Читать книгу Чарли Чаплин - Питер Акройд - Страница 4

Даже в это время трудностей и неуверенности в завтрашнем дне юный Чаплин не забывал о театре. Он время от времени наведывался в театральное агентство Блэкмора на Бэдфорд-стрит, возле Стрэнда – главной улицы Лондона, которая соединяет Вестминстер (центр политической жизни) и Сити (центр деловой активности). Ему всегда отвечали: «Для вас ничего нет», но через месяц после возвращения Сидни Чаплин получил письмо с приглашением прийти. Служащего агентства Блэкстоуна только что проинформировали, что требуется актер на роль посыльного в пьесе У. С. Джиллета «Шерлок Холмс» (Sherlock Holmes), с которой предстоят гастроли по стране, и он тут же вспомнил живого и энергичного парнишку, который приходил к нему раньше.

Удача, всегда сопутствовавшая Чаплину в тяжелые периоды жизни, на этот раз улыбнулась ему дважды. Актер Х. Сентсбери, который должен был играть Холмса, недавно сам написал пьесу «Джим, роман оборванца» (Jim, A Romance of Cockayne). Как только он увидел 14-летнего Чарли, то сразу понял, что мальчик как нельзя лучше подходит на роль уличного продавца газет в ней, не зная, что тому приходилось заниматься этим ремеслом в реальной жизни. Сценарий, который дал Сентсбери, Чаплин взял домой. Прочитать его и выучить роль ему помог Сидни. Больше всего

Чарли интересовало жалованье. Директор театра предложил ему 2 фунта и 1 шиллинг в неделю. Чаплин ответил: «По поводу условий я должен посоветоваться с братом». Директор рассмеялся. Тогда это действительно могло показаться смешным, но роль финансового советника останется за Сидни на протяжении почти всей жизни Чаплина.

Премьера «Джима» состоялась в Кингстоне 6 июля 1903 года, а последний спектакль был дан всего две недели спустя в Grand Theatre в Фулеме, однако Чаплин уже усвоил ценные уроки актерского мастерства. Сентсбери объяснил ему, что такое ритм действия, научил держать паузу, управлять голосом, входить в мизансцену и даже правильно сидеть. Чарли говорил, что все это получалось у него совершенно естественно – требовалась лишь подсказка. Правда, у него была склонность переигрывать… К тому же он дергал головой.

Работа над пьесой произвела на Чаплина огромное впечатление. Много лет спустя он помнил каждое слово той роли. Кроме того, Чарли усвоил еще один урок. Впоследствии он часто повторял своим актерам, чтобы те не дергали головой.

«Джим» не имел успеха у публики, но Чаплина заметили. The Era писала о нем как о славном парне в роли уличного продавца газет Сэма, который создает реалистичный образ нахального, но честного, верного, самостоятельного и философски настроенного беспризорника, обитателя лондонских трущоб. Реалистичности удивляться не следует – этот мир и этих людей Чаплин знал не понаслышке.

Вскоре должен был начаться гастрольный тур «Шерлока Холмса». Труппа репетировала весь июль, и 27-го числа в Pavilion Theatre на Майл-Энд-роуд состоялась премьера. Потом они отправились в Бертон – город, расположенный в графстве Стаффорд-шир, на реке Трент, и Ньюкасл. Неофициальным опекуном Чарли стала костюмерша Эдит Скейлс. Она вспоминала, что на первое недельное жалованье Чаплин купил фотоаппарат и в свободное время стал подрабатывать уличным фотографом, беря за снимок три или шесть пенсов. Чарли всегда стремился заработать денег. В Блэкберне труппа жила в Market Hotel. Один раз Чаплин вошел

в гостиную, где сидели и выпивали фермеры, и запел перед этой случайной аудиторией. Затем, к всеобщему удовольствию, он исполнил клогданс. А в конце представления прошел по кругу со шляпой.

Мисс Скейлс вспоминала и другие эпизоды из жизни мальчика, которому шел пятнадцатый год. По ее словам, обычно Чарли проверял каждую строчку в счетах, выставляемых квартирными хозяйками, и вычеркивал услуги, которыми не пользовался. Во время гастролей в городке Эштон-андер-Лайн Чаплин стал свидетелем ссоры хозяйки с пьяным трубочистом, и мисс Скейлс рассказывала, что, когда во время судебного разбирательства он давал показания, никто не мог понять его из-за выговора кокни. Впоследствии Чаплин приложит много сил, чтобы избавиться от акцента.

По его собственному признанию в этих северных городах он страдал от тоски и одиночества. Наверное, поэтому у Чарли были два ручных кролика.

Чаплин был очень стеснительным. Его тянуло к примадонне труппы Грете Хан, но, увидев ее на улице, он поспешно скрывался в ближайшем переулке, чтобы избежать встречи. «Я перестал следить за собой, – вспоминал Чаплин, – сделался неряшливым». Он получал письма от Сидни, который сообщил, что был вынужден распрощаться с мечтой о сцене и устроиться буфетчиком в Coal Hole на Стрэнде. «С тех пор как заболела мама, – писал Сидни в одном из писем, – у нас никого не осталось на свете, кроме друг друга, поэтому ты должен писать мне регулярно, чтобы я чувствовал, что у меня есть брат». Но Чаплин всегда неохотно писал письма.

В спектакле он играл Билли, слугу Шерлока Холмса, и вскоре в прессе появились положительные отзывы о нем. Газета The Era писала, что этому юноше удается сделать смышленого слугу любимцем публики. Через много лет секретарь Чаплина наткнулся на коллекцию газетных вырезок. Первыми там лежали два отзыва о роли Билли в «Шерлоке Холмсе». В одном говорилось, что мистер Чаплин необыкновенно ярок и естествен в образе Билли, а автор другого соглашался, что самую яркую актерскую игру в спектакле

показал мистер Чарльз Чаплин, который в роли Билли продемонстрировал огромную фантазию, а также драматическое чутье. Эти строки были подчеркнуты самим Чаплином, который хранил вырезки с рецензиями до конца жизни. Именно во время этого турне появилась первая карикатура на Чаплина, которую нарисовал Джордж Кук. По всей видимости, Чарли понравился рисунок – он заплатил за него 7 шиллингов и 6 пенсов.

В конце 1903 года Чарли удалось уговорить директора труппы занять в спектакле «Шерлок Холмс» и Сидни, который играл небольшую роль престарелого аристократа, однако можно не сомневаться, что одной из причин его приема было то обстоятельство, что он будет приглядывать за младшим братом.

Несколько недель спустя к мальчикам присоединилась мать – Ханну выписали из психиатрической лечебницы Кейн-хилл. Когда семья воссоединилась, точно неизвестно. Возможно, в начале января – труппа тогда гастролировала в Уэйкфилде, – но сам Чаплин вспоминает, что это было уже к концу гастролей. Они в это время работали ближе к Лондону, в Олдершоте или Истборне. Впрочем, это не так уж важно.

Общий доход составлял больше 4 фунтов в неделю. Ханна и мальчики могли позволить себе «роскошную квартиру» с двумя спальнями и гостиной. Ханна ходила за покупками и убирала комнаты. Могло показаться, что вернулись прежние времена семейной жизни, вот только Ханна была необычно молчаливой и сдержанной. Она вела себя как гостья в доме, а не как мать. Братья приняли решение, что ей лучше вернуться на Честер-стрит в Кеннингтоне. Там Ханна окажется в привычном для себя окружении.

Гастроли продолжались до начала лета. Последний спектакль труппа дала 11 июня 1904 года в театре West London на Эджвар-роуд. Теперь юный Чаплин, как говорили в театральных кругах, отдыхал. Они с Сидни обосновались у матери на Честер-стрит. Неизвестно, чем братья занимались в этот период свободы, но сам Чаплин отмечает, что испытал облегчение, когда в конце октября снова уехал в турне с «Шерлоком Холмсом» – с новой труппой и новым исполнителем главной роли. Жить с Ханной становилось все труднее.

Сидни также не упустил шанс обрести свободу и снова ушел в море помощником стюарда и горнистом. Он отсутствовал три месяца.

Почти сразу после возвращения старшего сына в Кеннингтон у Ханны случился рецидив. 16 марта 1905 года ее опять поместили в Ламбетскую больницу. Врач отметил странное поведение и бессвязную речь пациентки. «Она то танцует, то поет, то плачет. Временами больная делает непристойные жесты и сквернословит, временами молится и говорит, что родилась заново», – записано в истории ее болезни. Два дня спустя Ханну снова отвезли в психиатрическую лечебницу Кейн-хилл, где она провела семь лет. После этого миссис Чаплин перевели в частное заведение, пребывание в котором оплачивал ее младший сын, ставший к тому времени богатым и знаменитым.

Вторые гастроли закончились в начале мая 1905 года, и Чарли снова какое-то время отдыхал. Однако успех «Шерлока Холмса» у публики был поистине грандиозным, и уже в середине августа Чаплин отправился в третье турне по стране. На этот раз партнеры его не впечатлили. Он считал труппу слабой и испортил отношения с актерами, рассказывая, как играл ту или иную сцену предыдущий состав или как нужно произносить одну или другую реплику. По всей видимости, именно в этот период он купил свою первую скрипку, к которой впоследствии присоединится виолончель. Сольная меланхоличная музыка как нельзя лучше соответствовала его характеру. Чаплин был левшой и поэтому натянул струны на инструменте в обратном порядке.

В октябре он с облегчением расстался с труппой. Уильям Джиллет, автор «Шерлока Холмса», написал 10-минутную интермедию, которую должны были разыгрывать перед тем, как будет выпущен главный спектакль. «Затруднительное положение Шерлока Холмса» (Painful Predicament of Sherlock Holmes) предназначалось только для лондонского театра Duke of York’s, а материал был хорошо знаком Чаплину. По свидетельству The Stage, в интермедии разыгрывалось вторжение на Бейкер-стрит бедной безумной женщины, взволнованной, импульсивной и необычайно говорливой. Слуге, которого играл Чаплин, приказывали привести сотрудников психиатрической службы, но в этот момент появлялись два суровых человека, вероятно санитары из больницы, забирали несчастную и возвращали обратно под замок. Очень похоже на судьбу Ханны… «Мистер Чаплин, – говорилось в рецензии, – как всегда, силен в роли безобидного, старательного слуги». Он и произносил заключительную реплику: «Вы были правы, сэр, это действительно оказался сумасшедший дом».

Чаплин редко писал матери в Кейн-хилл. Неизвестно также, как часто он ее навещал. Ханна действовала на него угнетающе. Понимая, что мать сошла с ума, он боялся за себя. Роланд (Ролли) Тотеро, который был оператором у Чаплина на протяжении 38 лет, вспоминал, что тот всегда боялся закончить жизнь в сумасшедшем доме. Другие знакомые отмечали, как часто он размышлял над природой безумия. Чаплин любил напевать старинную песенку из репертуара мюзик-холла – о том, как однажды вечером жена сошла с ума. На фразе «Что-то повредилось у нее вот здесь» Чарли дотрагивался до своей головы. Возможно, именно страхом или подозрением на приближающееся безумие объясняются его приступы мрачного настроения или необъяснимые вспышки гнева. В преклонные годы он постоянно обращался к невропатологу.

Постановка «Шерлока Холмса» в театре Duke of York’s, где она сменила интермедию «Затруднительное положение…», имела огромный успех. На спектаклях присутствовали знаменитости. Пьесу посмотрела королева Александра[4]. Вместе с ней в ложе сидели король Греции Георг I и принц Константин. «Да не рассказывай же мне! – прошипел монарх сыну, который собирался пересказать фабулу. – Не говори ничего!» Молодого Чаплина даже упомянули в справочнике The Green Room Book: or Who’s Who on the Stage, где он описывался как актер, мим и танцор… с детства выступающий на сцене. У него уже было имя, и это позволило Чаплину удостоиться приглашения в Вестминстерское аббатство на похороны выдающегося трагического актера сэра Генри Ирвинга.

Последнее представление «Шерлока Холмса» состоялось 2 декабря после неожиданного ухода из театра Уильяма Джиллета. Чаплин надеялся остаться с Джиллетом, обучаясь актерскому искусству в «правильном» театре, но теперь он на какое-то время стал безработным и слонялся по бильярдным. Время от времени он позволял себе развлечения. Вино и женщины. Он всегда был очень сексапилен, и поэтому шлюхи и проститутки, как называл их сам Чарли, с готовностью удовлетворяли желания красивого юноши. Тем не менее Чаплин меньше всего был склонен к праздности. На первом месте у него всегда была работа. В начале 1906 года он отправился в свое четвертое турне с «Шерлоком Холмсом». Спектакль играли в окрестностях Лондона – Пекхаме и Гринвиче, а также в нескольких городах на севере. К этому времени Чаплину, наверное, уже наскучил и сам спектакль, и роль.

Скорее всего, Сидни не составило труда уговорить брата перейти в труппу Wal Pink’s Workmen, специализировавшуюся на балаганных комедиях. Три месяца Чарли играл в скетче «Ремонт» (Repairs), в котором исполнял роль неумехи плотника из строительной фирмы. В ходе действия пьесы (по фабуле похожей на один из короткометражных фильмов Чаплина) ремонтные рабочие ураганом проносятся по дому, круша все на своем пути. Ведра с раствором переворачиваются, лестницы падают, краска разбрызгивается во все стороны…

Здесь Чарли был в своей стихии. Он надеялся стать серьезным актером, но теперь вернулся в мир мюзик-холла, который хорошо знал по рассказам матери. «Шерлок Холмс» был одним из последних театральных спектаклей, в которых играл Чаплин. Его ждали скетчи, трюки, розыгрыши и пародии – весь набор инструментов эстрадного артиста. Кстати, «Ремонт» был первой пьесой, где Чаплин играл без слов.

Во время гастролей на глаза ему попалось объявление в театральной газете The Era, сообщавшее о наборе комедийных актеров мужского пола в возрасте от 14 до 19 лет. Чарли, которому исполнилось 17, решил пойти на прослушивание. «Цирк Кейси» являл собой шоу, в котором юные обитатели рабочих кварталов исполняли популярные номера из репертуара мюзик-холлов и цирка. Этот жанр предоставлял прекрасные возможности для сатиры, вульгарных песенок, коротких интермедий, комических сценок и другого незатейливого веселья. Здесь Чарли был как рыба в воде – весной 1906 года он поступил в труппу.

Впоследствии Чаплин называл это шоу ужасным, но признавался, что оно помогло ему освоить искусство комедии. Во-первых, это были смешные погони. В одном из скетчей он играл знаменитого разбойника Дика Тёрпина, за которым по сцене гонялись полицейские. Главный комедийный актер труппы Уилл Мюррей говорил: «Думаю, что могу без ложной скромности сказать: именно я научил Чарли скользящему шагу».

Это движение, использованное Чаплином во многих фильмах, стало чем-то вроде его визитной карточки. Он поднимал одну ногу и слегка подпрыгивал на другой – получалось некое скольжение, и этот непростой трюк Чаплин освоил только после многочасовых репетиций с Мюрреем. Он также научился резко останавливаться на бегу – внезапно «тормозил» и застывал на одной ноге. При этом Чарли приходилось выпячивать грудь, чтобы не упасть ничком. Голову и корпус он всегда держал прямо, а когда падал, следил за тем, чтобы не приземляться на «пятую точку», и обязательно перекатывался на спину.

Еще одним ценным уроком стало для Чаплина искусство перевоплощения. В то время в мюзик-холлах выступал популярный гипнотизер и иллюзионист Уолфорд Боди, внешне очень интересный – длинные блестящие усы с загнутыми вниз кончиками, большие проницательные глаза… Чаплину поручили пародировать «мага», и он с энтузиазмом взялся за дело. Сначала он изучил фотографию Боди – прочитал о нем в газете The Era. Уилл Мюррей показал Чарли манеры гипнотизера, и тот стал часами репетировать их перед зеркалом. Здесь Чаплину помогал природный дар имитатора. О Чарли много раз говорили, что он становится человеком – или даже предметом, – которого (либо который) изображает. Именно так и произошло в этом первом случае.

Чаплин освоил и другие комические трюки. Он пытался повесить трость на крючок, но держал ее не за тот конец. Трость со стуком падала на сцену. Он поднимал ее, но тут с его головы слетал котелок. Чарли пытался снова нахлобучить котелок, но из него вываливался комок бумаги, и головной убор проваливалась ниже, закрывая чуть не все лицо. Зрители хохотали. Чаплин играл роль искреннего и серьезного человека, у которого все выходит нелепо и смешно. Чарли понял, что чем он невозмутимее, тем забавнее все это выглядит.

Дэн Липтон, автор популярных в то время комических песенок, впоследствии вспоминал: «Парень замечательно пародировал доктора Боди. Причем он ни разу не видел этого человека». «Его отличало великолепное самообладание, – продолжает Липтон, – но, подобно всем настоящим артистам, он был эмоциональным и темпераментным». Актер, работавший вместе с Чаплином, вспоминал, что тот был очень серьезным парнем, который работал так, словно от этого зависела его жизнь.

Летом 1907 года Чарли ушел из «Цирка Кейси». Много лет спустя на одном из званых ужинов в своей речи он заговорил об Уилле Мюррее. «Нужно было попросить у него прибавки!» – крикнул кто-то с места. «Он меня уволил», – ответил Чаплин. Возможно, он действительно попросил увеличить жалованье, и ему указали на дверь. Чарли остался жить в меблированных комнатах на Кеннингтон-роуд и стал ждать следующего шанса. Он купил ковры и лампы для своей комнаты и с энтузиазмом самоучки начал штудировать Шопенгауэра. Этого философа Чаплин – с разной долей внимания – читал следующие 40 лет. Возможно, молодого человека привлекала теория превосходства человеческой воли, но в равной степени он мог соглашаться с утверждением Шопенгауэра, что сильнейшим и наиболее активным из всех мотивов является сексуальное влечение. Вопрос, насколько хорошо и насколько быстро умел читать Чаплин, остается открытым.

Он все еще не знал, что будет дальше – и в его жизни, и в профессии. В какой-то момент этого вынужденного отдыха Чарли согласился на роль пожилого главного героя в пьесе «Веселый майор» (The Merry Major). Партнершей Чаплина, игравшей жену его героя, была 50-летняя актриса, имевшая пристрастие к джину… Затем, по его словам, он написал эксцентрическую комедию под названием «Двенадцать справедливых мужчин» (Twelve Just Men) и собирался сыграть в ней главную роль, однако после трех дней репетиций пьесу отвергли. Возможно, от отчаяния Чаплин согласился на роль еврейского комика. Ему дали недельный ангажемент в мюзик-холле Форстера в Бетнал-Грин, но сценка не имела успеха у публики, по большей части состоявшей из евреев, а некоторые шутки зрители даже посчитали антисемитскими. Чаплина освистали, забросали апельсиновыми корками и медяками.

Его старшему брату Сидни повезло больше. Летом 1906 года, когда Чарли гастролировал с «Цирком Кейси», он присоединился к группе Фреда Карно[5], уже добился признания и получил повышение. Сидни, всегда стремившийся помочь брату, убедил хозяина дать шанс молодому человеку, сидевшему без работы.

Фред Карно, бывший гимнаст и акробат, создал необычное шоу. В нем многочисленные мимы и акробаты исполняли безмолвный бурлеск под музыку к романтическим балетам, которая звучала в этом контексте очень иронично. Скетчи были стремительными и бурными, сложные номера требовали быстроты движений, выверенного до долей секунд ритма и мгновенной реакции. Штаб-квартира Карно находилась на Воган-роуд в Кэмберуэлле, где три дома были соединены вместе, образуя «фабрику смеха», на которой изготавливались все декорации, костюмы и реквизит. Отсюда отходили автобусы Карно, развозящие актеров по мюзик-холлам столицы. Торты с кремом (именно Карно придумал один из самых знаменитых комедийных гэгов – бросок в лицо кремовым тортом), ведра с побелкой, цирковые велосипедисты, вращающиеся тарелки, высоко натянутая проволока, деревянные ходули, мелькающие в воздухе булавы и горящие факелы – все это присутствовало на афишах. В скетчах «участвовали» воры на велосипедах, боксеры и пьяницы. Это было грубо, лихо и смешно.

Вняв уговорам Сидни, Карно согласился встретиться с его младшим братом. Директор посчитал паренька слишком робким и хрупким, чтобы блеснуть в бурлеске, но по настоятельной просьбе Сидни согласился на пробы. Чаплину было 18 лет, но выглядел он моложе. Когда Карно сказал об этом, Чаплин в ответ пожал плечами и возразил, что это вопрос грима. Впоследствии он утверждал, что именно этот беспечный ответ помог ему получить работу.

Фред Карно заставлял актеров бесконечно репетировать, изо дня в день, почти по-военному пресекая какие бы то ни было дрязги. Он поддерживал жесткий ритм, требовал четкого и акцентированного исполнения каждого элемента. Другой актер труппы Карно, Стэн Лорел, вспоминал об их руководителе так: «Он не научил нас с Чарли всему, что мы знаем о комедии, но бóльшую часть мы узнали от него». В частности, Фред объясним им, что такое «точность». В январе 1942 года сам Чаплин в журнале Variety писал: «…каждый, кто работал на Карно, должен был иметь превосходное чувство ритма и знать особенности всех остальных актеров труппы, чтобы все вместе они достигли нужного темпа». Именно скорость и ритм характерны для всех фильмов Чаплина. Карно также говорил своим артистам, что в основе юмора лежит неожиданность или резкая смена ритма. Он советовал им сохранять серьезность. «Когда вы сбиваете человека с ног, поцелуйте его в макушку. Если вы сильно бьете кого-нибудь, то на несколько секунд должны принять виноватый вид. Это делает действие смешным». Чаплин никогда не забывал этих первых уроков искусства комедии.

Он начал гастролировать с труппой Карно в начале 1908 года, дебютировав в пьесе «Футбольный матч» (The Football Match). В ней у Чарли была маленькая роль, но с помощью придуманных трюков он сумел привлечь внимание публики: спотыкался о гантели, цеплялся тростью за боксерскую грушу, из-за оторвавшейся пуговицы с него сползали брюки. Зрители смеялись, и довольно скоро его выход на сцену начали встречать аплодисментами. После удачного первого выступления Чаплин, словно оглушенный, выскочил на улицу. Это был успех! Он покинул Empire на Нью-кросс и каким-то образом добрался до Вестминстерского моста, остановился и стал смотреть на воду. Затем двинулся к дому, но по дороге зашел в кафе Elephant and Castle, чтобы выпить чашку чая. Чаплин ликовал. Он больше никогда не останется без работы.

Однако популярность Чарли у публики пришлась не по вкусу другим комикам труппы. Их обуревала зависть. «У меня в заднице больше таланта, чем в тебе с головы до ног!» – воскликнул в сердцах один из актеров.

«Вот где вы прячете свой талант…» – парировал Чаплин. Сам Карно вспоминал о Чарли так: «Он мог быть очень неприятным. Я знаю, что он неделями не говорил ни слова другим артистам труппы. Иногда он становился разговорчивым, но в целом был серьезным и необщительным. Выпивка приводила его в ужас. Бóльшую часть жалованья он сразу же относил в банк».

У Лорела другое мнение. Стэн полагал, что непринужденно общаться с людьми Чарли мешала застенчивость. Другой современник Карно вспоминал, что Чаплин был очень напряжен и склонен к экстравагантным проявлениям удовольствия, когда ему все нравилось или удавалось, однако мельчайший инцидент, например размолвка с кем-то из партнеров, полностью выбивал его из колеи, и до конца дня о работе приходилось забыть. Многие отмечали его поглощенность самим собой.

С начала лета 1908 года Чаплин и его старший брат выступали вместе. В этот период никогда не бывавшего ранее, беспрецедентного благополучия они решили снять четырехкомнатную квартиру в доме номер 15 в Гленшоу-Мэншнс на Брикстон-роуд. Этот район любили примы и премьеры мюзик-холлов, и братья надумали подышать воздухом звезд. Пол гостиной они застелили ковром, поставили в ней ширму в мавританском стиле, купили подходящую мебель, а на стену повесили картину с изображением обнаженной натурщицы. Последним штрихом в обстановке стало пианино. Квартира напоминала бордель, только без женщин.

Обычно за вечер Сидни и Чарли выступали в трех мюзик-холлах – начинали в Streatham Empire, затем переходили в Canterbury Music Hall, а заканчивали в Tivoli. Иногда репетиции проходили в Montpelier Assembly Hall в Уолворте. Здесь в начале августа Чарли познакомился с юной девушкой, учившейся на танцовщицу. Хетти

Келли исполнилось всего 15 лет, и она, по всей видимости, была взволнована и ошеломлена вниманием страстного юноши. Это известная всем история первой любви… Он печален и не удовлетворен жизнью, а она красива и невинна. Молодые люди договорились встретиться в воскресенье днем у Кеннингтон-гейт, откуда на такси поехали в Уэст-Энд. Сила чувств, обуревавших Чаплина, была очевидна, но, когда он назвал Хетти «моя Немезида», она не поняла, что это значит.

Они провели вечер в ресторане Trocadero, а потом пешком вернулись в Кэмберуэлл. Пока они шли по набережной, Чаплин пребывал, по своим собственным словам, в восторженном состоянии. Три дня подряд он встречал Хетти у дома на Кэмберуэлл-роуд и провожал до станции подземки на Вестминстер-бридж-роуд. На четвертый день Чарли почувствовал ее холодность или неуверенность и упрекнул девушку в том, что она его не любит. За этими словами последовала сцена, типичная для незрелых и неопытных юнцов. Любят ли они друг друга? Сильно ли вы меня любите? Что такое любовь? Мы должны расстаться и больше никогда не видеться. Прощайте.

Более чем через 50 лет Чаплин, похоже, дословно помнил их эмоциональный разговор и воспроизвел его в своей биографии. Сегодня невозможно сказать, в какой степени это было принятие желаемого за действительное или мелодраматическое воображение, но совершенно очевидно, что сия страстная влюбленность в юную танцовщицу долгое время не отпускала его и, не исключено, отчасти сформировала отношение к другим женщинам. Вот девушка, которая осталась нетронутой и недоступной, воплощением всего, чего только можно желать, на что можно надеяться, но что всегда останется недостижимым. Она была так непохожа на женщин, которых Чарли подбирал в бильярдных три года назад…

Гастроли – с обычным лихорадочным и изматывающим ритмом – проходили по всей стране, от Ноттингема до Ньюкасла, от Лидса до Бристоля. Другой комик из труппы Карно, Честер Кортни, вспоминал, как они играли в покер с двухпенсовой ставкой, делились друг с другом сигаретами, развлекались поездками в омнибусе и предавались «разнообразному флирту». Во время этого турне Чаплин наконец добился своего и сыграл в пьесе «Футбольный матч» главную роль, но волнение перед премьерой стало причиной ларингита, который разрушил его надежды на карьеру комика. Такая же беда когда-то приключилась с его матерью. Вероятно, ярость Карно, известного своим крутым нравом, была неукротима, но Сидни убедил Фреда дать младшему брату роль без слов в другой постановке труппы.

В пантомиме «Молчаливые пташки» неубедительные номера низкопробного мюзик-холла прерывал персонаж, известный как «пьяный джентльмен». Улыбку вызывали и фокусники, и исполнители баллад, и «силачи», но самыми забавными были ошеломительные трюки подвыпившего джентльмена во фраке и белом галстуке-бабочке. Эту роль, разумеется, исполнял Чаплин, который прекрасно знал, как ведут себя люди «под мухой». Не они ли окружали его в Южном Лондоне? Чарли и не надо было ничего говорить. Он рассчитывал на темп, ловкость и умение падать, не получая травм. Чаплин нашел свое призвание. Пантомима стала его главным амплуа в мюзик-холле и в конечном счете проложила дорогу в кинематограф.

В каком-то смысле роль пьяницы помогла Чарли найти свое призвание. В конце жизни в одном из интервью он признался: «Я выходил на сцену, и во мне словно что-то раскрывалось. Ощущение почти сверхъестественное. Думаю, причиной этого было что-то вроде скуки и усталости… Так или иначе, талант или нечто подобное прорвался наружу. Я просто не мог ошибиться. Я очень хорошо все помню. Старый мюзик-холл на Эджвер-роуд. Это происходило в течение четырех вечеров, и я сам испытывал истинное наслаждение – настолько, что другие актеры собирались за кулисами, чтобы посмотреть на меня».

Затем Чарли сыграл главную роль в другом комедийном скетче, «Бесстрашный Джимми» (Jimmy the Fearless). Его герой спасался от унылых будней, мечтая о героических приключениях. Газета Yorkshire Post писала, что выход Чаплина в «Бесстрашном Джимми» вызывает восторженный рев публики и свидетельствует о том, что он прирожденный комик. В одном из эпизодов Чарли, читая книгу, рассеянно режет ножом буханку хлеба и нечаянно превращает ее

в хлебную губную гармошку. Эту же шутку Чаплин использовал в короткометражном фильме 1915 года «Бегство в автомобиле» (A Jitney Elopement). У него также была роль в скетче «Катание на коньках» (Skating), где ловкость передвижения по льду соперничала с даром комика. В рецензии отмечалось, что его «акробатика и дурачества» были необычайно забавными. Этот опыт впоследствии нашел отражение в работах Чаплина в кино.

Зимой 1909 года труппа Карно три недели гастролировала в Париже. «Молчаливые пташки» шли на сцене варьете Folies Bergère – в то время оно еще не приобрело несколько скандальную репутацию, которую снискало впоследствии. После представления Чарли подозвал к себе какой-то господин. «Вы прирожденный музыкант и танцор», – сказал он юноше. Позже Чаплин поинтересовался, кто это был, и ему объяснили, что он удостоился похвалы Клода Дебюсси. Чарли никогда не слышал этого имени.

Чаплин снова влюбился в молоденькую девушку. По его словам, Мабель было всего десять лет. Или двенадцать… Чарли отрицал, что у них были близкие отношения, и говорил, что чувства к Мабель объяснялись его тягой к красоте. Ему нравилось просто держать ее за руку, обнимать – в буквальном смысле слова прижиматься к невинности. Это желание, или стремление, в будущем не раз сыграет с ним злую шутку.