Читать книгу Курская битва. Оборона. Планирование и подготовка операции «Цитадель». 1943 - Петр Букейханов - Страница 2
История в проекциях информации (вместо предисловия)
ОглавлениеАттракторы хаоса и информационные координаты. Представления об окружающем мире, о прошлом, настоящем и будущем могут объединять людей, создавая основу общественной жизни и открывая перспективы коллективным устремлениям. Они могут и разъединять, порождая хаос в сознании и лишая надежд на новые горизонты бытия. Такие устойчивые аттракторы хаоса, в течение уже многих лет «раздирающие» сознание миллионов мыслящих граждан России «молодой», связаны с историей.
Прилавки книжных магазинов сейчас заполнены всевозможной исторической литературой – от сборников документов до романов, охватывающих практически все этапы и грани нашей цивилизации. Но одновременно все чаще возникают скандалы по поводу учебников отечественной истории. Они становятся предметом обсуждения на самых высоких уровнях: в Государственной думе, в Общественной палате, в комиссиях, создаваемых указами президента Российской Федерации.
Для широкой общественности стали доступными, например, свидетельства, мемуары, документы, аналитические выкладки, связанные с Великой Отечественной войной. Но указание президента страны, данное военным историкам в 2003 году, о необходимости иметь официальную версию истории самой кровопролитной и эпохальной для нашего народа и всего человечества войны не выполнено.
История неотделима от информационных взаимодействий, которые составляют основу отношений между людьми и народами как по «горизонтали», то есть здесь и сейчас, так и по «вертикали», то есть охватывая прошлое, настоящее и будущее. Сама же информация является источником и генератором социально-психологической энергии, которую в «вертикали» взаимосвязей прошлого, настоящего и будущего можно обозначить и исторической энергией. Более того, информационные воздействия являются теми запалами или спусковыми крючками, которые вызывали, вызывают и будут вызывать разрядку этой энергии. Но разрядка потенциалов энергии, накапливаемой народами, сообществами, выдающимися представителями своих эпох, приводит к решениям и поступкам и в результате судьбоносным событиям, анализ которых и является предметом истории. Основные проявления информации в открытых системах позволяют построить новую систему координат.
Во-первых, информация возникает в процессе реакций на внешние воздействия, которые испытывают объекты живой природы. Реактивная информация рождается в нашем сознании как функция целевой интерпретации того, что мы видим, слышим, ощущаем. Именно реактивная информация позволяет объектам живой природы адекватно реагировать на внешние воздействия, а людям понимать суть происходящих событий, их связь с прошлым и влияние на будущее.
Во-вторых, информация, возникая в открытых системах в процессе реакций, в ходе целевых интерпретаций может накапливаться на определенных носителях. Здесь мы сталкиваемся с ресурсной информацией. Эволюция живой материи связана с накоплением и передачей биологической ресурсной информации. В генетических кодах, в строении органов и тканей, в обменных процессах мы видим проявление ресурсной информации. На различных носителях накапливается и социальная ресурсная информация, которая включает исторические сведения. Буквально все существенные этапы становления цивилизации связаны с усовершенствованием технологий накопления и передачи ресурсной информации (от наскальных рисунков до электронных носителей).
Третья проекция информации в открытых системах – фоновая. Все, что мы видим, слышим, ощущаем, осязаем, может не вызывать у нас видимых реакций, не иметь ресурсного значения, однако именно окружающий нас фон отражает существующую реальность в доступных для восприятия формах. Если мы попадаем в обстановку прошлых веков, знакомимся с произведениями искусства, технологическими достижениями ушедших поколений, мы попадаем под воздействие исторической фоновой информации. Известны случаи, когда, окружая себя атрибутами той или иной эпохи, человек психологически оказывался в другой исторической реальности.
В целом реактивная информация в открытых системах позволяет объектам природы выживать, адекватно реагируя на внешние воздействия, а людям понимать суть происходящего, осознавая себя в исторических процессах; ресурсная информация передает опыт выживания и осознания следующим поколениям; фоновая информация включает тончайшие механизмы адаптации к изменяющимся условиям обитания у объектов живой природы или к условиям социального окружения у людей. Причем если реактивная и ресурсная информация бывает постоянно востребована активной частью населения, непосредственно принимающей участие в исторических процессах: войнах, революциях и контрреволюциях, восстаниях и перестройках, то фоновая информация помогает подавляющему большинству людей пережить эти социально-политические катаклизмы, приспосабливая их к восприятию перемен, адаптируя к реально происходящим событиям и неизбежной переоценке исторического прошлого.
Три вектора построения истории. Находясь в информационных координатах, то есть опираясь на ресурсные, реактивные и фоновые проявления информации, можно наметить основные векторы формирования исторических знаний.
Во-первых, фундамент исторического здания составляют ресурсы сведений, данных, знаний о прошлом. Естественно, это дошедшие до нас вполне определенные материальные и документальные свидетельства: данные археологии, объекты архитектуры, письменные и художественные произведения, артефакты, объективно свидетельствующие о технологическом и культурном уровне людей, живших в те или иные эпохи. Ресурсом исторического познания является фактография – последовательность событий, фактов, обстоятельств, засвидетельствованная в письменных источниках, да и в памяти людей, если речь идет о не очень давних событиях. К ресурсам также можно отнести исторические труды и исследования, имеющие целью фактографическую реконструкцию событий прошлых лет и веков.
Второй вектор, без которого немыслим исторический анализ, обозначим как реактивный. Он неизбежно связан с интерпретацией имеющихся данных, сведений, материальных и нематериальных свидетельств. Только в процессе концептуального осмысления имеющихся исторических ресурсов рождаются новые знания. Дело в том, что новая информация в открытых системах возникает в процессе реакций как на внешние воздействия, так и на внутренние побуждения и стремления, будь то простейший организм, отдельная личность, социальная группа, элита общества или весь народ. Естественно, такая «историческая» информация рождается как интерпретация накопленных знаний о прошлом. Но это не просто некая «вкусовая», случайная, интуитивная или логическая интерпретация. Это, прежде всего, целевая интерпретация, которая является неизбежной реакцией на запросы того или иного общества. Она отражает определенные этапы его социально-политического развития. Интерпретация исторических событий, как правило, осуществляется в интересах правящих элит или зарождающихся контрэлит. Она даже может быть связана со стремлением самоутвердиться гениальному мыслителю или сделать карьеру авантюристу от науки.
Но целевая интерпретация исторических фактов, в свою очередь, немыслима без третьего вектора проявления информации в открытых системах, то есть того фона, который или объединяет общественное сознание, или дробит его на отдельные осколки. Говоря о третьем фоновом векторе истории, нельзя пройти мимо идеологии.
Под идеологией в данном случае будем иметь в виду не только всеобъемлющую систему взглядов и идей, в которых воспринимается и оценивается окружающая реальность, и не только глобальную матрицу обоснования права на тот или иной образ жизни, деятельности, мыслей, но и необходимый интеллектуально-духовный компонент, без которого не может быть полноценной жизни ни человека, ни общества.
Периодически возникают разговоры о необходимости идеологии «инновационного развития», «суверенной демократии», «пятой империи», «евразийской самобытности», появляются манифесты прогрессивного, консервативного или патриотического толка, но чаще об идеологии вообще стараются не вспоминать. И напрасно, поскольку ни история прошлого, ни перспективы будущего не вырисовываются без идеологического фона, то есть без позиции «художника». В свою очередь, идеология развития общества не может быть оторвана от его истории.
Более того, хотя будущее и можно представить многовариантным, на самом деле история того или иного народа, или этноса, глубоко инерционна. Она исходит из себя самой, из многовековой данности национальных традиций. Здесь, как говорится, «от себя не уйти». В таком ракурсе «построение» истории в ресурсных, реактивных и фоновых координатах имеет принципиальный характер для общества, претендующего на место под солнцем здесь и сейчас, в обозримой перспективе и в отдаленном будущем.
«Ледоколы» истории на мелях мировых идеологий. Памятные даты, связанные со Второй мировой войной, отмечаются как мировой общественностью, так и в нашей стране. Разноголосица подходов к изучению причин войны, анализу хода военных действий и оценке достигнутых результатов чрезвычайно болезненна для общества. Среди нас живут ветераны – участники и свидетели, победители и побежденные, герои и трусы, бойцы и командиры, выполнившие свой долг, и предатели, воевавшие на стороне врага, понесшие наказание и невинно репрессированные, их дети, внуки и правнуки.
Такой идеологический штамп, как «красно-коричневые», сыграл роль одного из мощных аттракторов хаоса в общественном сознании и нанес болезненный удар по психологии нескольких поколений людей, воспитанных в советских традициях. Этот деструктивный психологический вирус, вброшенный в 90-х годах, продолжает размножаться, находя питательную среду. Европейским международным судом в 2006 году была принята резолюция, осуждающая так называемые тоталитарные режимы, будь то фашистский или коммунистический.
Продолжают «всплывать» свидетельства и документы, якобы показывающие, что истоки и причины Второй мировой войны необходимо искать не столько в фашистской Германии, сколько в коммунистическом Советском Союзе. Аналитика Виктора Суворова (В. Резуна), десятки «ледоколов» которого наполняют прилавки ларьков и магазинов, детально показывает, что военный потенциал Советского Союза в 1941 году в несколько раз превосходил германский.
Убедительность доводов бывшего офицера ГРУ, нашедшего убежище в Англии, опирается на предельно четкую антикоммунистическую позицию. Но именно открыто обозначенные цели интерпретации исторических событий и ретроспективный анализ возможных альтернативных сценариев заставляют просто преклоняться перед грандиозностью замыслов, достижений и исторической миссии, которая выпала на долю народов нашей великой многострадальной страны.
Следуя заветам основоположников коммунистической доктрины о том, что война – это мать революции, вся политика первого на планете социалистического государства была направлена на осуществление мировой революции, а значит, и на войну, которая планировалась как серия грандиозных наступательных операций. В одной из своих последних книг, «Разгром», В. Суворов проводит более чем по тридцати позициям аналогию между Гитлером и Сталиным, между фашистским режимом и социалистическим строем. Действительно, многое совпадает – от усов у вождей до красного цвета знамени. Однако было опущено самое существенное – идеология.
Вообще взаимосвязь исторических событий и мировых идеологий сейчас старательно затушевывается. Хотя именно идеологии как глобальные матрицы обоснования права на веру, убеждения, мессианство, на завоевания и экспансию, на защиту и освобождение были рычагами основных разворотов в становлении современной цивилизации.
Еще недавно было бы просто кощунственно сравнивать коммунистическую идеологию и фашистскую. Сегодня же, когда делаются попытки их просто смешать и представить в сознании будущих поколений некоей красно-коричневой чумой ХХ века, необходимо четко представлять, что обе идеологии – и коммунистическая и фашистская – как глобальные матрицы обоснования права не только допускали, но и были нацелены на насилие для достижения поставленных целей. Достаточно вспомнить слова революционного гимна: «Мы старый мир разрушим до основанья, а затем…» Но здесь же сходство и заканчивается.
Ни один трезвомыслящий человек и не провокатор не поставит знака равенства между идеологией, провозглашающей превосходство одних и уничтожение других народов, и идеологией освобождения трудящихся от капиталистической эксплуатации и колониального гнета. Преступно смешивать человеконенавистническую фашистскую идеологию расового превосходства, обосновывавшую право на уничтожение миллионов граждан, и коммунистическую идеологию, допускавшую и даже нацеленную на революционное насилие во имя социальных преобразований, направленных на утверждение принципов справедливости, равенства и единения людей, непосредственно создающих национальные ценности и ресурсы цивилизации.
Загадки исторических драм. Одни из самых драматичных страниц нашей истории связаны с началом Великой Отечественной войны, а точнее, с тем сокрушительным разгромом и огромными потерями, которые понесла Красная армия в первые дни, недели и месяцы войны.
Ответы на эти загадки истории можно получить, непосредственно опираясь на новые представления о свойствах информации в открытых системах.
Было ли известно о неизбежности германского нападения? Безусловно, да. Готов ли был Советский Союз к большой войне? Конечно да. Боялись удара со стороны Германии? По-видимому, нет. Почему? Потому что высшее политическое руководство страны оперировало той реактивной информацией, которая рождалась в процессе интерпретации стратегических целей и тактических задач, формировавшихся на фоне коммунистической идеологии.
Именно идеология, направляя глобальную геосоциополитику на мировую революцию, была естественным фоном форсированной индустриализации, наращивания военной мощи и, можно сказать, духовно-нравственной подготовки народов к будущим сражениям. Этот духовный, в определенной мере мессианский, нравственный потенциал формировался, укреплялся и доминировал в советском обществе не только перед войной.
Нет ничего противоестественного в том, что Советский Союз в 30–40-х годах готовился к большой войне, стремился извлечь максимум выгоды и получить преимущества накануне и в ходе начавшейся Второй мировой войны, наконец, в том, что планировал и готовил грандиозные наступательные операции в Европе.
Если же обратиться к роли личности в истории, то окажется, что решающее значение имеет собственно та реактивная информация, которая рождается и владеет сознанием этой личности. Здесь-то история и подбрасывает самые «злые шутки», когда вопреки здравому смыслу, логике и расчетам те или иные личности, от которых зависит ход истории, руководствуются исключительно своими представлениями, планами и амбициями!
Драма начального этапа войны заключалась в том, что военный потенциал и ресурсы Советского Союза действительно были таковы, что можно было не беспокоиться об обороне. Народы оккупированных фашистами стран Европы ждали освобождения. Будущие союзники просили о помощи и подталкивали к решительным действиям. Нет ничего удивительного в том, что ударные силы советских войск были сконцентрированы на западных границах, естественно, не для защиты рубежей. Но именно эти факторы и заставили военно-политическое руководство Германии принять самоубийственное решение о нападении, которое ценой беспрецедентно высоких жертв с обеих сторон только отсрочило неизбежное поражение немцев.
Нельзя исключать сигнального воздействия на развитие ситуации тех факторов, которые, казалось бы, не могли иметь решающего значения. Глобальной задачей геополитики с другой, то есть с атлантической и тихоокеанской, стороны было максимальное ослабление как врагов, так и союзников обоих континентальных цивилизаций (советской и германской). Незадолго перед советско-германским столкновением на секретном совещании военного руководства в США четкие аналитические выкладки показали, что в случае удара советской армии в июне – июле 1941 года Германия потерпит поражение в течение 7–10 недель и большая часть континентальной Европы перейдет в сферу коммунистического проекта. Но при ударе германских войск война на европейской арене примет затяжной характер, что в итоге станет мощнейшим стимулом развития американской экономики и залогом будущего мирового доминирования.
Так, собственно, и получилось, и на осколках двух мировых идеологий, скомпрометировавших себя правом на насилие, сформировалась идеология «мирового порядка» и «политкорректности», с правом учить и заставлять народы жить по западным «демократическим» стандартам, не брезгуя при этом диверсионно-террористическими спецоперациями, бомбежками, «цветными» революциями и прямыми военными интервенциями.
В целом, вникая в причины и последствия побед и поражений, важно понимать, что истинные «кукловоды» истории могут оставаться в такой глубокой тени тайной дипломатии и скрытых информационно-психологических воздействий, что о них можно только догадываться, стараясь найти объяснения происшедшим событиям. Одновременно возникает ощущение, что далеко не все развороты истории поддаются рациональному анализу и мы сталкиваемся с проявлением действия сил, истоки которых лежат за пределами нашей реальности.
Ресурсы знаний, идеологический фон и позиционные интерпретации. Пытаясь понять причины исторических коллизий, мы сталкиваемся как с колоссальной многофакторностью взаимодействий, так и с синергией открытых систем, когда вклад отдельных факторов не только неаддитивен, но и приводит к катастрофическим последствиям. Определенно негативную роль в беспрецедентных неудачах и потерях советской армии в первые дни войны сыграла история предыдущих войн. Высшее военно-политическое руководство страны прекрасно понимало бесперспективность позиционного противостояния в Первой мировой войне, поэтому опиралось на уникальный опыт глубоких наступательных операций, решивших победный исход Гражданской войны. Только в 1943 году в переломном грандиозном сражении под Курском успешному наступлению советских войск предшествовала глубоко эшелонированная стратегическая оборона. Этому центральному периоду Великой Отечественной войны и эпохальному сражению мировой истории посвящено предлагаемое исследование.
Курская битва являет собой грандиозное военно-историческое событие Второй мировой войны, включающее сражения под Курском, Орлом, Белгородом и Харьковом, которые продолжались около двух месяцев, – первые бои в сражении за Курск начались 4 июля, а последние, под Харьковом, оканчивались уже в последних числах августа 1943 года. Историография Курской битвы весьма обширна. Только ей можно было бы посвятить отдельное исследование. Мы ограничимся указанием наиболее знаковых работ, которые представляют определенные этапы на пути исторического исследования военных действий в июле – августе 1943 года на курском, орловском и белгородско-харьковском направлениях и составляют ресурсы имеющихся исторических знаний.
Первые серьезные исследования событий Курской битвы были предприняты советскими военными историками. Еще до окончания войны Управление по изучению военного опыта Генерального штаба Красной армии, отвечавшее за анализ и обобщение боевого опыта, подготовило ряд тематических обзоров по оперативно-тактическим особенностям проведения войсковых операций в Курской битве. С января по апрель 1944 года были выпущены, например, сборники материалов по изучению опыта войны: «Прорыв обороны на фланге орловской группировки немцев», «Маневр подвижными противотанковыми резервами в оборонительной операции», «Некоторые вопросы боевого использования артиллерии (по опыту боев на орловско-курском направлении)», «Танковые войска в обороне Курского плацдарма». Закономерно, что первой фундаментальной исторической работой, посвященной истории Курской битвы, также стало исследование Генерального штаба. Сразу же после войны, в 1946–1947 годах, Военно-историческое управление Генерального штаба Вооруженных сил СССР подготовило и выпустило фундаментальный труд «Битва под Курском», который затем планировалось расширить до многотомной монографии.
Однако уже в тот период данный труд получил много критических отзывов в военно-научной среде, поскольку содержал в основном подробное описание боевых действий с советской стороны только на оперативно-тактическом уровне. При этом не было анализа замыслов и действий противника, его численности и потерь. Отсутствовала и комплексная оценка решений и действий обеих сторон на оперативно-стратегическом уровне, фактически умалчивалось об ошибочных решениях советского командования. В итоге состоявшихся обсуждений никакого продолжения и развития исследование так и не получило. Тем не менее когда уже в 2006 году оно было опубликовано под названием: «Битва под Курском: От обороны к наступлению», то в предисловии редакции указывалось, что большинство книг о Курской битве, выпущенных в последующие 50 лет, носили мемуарный характер либо представляли собой упрощенные переложения генштабовской работы.
В действительности проблематика Курской битвы продолжала периодически возникать в отдельных исследованиях советских военных историков, например в сборнике статей: «Прорыв подготовленной обороны стрелковыми соединениями: По опыту Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.», вышедшем в 1957 году. В совокупности с сотнями мемуарных свидетельств участников и очевидцев событий в звании от маршала до рядового, а также работников тыла, которые широко издавались в 1960–1980 годах, труды Генерального штаба представили достаточно объективную и качественную картину событий с советской стороны. Они послужили основой для последующей исторической работы, в том числе при подготовке соответствующих тематических разделов в различных энциклопедических изданиях, посвященных истории Великой Отечественной войны.
Значимым этапом в исследовании Курской битвы явилась одноименная работа «Курская битва» военных исследователей Г. Колтунова и Б. Соловьева, вышедшая в 1970 году. В данном труде был тщательно собран, обобщен и проанализирован историографический материал, накопленный специалистами Генерального штаба. Это исследование до настоящего времени является фактически справочным в части изложения оперативных замыслов и планов советского командования; качественной и количественной характеристики сил и средств Красной армии, сосредоточенных на курском, орловском и белгородско-харьковском направлениях; расчета оперативных плотностей на разных участках фронта; указания диспозиций и группировок войск; изложения общего хода операций; подготовки картографических материалов. По существу, работа Колтунова и Соловьева представляет собой окончательное развитие и завершение военно-исторической традиции Генерального штаба.
Начиная с 1968 года функции военно-исторического анализа постепенно перешли от Генерального штаба к вновь созданному Институту военной истории Министерства обороны СССР. С этого момента приоритет идеолого-пропагандистской составляющей обусловил постепенную деградацию военно-научных исследований. Публикации стали готовиться не столько в интересах боевой подготовки войск, сколько для обеспечения военно-политического аппарата вооруженных сил и укрепления идеологических позиций в управлении социальными процессами. Это до некоторой степени лишило исследования прежней глубины, точности и беспристрастности. Последующий «советский» период изучения Курской битвы характеризовался главным образом выпуском различных юбилейных изданий, которые готовились по принципу компиляции отрывков из указанных выше трудов и мемуарных свидетельств (одним из последних примеров такого рода изданий является коллективный труд «Огненная дуга», опубликованный уже в 2003 году). Лишь изредка в этот период появлялись труды, открывавшие новые ракурсы военно-исторического анализа битвы, например исследование В. Иминова «Организация и ведение обороны в битве под Курском на примере 13-й армии Центрального фронта (июль 1943 г.)», подготовленное в 1979 году.
В целом, учитывая политическую ангажированность деятельности военных историков, их работы, несмотря на различие по методическому и методологическому уровням исследования, не свободны от ряда типичных недостатков и ограничений, связанных, прежде всего, с установкой на доказательство неоспоримого превосходства Красной армии над вермахтом летом 1943 года. Отсюда прослеживается стремление всех авторов манипулировать цифрами соотношения сил, средств и боевых потерь, подчеркнутое невнимание к противнику относительно качества боевой работы его войск и оперативного искусства командования на армейском, корпусном и дивизионном уровнях, некритический подход к оперативным решениям советского командования, замалчивание неудач и ошибок, превознесение характеристик своей боевой техники. Опять-таки в силу идеологизированной интерпретации событий количественные оценки в большинстве советских военных исследований немногочисленны и недостоверны. Ситуацию здесь радикально изменил выход военно-статистического исследования «Россия и СССР в войнах XX века: Статистическое исследование». Хотя и оно отражало лишь главные количественные показатели по силам и средствам на уровне крупных войсковых объединений к началу и окончанию операций стратегического характера на советско-германском фронте, что не позволяло уточнить динамику наличия сил и средств и их потери за те или иные периоды времени по ходу операции, а также на уровне оперативных и оперативно-тактических объединений (в особенности по потерям боевой техники).
Переходя к следующему периоду в отечественном изучении истории Курской битвы, необходимо отметить, что в последние годы был подготовлен и опубликован ряд выдающихся исследований российских историков, весьма подробно отражающих некоторые основные моменты и события битвы. Это работы В. Замулина («Прохоровка – неизвестное сражение Великой войны»), Л. Лопуховского («Прохоровка. Без грифа секретности»), В. Горбача («Над Огненной Дугой. Советская авиация в Курской битве»), В. Давыдкова («Анализ Курской битвы: историко-документальная эпопея»). Их отличает сосредоточение внимания авторов на детализации событий, которая дана весьма качественно, с привлечением обширного круга источников, открывающих новые аспекты Курской битвы. Интересные работы, касающиеся Курской битвы, подготовлены Г. Олейниковым, Б. Соколовым, М. Свириным, М. Коломийцем. Весьма емкими ресурсными источниками стали сборники документов, публиковавшиеся издательством «Терра» в серии «Русский архив: Великая Отечественная». В то же время практически все указанные исследования и работы были посвящены либо отдельным операциям Курской битвы, либо специальным вопросам, таким как особенности боевого применения авиации или бронетанковых войск. Соответственно, та исследовательская задача, которая была сформулирована в 1968 году по итогам научной конференции, посвященной 25-летию Курской битвы: оценить соответствие между оперативно-стратегическими решениями обеих сторон, повлекшими соответствующие затраты сил и средств, и достигнутыми в итоге битвы результатами, так и осталась нерешенной. Нового комплексного аналитического исследования Курской битвы в российской историографии до настоящего времени так и не появилось, хотя оно крайне необходимо с учетом появления большого объема не принимавшихся ранее во внимание данных и сведений о противнике.
Первичными источниками о Курской битве с германской стороны были мемуары и военно-исторические исследования немецких военачальников. Наиболее известные источники – работы Г. Гудериана, Э. Манштейна, Ф. Меллентина, В. Неринга, Л. Рендулича, К. Типпельскирха и некоторых других авторов, где имелись разделы, посвященные битве, – были известны в СССР и эпизодически использовались Генеральным штабом в сочетании с трофейными материалами, а также более поздними трудами западногерманских историков: В. Герлица, Я. Пикалькевича, К. Рикера, К. Центнера, Й. Энгельманна и др. При этом, исходя из идеологических установок, советские историки исключали из числа источников некоторые весьма авторитетные материалы, например специальное исследование участника Курской битвы с германской стороны, командира частей и соединений войск СС С. Штадлера «Наступление под Курском». Более того, вообще не учитывались обширные, но разрозненные данные, которые содержались в историях отдельных немецких частей и соединений, участвовавших в Курской битве, публиковавшиеся в Западной Европе и США.
Вместе с тем недостаточное внимание к германским источникам объясняется не только их разрозненностью или пропагандистскими соображениями. Если попытаться оценить перечисленные выше работы в общем плане, то всех их в большей или меньшей степени отличает «взгляд побежденных», то есть пристрастная интерпретация событий с позиции оправдывающихся. Эта позиция отражается стремлением представить немецких солдат и офицеров «джентльменами поля битвы», а также возложить всю ответственность за ошибки, неудачи и военные преступления на Гитлера и его ближайшее окружение, а также тех военачальников, кто не смог или не стал оправдываться после войны, активно сотрудничая с оккупационными властями. Немецкие исследования Курской битвы имеют скорее обзорный характер, поскольку авторы не располагали ни точными данными о советской стороне, ни данными о численности и потерях собственно германских войск.
В то же время, помимо хорошо известных публикаций крупных германских военачальников, в США был собран значительный объем неопубликованных первичных источников, неизвестных широкому читателю, – это тематические очерки и аналитические обзоры германских военных, которые в первые послевоенные годы согласились подготовить материалы для Исторического отдела командования Вооруженных сил США в Европе (Historical Division of USA European Command). В их число входят, например, теперь хорошо известные работы Э. Рауса (сведенные в общий труд под названием «Танковые сражения на Восточном фронте»), а также Г. Хейнрици и Ф.В. Гаука («Цитадель»: атака на Курский выступ русских»). Кроме этих значительных по объему исследований, тогда же было аккумулировано множество отдельных тематических отчетов участников Курской битвы из числа германских офицеров армейского, корпусного и дивизионного звена управления: Г. Брейта, Т. Буссе, Г. Зейдемана, Ф. Клесса, Г. Теске, Р. Романа, Ф. Фангора.
Американские военные историки Д. Гланц, С. Ньютон, Дж. Хауз обработали имеющийся в их распоряжении массив этой уникальной ресурсной информации, представляющей профессионально выполненный анализ различных тактических, оперативных и стратегических аспектов войны на советско-германском фронте. В итоге результаты исследований, в особенности, на наш взгляд, выводы С. Ньютона, являются наиболее достоверными и обоснованными в части действий и решений германского командования. В совокупности с материалами о ходе боевых действий, изложенными в работах П. Кареля и В. Хаупта, исследования Д. Гланца и С. Ньютона позволяют сформировать достаточно полное представление о войне «по-германски» на Восточном фронте. В сравнении с трудами Д. Гланца и Дж. Хауза («Курская битва. Решающий поворотный пункт Второй мировой войны»), а также С. Ньютона («Курская битва: немецкий взгляд»), другие работы, например исследования У. Данна («Курск: рискованная ставка Гитлера, 1943») или Р. Кросса («Операция «Цитадель»), являются больше компилятивными и не содержат существенно значимой новой информации или новых аналитических выводов.
В то же время американские и западноевропейские авторы, концентрируя свое внимание на операции вермахта «Цитадель», оставляют почти без внимания операции советской армии «Кутузов» и «Полководец Румянцев», превосходящие «Цитадель» по своим масштабам и последствиям. Их исследования опять-таки ограничены отсутствием достоверных данных о потерях с обеих сторон на различных этапах битвы. Относительно германской стороны это ограничение было частично устранено лишь благодаря работам немецкого военного историка К.Г. Фризера и труду шведских военных историков Н. Цеттерлинга и А. Франксона «Курск 1943: Статистический анализ», вышедшему в Лондоне в 2000 году. Указанные авторы оперировали в основном данными, полученными из Федерального военного архива Федеративной Республики Германии (ВА-МА). Заметим, что, пользуясь этим же ресурсами, Н. Цеттерлинг несколько ранее, в 1996 году, подготовил исследование «Потери на Восточном фронте во время Второй мировой войны». Но и эти работы оказались не свободны от тенденциозности, парадоксальным образом оставаясь в рамках традиции «взгляда побежденных». Авторы явно стремятся преуменьшить как потери германских войск в ходе операции «Цитадель», так и вообще значимость операции в целом.
Таким образом, при всех отличиях методологических принципов изучения истории Курской битвы беспристрастный взгляд показывает, что почти все указанные выше исследования являются в первую очередь различными интерпретациями событий, которые отражают идеологические позиции авторов в оценке истории. Так, например, С. Ньютон, пытаясь объективно критиковать немецких военачальников и четко показывая допущенные ими ошибки, в целом оказывается «заложником» их версий происходившего и разделяет общие выводы именно германского генералитета по поводу Курской битвы. Знаменательно, что аналогичной тенденцией отмечены и труды одного из лучших аналитиков в сфере военной истории Б. Лиддел-Гарта в той их части, которая посвящена войне на советско-германском фронте.
Построение истории. История, какой бы объективной или не объективной она ни представлялась, какой бы правильной или неправильной ни была, всегда неизбежно является позиционной. Попытки создания неких стабильных учебников, где бы излагалась какая-то усредненная или компромиссная история, с треском провалились. К примеру, немцы с поляками полтора десятилетия пытались создать такой современный учебник, и ничего у них не вышло.
В этом плане предлагаемый на суд читателей труд а является своего рода уникальной попыткой представить события Курской битвы с позиции свободной от господствовавших ранее идеологических ограничений и превалирующих задач превознести или принизить роль и значение тех или иных эпизодов, решений, успехов и неудач. Перед нами комплексное объемное монографическое исследование, в основе которого аналитическая обработка ресурсов исторических данных, сведений, документов и свидетельств, в значительной мере свободная от пристрастного отношения к победителям или побежденным. Основное внимание аналитика направлено на исследование оптимальности тех или иных решений как советских, так и германских военачальников.
Ведение военных действий и управление войсками относятся к экстремальным видам социальной деятельности, где ошибки неизбежны в силу самого характера и условий этой деятельности. Все известные в истории «великие полководцы» совершали ошибки, причем во многих случаях они имели решающее влияние на судьбу военных кампаний. Но констатация и смакование ошибок военачальников мало что прибавляет к пониманию существа происходивших событий. Необходимо проанализировать совокупность факторов, детерминировавших принятие ошибочных решений, чтобы выявить существенные закономерности в деятельности отдельных военных вождей или целых военных систем. Здесь-то автором и проделана значительная работа по анализу огромного массива ресурсной информации обо всех операциях Курской битвы. Исследование отличает даже корректное использование математико-статистических методов обработки данных. В отличие от предшествующих заданных интерпретаций результаты проведенных исследований направлены на установление целесообразности и обоснованности оперативных и оперативно-тактических решений командования с обеих сторон в реально складывавшихся ситуациях. При этом рассматриваются и альтернативные варианты решения оперативных задач. Еще раз отметим, что такой подход прямо противоположен имевшим место ранее идеологизированным интерпретациям событий, когда априори постулировалось, что цель оправдывает средства, и, таким образом, любые жертвы были оправданы для достижения тех или иных оперативных и стратегических задач.
Необходимо обратить внимание, что можно по-разному оценивать события тех лет и их последствия. Но то обстоятельство, что одним из центральных моментов истории ХХ века была смертельная схватка двух мировых идеологий – коммунистической и фашистской, жизнеутверждающей и человеконенавистнической, обосновывающей право на освобождение и обосновывающей право на порабощение, еще долгие годы будет отдаваться эхом в интерпретации таких столкновений, в которых ни одна из сторон не считалась ни с какими жертвами.
В этой ситуации автор делает попытку анализировать переломные моменты истории, не снимая ответственности за необоснованные потери и жертвы ни с одной, ни с другой стороны, представляя суть происходившего в обостренной правдивости фактов и аналитики…
Именно такой подход сейчас крайне необходим, чтобы ослабить действие аттракторов хаоса в историческом сознании общества, отойти от идеологического противостояния, сужающего это сознание до озлобленности к расширению границ понимания неразрывной связи событий прошлого, настоящего и будущего. Непредвзятый, искренний, страстный подход к истории людей, обладающих научным мышлением и методами аналитической обработки ресурсов данных и сведений, должен позволить общественному сознанию выработать общую консолидированную позицию к нашему прошлому, что открывает возможность перехода и к тому, что очень емко отметил русский историк и философ И. Забелин в конце XX века: «Всем известно, что древние, в особенности греки и римляне, умели воспитывать героев… Это умение заключалось лишь в том, что они умели изображать в своей истории лучших передовых своих деятелей не только в исторической, но и поэтической правде. Они умели ценить заслуги героев, умели различать золотую правду и истину этих заслуг от житейской лжи и грязи… Они умели отличать в этих заслугах не только реальную и, так сказать, полезную их сущность, но и сущность идеальную, то есть историческую идею исполненного долга и подвига, что возвышало характер героя до степени идеала».
Так какая нам нужна история? И нужна ли она вообще? Из глубины древности до нас дошли мысли о то, что «та или другая слава и знаменитость народа или человека в истории зависит вовсе не от их славных или бесславных дел, вовсе не от существа исторических подвигов, а в полной мере зависит от искусства и умения или даже от намерения писателей изображать в славе или уничтожать народные дела и деяния исторических личностей».
Пройдут столетия, отойдут в тень разногласия, но, как в древних мифах, останется память о героях, мудрецах и провидцах, о трусах, глупцах и предателях. История создавалась раньше и будет в дальнейшем строиться и выкристаллизовываться с развитием общественного сознания, которое аккумулирует интеллектуальное и духовное подвижничество лучших представителей народа. Предлагаемый вниманию читателей труд можно рассматривать как весомый вклад не только в историческое познание, но и в формирование общенациональной позиции в условиях крайне поляризованных оценок недавних событий родной истории.
Овчинский Анатолий Семенович
доктор технических наук, профессор