Читать книгу Зимопись. Путь домой. Аз - Петр Ингвин - Страница 3

Где-то поблизости – не в обеденном зале, а, скорее, на лестнице или в соседних помещениях – верещал, жалуясь на жизнь, звонкий сверчок. В окошки-бойницы с шорохом задувал ветер. Было слышно, как в поселке за внешней стеной женский голос истерично отчитывал нерадивого мужа. А когда Иона потер ладони, от неожиданности все обернулись на него, отчего парнишка жутко покраснел.

Долгую паузу нарушил дядя Люсик:

– Делать судьбоносный выбор лишь для того, чтобы угодить маме или доказать ей что-то…

Ефросинья скривилась, будто вместо апельсина грейпфрут откусила, но ответить не успела и тоже застыла с открытым для возражения ртом, поскольку в разговор внезапно встрял Малик.

– Если мне дозволено будет сказать, – медленно и весомо проговорил он, – то я хочу поблагодарить царевну за мудрый выбор и поддержать в нем. Она – будущая глава семьи, ее надежда и опора. Царевна Ефросинья уже сейчас руководствуется в решениях не личными хочушками, а общими интересами, и это говорит о многом. Я вижу в молодой царевне огромный потенциал. Мое мнение в этом вопросе – это, конечно, не самое главное, но прошу учесть, что я готов подождать, сколько требуется, чтобы в качестве одного из будущих мужей помочь ей достичь вершин, которых, нисколько в этом не сомневаюсь, она заслуживает. – Малик положил ложку в опустевшую тарелку и поднялся во весь чудовищный рост, отчего показалось, будто в холмистой местности землетрясение вытолкнуло из недр грозный каменный пик. – Мне лестно внимание юной царевны к моей скромной персоне. Я готов делом доказать, что ее выбор – мудр и оправдан.

Когда дело касалось чего-то важного, Малик умел находить нужные слова. Наверное, потому он и стал вождем – не за силу мышц, которая в избытке встречалась у многих, а за силу слова, сказанного нужным людям в нужное время.

Удовольствия на лице Ефросиньи хватало, чтобы на пару веков сделать счастливыми несколько стран средних размеров.

– Мне приятно это слышать. – Она оглядела пустые тарелки на столе и тоже поднялась. – Мой избранник покажет нам свой меч?

Достаточно было приказать, но царевна спрашивала. И у меня возникло подозрение, что она хочет сказать больше, чем говорит.

– Мой меч всегда к услугам моей госпожи. – С прижатой к груди рукой Малик низко поклонился.

В самой нижней точке он чуть повернул голову и подмигнул мне. Я выпятил нижнюю челюсть, стараясь соорудить на лице максимально суровое выражение. Только бы не засмеяться.

События повернулись так, что обо мне забыли. Ничего лучше не придумать.

Для меня – да. А для Малика…

Ежкин кот, да он же смотрит вперед дальше нас всех!

Отличный ход. Отныне Малику и любым легальным спутникам, которые будут его сопровождать, вход в башню, где живет Шурик, открыт. То, от чего я всеми конечностями отбрыкивался, нам оказалось нужно. Малик взял удар на себя.

Глядевшая со своей внутренней колокольни, Ефросинья просто сияла от счастья. Она видела случившееся по-другому.

Другое дело, как намерение о помолвке с бывшим вождем разбойников воспримет царисса Анисья. Никто не гарантирует, что позже не придется пожалеть. Ну, это позже. Сейчас маневр Малика дал нам еще один шанс вернуть Шурика с минимальными жертвами, а то и без них. У дяди Люсика выпрямилась спина, глаза заблестели. Он тоже склонился в поклоне:

– Я рад, что все так удачно устроилось.

Иона, Брячислав и Антип вскочили:

– Ну пойдемте же уже!

Походкой коронованной императрицы Ефросинья вышла из обеденного зала первой, все остальные последовали за ней.

В нашей комнате Малик попросил мальчишек принести ему стоявший около стула меч. Они бросились втроем, старший распихал мелких и, одной рукой взявшись за рукоять, а второй едва удерживая тяжелую ношу на весу, подал ее владельцу. В руках Ионы оружие больше походило на вырванный из земли столб, если сравнивать масштабы мальчика с этим мечом и Малика со столбом.

– Спасибо. – Малик прокрутил вынутым из ножен «столбом» свистящие восьмерки, при этом умудрился не задеть ни мебели, ни пола, ни потолка. Ни, самое главное, никого из присутствующих. Хотя, кое-кого, на мой взгляд, стоило бы, желательно – по голове, и так, чтобы там больше ни одной мысли в прежнем духе до конца жизни не возникло. – Надеюсь, в скором времени мои умения пригодятся.

Мы с дядей Люсиком навострили уши: разговор вновь вышел на нужную тему. Проговорится ли царевна о происходивших снаружи событиях?

Прогадали. Она, как обычно, думала только о себе.

– Конечно, пригодятся. Прошу знаменитого вождя рыкцарей дать мне урок обращения с этим видом оружия. В школе нас такому не учили.

– В школе… – начал дядя Люсик.

Ефросинья перебила, глядя только на Малика:

– Мы сейчас не в школе. Мешать вашим спутникам мы не будем, поэтому пройдем в мою комнату…

Малик вставил меч в ножны и в очередной раз поклонился:

– Как я уже сказал, мой меч всегда к услугам моей госпожи. Все, что я знаю и умею, станет собственностью моей хозяйки, но сейчас я прошу возможности отдохнуть после долгой дороги.

– И вставать нам очень рано, – прибавил дядя Люсик. – Мы уйдем на рассвете. Без лошадей идти долго и трудно…

Он снова сделал многозначительную паузу.

Царевну всячески выводили на тему потрясших страну событий. Защищать башню царисса оставила хилых и старых, и это значит, что все необходимое для войны отбыло в неизвестном направлении, и свободных коней, скорее всего, в башне и поселке не найдется.

Ефросинья намеков не понимала, ее занимали только личные проблемы.

– Хорошо, мы займемся этим, когда ты вернешься, – кивнула царевна. – Буду ждать решения Верховной царицы. Лошадей дать не могу, вы сами знаете, что творится вокруг и где лошади теперь нужнее. – Она достаточно искренне вздохнула. – Жаль, что уже поздно, я бы не отпустила вас без рассказа о похождениях. К счастью, – ее лицо вновь расплылось в улыбке, – это не последняя наша встреча.

Я предпочитал молчать. В сложившихся обстоятельствах лучшее для меня – это быть незаметным. Я бы и дышать перестал, если б возможно было.

Но как я ни прятался за спиной дяди Люсика, царевнин взгляд выцепил меня и оживился:

– А Чапа…

– Моя госпожа, – рискнул перебить Малик с еще одним уважительным и почти душевным поклоном, – позволите ли человеку, тоже немного умеющему смотреть вперед, высказать мнение, которое может помочь в одном из главных жизненных выборов?

– Говори, – разрешила Ефросинья тоном королевы, готовой как помиловать, так и покарать.

– Сегодня вы сделали один судьбоносный выбор, и любой подтвердит, что решение было правильным, если смотреть на годы вперед. Возможно, сейчас вы захотите укрепить семью еще одним мечом, хорошо вам известным и, как мне кажется, не менее достойным. И если брать сегодняшний день, то это будет тоже правильно. Но впереди – долгая жизнь. Возникающие на пути в величию новые проблемы желательно решать по мере конкретной необходимости, и мне, как лицу заинтересованному, кажется, что не стоит сразу связывать себе руки. Тогда в будущем не придется тратить силы на сумку без ручки, которую и нести неудобно, и выбросить жалко. Ну, в смысле, что невозможно.

Я чувствовал, как у меня заполыхали уши. Это я-то – сумка без ручки? Обидно слышать, пусть подсознательно и понятно, что таким образом Малик меня спасал.

Ефросинья думала недолго.

– Именно это я и хотела сказать, – царственно заявила она. Ее направленный на меня собственнический взор угас, через миг в нем не осталось ничего, кроме отстраненного высокомерия. – Чапа, в другое время ты тоже мог бы рассчитывать на мою благосклонность, но сейчас, когда будущее нашего общества покрыто мраком, я не могу брать под свое крыло первого встречного. Ты человек способный и удачливый и, я уверена, однажды обязательно составишь партию кому-нибудь из высшего сословия. Могу навскидку назвать несколько общих знакомых, которые не прочь заполучить тебя в невесторы. Впрочем, ты их и сам знаешь. Значит, мы еще не раз встретимся в гостях или на забаве. Возможно, у нас даже получится вместе вспомнить времена, когда ты думал, что быть Тамариным – это здорово. А я уже тогда говорила тебе, что ничем хорошим это не кончится. Подумай об этом. – Ефросинья обернулась к дяде Люсику: – Папринций, красивых снов.

Голова царевны качнулась в сторону выхода. Три брата поняли это как прямое указание и, продемонстрировав чудеса многолетней дрессировки, первыми покинули комнату – безмолвно и чуть ли не строем. Последовавшая за ними царевна остановилась в дверях:

– Малик, у меня в последнее время постоянная бессонница, и если тебе тоже будет плохо спаться – вспомни про обещанный урок. Я распоряжусь, чтобы тебя пропустили.

И мы остались одни.

Малик шепнул:

– Если нужно бескровно захватить башню и высокопоставленную заложницу, лучший день для этого – сегодня. Такой трофей можно сменять на кого и на что угодно. Жаль упускать такой случай. – Он вздохнул. – Но придется.

– Наше время еще не пришло, – подтвердил дядя Люсик.

– Тогда, быть может, все же сходить в гости, посмотреть, как там что и где? – Малик указал взглядом вверх.

– Все башни почти одинаковы, – проворчал в ответ дядя Люсик, – эта ничем не примечательна, и мы вроде как не собираемся брать ее штурмом ни сейчас, ни потом. Вот если бы ты узнал то, зачем мы пришли…

– Могу попробовать разговорить красавицу. – Малик задумчиво куснул губу. – Впрочем, нет. Риск того не стоит. – Он повернулся ко мне: – Царевна очень религиозна?

Я уловил суть вопроса.

– Тебя интересует, как она относится к чертям? Узнает об этом прилюдно – тут же сдаст с потрохами, а наедине извлечет из ситуации максимум. Деда же своего она не сдала, хотя он явный пришелец откуда-то.

– Получается, что если нарыть на нее подходящий компромат, то можно договориться о чем угодно?

– Думаю, да, – признал я.

Перешептываясь, мы раздевались, настало время ложиться в постель. Я занял место слева, дядя Люсик – справа. Малик, потушив факелы, расположился в ногах поперек.

– Кстати, что это за времена такие, на которые намекала царевна? – спросил он меня и жеманно выговорил, подражая голосу и манере Ефросиньи: – «Возможно, у нас даже получится вместе вспомнить времена…»

Хорошо, что темно.

– Царевна уже подбивала ко мне клинья, а я уперся.

Вдаваться в подробности не хотелось.

– Тогда все ясно. – Малик умолк.

Сразу же заговорил дядя Люсик:

– А кто еще не прочь заполучить тебя в невесторы? Огласите, пожалуйста, весь список.

– Меня примеряли на себя в этом качестве все спасенные из плена царевны.

– Все пятнадцать?! – Брови Малика поползли вверх.

Пусть и незаслуженное, но произведенное впечатление мне понравилось.

Я как можно небрежнее пожал плечами:

– На безрыбье, как известно, и рак рыба.

– Слова не мальчика, но мужа. – Дядя Люсик зевнул. – Спокойной… пардон, кажется, я по дому соскучился. Красивых снов.

Спать в кровати оказалось не просто замечательно, а… не знаю как. Потому что я ничего не почувствовал: веки едва прикрылись, а дядя Люсик уже тряс за плечо:

– Подъем. Уехать нам лучше раньше, чем хуже позже.

Он поднял нас задолго до рассвета. Несколько ночных часов пролетели быстрее секунды, тело требовало продолжения банкета, то есть, сна, голова не работала. Не слушались мышцы.

Это никого не волновало. В том числе и меня. Человек ко всему привыкает, а слово «надо» – главное слово, которому, будь моя воля, я учил бы детей раньше, чем даже долгожданным «папа» и «мама». Если ребенок проникнется смыслом «надо», то родителям большего и не требуется, они уже будут счастливы. Ученые спорят, как появился человек разумный: взяв в руки палку или приручив огонь? Фигня то и другое. На самом деле только «надо» делает человека человеком.

Царевна Ефросинья провожать не вышла, хотя ее известили о нашем отбытии. Вернувшийся бойник сообщил:

– Хозяйка желает доброго пути и успешного решения всех проблем. По возвращении цариссы Анисьи предложение о невесторстве будет подтверждено или, если это по каким-то неизвестным ныне причинам невозможно, то отозвано. В любом случае царевна Ефросинья дождется известий из крепости о новом статусе объявленного невестора.

Нам отперли ворота, и башню мы покинули в темноте, тишине и промозглой предутренней свежести. Все же сон в кровати, ужин за столом и, в целом, жизнь в домах – очень расхолаживают.

На востоке занималась только-только проклюнувшаяся заря, над лесами и уходящей вдаль дорогой слегка розовело, и радовало, что дальнейший наш путь лежал именно туда. К свету. Я бы даже сказал «к Свету». Из окружавшей нас тьмы – к чему-то лучшему.

Умею же я себя успокаивать. Получается не всегда, но когда получается – чувствую себя гением аутотренинга и нейролингвистического программирования. Самое чудесное – это если теория становится эффективной практикой при почти нулевом знании теории. Разве не повод в очередной раз восхититься собой? Сам себя не похвалишь – никто не похвалит.

Главное в таком случае – не зазнаться. Выше прыгнешь – ниже падать. И больнее. Проверено.

Быстро оставленный позади поселок просыпался, ветер нес нам вслед запахи горящих дров и свежего хлеба. Мы спешили. Чем меньше посторонних нас увидит, тем лучше. И уйти с дороги лучше бы затемно – мало ли кто едет по срочным делам невзирая на время суток? Даже если повезет, и встреченный окажется категорически нелюбопытным к нашей истории или же кладезем полезной информации – мало ли кто еще проедет мимо или нагонит и решит тоже познакомиться и поговорить?

Вскоре башня осталась достаточно далеко. Малик покрутил головой и, убедившись, что из поселка нас не видно, свернул с дороги к оставленным в лесу товарищам.

– Ну и что мы узнали? – хмуро поинтересовался он.

– А мы что-то узнали? – вопросом на вопрос ответил дядя Люсик. – Миссия провалена. На будущее мы сумели проложить тропинку в семейство Анисьи, но о событиях, которые перевернули нормальный уклад владетельных семей, мы не узнали ничего.

– Котя обещал наведаться ночью в ближайшую деревню, – сказал Малик. – Его экспедиция может оказаться удачнее нашей.

– В плане информативности… – начал дядя Люсик.

– Стойте. – Малик застыл на месте.

Что-то в его голосе заставило нас повиноваться раньше, чем понять, что происходит.

– Изображаем, что отошли с дороги по маленькой нужде. – Малик сделал несколько шагов в сторону от нас.

Мы с дядей Люсиком отвернулись друг от друга, приподняли юбки, а глазами осторожно покосились поочередно в каждую из сторон. Нигде никого, дорога пуста в оба конца, и по обочинам, насколько хватало взгляда, тоже пусто. Может быть, Малик что-то услышал?

Нет, с приспущенными спереди штанами он делал вид, что занят поливанием невысокой травки, сам при этом разглядывал воткнутую в землю стрелу. Заметил же, хотя мы с дядей Люсиком беспечно прошли мимо. Пора спускаться с небес на землю. Пока я хвалил себя за успехи в одном – чуть не проспали гибельное другое. И если бы не зоркость и некая звериная интуиция Малика…

– Болдырь так и не научился правильно вязать узлы на оперении. – Малик отвел взгляд от стрелы. Наклон древка сообщал, что она прилетела из леса – именно оттуда, куда мы направлялись. – Это сигнал для нас: туда идти нельзя.

«Там остался мой меч!» – взвопило все мое естество.

Естественно, я промолчал. Малик тихо продолжил:

– На лагерь напали. Если противников было мало, то после перестрелки наши ушли вглубь леса в разные стороны, чтобы погнались за кем-то одним. Позже мы встретимся на оговоренном месте. Это я рассматриваю лучший вариант. В худшем – никого уже нет в живых.

Дядя Люсик опустил юбку и задумчиво почесал подбородок.

– Впереди засада? – спросил он.

– Скорее всего, – признал Малик. – Противник мог продолжить преследование или оставить засаду. Первое для него невыгодно. Обнаружить лагерь могли царберы или отряд какой-нибудь проезжей цариссы. Царберы хороши в поле, в лесу их преимущество теряется. Они как танки в городе – страху нагонят, территорию под свой контроль заберут по-любому, но легкую пехоту до конца не перебьют при всем желании. Свита цариссы более подвижна – конечно, при хорошей выучке – но частично открыта для стрел. На рожон такие лезут лишь в крайнем случае, когда затронута честь или нет другого выхода. Думаю, это не наш случай. В последние дни мы никому дорогу ни в прямом, ни в переносном смысле не переходили, а старые обиды не в счет. Для этого за нами нужно было следить, а мы перестраховывались, и я знаю точно: хвоста не было.

Мы втроем медленно двинулись обратно к дороге.

– Тогда это – царберы, – проговорил дядя Люсик. Он косил глазами назад, но голову не поворачивал. – Если их задача – уничтожить обнаруженную банду, то они не успокоятся, пока не выполнят ее, и количество жертв с обеих сторон в расчет не берется.

Да, даже если царберов мало, заподозрив в нас врага, уйти нам не дадут.

Неприятное, все же, ощущение – чувствовать за спиной возможные взгляды, оценивающие: сейчас метнуть в тебя копье или немного погодить?

Сзади было тихо. Шумели далекие кроны. Самым громким звуком были наши удалявшиеся от леса неспешные шаги.

Наконец, мы вышли из зоны поражения. Ничего не произошло, за спиной все было так же тихо и спокойно, за нами никто не погнался. Либо засады не было, либо мы хорошо сыграли роли обычных прохожих. Или мы просто вовремя остановились, а гостей ждут в лесу гораздо дальше.

Малик проговорил:

– Лагерь находился близко к башне и поселку вокруг нее, это как бы говорит, что в лесу ждали кого-то оттуда. На месте противника я бы оставил засаду. Случайные путники, за которых, наверное, приняли нас, им не нужны, они ловят того, кто сунется в лес. Только бы наши во время отхода не убили кого-то из царберов, смерть даже одного из них Верховная вряд ли простит. Будем надеяться, мои ребята просто сбежали по добру по здорову.

– Мы с ними еще встретимся? – спросил я, думая не столько о самих сопровождавших нас рыкцарях, сколько об унесенном мече.

Малик кивнул:

– Мы договорились о сигналах.

И когда только успел? Наверное, в то время, пока была моя очередь путь прокладывать. Или когда я в кустики отходил. Или когда мои внутренние проблемы казались мне важнее посторонних разговоров.

Хорошо быть настолько предусмотрительным. А вот зависть – плохое качество. Назовем это так: глядя на успехи товарища, я наметил себе для покорения новую вершину на пути к совершенству. Вот доберусь, и уж тогда – держитесь все…

Выйдя на дорогу, мы побрели в сторону восходящего солнца. Каждый погрузился в собственные мысли, разговаривать не хотелось, да и спина еще холодела от ожидания, что из леса вынесутся всадники в желтых плащах и раздастся требование остановиться.

Не вынесутся. Кони слова «надо» не понимают, они в любой миг могут заржать, и в засаду (допустим, что она все же существует) составляют только пешие. Всадники если и появятся, то откуда угодно, но не из леса.

Вокруг, насколько слышало ухо и видел глаз – ни ржания, ни топота, ни пыли.

То ли мы вышли слишком рано, то ли охватившая страну башен суета сошла на нет. Поразившее нас вчера бурное движение отсутствовало полностью.

Ни о чем большем мне и не мечталось.

Напряжение отпустило, и голову теперь занимало другое. Малик думает, что на лагерь напали царберы или отряд какой-нибудь цариссы. Во всяком случае, он озвучил только эти две версии. Я предпочитал не ограничивать фантазию.

Еще недавно в список можно было включить волков и человолков. Сейчас эти беды отпали, стаи уничтожены. Но даже без их учета у меня возникли еще предположения.

Место для ночевки рыкцари избрали грамотно – с возможностью отхода и недалеко от башни. Неизвестные, которые зачем-то пришли туда среди ночи, руководствовались теми же мотивами.

– А не могли сюда заявиться те, против кого цариссы собирают силы? – Я осторожно покосился назад. Там по-прежнему было тихо и спокойно. – Из леса хорошо просматривается дорога, а по расположению это место годится, например, в качестве базы, чтобы напасть на башню.

– О таком варианте я тоже думал, – признался Малик. – Это мог быть передовой отряд неизвестного нам противника. Здесь действительно удобно создать плацдарм, чтобы дождаться основных сил или просто сигнала для атаки или каких-то других действий.

Дядя Люсик покачал головой:

– Кому взбредет в голову нападать на башни? Не вижу смысла. Деметрия недавно пробовала и ничего не добилась. И кто этот противник, о котором мы ничего не знаем? Пожиратели? Чапа рассказал, что за рекой идет своя война, война на истощение, если не на полное уничтожение. Сейчас им не до завоеваний. Что остается? Новый враг из дальних стран – высадившийся с кораблей или нашедший путь через горы?

– Или это может быть вторжение из другого мира, – сказал я.

Малик кивнул. Лицо его при этом осталось серьезным, взгляд задумчивым.