на цели 500-фунтовые бомбы.

На долю секунды настала звенящая тишина, мы все ждали взрыва. Две вспышки ослепили нас. На мгновение даже горы на горизонте высветились на фоне чернильно-темного неба.

А потом мы ощутили взрывную волну.

Воздушная стена налетела на нас от эпицентра, и крыша наблюдательного пункта затряслась.

– Вот, черт, – пробормотал наш пулеметчик, присевший рядом со мной.

Потом ударила звуковая волна, и на какое-то время мы все оглохли. Звук отражался от гор, постепенно слабея, пока наконец не затих..

– Прекратить огонь, – скомандовал я. Мы стали ждать, пока на холме осмотрятся и сообщат о результатах бомбардировки.

Переводчик уже какое-то время молчал, и это внушало надежду. Не то чтобы я хотел нести ответственность за чью-то смерть, но талибам дали достаточно шансов решить все свои споры мирным путем. Хуже того, они начали стрелять первыми.

Все было тихо. Город выглядел замершим и темным. В воздухе пахло порохом, не было заметно никакого движения вокруг. Две световых ракеты были выпущены в ту сторону, где прежде находились вражеские позиции. Они рассыпались тысячами мелких огоньков на крохотных парашютах. Тени танцевали под ними, пока огни опускались на землю.

– Холм – Базе, огневые точки бездействуют. Прием.

– База – Холму, понял вас, ведите наблюдение. Конец связи.

Еще с полчаса мы сидели тихо в темноте, в ожидании, не проявятся ли талибы. Мне отчаянно хотелось проверить, как там Наузад, но я не мог рисковать. Если талибы уцелели, они могли снова открыть огонь, пока меня нет на боевом посту. Темнота за бойницами казалась непроницаемой. Если там, снаружи, кто-то и был, они явно опасались что-либо предпринимать. По рации докладывали с остальных постов, что у них тоже все в порядке. Никто из наших не пострадал.

Наконец подал голос босс.

– База – всем постам, перехвачено сообщение противника. Цитирую: «Все в порядке. Чудом уцелели. До встречи дома». Конец связи.

Мы все начали смеяться. За полтора часа перестрелки все, что нам удалось, – это напугать их, чтобы они убрались восвояси.

– Как они уцелели, черт возьми? – удивился Дэйв, наш второй стрелок. – Под бомбами-то… Вот суки, поверить не могу.