Читать книгу Юнга на корабле корсара. В стране чудес - Пьер Маэль - Страница 3

Вдова Тернан была благородной женщиной с храбрым сердцем, которое не могли поколебать даже превратности судьбы. Она стойко сносила жестокие испытания, которые ей предназначила судьба.

Одна, без супруга, без друзей и знакомых, она старалась трезво оценивать свое новое положение и дать своим детям воспитание, которое позволяло бы им сохранить в их молодой памяти воспоминание и любовь к потерянному отечеству.

Сказать по правде, английские колонисты были хорошими людьми; они пришли в эти почти дикие места, чтобы испробовать разработку кофе, которую правительство метрополии поощряло субсидиями и значительными премиями.

Неподалеку от дома вдовы Тернан жили две семьи.

Одно из этих семейств, самое многочисленное, было ирландское. В нем кроме отца и матери было шестеро детей, мальчиков высоких, сильных и развитых не по годам; они помогали своим родителям по надзору за плантацией.

Общность религии породила взаимную симпатию между семьей вдовы Тернан и семьей Патрика О’Донована.

Годы укрепили эти отношения так, что обе семьи выстроили два новых дома рядом.

Впрочем, не только одна дружба была причиной этому сближению. Патрик О’Донован знал, какими скудными средствами владеет вдова Тернан, и предложил ей привлечь Анну и Вильгельма к урокам, которые он давал своим детям.

Вдова приняла с благодарностью это радушное предложение. Но, будучи истинной патриоткой, она ему сказала:

– Я прошу вас: если вы считаете себя верным подданным короля Георга Английского, то помните, что я дочь великой нации, которая называется Францией, и хочу, чтобы Вильгельм был хорошим французом.

Патрик ничего не ответил на эти благородные слова, а только крепко пожал руку своей соседке. После продолжительного молчания, он произнес на плохом французском языке следующее:

– Я хорошо понимаю ваши чувства, и если по известной причине вы не можете сами следить за воспитанием вашего сына, то я, Патрик О’Донован, научу его любить страну, которая десять лет тому назад, не колеблясь, протянула руку помощи преследуемой Ирландии.

Начиная с этого дня Анна и Вильгельм жили в самой тесной дружбе со своими ирландскими приятелями. Патрик старался всеми силами оправдать доверие вдовы Тернан и никогда не упускал случая напомнить мальчику о его происхождении и о той любви, которую он питал к его отечеству. Он ему рассказывал о Якове II, который отправился в Ирландию при поддержке французской армии, которую Людовик XIV отдал в его распоряжение и которая под Дрохедой не выдержала натиска многочисленного врага; о генерале Гумберте и о его храбрецах, которые снискали славу в одной несчастной экспедиции.

Однажды мальчик Виль[3] сказал доброму Патрику:

– А что, если я вернусь во Францию и буду сражаться против англичан? Вы не будете ничего иметь против этого?

На это сын Зеленого Эрина[4] отвечал откровенно:

– Знайте, Виль, что я не только не стану вас порицать, если вы исполните такое намерение, но я вас даже буду презирать, если вы этого не сделаете.

Поэтому не могло возникнуть никакого недоразумения по поводу этого предмета.

Вскоре был подписан английский мир, мир, правда, эфемерный. Но, увы, вдова Тернан не смогла осуществить свое намерение вернуться на родину.

Булонский лагерь и выстрелы под Аустерлицем снова разожгли войну между обеими нациями. Войне суждено было продолжаться до битвы Наполеона при Ватерлоо и его падения.

В то время как происходили эти великие события, которые перевернули вверх дном всю Европу, у подошвы Нильгеросской горы, в этом потерянном уголке Индии, где Англия своей лихорадочной и разрушающей силой не могла еще твердо основать колонии своего государства, Анна и Вильгельм мирно росли, получая практические уроки О’Донована и религиозно-нравственное воспитание, которое давала им благочестивая и верная национальным традициям мать.

Под влиянием климата, который способствовал раннему развитию, оба ребенка быстро росли, прибавляя в силе и в уме.

Лучше всякого другого наставления стесненные обстоятельства служили им хорошим средством воспитания.

Местность, в которой они жили, населяли люди с низким уровнем социального развития.

Подверженные самым ужасным суевериям, эти люди имели очень смутное представление о человеческом достоинстве. Они довольствовались самой грубой пищей и нисколько не старались ее улучшить и воспользоваться помощью, которую им с готовностью предоставляли белые.

Страна, где они жили, была гориста и окружена густыми лесами, почти девственными, в которых можно было охотиться, ибо там было много дичи.

В этих лесах бродили целыми стадами пятнистые олени, которые были очень нежными и так малы ростом, что походили на ягнят. Нильгаутские антилопы, северные бараны с огромными спиральными рогами, дикие буйволы и ягуары, охота на которых представляла большую опасность.

Там водились также слоны и носороги, кабаны, бабируссы, медведи, леопарды, гиены и бесчисленные виды разных ядовитых змей. Среди всех этих страшных обитателей лесов самым ужасным был большой полосатый тигр, царь и властелин лесов.

Вильгельм и Анна имели случай познакомиться с этим страшным «пожирателем людей» при самых запоминающихся для них обстоятельствах.

Как-то утром они отправились на опушку леса с неосторожностью своего юного возраста.

Недалеко от их жилища протекал ручей, на берегу которого росли великолепные орхидеи, предмет их постоянного желания.

Несмотря на запрещения матери и на благоразумные советы Патрика О’Донована, брат и сестра составили план тайком отправиться к ручью, чтобы там нарвать прекрасных цветов.

Этот план они привели в исполнение однажды после обеда.

Чистая и свежая вода не только способствовала богатой растительности, но также служила питьем для лесных зверей.

Там собирались на склоне дня газели, лани и пятнистые олени.

Также прилетали к ручью птицы с самым разнообразным оперением, среди них встречались и журавли, и фазаны, и куруку, и павлины с пышными хвостами, отливающими золотом и бархатом всех цветов.

Кажется, в тот день особенно радовались растения и животные.

Никогда еще эти два неосторожных ребенка не видели такого великолепного собрания всевозможных цветов и благоуханий, никогда еще не поражали их зрение такие прекрасные птицы и такие великолепные насекомые.

Казалось, все повиновалось приказу увлечь и очаровать их.

Анна и Вильгельм были очарованы этим великолепным зрелищем. Они ушли тайком из своего скромного жилища, стараясь не попадаться на глаза слугам, приставленным смотреть за ними.

Держась за руки, они перешли за забор и быстро побежали, чтобы их никто не увидел.

От их дома до ручья было более мили.

По полям роскошная природа раскинула все свои сокровища. Искушение было слишком велико. Под ногами росли прелестные цветы; дети протягивали свои ручонки и рвали самые красивые, самые свежие.

Но ни брат, ни сестра не думали, что под этими тропическими растениями могут скрываться ядовитые змеи, как, например, кобра-капелла и другие пресмыкающиеся со смертоносным ядом, прячущиеся под этим зеленым ковром.

– Виль! – кричала Анна, не скрывая своего восторга. – Иди-ка, посмотри на эту бабочку! Я никогда еще не видела такой красивой и такой большой.

И Виль прибегал и делил восхищение своей сестры с такой же неосторожностью, как и она сама.

Так дошли они до берега ручья и уже набрали много цветов. С полными букетами они собирались вернуться домой.

Но непредвиденный случай заставил их забыть о том, что уже наступило время спешить домой.

В нескольких шагах от них великолепный павлин сидел на ветке и издавал неприятные звуки, что является обычным развлечением павлинов. Вдруг прекрасная птица спорхнула с ветки и, опустившись на берег в двадцати или в тридцати метрах от детей, замерла.

Казалось, кто-то превратил ее в статую, так она была парализована.

Предмет, еще невидимый для детей, приковал взор павлина.

Индийцы уверяют, что павлин впадает в столбняк под гипнозом тигра, какой другие мелкие животные получают при виде змеи. Вероятно, в этом случае индийцы были правы.

В то время, когда дети без всякого подозрения погрузились в созерцание прекрасной неподвижной птички, трава на берегу раздвинулась и тигр громадного роста устремил на павлина свирепый взгляд своих золотистых зрачков.

Ни Анна, ни Вильгельм ничего этого не видели.

– О, посмотри, Виль, – сказала тихо маленькая девочка своему брату, – посмотри, как он дрожит. Кажется, что его прекрасные перья блекнут и краски их побледнели.

И вдруг она замолчала. В ее жилах заледенела кровь.

Она увидала тигра, ползущего в высокой траве и готового вскочить на несчастную птицу, парализованную от ужаса. К счастью, дети были скрыты от животного небольшими кустарниками.

Виль схватил сестру за руки и заставил ее сделать несколько шагов назад.

Позади них, на расстоянии трехсот или четырехсот метров, возвышалось дерево с росшими очень низко ветками; на нем можно было спрятаться.

Вильгельм знал, что тигр не карабкается на деревья.

Значит, им нужно добраться до дерева, чтобы быть вне опасности.

Мальчик сделал второй шаг, затем третий, заставляя сестру двигаться назад первой, и буквально закрывал ее своим телом.

Таким образом они достаточно приблизились к дереву.

Тигр был слишком поглощен созерцанием своей добычи, чтобы заниматься чем-нибудь другим.

Дети уже почти подошли к стволу, как вдруг Анна поскользнулась и упала.

Этот шум прервал неподвижность павлина. Влияние, которое тяготело над птицей, было прервано, и она взлетела, испуская пронзительный крик, в это же самое время тело тигра содрогнулось, и он бросился вперед с вытянутыми когтями, чтобы схватить птицу.

Зверь был обманут в своих ожиданиях и это его рассердило. Он громко зарычал. И вдруг, повернув голову, он увидел детей.

В два громадных прыжка он перескочил ручей. И предстал во всей своей ужасной красоте.

Это был громадный королевский тигр, одиннадцать английских футов в длину от морды до хвоста. Его шкура была шафранного цвета, с широкими, черными, как бархат, полосами, а шея и грудь белоснежные. Он испустил громкий радостный рык.

Павлин представлял для него очень скудную добычу. И он считал себя вполне вознагражденным при виде такой обильной пищи, зная по опыту, как вкусно мясо человека, а в особенности – мясо детей.

Анна приподнялась с земли и быстро оправилась от своего падения. Близость опасности придала ей крылья, она быстро подбежала к дереву и стала уже на него взбираться, тогда как Вильгельм, исполненный мужества от мысли о возможности гибели сестры, смело стоял перед противником.

Он подвигался назад шаг за шагом, не теряя присутствия духа.

Но тигр приближался с каждым прыжком, и можно было опасаться, что лютый зверь достигнет мальчика прежде, чем тот успеет взобраться довольно высоко, чтобы избежать нападения неумолимого врага. В тот момент, когда Виль схватился одной рукой за ствол, приподнялся вверх и уже хотел было поставить ногу на одну из горизонтальных веток, как вдруг ужасный зверь заставил его отступить на два метра от дерева.

– Карабкайся, Виль, карабкайся скорее! – кричала Анна глухим от тревоги голосом.

Но Вильгельм казался парализованным взором чудовища.

Быть может, и он испытывал такое же явление гипнотизма, как павлин? Он оставался неподвижен на нижних ветвях, неспособный сделать ни малейшего движения, и представлял собой беззащитную жертву для «пожирателя людей».

Тигр же, уверенный в своей жертве, больше не делал прыжков.

Он волочился брюхом вниз, с разинутой пастью, то высовывая, то пряча свой длинный красный язык. Еще три или четыре прыжка, – и страшное животное схватило бы ребенка в свои острые когти.

– Карабкайся, карабкайся, Виль! – умоляла Анна, рыдая.

Но Виль ничего не слышал. Мальчик, казалось, не понимал грозных обстоятельств. На него напал столбняк и парализовал все его способности.

Между тем тигр полз вперед и приближался ближе.

Вдруг он остановился. Анна испустила крик отчаяния.

Но, вместо того чтобы двигаться по-прежнему вперед, тигр встал и выпрямился, точно хотел стать лицом к лицу с неожиданным противником. В то же время из его горла послышалось страшное рычание – смесь гнева с обманутой надеждой.

Действительно, противник точно вырос из-под земли.

И движения тигра еще раз были прерваны точно так же, как и кончилось действие его чар над Вильгельмом. С мальчика спало оцепенение, и он мигом вскарабкался на дерево с гибкостью белки.

Все это случилось так быстро, как проходит в голове наша мысль.

И теперь брат и сестра, тяжело дыша, следили жадными взорами за драмой, которая разыгрывалась у их ног. И были теперь только в качестве свидетелей. Человек, появившийся так неожиданно, стоял неподвижно. Он вскинул ружье и смотрел пристальным взором на зверя, выжидая удобной минуты, чтобы произвести смертельный выстрел.

Но тигр, точно понимал опасность и не стоял спокойно на одном месте. Он то ходил взад и вперед, то делал громадные прыжки, как бы заставляя любоваться изяществом своего тела и прекрасным отражением своей золотистой шкуры.

Казалось, он хотел обойти своего противника, так как не смел стоять перед ним лицом к лицу.

Но противник не терял его из вида, несмотря на всевозможные фокусы тигра, который всегда видел перед собой угрожающее дуло ружья.

Наконец человек, утомленный бесполезными движениями животного, решился выстрелить.

Громкий выстрел разнесся эхом по лесу и покатился под сводами листьев. Чудовище, не окончив предпринятого прыжка, тяжело упало на то место, с которого готовилось сделать прыжок.

Два или три конвульсивных движения взволновали тело чудовища, которое скоро сделалось неподвижным. Он околел. Пуля сделала свое дело. Она вошла в грудь, поразив сердце.

Охотник приблизился к этому великолепному трупу и тронул его ногой. Тогда, видя, что зверь больше не двигается, а из его пасти течет струя крови, он повернулся к дереву.

– Слушайте, дети, – сказал он им, – вы теперь можете спуститься, так как «пожиратель людей» никого уже больше не будет есть.

Он сказал это чистым и молодым голосом, исполненным доброты.

Вильгельм и Анна почувствовали тотчас симпатию к этому человеку за его слова, тем более, что он говорил по-французски.

И зачем им было бояться его? Разве он не был их спасителем? Разве он не уберег их от ужасной опасности?

Они повиновались приглашению и тотчас поспешили слезть.

Прижавшись друг к другу, они стали рассматривать нового знакомого своими большими глазами, но не говорили ни слова.

Охотник громко расхохотался, глядя на все еще испуганных детей.

– А! – воскликнул он. – Что вы на меня так пристально смотрите? Разве вы не видите, что тигр мертв и что уже нет никакой опасности?

Анна первой пришла в себя, и к ней вернулось все ее хладнокровие.

– Вы очень добры, сударь, – сказала она, – что убили тигра, но почему вы говорите по-французски? Значит, вы не англичанин?..

– Так же, как и вы, дети, – ответил иностранец с волнением, – и я вижу, что вы именно те, кого я ищу, а именно – дети доктора Тернана.

– Папа умер, – грустно сказала Анна, – осталась только мама.

На глаза незнакомцу навернулись слезы, отчего он стал еще симпатичнее детям. Он провел рукой по ресницам и сказал:

– Отведите меня к вашей матери. Я друг вашего отца.

Однако шум выстрела услышали в обоих домах. И люди спешили к месту происшествия. Издали слышались голоса:

– Анна! Виль! Где вы?

Среди этих голосов особенно был слышен женский голос.

– Вот и мама, – сказал маленький Виль. Слыша отчаянные вопли испуганной матери, мальчик ответил: – Мы здесь, милая мама! Иди сюда!

Вдова Тернан появилась запыхавшаяся, бросилась, как разъяренная львица, к двум неосторожным детям и страстно заключила их в свои объятия, не обращая внимания на присутствие незнакомца, который стоял, опершись на свое ружье.

В это время Патрик О’Донован, его старшие сыновья и слуги прибежали на луг и остановились, пораженные от удивления перед исполинским трупом тигра.

– Дети, мои милые малютки! – плакала вдова Тернан, у которой не хватало сил бранить детей.

Патрик приблизился к незнакомцу и протянул ему руку.

– Я угадываю, – сказал он ему по-английски, – что вы убили животное и спасли обоих детей. Очень благодарю вас за это.

– Да, – воскликнул Вильгельм, выскользнув из объятий матери, – да, этот джентльмен пришел именно в то время, когда мы карабкались на дерево, и убил тигра!

– И, – добавила Анна, совершенно оправившаяся от своего смущения, – без него Виля бы съели.

Тогда вдова Тернан, узнав о том, что произошло, подошла к молодому человеку и горячо поблагодарила его со слезами на глазах.

– Я не знаю, кто вы такой, сударь, но знаю только то, что я вам обязана жизнью моих детей.

Незнакомец поклонился и поцеловал руку вдовы.

– Сударыня, – сказал он, – я маркиз Жак де Клавалльян; я привез вам последнее воспоминание о добром французе, который был вашим мужем.

– Воспоминание о моем муже? – воскликнула бедная женщина в сильном волнении и радушно попросила путешественника войти к ней в дом.

Между тем индийские слуги устроили носилки для исполинского тигра, которого они хотели отнести в дом вдовы.

Вдова Тернан приказала своему слуге приготовить стол, она хотела собрать за ним гостей: охотника, который спас Анну и Вильгельма, и всех членов семьи О’Донована, своих друзей.

Так у бедных ссыльных состоялся праздник.

Уже пять лет, как вдова не видела своих соотечественников. Пять лет, как ее ухо не слышало милого национального говора, ее родного языка, языка Франции.

Стали расспрашивать гостя; хотели знать, как он узнал местопребывание пленных с «Бретани», и как он их нашел.

– Конечно, – объяснил молодой человек, – это было не очень легко. Война, продолжавшаяся между обеими нациями, делала любую попытку тщетной; но с тех пор как был заключен мир между Сент-Джеймским кабинетом и правительством первого консула, я смог снова начать свои розыски, которые были так близки моему сердцу.

Он рассказал, как он, сын эмигранта, в пятнадцать лет прошел по всем морям от Иль-де-Франса до Антильских островов, ловя всякий удобный случай, чтобы сразиться с вековой соперницей Франции; как в двадцать четыре года он встретил Сюркуфа, бывшего только на четыре года старше его; как был взят в плен после жестокой битвы при Коломбо, когда бедный юноша был оставлен, как мертвый. Он остался пленником англичан, которые из уважения к его храбрости не расстреляли его, не повесили по законам, применяемым к корсарам, а посадили его в тюрьму.

Таким образом он познакомился с доктором Шарлем Тернаном, который за ним ухаживал с самой неутомимой преданностью, и тогда он поклялся вернуть ему долг признательности, как и Сюркуфу, своему начальнику и другу.

– Сударыня, – сказал он, заканчивая свою речь, – мне пришлось отложить уплату этого долга до заключения мира, так как не в моей власти было исполнить эту обязанность раньше, а между тем она была так дорога моему сердцу. Доктор Тернан умер у меня на руках, и его самым большим горем, могу вас в этом уверить, была мысль о вашей скорби и участи, на которую вас обрекли плен и горе после потери мужа. Я его уверил, обещая, что как только буду свободен, отвезу вам и вашим милым детям дар моей признательности и признательности Сюркуфа. Богу было угодно удостоить меня этой милости. Позвольте же мне расплатиться с моим долгом.

Говоря это, маркиз Жак де Клавалльян достал из-за пояса туго набитый кожаный бумажник. Он вынул оттуда бумажный конверт, а из него четыре векселя по четыреста фунтов стерлингов каждый на один английский банкирский дом в Мадрасе.

Несколько минут все были в сильном смущении. Эти сорок тысяч франков, упавшие как будто с неба, составляли целое богатство для ссыльных.

Вдова Тернан не могла сдержать слез, а дети, глядя на нее, тоже плакали, так что Жак де Клавалльян, более смущенный, чем хотел казаться, попробовал повернуть разговор в другую сторону, радостно воскликнув:

– Если мое присутствие вызывает слезы, то мне остается уехать как можно скорее, а именно – сегодня вечером.

Эта шутливая угроза всех развеселила.

Стали говорить о разных других вещах. Заставили храброго молодого человека рассказать о его подвигах. Он с удовольствием исполнил это желание и удивил своих слушателей рассказами о баснословных подвигах корсаров.

Вильгельм слушал его с открытым ртом и блестящими глазами.

Его маленькое тело дрожало. Блестящие глаза были полны удивления. Иногда с его уст срывались восклицания удивления, это говорило о том, что мальчик живо интересовался рассказом. Патриотизм корсара вызывал у мальчика слезы на глазах. Никогда еще рассказчик не пользовался таким искренним успехом.

Когда он закончил, маленький Виль вскочил, подбежал к молодому человеку и, страстно обвив его шею руками, сказал:

– Я хочу быть моряком, как вы, господин де Клавалльян, моряком, как Сюркуф. Я хочу воевать с англичанами и увезти маму и Анну в Бретань. Отвезите меня к Сюркуфу. Я хочу ехать с вами.

В это время мадам Тернан испустила крик ужаса, но мальчик сказал:

– О, не беспокойся, мама! Ведь ты как бретонка не можешь мне воспрепятствовать стать моряком. Не забывай также, что сам папа обещал отдать меня Сюркуфу.

Конечно, нельзя было ожидать немедленного согласия. Сердце матери никогда не соглашается на разлуку. Вдова Тернан горько плакала и делала выговор своему сыну.

– Вильгельм, – говорила она, – неужели ты действительно думаешь нас оставить? Неужели не довольно того, что мы потеряли твоего отца? Что станется с нами, с твоей сестрой и со мной, с двумя бедными женщинами, без всякого покровительства, если ты вздумаешь нас оставить?

Но у Виля уже было готово возражение, тем более что он был очень умным мальчиком.

– Мама, – возразил он, – какую помощь могу оказать вам я, десятилетний ребенок, в превратностях судьбы? Но между тем в этом возрасте я могу начать учение и сделаться человеком, если пройду хорошую школу. Я буду учеником господина маркиза де Клавалльяна и юнгой Сюркуфа!

– Юнгой Сюркуфа! – повторила вдова Тернан, как жалобное эхо.

Но тут вмешалась сестра, которая приняла сторону брата.

– Мама, – заметила решительно Анна, – я думаю, что Виль совершенно прав, и что, начав рано учиться, он быстрее сделается самостоятельным.

– Хорошо, я согласна, чтобы ты ехал с господином де Клавалльяном, если он согласится взять тебя с собой.

– Конечно, я его возьму с собой, – весело сказал Жак. – А так как вы говорите серьезно, моя маленькая героиня, то заявляю вам, что лишь только вы достигнете того возраста, когда сможете выйти замуж, то я приду просить вашей руки у мадам Тернан. Думаю, что она мне не откажет.

– И я тоже не откажу! – наивно воскликнула девочка.

Так в один вечер было решено отправить Вильгельма Сюркуфу и заключить помолвку Анны. Патрик О’Донован был свидетелем.

Господин де Клавалльян прогостил около месяца в семье Тернан, а затем уехал и увез с собой Вильгельма.