Читать книгу Долгое путешествие. Остросюжетный иронический мистический шпионский детективный путеводитель - Петр Викторович Никонов - Страница 5

Проснувшись, я сперва порываюсь отказаться от поездки в Будапешт и отправиться вместо этого на поиски Джудит. Однако, поразмыслив, я отказываюсь от этой идеи. За прошедшее время она могла оказаться уже на другом конце Европы, если не на другом континенте. К тому же бежать за ней вслепую было бы небезопасно, учитывая то, что я понятия не имею, кто она такая, и каковы пределы ее способностей.

Глупо искать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет. Еще глупее искать в темной комнате черную кобру, особенно если она там есть.

В любом случае, я уверен, что ее появление в моей жизни не случайно. Она явно хотела продемонстрировать мне свои способности, а также то, что она знает, кто я такой на самом деле. У нее это получилось, хотя я и понятия не имею, для чего ей это было нужно. Что ж, раз она решила обратить на себя мое внимание, и она знает, кто я, она появится снова. Иначе наша встреча просто бессмысленна. Когда, где, зачем – не знаю, но она появится. Следовательно, буду придерживаться первоначального плана, а Джудит сама меня найдет.

Я еду в аэропорт и у стойки регистрации на рейс в Будапешт переселяюсь в Ингрид Шварц. Она студентка из Нюрнберга и летит к своему жениху, живущему на окраине венгерской столицы. Они с ним очень разные – ей нравится его горячий мадьярский темперамент в постели, но он же ее пугает, когда дело доходит до споров и ссор. И еще ее заботит, является ли его любовь к ней искренней, или здесь дело в желании переселиться в благополучную для стороннего наблюдателя Германию. Впрочем, эти опасения явно посеяны матерью Ингрид, которая совсем не в восторге от идеи принятия в свою обеспеченную уважаемую семью неизвестно кого из Восточной Европы. Ситуация обычная для современного мира. Покопавшись в памяти Ингрид, я делаю вывод, что ее жених ее, скорее всего, искренне любит. Вмешиваться в эту ситуацию и корректировать какие либо эмоции и воспоминания девушки мне не хочется. Вопрос чисто человеческий, вот пусть люди, Ингрид с ее женихом и с ее семьей, сами в нем и разбираются.

Самолет встает на эшелон и берет курс на узкий промежуток между Карпатами и Альпами, в котором, тем не менее, умудрились уместиться сразу две европейские столицы – Вена и Братислава. Я смотрю в окно на проплывающие далеко внизу аккуратные прямоугольники полей и думаю о том, кто же такая эта Джудит.

Мне не известен ни один человек, способный заблокировать мою способность в него вселиться. Тем более, таким жестким образом. Конечно, исключать появление такой странной способности нельзя, но, в совокупности с ее знанием обо мне и, скорее всего, о моей истинной природе, случайностью или совпадением это объяснить нельзя. Ее способности имеют сверхъестественную природу, родственную мне, моим братьям и более мелким родственникам – всяким ангелам и демонам.

С другой стороны, узнать обо мне, наверное, не так уж и сложно. В мире есть около десяти человек, которым известно, кто я такой. Еще пара десятков знали раньше, но к настоящему моменту умерли – они могли оставить записи, воспоминания. Кто-то мог на них наткнуться, начать искать, выйти на Вальтера Шнайдера или Клауса Крюгера, проследить за ними. Это возможно, но никак не объясняет невероятные способности девушки. Чисто теоретически можно предположить, что у нее был какой-то защитный амулет, спрятанный в лифчике или в трусиках (впрочем, само белье тоже могло быть амулетом, особенно если вшить в него металлические нити). Однако изготовить такой амулет мог бы только кто-то из моих братьев.

Получается, что, как бы это ни было печально, следует признать весьма вероятным участие в появлении этой Джудит кого-то из моих родственничков. Вряд ли это прямолинейный Михаил или мудрый целитель Рафаил. Такие проделки больше свойственны кому-то из младших, Варахаилу или Иеремиилу. Или, и это тоже вполне вероятно, хотя и неприятно – со мной играет братец Самаил, более известный как Люцифер.

В таком естественном объяснении есть, однако, серьезный изъян. До сих пор мне всегда удавалось почувствовать что угодно, связанное с моими братьями, чего бы это ни касалось. Дело не в божественном свете и не в специфическом запахе, а в некоем особом внепредельном чувстве, свойственном только обитателям Абсолюта. Если это действительно кто-то из моих сородичей, а я ничего не почувствовал – дело плохо, я теряю свою ангельскую природу. Утешает только, что этого быть не может. Невозможно и всё.

Или я только так думаю?..

Шасси самолета касаются земли, и железная птица весело бежит по бетонной полоске взлетно-посадочной полосы аэропорта Ференца Листа. Рейс короткий, чуть больше часа, и у меня даже не успевают затечь красивые длинные ноги Ингрид в узком промежутке между желто-черными креслами самолета ирландской бюджетной авиакомпании.

Я выхожу из здания аэропорта и сажусь в такси к молчаливому таксисту Золтану. Когда такси подъезжает к маленькому домику на окраине городка Васад в сорока минутах от центра Будапешта, я расплачиваюсь и перескакиваю в тело таксиста. Ингрид выходит из машины и удивленно оглядывается вокруг, изумляясь, как это она так быстро сюда попала. Потом трясет головой (видимо, решает, что просто задремала в пути) и радостно направляется к кованой калитке ограды.

Я же выжимаю сцепление, включаю первую передачу, и моя белая Шкода Октавия шелестит шинами по узкой деревенской улочке. Я направляюсь в самый центр Будапешта.

Мой нынешний носитель, Золтан Ковач, уже немолод. Он родился на окраине Будапешта аккурат 24 октября 1956 года – не самый лучший день в венгерской истории. Появление на улицах города советских танков и последующие бои против советской оккупации, вероятно, изрядно омрачили молодым родителям счастье от рождения сына. К счастью, семью Золтана не затронули напрямую ни уличные сражения, ни последующие репрессии, и его детство было относительно спокойным и счастливым, хоть и небогатым. Выучившись на токаря, Золтан пошел работать на завод Икарус9. Конец семидесятых – самый расцвет этого предприятия, и работать на нем считалось очень престижным.

Работником Золтан был хорошим, и в середине восьмидесятых стал мастером, а к концу десятилетия, как раз перед тихим переходом страны от коммунистической власти к демократии, его повысили до заместителя начальника цеха.

Однако всё следующее десятилетие завод переживал не лучшие времена. Производство сокращалось, работники увольнялись. Обычная история для крупных предприятий Восточной Европы. После смены режимов и прекращения поступления высокооплачиваемых советских и военных заказов многие процветающие в прошлом заводы уходили в глубокое пике стагнации, выбраться из которого удавалось не всем.

Золтан продержался на любимом заводе почти до конца. Он ушел только в самом конце тысячелетия, в ноябре 1999 года. А в 2003 производство на заводе полностью прекратилось. Справедливости ради, нужно сказать, что у этой истории есть условно-счастливый конец. В 2006 году завод купил венгерский бизнесмен (с которым мы пару раз пересекались по работе), наладивший производство автобусов вновь. Объем выпуска, конечно, далек от того, что был в прошлые десятилетия, но завод, хоть немного, но выживает и даже экспортирует свои автобусы и троллейбусы в Южную Америку.

Выживает и Золтан Ковач. После ухода с завода он некоторое время работал автослесарем на мелком полуподпольном автосервисе, который держали то ли румыны, то ли цыгане, зарабатывающие, помимо ремонта, на разборке угнанных в Австрии машин на запчасти, которые затем продавались на Балканах. Потом, накопив немного денег, купил машину и пошел работать в такси. Машины со временем менялись, но Ковач оставался таксистом, полюбив эту непростое, но, по своему, интересное дело.

Жил он небогато, но и тратил немного, оставляя деньги на подарки дочери и двум внукам. Видел он их, правда редко – дочка, как и многие венгры, перебралась в Германию, во Франкфурт, где работала медсестрой в больнице. Золтан этого не одобрял и был уверен, что в Венгрии она бы уже давно стала хорошим хирургом, благо и образование, и опыт позволяли. Но, оглядываясь на свое прошлое, признавал, что жизнь в Германии давала для дочери и внуков больше стабильности, чем полная вечных политических и экономических проблем жизнь его родной страны.

Мне нужно время, чтобы решить, как встретиться с руководством Эгрес Банка, а точнее, с Шандором Гелленхази – президентом и основным владельцем банка. Вальтер прислал мне на электронную почту его контакты, и я, пока мы ехали из аэропорта в Васад, нашел в интернете его фотографию и удручающе скудную информацию о нем. Мой опыт подсказывает мне, что появляться перед банкиром в образе таксиста Золтана Ковача не самая лучшая идея. Мне нужен кто-то, кто выглядит достаточно солидно для того, чтобы господин Гелленхази не пожалел с первого взгляда о том, что я вырвал его на встречу в воскресенье. И где же такого взять в жаркий летний выходной день? Наверняка все разъехались…

Я еду в центр. Поброжу, поищу, а там посмотрим.

Оставляю машину на подземной парковке на улице Сас. Главное, не забыть оставить Золтану воспоминание о том, где машина. Будет жалко расстроить хорошего человека.

Я решаю просто пойти по улице, приглядываясь к прохожим и выбирая подходящего мне человека. Мне нужен мужчина, прилично выглядящий и ухаживающий за собой. Если он будет в костюме и в галстуке (ага, в воскресенье, когда на улице почти тридцать градусов) – это будет вообще здорово. В другой день я взял бы любого мужчину и купил бы костюм в ближайшем магазине, но в Европе найти приличный магазин, открытый в воскресенье, почти нерешаемая задача. А глупостям вроде галстука в Восточной Европе придают неоправданно высокое значение. Увы, приходится это учитывать, чтобы тебя воспринимали всерьез.

Не могу отказать себе в удовольствии задержаться на площади Святого Иштвана и вдоволь наглядеться на одноименную базилику с ее двумя высокими башнями, окружающими большой (двадцать два метра в диаметре, девяносто шесть метров высотой), но удивительно легкий на вид, центральный купол и неоклассический портик главного входа. Самое высокое здание центра Будапешта – почти сто метров высотой – строилось на протяжении полувека, с 1851 по 1905 годы. Собор был почти готов уже в 1868 году, но внезапно обрушился центральный купол. На проектирование нового, строительство и внутренние работы ушло почти сорок лет.

В храме хранятся останки главного святого Венгрии – короля Иштвана. Человек с неоднозначной репутацией он, несомненно, сыграл важнейшую роль в истории своей страны, как, например, польский король Болеслав Храбрый в истории Польши. С Болеславом Иштван, кстати, то дружил, то воевал, то снова дружил. Непростые средневековые отношения, современным мыльным операм до таких поворотов сюжета далеко.

Кстати, по легенде, обратить венгров в христианство Иштвану велел именно я, явившись ему во сне. Не желая, из уважения к венграм и к красивым легендам, здесь ничего ни подтверждать, ни опровергать, замечу, однако, что иногда сны – это всего лишь сны.

Иштван пережил всех своих детей, что привело к кровавой смуте в борьбе за власть после его смерти. События развивались вполне в духе «Игры престолов» и заслуживают не одной книги. Достаточно сказать, что одного из главных претендентов на престол, князя Нитры Вазула, бывшего двоюродным братом Иштвана, ослепили горячим свинцом по приказу то ли жены Иштвана Гизелы Баварской (официальная версия), то ли по приказу занявшего трон племянника Иштвана Петра Орсеола, то ли по приказу самого Иштвана (непопулярная, но вполне правдоподобная версия), еще при жизни Иштвана.

Поборов с немалым трудом желание выпить пива на террасе одного из многочисленных ресторанов, окружающих площадь, и послушать веселые чардаши духового оркестра, играющего у собора, я вытираю пот со лба и иду дальше по улице Сас.

Мои надежды найти нужного мне человека у одного из высоких бизнес-центров на пересечении с улицей Яноша, мраморные коричневые стены и зеркальные окна которых резко контрастируют с изящно-ажурной неоклассической отделкой всех других домов на улице, увы, не увенчиваются успехом. Я прохожу мимо огромных колонн пафосного, но на удивление симпатичного, здания Национального Банка Венгрии, в котором явно заметно влияние монументальной советской архитектуры сталинского периода, и сворачиваю в сквер Площади Свободы.

Мне нравится это место с его фонтанами, монументами и красивейшими зданиями вокруг – неоклассика и ар-нуво. Будапешт я люблю, но бывать мне здесь приходится нечасто. Как-то так получается, что город не входит в сферу моих постоянных интересов. Тем приятнее снова побывать здесь.

Я принимаю фаталистское решение о том, что на ловца и зверь бежит, сажусь на лавочку и жду. Если за полчаса я не найду подходящую персону, придется идти на встречу с Шандором Гелленхази, как есть.

Удача улыбается мне через шесть минут и сорок две секунды. Он появляется со стороны улицы Аулиха. Задумчивый молодой человек около тридцати лет, высокий, черные волосы аккуратно пострижены. Идет быстро, глаза опущены в задумчивости. Несмотря на жару и выходной, в темно-сером костюме и в галстуке того же цвета, в руке коричневый портфель. Я даже засомневался. Так бывает – когда чего-то очень ждешь, а потом оно вдруг исполняется, начинаешь сомневаться и искать, в чем подвох. Но времени для раздумий нет, не гоняться же за ним потом по всему скверу. Я двигаюсь вперед и вхожу в своего нового носителя.

Его зовут Иштван. Иштван Фаркаш – распространенное в Венгрии имя и не менее распространенная фамилия. Галстуку и портфелю в выходной находится вполне понятное объяснение: Иштван – старший консультант в Прайс Вотерхаус Куперс, чей офис находится недалеко отсюда, на улице Башчи-Жилински. Завтра у Иштвана встреча с важным клиентом – крупнейшей в Венгрии нефтяной компанией. Иштван ведет этот проект, первый такой крупный проект в его жизни, поэтому приехал в офис в выходные проверить документы и подготовиться. Конечно, костюм и галстук в воскресенье не обязательны, но наш Иштван очень серьезный и обстоятельный человек. Однако для своей жены и маленького сына, который родился полтора месяца назад, он совсем другой – добрый, веселый и заботливый. Ему непросто переключаться между работой и домом, поэтому сегодня он решил немного прогуляться по центру, прежде чем ехать домой. И встретил меня.

Молодой матери Илоне придется немного подождать своего мужа, но я не забуду это ожидание вознаградить. Возможно, покупка маленького уютного домика в одном из пригородов Будапешта, о которой так любят мечтать Иштван и Илона вечерами, случится гораздо раньше, чем они ожидают.

Я бросаю взгляд на задумчиво озирающегося на скамейке Золтана Ковача, киваю ему. Он машинально кивает в ответ, удивленно оглядывая меня. Я же, перейдя площадь, сажусь на скамейку, достаю айфон и набираю номер Шандора Гелленхази.

Нельзя назвать голос господина президента банка довольным, но, узнав кто я, и кого представляю, он соглашается на срочную встречу. У меня есть час до нее, и я решаю дойти до угла улиц Бажа и Шонди, где находится офис Эгрес Банка, пешком, прогулявшись по главной улице города – проспекту Андраши.

Главная парадная улица Будапешта протянулась на два с половиной километра от площади Эржебет до монументальной и помпезной площади Героев. Грандиозная идея строительства парадного проспекта во втором важнейшем городе Австро-Венгерской империи была приурочена к празднованию тысячелетия обретения венграми своей новой родины. Небольшое племя, вышедшее из зауральской тайги, отделившись от своих родственников – хантов и манси, долго скиталось в причерноморских и приазовских степях. Как долго – доподлинно неизвестно, но, вероятно, не меньше нескольких сотен лет. Что известно точно, так это то, что в 896 году племена «унгров» пересекли Карпаты и поселились в Трансильвании, откуда постепенно овладели всеми землями современной Венгрии.

Наступление в 1896 году тысячелетия этого великого для страны события, помимо обширных празднеств, ознаменовалось и масштабной перестройкой центра Будапешта. Проспект в Пеште, носящий имя Радиального был переименован в проспект Андраши (в честь министра иностранных дел Австро-Венгрии Дьюлы Андраши) и расширен. Более двухсот домов были снесены и заменены новыми в псевдоисторическом стиле. На помпезном, но очень уютном проспекте разместилось и здание Оперы, одно из красивейших театральных зданий в мире, и Музыкальная академия Ференца Листа, и Венгерский университет изобразительных искусств, и многочисленные иностранные посольства.

При этом, несмотря на свой величественный статус, претендующий на славу парижских Елисейских полей, это очень приятное и даже тихое место для прогулок. Высокие деревья, плотной стеной отделяющие боковые проезды-дублеры от основной проезжей части (тоже неширокой по нынешним меркам), создают плотную тень, в которой так приятно прогуливаться в жаркий летний день, как сегодня. Вокруг есть, на что посмотреть, и есть, как провести время – множество милых кафе и ресторанов готовы насытить вас пищей плотской, а музеи и театры – снедью духовной.

Проспект не раз менял свои имена. После Второй мировой войны он носил имя Сталина. Во время революционных событий 1956 года получил имя проспекта Молодежи, а после подавления восстания и оккупации Будапешта советскими войсками назывался проспектом Народной республики. Историческое имя – проспект Андраши – вернулось к нему только в 1989 году.

Мне хотелось бы задержаться здесь подольше. Пройтись из конца в конец. Через площадь Героев дойти до парка Варошлигет и побродить по замку Вайдахуняд, который был построен из дерева к тому же самому празднованию тысячелетия обретения родины в качестве театральной декорации, но так понравился жителям, что было принято решение построить его из камня, что и было сделано к 1908 году. Хотелось бы заглянуть в купальню Сеченьи – всё-таки самый большой банный комплекс Европы. А потом прокатиться обратно в центр подо всем проспектом Андраши по самой старой в континентальной Европе линии метрополитена, построенной аж в 1896 году в честь, ну конечно же, пресловутого празднования тысячелетия.

Но делу время, и я сворачиваю налево, на улицу Бажа, и углубляюсь в милый зеленый квартал. Слева от меня высятся стены трех-четырех этажных многоквартирных домов конца XIX века в стилях неоклассики и ар-нуво. Справа же, в окружении невысоких решеток заборов и бесчисленных деревьев, уютные двухэтажные особняки с колоннами. Я пересекаю улицу Кметы Гьёрги и, пока прохожу через следующий квартал, понимаю, что мне напоминают здания на этих маленьких улочках – плотную застройку центра российского Санкт-Петербурга. В этом нет ничего удивительного – Будапешт в девятнадцатом веке был одной из столиц европейской архитектуры, поэтому вполне возможно, что какими-то из его проектов или, по крайней мере, идей пользовались и архитекторы доходных домов столицы Российской империи. Впрочем, домам в Будапеште, судя по их виду, больше повезло и с климатом, и с уходом. Здания, которые в Санкт-Петербурге выглядят грязными, растрескавшимися и рассыпающимися на глазах, в Будапеште выглядят вполне ухоженными. Не идеальными, но значительно здоровее своих далеких северных двойников.

Я дохожу до следующего перекрестка и достигаю, тем самым, своей цели. Зайдя в дом, я поднимаюсь по лестнице, мраморной, но давно требующей обновления, на второй этаж, где находится офис Эгрес Банка. Найти его непросто – никакой вывески, свидетельствующей о расположении банка здесь, нигде не видно. Но я знаю, что именно я ищу.

Звоню в дверь, и через минуту мне открывает дверь худой человек среднего роста, лет пятидесяти, в черном костюме, галстуке и в круглых очках. Овальное гармоничное лицо, треугольный нос, немного усталый взгляд, темные коротко стриженые волосы вокруг обширной лысины. Мне он кого-то напоминает, и через секунду я вспоминаю – он похож на советского Торквемаду Лаврентия Берию. Неординарный был человек, мы с ним пару раз встречались в конце сороковых, хотя в его теле я так и не успел побывать, а жаль – сколько тайн он хранил.

Отгоняю от себя воспоминания. Сейчас мне нужно быть сосредоточенным. Судя по описанию, меня встречает сам господин Шандор Гелленхази. Ну, это понятно, вряд ли он стал бы вызывать на срочную встречу в воскресенье секретарей и помощников.

– Урам Гелленхази? – на всякий случай подтверждаю я10. Он кивает. – Я Иштван Фаркаш.

– Здравствуйте, урам Фаркаш, – он жестом приглашает меня следовать за ним, – проходите, пожалуйста.

Кабинет обставлен просто, но со вкусом. Массивная мебель, не пафосный новодел, а настоящий довоенный антиквариат. Шкафы с папками. Потертые кресла с высокими спинками, тоже из имперских времен. На низком журнальном столике кофейный набор из потемневшего английского серебра. Единственная современная вещь в комнате – небольшой темно-серый ноутбук Dell на столе. Мне нравится стиль господина Гелленхази.

– Садитесь, пожалуйста, – он садится на свое место за столом, я занимаю кресло напротив. – Чем я могу быть вам полезен, урам Фаркаш?

– Можно просто Иштван, урам Гелленхази.

– Мне привычнее официальное обращение, простите.

– Хорошо, – я киваю. – Урам Гелленхази, как я говорил, я хотел бы поговорить с вами о том, что случилось несколько дней назад. Я имею в виду несчастье с вашим контрагентом – паном Анджеем Зелинским.

– Почему это интересует Прайс Вотерхауз? – перебивает он. Надо же, он провел подготовительную работу, выяснил кто я, точнее, кто мой носитель. Мне нравится обстоятельный подход.

– Вам известно, кто является заинтересованным покупателем в вашей сделке с Зелинским? – отвечаю я вопросом на вопрос.

– Да, группа Ауструми. Урам Зелинский мне рассказал. Но про вас он не упоминал. Равно как и не сообщил, почему группа Ауструми интересуется моим банком. Я, если честно, не самая вкусная рыба на рынке сейчас. Когда-то да, но не сейчас.

– Группа Ауструми наняла Анджея Зелинского и Вальтера Шнайдера, – я слежу за реакцией и не нахожу никаких эмоций во взгляде Шандора, – для того, чтобы организовать заключение сделки на самом высоком уровне качества. Все заинтересованы в том, чтобы к сделке не возникло никаких претензий ни сейчас, ни когда-либо в будущем. К сожалению, мне неизвестны причины интереса Ауструми именно к Эгрес Банку. Однако после убийства Анджея Зелинского у заказчиков возникли некоторые опасения, и они попросили нас, пока не официально, выступить дополнительной стороной сделки. Возможно, мы будем аудиторами сделки и будем проводить дью дилиженс, но пока что это не решено. Я здесь частично не официально, и говорю, скорее, от имени Ауструми и Вальтера Шнайдера, чем от имени Прайс Вотерхауз Куперс.

Я почти не соврал. Немного по-иному представил факты, но, в целом, всё так и есть. Ай да молодец, Гэбби. Шандор задумывается.

– И какая цель нашей неофициальной встречи? – он задумчиво потирает подбородок.

– Прежде чем соглашаться на полноценный аудит, с учетом обстоятельств, нам хотелось бы убедиться, что мы не влезаем во что-то криминальное. Вы понимаете, о чем я?

– Вы хотите знать, не я ли убил Зелинского?

Я молчу.

– Я не знаю, кто его убил, – он вздыхает. – Его убили на улице, недалеко отсюда, но на улице. Он вышел со встречи, пошел по Шонди в сторону парка. Может, хотел погулять… Был вечер, а здесь, несмотря на то, что район, в целом, тихий, всякое бывает вечерами. Наркоманы, знаете… Его застрелили прямо на улице, бумажник украли. Возможно, просто хотели ограбить. Скорее всего, это вообще не связано с Эгресом. Несчастное стечение обстоятельств.

– О чем вы договорились на встрече?

– Почти ни о чем. Это была уже вторая наша встреча. Мы подтвердили взаимную заинтересованность, обговорили рамки цены, обсудили юридические моменты, но ничего пока не решили.

– Вы не хотите продавать банк, урам Гелленхази?

– Почему же? Вполне. Мне жаль его продавать, я всё-таки двадцать лет с ним живу. Но я прекрасно понимаю, что со всей этой нашей политикой и состоянием экономики я долго не протяну. Конечно, я считаю, что потенциал у Эгрес Банка гораздо больше, чем мне за него предлагают. Но одно дело потенциал, а другое дело реальные деньги. Цена, которую предлагал Зелинский, меня вполне устраивала. Мы бы еще поторговались, для вида, да и поторгуемся, если Ауструми не отступит, но принципиально мы готовы. Передайте своим клиентам и руководителям, что банк чистый. Я всю жизнь старался не нарушать закон, пусть это было и непросто, порой. Видимо, поэтому я и сижу в этом маленьком офисе, а не в шикарном стеклянном небоскребе. Убийство Зелинского не имеет никакого отношения к банку, и я не вижу причин, по которым предложенная сделка, если она всё еще интересна Ауструми, не могла бы состояться. Пока их кто-нибудь еще не обогнал…

Он говорит убедительно. Мой опыт подсказывает, что он верит в то, что говорит. Но что-то меня смущает в его последней фразе. Что-то Шандор Гелленхази не договаривает. Есть другие претенденты на банк? Такой маленький банк внезапно вызывает интерес сразу нескольких реальных покупателей? Или это просто попытка поторопить сделку и набить цену?

Я не смогу убедить его просто признаться, что он скрывает. Придется решиться на непростой и немного рискованный шаг. Мне придется покинуть тело Иштвана, войти в Шандора, покопаться в его памяти, а потом вернуться обратно. Причем сделать это так быстро, чтобы Иштван не успел осознать, что он где-то в незнакомом месте, а Шандор не успел бы ничего заметить. У меня будет всего лишь несколько секунд.

Я выскальзываю из Иштвана и прыгаю в своей бесплотной форме через стол к Шандору. Кажется, что на это уходит непозволительно много времени, но это иллюзия – лишь несколько десятых секунды. Я вхожу в тело Шандора, адаптируюсь и начинаю быстро перебирать в памяти всё, что связано с Зелинским, Ауструми и с претендентами на банк.

Похоже, Шандор Гелленхази не врет. Он действительно не знает ничего об убийстве Анджея. Более того, оно его напугало, чертовски напугало. Он готов продать банк Ауструми за предложенную цену, даже чуть ниже. Однако есть и еще один покупатель. Вот, что он скрывает. Некая компания Omniways Trust, о которой Шандор не знает ничего, кроме того, что у них офис где-то в старом городе, в районе Венских ворот. Но они тоже встречались с ним, обсуждали покупку Эгрес Банка и были весьма настойчивыми.

Мне очень хочется поглубже порыться в памяти Гелленхази. Он интересный человек и наверняка прожил занимательную жизнь. Более того, я чувствую где-то там, глубоко, есть что-то любопытное, относящееся, кажется, к периоду расцвета Эгрес Банка. Но я замечаю, что взгляд Иштвана становится осмысленным, и он начинает с удивлением замечать, что он находится не там, где он помнил себя в последний раз.

Я опрометью выскакиваю из тела Шандора и возвращаюсь в Иштвана. Входить в носителя, в теле которого ты уже бывал, всегда легче, чем в нового носителя. Это так же, как прогулки по городу знакомому отличаются от первого посещения совсем нового места. Не так интересно, почти всё уже известно, но не заблудишься даже без карты.

Кажется, всё хорошо. Никто ничего не заметил. Я вежливо прощаюсь с Шандором Гелленхази и покидаю банк. Выйдя из здания, я перехожу пустынную улицу и некоторое время в задумчивости иду по тротуару. Через некоторое время понимаю, что подсознательно повторяю последнюю прогулку Анджея Зелинского. Я не знаю точного места его убийства, но это случилось где-то здесь, на красивой и благополучной улице Шонди, носящей следы и имперского величия, и страшных бомбёжек войны – вон, на месте этого сквера с детской площадкой наверняка раньше был дом, стены соседних зданий еще хранят его следы. Призраки архитектурного прошлого. Проклятые войны.

Итак, поскольку Гелленхази не причастен к убийству Анджея, нужно искать того, кому это убийство было выгодным. Старая, как сам мир, истина: is fecit cui prodest. Сделал тот, кому выгодно. В этой сделке участвовал Анджей, Вальтер (его исключаем), Ауструми (маловероятно – убийство Анджея спутало им все карты) и некая компания Омнивэйз Траст. С первого взгляда, им смерть конкурента в борьбе за покупку Эгрес Банка выгоднее всего. Первый взгляд далеко не всегда бывает правильным, но проверить их всё равно стоит. Тем более, что у меня больше следов пока нет. Надо пообщаться с этим Омнивэйзом, залезть кому-нибудь там в голову, поискать подозрительные следы и зацепки. Выяснить, наконец, зачем всем сдался этот мелкий банк.

Я сажусь на мраморный парапет ограды на углу с Гьёрги и лезу в смартфон. Довольно скоро узнаю, что компания Omniways Trust занимается оффшорным администрированием, международными юридическими услугами и доверительным управлением активами. Компания маленькая, но на ногах стоит, судя по всему, неплохо. Офис у них в самом сердце старого города, на улице Оршагхаз. Сегодня воскресенье, и офис наверняка закрыт, но я решаю на всякий случай съездить проверить. Вдруг хотя бы секретарша окажется на месте?

Вызываю Убер, и через несколько минут голубой Опель Астра увозит меня в сторону Дуная. Я прошу водителя остановиться у Венских ворот и прохожу в Старый город пешком. Есть что-то особенное в том, чтобы пересекать границы городов и стран пешком, как в старые времена, а не в суматохе аэропортов или в потоке автомобилей.

Маленькие ворота в крепостной стене рядом с высоким неоготическим зданием государственного архива за свою многовековую историю носили множество названий. Сначала они назывались Субботними воротами, потому что рядом с ними каждую субботу устраивался рынок. Турки называли их Becs kapuszu, что соответствует нынешнему названию. Еще одним их именем было Еврейские ворота. Сейчас они носят имя Венских и, на самом деле, их нынешняя версия построена относительно недавно – в 1936 году. Старые ворота были разрушены в 1896 году (видимо, в честь празднования тысячелетия национальной истории, либо вследствие этого празднования), однако новые восстановлены достаточно близко к тому, что было раньше.

Я решаю, что мне пора пообедать. Ни я, ни Иштван с утра не ели, а в этом городе, где, как и в Вене, любят вкусно перекусить, игнорировать еду просто греховно. Тем более, что рядом есть отель Бальтазар, а в нем ресторан, где подают один из лучших гуляшей в Будапеште, а значит – и во всем мире.

Я честно скажу, что я не пробовал гуляш во всех бесчисленных ресторанах Венгрии. Однако этот густой суп из говядины я люблю всем сердцем и полагаю себя, с высоты своих веков, его большим ценителем. Так вот, из всех гуляшей, которые я пробовал в Будапеште (а едал я их немало), самый лучший гуляш подают в ресторане Vén Hajó, который находится на корабле, пришвартованном на левом берегу Дуная у гостиницы Интерконтиненталь (кстати, вполне достойная гостиница, а вид из окон на реку и на королевский дворец просто завораживающий). В Vén Hajó недешево, но если вы первый раз в Будапеште, то обязательно идите туда, чтобы сформировать некий эталон, по которому вы сможете судить все другие заведения.

В Бальтазаре гуляш чуть попроще, но тоже хорош. Мне приносят красную эмалированную кастрюльку с супом (подача, которую многие считают классической, а я назову просто эффектной), и я наслаждаюсь густым аппетитным волшебным зельем, запивая его токайским вином.

Пообедав, я отправляюсь искать офис Омнивэйз. Нахожу я его легко, но, как и следовало ожидать, двери наглухо закрыты. На звонки в домофон никто не отвечает, здание вообще не подает никаких признаков наличия в нем разумной жизни, да и неразумной тоже.

Вздохнув, я решаю, что Иштвану пора отправиться домой. Илона и ребенок уже заждались. Завтра утром я сменю носителя – нельзя же срывать встречу Иштвана с его клиентом, к которой он так долго готовился – и отправлюсь поговорить с обитателями этого запертого офиса. И не забыть отправить деньги на счет Иштвана в благодарность за его, пусть и невольное, участие.

Иштван живет на улице Татра, не так далеко от Венских ворот, на другом берегу Дуная, и я решаю пройтись пешком через мост Маргит. Дорога занимает сорок пять минут. На мосту я понимаю, что что-то не дает мне покоя. Словно я что-то упустил или не заметил. Но в этот момент мне звонит Илона, и я вынужден проявлять чудеса дипломатичности, чтобы объяснить раздраженной жене Иштвана, где он шляется весь день, и почему он еще не дома. Не сразу, но, кажется, мне это удается.

Наконец, я подхожу к двери подъезда и достаю ключ.

И тут же ощущаю знакомый толчок в спину, а вслед за ним слышу и не менее знакомый хлопок. Я уже знаю, что я почувствую следом, и это знание меня совсем не радует. И точно, спустя долю секунды я чувствую дикую обжигающую боль в спине и груди. Я опускаю глаза, чтобы увидеть разорванную пулей рубашку, вокруг отверстия белая ткань стремительно превращается в багряную. И тут чувствую еще один такой же толчок в спину – рядом с первым отверстием появляется второе – вторая пуля тоже прошла навылет, значит, стрелок рядом.

Я оборачиваюсь из последних сил Иштвана и вижу сквозь туман, начинающий застилать его расфокусированный взгляд, фигуру высокого мужчины. Я оседаю на тротуар, опираясь спиной о стену. Как-то мгновенно и сразу вспоминаются сотни моих боев, больших и малых, явных и тайных, и десятки моих носителей, погибших в этих боях. В основном, по моей вине. И Иштван, скорее всего, умирает тоже по моей вине. Я втянул его в опасную игру, игру, которая уже убила хорошего человека Анджея Зелинского, зная о риске. И этот риск убил и Иштвана. Раны смертельны, и Иштван умрет. Мне его не спасти, но эта смерть дает мне шанс отомстить за него и за Анджея, и раскрыть это дело прямо сейчас. Я готовлюсь.

Убийца приближается, поднимает пистолет (Беретта 92, хорошее оружие – автоматически отмечаю я). За мгновение до того, как он нажмет на спусковой крючок, добивая Иштвана контрольным выстрелом в голову, я покидаю тело Иштвана. В тот же самый момент, как полурасплавленный металл входит в лоб Иштвана, ломая кости черепа и превращая блестящий мозг молодого консультанта в мертвый всплеск брызг на стене, я вхожу в тело убийцы.

Ну, здравствуй, Олег Семенов.

На улице мало народу, но я слышу, как хлопают двери и распахиваются окна. Всем интересно, что случилось. Пара молодых людей на другой стороне узкой улицы, видя лежащего Иштвана, делают попытку протиснуться между плотно припаркованными машинами, чтобы подойти посмотреть, но кинув на меня взгляд, испугано переглядываются и убегают, на ходу доставая смартфоны.

Ах, да. Я наклоняюсь и аккуратно кладу пистолет рядом с телом молодого человека. Сам прислоняюсь спиной к стене и ожидаю.

Олегу почти сорок лет. Он родился в маленьком русском городке, где-то под Челябинском, в конце семидесятых. Можно сказать, повезло. Родился бы на пару-тройку лет раньше и попал бы в самую мясорубку бандитского передела собственности, начавшегося после распада Советского Союза. А так, когда Олег вернулся домой после службы в армии, всех самых ретивых уже перестреляли, а самые умные уже надели галстуки и депутатские значки с триколором. Стремительный рост цен после августовского обрушения экономики в 1998 году съел почти все сбережения семьи Семеновых, и без того небольшие, и Олег, как многие, отправился на заработки в Москву.

Там ему и повезло, и не повезло одновременно. Он хотел пойти на стройку, но там все места уже были заняты нелегалами из Средней Азии (ну, по крайней мере, сам Олег был в этом уверен). А везение заключалось в том, что в охранной фирме, в которую он пришел, прочтя объявление на столбе у станции метро Медведково, директором был бывший офицер той же ракетной части, где Олег проходил свою срочную службу. Олега на работу взяли, и он всё же оказался на стройке – только в качестве охранника.

Дни проходили за днями, смены за сменами. Олег работал много, смотрел внимательно, не жаловался. Через некоторое время его начали приглашать на более серьезные «мероприятия». Серьезные ребята из местной «бригады», присмотрев подходящий магазин или завод, договаривались с кем-нибудь из судей в Подмосковье или где-нибудь в Калмыкии, и судья принимал решение о том, что этот «объект» теперь принадлежит связанной с бригадой компании. Потом совершалось «мероприятие», суть которого была в том, что на «объект» приезжали серьезные ребята, а вместе с ними с полсотни частных охранников из тех, кто понадежнее, и выкидывали с территории всех, кто был связан с прежним собственником. В принципе, занимались этим в то время в Москве, да и по всей России многие, и волна таких рейдерских захватов поутихла лишь через десять лет.

Однажды всё пошло не так, как ожидалось. Владелец очередного автосалона, приглянувшегося «хозяевам» охранной фирмы, где работал Олег, оказался крепким мужиком, командовавшим ротой еще в Афганистане. Он ожидал визит, и, не разговаривая, открыл огонь из охотничьего карабина. С ходу застрелил четверых «братков», еще двоих ранил, а следующую жертву Олег в порыве непонятного мужества прикрыл своим телом. Владельца автосервиса расстреляли на месте, а через несколько дней убили и всю его семью, включая беременную дочку. А Олега с места побоища вытащил тот, кого он закрыл собой – вежливый молодой человек по имени Саша.

Саша был наемным убийцей. Киллером, как говорили тогда в России. И не просто киллером, а самым лучшим. Настолько хорошим, что о нем в России ходят легенды до сих пор, Олег не раз читал статьи о нем, до сих пор сидящем в тюрьме. Человек умный и осторожный, он в процессе исполнения «заказов» пользовался париками, гримом и поистине театральными трюками настолько хорошо, что долгое время московские следователи не только не знали, кто он, но были уверены, что под его кличкой скрываются сразу несколько убийц.

Не отличаясь сентиментальностью, Саша умел, тем не менее, помнить добро, и об Олеге позаботился, не только выходив его после ранения, но поспособствовав его вступлению в группировку и обучив его части того, что он сам умел. В конце ноября 1999 года Сашу арестовали, а еще через пару лет была разгромлена и вся группировка. Олегу в очередной раз повезло – он не только остался на свободе, но и нашел новых покровителей. Набравшись опыта и осторожности, он старался не лезть в большие игры, и лишь изредка выполнял задания, связанные с убийствами.

С черноволосой студенткой с красивым именем Тимея Олег познакомился случайно в ночном клубе в середине двухтысячных. Студентка из Будапешта настолько поразила Олега, что он сделал ей предложение уже через три дня и три ночи, а она, неожиданно для него, согласилась. Прожив вместе чуть больше шести лет, они разошлись – по-доброму, тихо. От этого периода у Олега остался не только сын и теплые воспоминания о семейной жизни, но и паспорт гражданина Венгрии, а также неплохое знание венгерского и английского. Он неожиданно проявил большую склонность и желание к изучению новых языков. В результате, Олегу стали чаще давать поручения, выполнение которых было связано с поездками по Европе – от латвийской Риги до английского Аскота, где он прославился в узких кругах очень удачной инсценировкой самоубийства когда-то могущественного российского «олигарха».

В памяти Олега много интересных событий, но у меня мало времени. Я ищу то, что связано с Эгрес Банком, убийством Анджея Зелинского, а теперь и Иштвана Фаркаша. И нахожу.

Анджея действительно убил он. Его имя назвал по телефону некий человек с хриплым голосом, которого Олег знал только по кличке «Коник». После этого Олегу нужно было припугнуть Вальтера Шнайдера в Мюнхене, что тот и сделал, попытавшись похитить дочь Вальтера. Олег должен был расстроить сделку по покупке Эгрес Банка группой Ауструми, поскольку другой покупатель, Омнивэйз, хотел получить банк дешевле.

Ну, примерно так и я предполагал. Но вот это интересно: вчера вечером Олегу позвонил Коник и сообщил, что на встречу с Шандором Гелленхази должен приехать кто-то еще, Ауструми всё ещё в деле. Описания того, кто приедет на встречу, не было, но Олег должен был проследить за Шандором и за тем, с кем тот будет встречаться. Хм, о том, что я собираюсь встречаться с Гелленхази знали только Вальтер Шнайдер и Клаус Крюгер. И то, они не могли знать точно, кто и когда придет на встречу. Есть еще эта Джудит – я не говорил ей про поездку в Будапешт (Точно не говорил? Да, точно), но кто ее знает, что она могла вытащить из моих мозгов… Я всё же ставлю на Крюгера. Старая фашистская сволочь, похоже, играет за несколько команд сразу. Я этого не забуду. А память у меня долгая. Тысячелетняя.

Итак, проследив за Шандором, Олег узнал, что тот неожиданно отправляется в пустой офис банка днем в воскресенье. А через некоторое время в банке появился еще один человек – Иштван. Было очевидно, что это именно тот, кто представляет Вальтера и Ауструми. Олег решил проследить за Иштваном, то есть за мной. Сначала просто проследить. И внезапно обнаружил, что я посетил с визитом офис Омнивэйз. Пусть он был закрытым, сам факт того, что мне известно про Омнивэйз, делал меня чрезвычайно опасным для сделки. Олег продолжил следить за мной (вот, что я чувствовал на мосту – слежку), а потом решил, что надо действовать быстро, и убил меня. Ну, то есть Иштвана.

И тут я начинаю испытывать жуткий стыд и мучительные угрызения. Ну, что мне стоило сменить носителя по пути в Старый город? Там же не нужен был лоск консультанта «большой четверки», достаточно было кого угодно, и прямой связи между Иштваном, Эгресом и Омнивэйз не было бы. Что мне стоило отпустить Иштвана домой к Илоне и ребенку, а потом прийти в Омнивэйз завтра, совсем в другом теле, без слежки? Банальная лень и самоуверенность. Лень тратить силы на адаптацию в новом носителе и уверенность в том, что мне ничего не грозит. Ну что за дурость с моей стороны? И вот, теперь из-за моей глупости, лени и самоуверенности хороший человек мертв, хорошая девушка осталась вдовой, а младенец, только вступивший в этот мир, встретился с самой грязной его стороной, потеряв отца. Да, это помогло мне раскрыть убийство Зелинского, но стоит ли эта ловля на живца смерти и отчаяния? Нет, конечно.

Да и не то, чтобы я раскрыл это убийство. Олег Семенов всего лишь исполнитель, и мне до сих пор не известно, кто заказал убийство Анджея, почему вокруг Эгрес Банка такая грызня, и кто стоит за Омнивэйз Траст? Судя по тому, что знает Олег, и что говорил Коник, Омнивэйз – это всего лишь посредники. Так же, как Зелинский и Шнайдер для Ауструми. Но кто заказчик Омнивэйз, Олег не знает. Да, черти его побери, он даже не знает, кто такой на самом деле этот Коник! Они встречались пару раз в Москве, но без имен, Коник только передавал деньги от реальных заказчиков. Какой-то бандит-посредник и не более того. В итоге, кто и почему организовал убийство Зелинского, я так и не знаю. Задание Шнайдера еще не выполнено.

Я слышу сирены совсем рядом.

Полиция прибывает раньше скорой помощи. Я поднимаю руки и стараюсь не делать резких движений, отойдя подальше от лежащей на асфальте Беретты. На мгновение в голове мелькает идея броситься на полицейских и вынудить их убить Олега Семенова, но я сдерживаюсь. Тюрьма для него будет более тяжелым испытанием, чем быстрая смерть. К тому же, от выстрелов могут пострадать другие люди – их уже собралось немало вокруг.

Пока меня скручивают, прижав грудью к капоту бело-синей Шкоды, люди, осмелев, подступают к телу Иштвана ближе. Я краем глаза вижу, как бьется в истерике в руках у соседок бледная, как мел, Илона. Держись, девочка. Потерю Иштвана я тебе компенсировать не смогу, но обещаю, что ни ты, ни твой сын не будете ни в чем нуждаться. Прости меня. И ангелы тоже ошибаются.

Следующие три часа я даю показания следователям в полицейском участке. Рассказываю всё о том, что творил Олег и в Венгрии, и в других странах Европы, и в России. Полицейские проглатывают каждое слово. Похоже, кто-то здесь сегодня заработал очередное звание.

Потом меня запирают в камеру. Я покидаю тело Олега и прохожу сквозь стену камеры как раз вовремя, чтобы вселиться в одного из допрашивавших меня следователей, уходящего домой. Извини, мужик, не так быстро. В Будапеште мне делать больше нечего: Омнивэйз – ширма, Гелленхази ничего не знает. Единственная моя зацепка – это таинственный Коник. Нужно ехать в Москву и искать его. Ну, что ж – жди меня, Мама Раша.

Я сажусь в машину и еду в аэропорт. Из Будапешта в столицу России ежедневно летают несколько рейсов, один как раз поздно вечером – я как раз успеваю. Билет покупать мне не нужно, так что надо просто найти, где регистрируют рейс на Москву и подобрать подходящего носителя. Новое вселение сейчас для меня штука непростая, я уже изрядно устал за сегодняшний безумный долгий день, но нужно справиться.

Полтора часа спустя я, Роман Смирнов, менеджер по продажам в большой международной компании, торгующей бытовой техникой, сижу и пью кофе в баре в ожидании посадки в самолет.