Читать книгу Там, где всё настоящее. Рассказы - Петр Давыдов - Страница 3

Он правда крякнул: сперва хорхнул, как вальдшнеп, а потом крякнул. Но сначала приехал. На охоту. Сельский люд с восхищением смотрел на его амуницию, спрашивали, не навсегда ли приехал, – вещей-то и оружия с добрый вагон столыпинский с собой приволок. Наши егеря помогали – разгружали-носили всякие чемоданы, рюкзаки, пакеты, свертки. Как – всего на две недели приехал?! С таким-то скарбом? Ну, брат ты мой!

Насчет братьев немец сразу все разъяснил, едва ступив на сельскую землю и окинув пристальным взором лесной океан. «Белые негры» – так он назвал жителей старого русского села и заржал, как лошадь. «Што он там смеется, кажись, про негров каких-то заговорил?» – спросили в селе. «Дак это он пошутил, кажись», – пояснил егерь Валера, статный парень, оставивший службу в спецназе очень серьезного нашего ведомства после кавказской кампании и владевший немного немецким. Его и обозначили переводчиком на всякий случай.

Хотя с немцами наши сходились легко и просто – много их на охоту приезжает, вот и вспомнили еще с детства, а кто и с военного детства, усвоенные слова-выражения. В дом приглашали – чаем поили. Однажды приехал старичок, на ногах держится, но в лес не стремится – что и за охотник. Оказалось, потратил кучу денег на путевку именно сюда, в наше именно село, потому что сидел здесь в лагере для военнопленных. Был у нас такой сразу после войны, старшие рассказывали. Даже могилы пленных где-то были, но заросли все. Дед приехал, ходил, вздыхал, а то и плакал. Вдруг как заорет – бабу Нюру увидел. Та и ведра уронила, от испуга присела. Он к ней кинулся – целует, обнимает. Оказалось, вспомнил ее: она его и его друзей хлебом тайком кормила, как-то умудрялась передавать то ли во время их работ, то ли через «колючку» кидала, когда те гуляли. Баба Нюра его тоже признала, заплакала: «Это ты, что ли? Гюнтер?» Ну, тут уж все село обрадовалось, больше года и говорили про их встречу. Хорошая была встреча. На охоту он так и не сходил ни разу – все у бабы Нюры потом дома сидел. Наши егеря поняли.

А тут не поняли – хамить немец начал. Типично так, по-немецки, с придыханием и присвистом, – то «белые негры» ему спать мешают, то по свистку в 06:12 кофий не несут, а несут на три минуты позже или раньше, то небо не такого цвета, каким обязано быть в 05:45, то еще что-нибудь выдумает. «Минус ахт евро к вашим чаевым», – подсчитывал на калькуляторе. «Да понеси его леший с его чаевыми!» – согласились егеря. Те, кто постарше, просто молчали.

Ему бы товарища, чтобы скуку развеять, но немца подходящего не нашлось в запасе – может, потому один и приехал, что другие от него отказались. Старшие, было, думали посидеть с ним, но когда прочухали про «белых негров», предусмотрительно оставляли оружие дома, а в покои немца не заходили вообще. Сельской фантазии долго не потребовалось напрягаться – назвали дорогого гостя Гитлерюгендом, и все тут. Одно дело бабыНюрин Гюнтер – тут все понятно и с уважением. Другое дело Гитлерюгенд – тут тоже все понятно и без уважения.

Но контракт есть контракт, раз договорились, надо выполнять. Что ему там надо: кабана, медведя? Сходи с ним, Валера, на засидку. Моросит сегодня, и хорошо – зверь хуже чует. Валера, вздохнув, подчинился: такая работа, да и привык он. В 03:14 был добыт медведь, очень неплохой по здешним меркам. В 03:30 следующей ночи добыли кабана. Ошалели даже опытные егеря – успех серьезный что для охотника, что для проводника: в такой короткий срок выполнить всю программу!

Расчувствовался и Гитлерюгенд: в 12:00 попросил всех участников и организаторов его великолепной охоты (штук сто фотографий сделал с каждым своим трофеем) собраться в его домике – хочет-де отблагодарить напоследок. «Неужто очнулся?» – обрадовались мужики и собрались ровно в 18:10 в назначенном месте.

Описывать охотничьи застолья – дело неинтересное, к тому же результат всегда известен заранее. Но наши-то, вишь, или не пьют вообще (главный егерь – зверь дисциплинарный) – кто из принципа, кто из страха, кто «закодировамши», – или, как главный егерь, пьют, но в меру – так, на человека посмотреть. Всякое видали.

А Гитлерюгенд напился вдрызг. Хорхнул, как вальдшнеп, и крякнул. Посинел, упал – черный язык вывалился. Тут даже самые патриотично настроенные мужики забеспокоились – этого еще не хватало. Давай его откачивать – по щекам хлестать, по грудной клетке, трясти беднягу что есть силы, кто в «скорую» райцентра звонит, кто валидол в аптечке перебирает. «Помираешь ведь, гад, – орут, – а нам за тебя отвечать?!» Валера перекрестился. Третий раз в жизни, как оказалось потом. Краска прилила к лицу немца, язык втянулся, глаза открылись. Испуганные: «Что это было со мной?» – «Так, ничего. Чуть не помер просто. Пить меньше надо», – ответили мужики. Ответ немца озадачил всех: «Нет! Я по плану должен прожить до 95 лет! У меня план!»

Пока немец не крякнет, русский егерь не перекрестится. Все ж таки испугались мужики сильно – пошли утром к батюшке, жившему у церкви, недавно открытой. То, се – рассказали ему: «Нам бы, батюшка, свечку поставить о здравии… немца одного» – чуть не сказали «о здравии Гитлерюгенда», но вовремя спохватились. Священник говорит: об инославных молятся дома, в частной молитве, а свечки поставьте лучше о здравии своих родных и о упокоении тех, кто скончался. «А что с немцем-то вашим?» – переспросил.

– Да-а у него тут чуть план не сорвался, – не выдержал Валера. – План у него такой – прожить он должен до девяноста пяти, а если раньше помрет, то не считается. А сейчас ему под пятьдесят годков, и пьет как лошадь!

– Так ведь не доживет до плана-то!

– А мы о чем!

– Можно мне на него хоть глазком глянуть?

– Ради Бога.

Гитлерюгенд, когда увидел православного священника, как-то весь поджался, в кресло втиснулся. О чем они говорили, не знаю. Сначала просто спокойная речь была – и ломаная русская, и ломаная немецкая, а потом и смех начался.

Вышел батюшка, улыбаясь:

– Хорошо поговорили.

– О чем?!

– А я знаю?

Вышел и немец, и – о чудо! – тоже улыбается: «Кирхе – там?» – пальцем показывает, спрашивает. «Сто метров. Каждый день мимо ведь проезжали». Пошел. Не было его полчаса примерно, мужики опять забеспокоились: «И не отпоешь ведь, если не православный, – батюшка сказал! Сходи, глянь, как он там!» Валера поднялся в храм, вышел, ответил ожидавшим егерям и священнику: «Он там на коленях стоит перед налоем. Не буду ему мешать». – «Ого! Значит, все-таки поняли друг друга», – сказал священник.

С тех пор Гитлерюгендом немца никто больше не называл, а он перестал хамить и нарываться. Наш человек.