Читать книгу Зимопись. Книга вторая. Как я был волком - Петр Ингвин - Страница 9

Часть вторая
Стая
Глава 5

Оглавление

Полюбить, говорит народная мудрость, можно и козла. Но можно ли продолжать любить козла?

Смотришь на иного: ну и козел… В натуре, козел. Без базара. И как только ухитрился умницу-красавицу на свой скотный двор привести, чем завлечь. И такие домыслы начинают плодиться, такие слухи родятся… Все им скорое расставание пророчат, нередко с кровавым мордобитием. Вплоть до смертельного исхода. А пройдет время, поглядят люди на сладкую парочку лет через дцать… Боже, они на одно лицо! Одни слова, одни мысли, одни реакции на чрезвычайные ситуации. Даже выражение лиц становится одинаковым. И он, вроде, как бы уже не козел… И она – козочка еще та, такая же умница и красавица, только с козлятами… Что произошло? Кто помог? Любовь?

Жизнь сложна и непонятна, никто не знает, откуда что берется и как работает. Как сводятся нити судьбы, кто тянет за кончики и зачем. Неужели Томе настолько нравится Смотрик? С моей точки зрения – козел козлом, к тому же молодой, неотесанный, да еще беспородный. Ладно бы человек был хороший, как я пошутил однажды. Но он вообще животное!

– Тома! Со Смотриком – ты серьезно? – не выдержал я, когда превратившаяся в чертей стая двинулась дальше. – Он же не человек! Его нельзя любить по-настоящему, с ним не создашь семью…

– Что ответил Горинский Калиостро на утверждение, что любовь – божественное чувство? – оборвала Тома, отпихнув черной мордочкой и ответно приникнув к уху. – Он ухмыльнулся: «Огонь тоже считался божественным, пока Прометей не украл его. Теперь мы кипятим на нем воду».

– К чему это ты?

– Любовь и семья перестали быть божественными. Все меньше душевного трепета, безумных неожиданностей… и даже телесного восторга.

– Тебе не нравились порядки царисс. Теперь защищаешь нравы человолков?

– Нисколечки. Защищаю свое право на удовольствие.

– Любое право надо заслужить. Право предполагает обязанности. Твоя первая обязанность – оставаться человеком.

– Зануда и педант. Вредный, противный. За что только я тебя терплю?

– Заботливый, обстоятельный, обязательный.

– Ну, если только так. А я какая?

– Красивая, умная, самоотверженная.

– Рррррр! – зарычали на нас сбоку, что-то заподозрив в подозрительных трениях ушей с губами.

Тома вспорхнула на ближайшую скалу так, будто крылья прорезались.

Перед тем, как одолеть последние километры, вожак заставил всех пожевать вонючую траву, перебившую даже запах грязи. Затем он долго принюхивался. Направление ветра определило дальнейший путь.

Передвижение человолков в «камуфляже» выглядело скатывавшейся горной лавиной при отключенном звуке. По камням неслышно скользили тела, имевшие тот же цвет. Все выделявшееся исчезло. Темные и светлые волосы превратились в одинаковые клубки змей или червей. Груди ослепли. Коричневые, красные, розовые участки, что ранее хоть как-то раскрашивали кожу, скрылись под маскирующей пеленой. Не стало веснушек, родинок, болячек и шрамов. Лишь морды периодически вспыхивали цветовым безумием: на пятнистом мокро-черном и подсушено-сером фонах при улыбке отворялись алые жерла, обрамленные щербато-белым. Светились жизнью и смертью глаза, блестящие в черных провалах.

Нашествие ночных клоунов. Восставшие мертвецы на первой стадии эволюции. Племя горных кикимор.

В общем, видок еще тот.

По крутым скальным отрогам стая добралась до спускавшегося с неприступной вершины ручейка. Пробивший в камнях дорогу, он уходил далеко вниз и терялся в дремучем лесу. Единственный водопой в этой части предгорья. Вожак распределил места. Стая рассредоточилась, залегла, растворилась в скалах.

Засада. По предыдущему опыту ждать предстояло от часа до заката. Можно вообще не дождаться.

Волки появились внезапно. Большая стая, такой еще не видел. Когда часть втянулась в скальный разрез, уводящий к воде, человолки бросились в атаку. Тишина порвалась, как резиновый мячик, на который наехал каток. Вой, визг, скулеж. Грозное озлобленное рычание. Хруст костей. Снова вой. Тома испуганно ойкнула и присела. Я привстал, глаза пожирали происходящее. Мозг запоминал. Делал выводы. Учился.

Те волки, что оказались снаружи, почуяв или увидев человолков, бросились наутек. Остальными занялись крупные самцы и самки, разбираясь с каждым вдвоем: на пятившегося или присевшего прыгали с двух сторон, локтем или коленом проламывали грудины, ломали лапы, били в брюхо. Прыгнувшего сбивали на лету, ударяя в бок или хватая за ногу. Затем били о камни и тоже ломали что получится – хребет или лапы. Похоже на айкидо: энергию волчьего прыжка использовали против него же. Реакция человеко-зверей была не хуже зверской. Клыки редко доставали цель. Если доставали, то специально двигавшуюся руку, отводившую угрозу и подставлявшую мохнатое чудище под завершающий удар.

У главных бойцов все было хорошо. В это время на нас, неопытных низкоранговых, мчался волк. Здоровенный кобель. Или казавшийся здоровенным. Еще бы, если на тебя – такое. С раззявленной пастью. Клыки – с мой палец каждый.

Конечно, он мчался не на нас, а через нас на свободу. И ушел бы, будь это моей первой охотой.

Я отшатнулся, толкая его на лету, как делали другие. Получилось. Но ни Тома, ни Смотрик не двинулись с места, не поддержали, не перехватили. Упавший монстр мгновенно развернулся и вновь бросился на меня.

Теперь я не думал о нападении, едва уклонившись от клацнувшей челюсти. По коже чиркнула когтем и окатила грязным мехом тяжелая туша.

Что я делаю. Нельзя отступать. Защита – смерть, нападение – жизнь. Я обернулся, пригнулся и зарычал. Позади меня опомнился Смотрик. Тоже рыкнул. Присоединилась подстегнутая инстинктом самосохранения Тома, чей организм вдруг сообразил, что спасая меня, спасает себя.

На трех противников волк не попер. Хвост поджался, и зверь попятился. Мы двинулись на него. Он прыгнул назад, туда, откуда явился. А там уже ждали. Взвизг, хруст, победный рык. Поднявшийся на задние лапы Гиббон продемонстрировал новую добычу.

Добычи оказалось много. Ее разделали на месте, затем устроили небольшое пиршество, а большую часть разделили на всех носильщиков.

Прежде, чем уйти, вожак заставил стаю отмыться от грязи и крови. Правильно, нечего нести домой всякую гадость. Стая растянулась вдоль ручья, привычно сгоняя с лучших мест низкоранговых. Одиночки принялись мыться сами, пары помогали друг другу. Косясь вокруг, я делал быстрые выводы и поступал как остальные. Снова всем бросилось в глаза, что мы с Томой не пара. После многих тычков и рыков мы оказались далеко внизу по течению. Вода стекала уже грязной. Но все же вода. Засохшая грязь, что стянула кожу противной коркой, едва растворялась. Проще соскоблить. Встав прямо в воду, мы жутко терлись, не успевая зачерпывать. Иногда бросали взоры по сторонам. Ситуация обретала неуместное постоянство: выше меня оказалась Пиявка, с вопросительным укором улыбавшаяся в тридцать два зуба-клыка, не забывая соблазнительно изгибаться. Ниже Томы – неистребимый Смотрик. Он страстно желал помочь, но в данном случае правила не позволяли. Его руки-лапы мощно работали над собой, а взгляд не отрывался от прекрасной соседки.

Потянув Тому за пойманную в движении руку, я перетащил ее на свое место.

– Хоть на одного, но чище, – объяснил свой маневр.

Она сделала вид, что поверила.

Теперь Смотрик глядел только на то, что тер. Что происходило выше по течению, не знаю, я повернулся к ним спиной.

Возвращаться вожак разрешил нижним путем, легким и безопасным. Теперь не нужно прятаться, скрывать запах и следы. Следующий выход в эту сторону будет не скоро. Я уже выучил повадки стаи.

Провал родной пещеры распахнулся перед нами далеко за полночь. Вожак придирчиво отследил сбор добычи в единое место. Дальнейшее его не интересовало. Наступало время моего беспокойства. Несмотря на дикую усталость, ненужные приключения возможны, и я без разговоров занял такое место в нашем углу, чтоб лечь можно было только по бокам.

– Собака на сене, – хмыкнула Тома, вздернув подбородок.

– Волк, – поправил я.

Она возлегла между мной и большой острой каменюкой. Смотрик, скользнув по нам быстрым взглядом, примостился со стороны стены. Ко мне четвероного подбрела и постояла в немом ожидании на что-то надеявшаяся Пиявка. Несколько минут полного игнорирования расставили все по полкам, недовольно рыкнув, она ушла.

– Дурак, – прошуршало в ухе с Томиной стороны.

– Особа с заниженной планкой социальной ответственности.

Тома вспыхнула:

– Это кем ты меня сейчас обозвал?!

Несмотря на шепот, ее услышал не только адресат.

– Рррр!

Я отвернулся. Смотрик лежал спиной ко мне, дыхание ровное и глубокое. Как же, поверю, что уже уснул. Но теперь я в середине, не пошалишь.

Вздрогнув от приснившегося кошмара, я вскидывал лицо… но все было в порядке. Снова провалившись в сон, все равно оставался начеку. Один глаз инстинктивно приоткрылся, когда Тома поднялась и осторожно направилась к выходу, стараясь никого не разбудить. К выходу, это нормально. Я обернулся на соседа. Дрыхнет. Отбой тревоги.

Задремал ненадолго. Что-то заставило проснуться. Не шум. Скорее, нелогичная тишина.

Оба места рядом пустовали. Заговорщики, якорь им в почку. Ведь не сговаривались, а поняли друг друга. И усталость их не взяла. Нужно спасать девушку. От нее самой.

Тихо выбираясь из пещеры, я проследил за взглядом дозорного. Как и следовало ожидать. Кстати, идея. Можно сбежать, пока стража развлекается зрелищем. Обидно, что частью необходимого зрелища являлась Тома. Остальным по такому поводу выходить не нужно, пещера для того и дана. Весь план насмарку.

Голубки блаженствовали на площадке по другую сторону от выступа, куда ходят облегчаться. Куцая травка нисколько не скрывала происходящего. Тома раскинулась на спине, предоставив языку кавалера полную свободу действий. Расположившийся в ногах дружок поочередно колдовал над ее лодыжками, икрами, коленками, бедрами. Смотрик старался. Язык был уже не языком, а сторуким божеством, дарившим такое наслаждение, что девушка таяла, плавилась и распылялась на атомы, как полиэтилен над огнем. Тишина звенела колокольным боем колотившегося о грудную клетку сердца. Меня словно загипнотизировали. Такое – прямо передо мной. И с кем?! С человеком, которого считал частью себя. Теперь в эту часть словно ржавую арматурину воткнули и медленно проворачивали. Было больно и противно.

А Тому унесло в мир иллюзий. Юркое орудие гуляло по твердым голеням и гладким коленным чашечкам, добираясь до очаровательных ямочек, упиравшихся в перечеркнутый овал дна. Клякса светлой гривы покрывала половину ристалища, где обладатель мягкого меча превращал несгибаемого воина в беспомощного инвалида. Наркомана подсаживали на иглу. Жертва бездумно и радостно изгибалась навстречу влажному бесчинству, ноги больше не желали признавать родства и требовали развода. Луна закатилась, взошла Венера.

Невидящий взгляд широко раскрывшихся куда-то внутрь глаз вдруг встретился с моим. Обнаружив обалдело замершего меня, Тома небывалым образом вновь восприняла это как должное. Или вовсе не заметила.

Все же заметила. Стыдливая краска жажды запретных, но таких откровенных чувств залила ее с ног до лица, опутанного развевавшимися на ветру волосами. Девушку топило в этом океане неясности и простоты, перехватывало дыхание… но, видимо, сразу прорезались необходимые жабры. Она улыбнулась вымученно-сладко, с усталой радостью, и веки сами собой прикрылись. Организм содрогался в предварявшей последнюю черту агонии. Воющий глухой стон на пределе восприятия, почти в области инфразвука, пробрал до печенок.

Тут Смотрик заметил меня. Словно ушат воды ухнул ему на подобравшийся загривок. Он отшатнулся, точнее, его отбросили инстинкт выживания и собственное сознание, взявшее, наконец, ситуацию под контроль. Нечеловеческий ужас взорвался безмолвным ором и попытался спрятаться в глубине глаз, забывших, как моргать. На балу Золушки пробило полночь. Прекрасный принц снова стал замызганным испуганным мальчуганом, обелиск опал, вновь обратившись в страшненькую сморщенную горгулью на фасаде готического собора, сказка опять стала былью.

Отрешенно улыбаясь, Тома нехотя приподнялась.

– Если хочешь, чтоб за тебя отвечал он, – тихо, но четко заявил я, – продолжай в том же духе. У меня сейчас имелась возможность сбежать. В следующий раз я ей воспользуюсь.

– Чапа! – В шепоте Томы не спадал восторг. – Он назвал меня по имени!

– Бред.

– Неправда! Гляди. Смотрик, как меня зовут?

Парень молчал, перебегая безумными глазами с меня на девушку и обратно.

– Ну? – подбодрила Тома. – Не бойся! Скажи еще раз!

– Тома, – выдавил он, в отчаянии оглянувшись на дозорного.

Тот начал проявлять к нам повышенный интерес.

– И медведя можно научить кататься на велосипеде, – буркнул я. – Смотрик человек, не собачка. Гортань обычная. Услышал, повторил. Делов-то.

Увидев, как страж грозно приподнимается, Смотрик первым юркнул назад в пещеру.

Мы скорбно побрели за ним. Страж злобно рыкнул из своего защищенного каменного закутка. Не то за разговорчики, не то за обломанное кино. Жаль, нам с Томой не светит дежурство на выходе. Если только лет через…

Даже думать не хочется. Дежурство – почетная обязанность высокоранговых. Именно для того, чтоб подобные нам чего-то не натворили. А если бы не страж…

Давно в голове сидел план: разматываю пращу, пробиваю голову дозорного камнем, и – свобода!

Нет, полет камня невозможен – место дежурного едва просматривается сквозь колоннаду сталлагнатов. Чтобы увериться в попадании, нужно выйти наружу и снимать-раскручивать-запускать прямо у стража на виду, прямо в морду. Вой тревоги поднимет стаю раньше, чем камень успеет вылететь. То же с нападением врукопашную. Ни со спины, ни спереди не успеть. Вот если б у меня был меч…

Ну, был бы. Тогда просто появился бы шанс победить в прямой схватке, не больше. Поднять тревогу противник все равно успеет.

Опередив Тому, я вновь насупленно улегся в середину. Тома заняла место с другого края и укоризненно-мстительно сощурилась, словно я злой бабайка, отобравший у ребенка игрушку. Но, во-первых, я не бабайка, и злой очень редко. Во-вторых, Смотрик не игрушка. В-третьих, Тома давно не ребенок.

Так заснули окончательно, усталость трудного дня взяла свое. И ничего не снилось, кроме черноты, пустоты и страшного одиночества.

Зимопись. Книга вторая. Как я был волком

Подняться наверх