Читать книгу Игре все возрасты покорны… - Петр Корнаков - Страница 6

Вот и Эйфелева башня (временное сооружение к выставке в Париже 1889 года – своего рода «входные врата на выставку») превратилась в один из главных узнаваемых элементов – силуэтов – символов столицы Франции. А на тот момент вообще = самое высокое рукотворное сооружение В МИРЕ! И кто бы взялся за возведение такой «300-метровой башни», как её называл сам автор Александр Гюстав Эйфель, если бы не ЭКСПО того года именно там?!? А сегодня она = чуть ли не самая посещаемая в мире платная достопримечательность, которая успешно конкурирует с Нью-Йоркской Статуей Свободы за одно из первых мест в списке самых фотографируемых (но не фотогеничных) сооружений в мире.

Кстати, башню-то по плану – договору с самим Эйфелем должны были демонтировать через 20 лет после ЭКСПО в Париже! И монтировали её к той выставке не на века, а «сборно-разборной», чтобы развинтить и разобрать к 1910 году. А кАк её ненавидел парижский бомонд и многие тамошние тогдашние деятели культуры и искусства того времени! Вполне возможно, что эта «не-любовь» к башне сыграла её растуще-гремящей популярности даже нá руку, ведь только во время выставки за каких-то полгода больше двух миллионов посетителей «навестили» железную «красавицу», которая меньше, чем за год после торжественного открытия, смогла себя практически окупить на три четверти затрат на изготовление и монтаж!

Оказывается, что «коллективные письма» = это далеко не российское изобретение. «Протест трёхсот», а по официальной версии «Протест каких-то 40+» («Художники / Творческая интеллигенция против Эйфелевой башни») = это совместное обращение «творческой интеллигенции» Франции, которая та направила в муниципалитет Парижа с призывом прекратить «уродовать» многовековой облик стóльного города. А какие мэтры были среди подписантов: Дюма, который «сын», Мопассан, который Ги де, даже композитор Гуно, которого «Фауст», оказался среди художников, скульпторов и архитекторов. Их негодование и призывы требование остановить безобразие не тронули чёрствые сердца ни самого автора, ни ответственных работников мэрии Парижа, которые не считали башню «бесполезной и чудовищной», а также «смехотворной конструкцией, довлеющей над Парижем как гигантская фабричная дымовая труба», которую придётся лицезреть в последующие двадцать лет после окончания работы Всемирной выставки…

Мы – писатели, художники, скульпторы, архитекторы – страстные защитники не нарушенной до сих пор красоты Парижа, протестуем во имя находящихся под угрозой недооцененного французского вкуса, во имя (и во славу) истинного французского искусства и французской истории и выражаем свое сильнейшее негодование проектом возведения в центре нашей столицы чудовищной и бесполезной монструозной Эйфелевой башни, которую народ – с его врождённым чувством здравого смысла и справедливости – уже окрестил «Башней Вавилонской»…

Мы имеем право сказать во всеуслышание, что Париж до сих пор оставался городом, не имеющим себе равных в мире, и неизменно вызывал у людей со всех концов света любопытство и восхищение… А теперь он превратится в уродище и сам себя обесчестит? А Эйфелева башня, от которой отказалась даже коммерческая буржуазная Америка, несомненно, обесчестит Париж. А иностранцы будут вправе потешаться над нами… А башня высоченная эта будет доминировать над Парижем как огромная чёрная фабричная дымовая труба, довлеющая над всем городом как громадное чернильное пятно: ненавистная тень от ненавистной одиозной железной башни…»

Эта переработанная цитата приводится частично по тексту из публикации Юрия Жданова 2 «Королева Парижа – Эйфелева башня», опубликованному на портале проза точка ру за 2014 год с вольными добавлениями, сделанными с оглядкой на англо-испанские тексты, приводимые ниже.

А вот и оригинал по-французски с «официальными» переводами на английский и испанский, всё это можно найти на многоязычном сайте самой Эйфелевой башни:

We, defenders of «the beauty of Paris that was until now intact» are protesting «in the name of the underestimated taste of the French, in the name of French art and history under threat, against the erection in the very heart of our capital, of the useless and monstrous Eiffel Tower, which popular ill feeling, so often an arbiter of good sense and justice, has already christened the Tower of Babel. Will the city of Paris continue to associate itself with the baroque and mercantile fancies of a builder of machines thereby making itself irreparably ugly and bringing dishonor to itself? Because the Eiffel Tower that even the commercial Americans didn’t want, will without a doubt dishonor Paris.» And the protesters conclude by mocking this «tower of ridiculous vertiginous height, dominating Paris just like «a gigantic black factory chimney,» spreading across the whole city «like a dark ink stain, the odious shadow of this odious column of bolted metal.»

Ces défenseurs de «la beauté jusqu’ici intacte de Paris» viennent protester «au nom du goût français méconnu, au nom de l’art et de l’histoire français menacés, contre l’érection, en plein cœur de notre capitale, de l’inutile et monstrueuse Tour Eiffel, que la malignité publique, souvent empreinte de bon sens et d’esprit de justice, a déjà baptisée du nom de tour de Babel. La ville de Paris va-t-elle donc s’associer plus longtemps aux baroques, aux mercantiles imaginations d’un constructeur de machines, pour s’enlaidir irréparablement et se déshonorer? Car la tour Eiffel, dont la commerciale Amérique elle-même ne voudrait pas, c’est, n’en doutez pas, le déshonneur de Paris». Et les protestataires de conclure en raillant cette «tour vertigineusement ridicule, dominant Paris, ainsi qu’une noire et gigantesque cheminée d’usine», allongeant sur la ville entière «comme une tache d’encre l’ombre odieuse de l’odieuse colonne de tôle boulonnée».

Estos defensores de la «la belleza hasta ahora intacta de París» protestaban «en nombre del gusto francés anónimo, en nombre del arte y de la historia franceses amenazados, contra la erección en pleno corazón de nuestra capital, de la inútil y monstruosa Torre Eiffel, a la que la picaresca pública, a menudo poseedora de sentido común y espíritu de justicia, ya ha bautizado con el nombre de Torre de Babel. ¿Seguirá asociándose la ciudad de París por largo tiempo con las construcciones barrocas, con las mercantiles imaginaciones de un constructor de máquinas, para afearse irremediablemente y deshonrarse? Ya que la Torre Eiffel, a la que ni siquiera la capitalista América querría es, sin duda alguna, la deshonra de París». Y los contestatarios terminan burlándose de esta «torre vertiginosamente ridícula dominando París, semejante a una negra y enorme chimenea de fábrica» que se extendería por toda la ciudad «como una mancha de tinta: la odiosa sombra de esta odiosa columna de hierro forjado».

Примечателен тот факт, что петиция сия была не только отправлена комиссару парижской выставки 1889 года Жан-Шарлю Адольфу Альфану (преинтереснейшему специалисту в области «садоводства» и реконструкции городского паркового хозяйства), но и 14 февраля 1887 года была ОПУБЛИКОВАНА («открытое» же письмо) в газете Le Temps. Но… уже к тому моменту начавшееся 28 января 1887 года строительство успешно (и технически «прорывно») завершилось 31 марта 1889 года за два года и два месяца. Высота сооружения = 324 метра, а его вес = 10 тысяч тонн. В том же году её открыли для посещений, а назвали, как это ни странно, в честь того самого Гуюстава Эйфеля, который…

Успели к ЭКСПО!

Башня сразу стала одним из любимых «персонажей» историй, легенд и анекдотов, а её противники не «унимались» даже после того, как остановить возведение «монстра» не получилось. Вот и некий писатель-подписант (чаще всего упоминают в ЭТОМ контексте имя Мопассана) на вопрос о том, почему же он так часто пользует ресторан на первом этаже столь ненавистной ему башни ответил, что это единственное место во всём огромном Париже, откуда не видно эту «уродину»… А ещё её обзывали такими словами всякие там верлены и мопассаны: «… этот трагический уличный фонарь», «…этот скелет колокольни», «эта высокая и тощая пирамида из железных лестниц», «этот гигантский неуклюжий скелет», «эта курьезная тонкая фабричная труба» и так далее в том же духе и стиле…

Моё же самое первое впечатанное впечатление от башни сей звучит (!) так: – Всего за пять франков русский самоубийца пройдёт на руках по всему парапету! Всего за пять франков! = цитирую по памяти «Корону Российской империи»…

Март 2014… До сих пор «довлеет» «тёмным чернильным пятном»…

Создателю и вдохновителю не только башен…

Мартовский ажур металла и дерева…

Парижские линии…

Над Парижем видно голубое небо!!!

В те дни марта 2014 года Париж объявил войну личному автотранспорту ради чистого неба над головой и более чистого воздуха, которым дышат парижане и гости города. Метро и общественный транспорт несколько дней работали БЕСПЛАТНО, по городу разъезжало ооочень мало личных авто (по спец разрешениям или за огромные штрафы), а воздух, говорят, стал заметно даже ЧИЩЕ… И даже можно было сквозь остатки смога разглядеть голубизну неба…