Оглавление
Петр Горелик. История над нами пролилась. К 70-летию Победы (сборник)
Слово об авторе и его книге
История над нами пролилась
Вместо предисловия
Самое начало жизни
Имя и судьба
Две Нины
Родители
Врачи в моей жизни и судьбе
От очарованности к разочарованию
Голодомор и Геродот
Квартирный вопрос
Прививка от культа толпы
Солнечное киевское детство
XX век. Лубянка
Впервые в большом европейском городе
Вуйт времен Австро-Венгрии
Дела религиозные
Третья армия
Его кредо – беречь жизнь солдата
Случай
Как я едва не загремел под фанфары
Ад кромешный под Штеттином
Находка в столе фашистского жандарма
Генералы в моей службе и судьбе
После войны
Свадебное путешествие. Встреча с Сашей
Зиновий Биркинблит
Спасенный Бабель и освобожденный Маяковский
Незадолго до Холокоста
«Три ноль» не в нашу пользу
Генерал Самуил Миронович Рогачевский
Тверь. «101-й километр»
В ожидании чуда
Народ мы или население?
В поезде поздней осенью
Погаснет ли костер ксенофобии?
Трагическая дата
Разговор в одиннадцатом «Б» классе
«Небоевой» эпизод, рассказанный военным летчиком Литинецким
Брать «языков» – моя военная профессия (Рассказ Зиновия Леонидовича Меркина)
Господи, с меня довольно… (Киносценарий[22])
Крошево
Крошево
Начато до войны
Отрывок из книги
Петр Горелик (1918–2015) – ветеран войны, общевойсковой командир, выпускник Академии им. Фрунзе и многолетний преподаватель тактики, полковник в отставке, мемуарист; ближайший друг Бориса Слуцкого, автор замечательной книги о нем, публикатор наследия Бориса Слуцкого. Мемуары Петра Горелика «Служба и дружба» (2003) поражают свежестью взгляда и точностью письма, а последняя книга очерков и воспоминаний «История над нами пролилась» написана, пожалуй, и посильней, хоть автору уже было за 90. Горелик был из тех людей, которых петербургский философ Александр Секацкий относил к редкой категории «воинов блеска» – людей, в результате многолетнего риска научившихся блистательно презирать опасность. Горелик рассказывает в этой книге не только о харьковском детстве, не только о том, как в интернациональной русско-украинско-еврейской среде отковывался его веселый, добрый и стойкий нрав, но прежде всего о тех людях, которых сформировали небывалые прежде обстоятельства.
Под давлением уникальной советской среды росло и зрело поколение, которому предстояло решать непредставимые задачи, поколение, в котором воплотились заветные мечты России. Давление было таково, что тут одно из двух – или сломаться и погибнуть, или выстоять и выковать в себе фантастические человеческие качества. Никакому из человеческих поколений не пожелаешь такой школы жизни. Горелик рассказывает о двадцатых, тридцатых, сороковых – без ностальгии, без лакировки. Здесь нет попытки оправдать прошлое, нуждается оно в оправданиях или нет. Здесь нет обычной и естественной для мемуариста слабости: «Что пройдет, то будет мило». Горечь воспоминаний Горелика подслащена трезвым и точным осознанием великой участи, выполненной миссии. Книга Горелика – ироническая, часто язвительная – все же не сводит счеты с прошлым: она полна достоинства и мужества. Главное же – она свидетельствует о великих временах и великих страстях, о людях, равных которым мы сегодня не видим.
.....
В 1937 году меня потрясла судьба молодой, яркой красоты женщины, приехавшей из Ленинграда к харьковским родственникам моего отчима, чтобы оставить им свою маленькую дочку. После того как был арестован ее муж, кто-то из бывавших в их гостеприимном доме доброжелателей, служивший в органах, посоветовал ей срочно уехать из Ленинграда и надежно пристроить ребенка. Нина Николаевна выбрала Харьков. Она была первой увиденной мной жертвой начавшего разрастаться террора. Не знаю, что больше подействовало на меня – ее прекрасная внешность или предчувствие ее горькой судьбы, но я влюбился. Это было чувство платоническое, односторонняя любовь на значительном расстоянии. Скорее даже не любовь, а поклонение красоте. Не остался к ней равнодушным и Миша Кульчицкий, друг моей юности.
Судьба этой прелестной женщины сложилась трагично. Когда через несколько месяцев после ареста мужа она возвратилась в Ленинград, чтобы оплатить квартиру, управдом попросил ее предъявить паспорт. Спрятав документ в ящик стола, он по телефону известил «компетентные органы» о ее появлении в Ленинграде. Таковы были нравы «эпохи сверхбдительности и тотального доносительства». (Хотя, вспомним, нашелся все же чекист, не побоявшийся предупредить бедную женщину и тем спасший ее ребенка). Она тут же была арестована. Как «член семьи изменника родины» она провела в тюрьмах, лагерях и ссылке почти десять лет.
.....
