Читать книгу Советы молодому ученому - Питер Брайан Медавар - Страница 5

2
Хватит ли у меня способностей, чтобы стать ученым?

Оглавление

Люди, считающие себя пригодными к научной жизни и деятельности, порой приходят в смятение вследствие, если цитировать сэра Фрэнсиса Бэкона, «отчаяния людей и предположения невозможного», ибо «даже разумные и твердые мужи совершенно отчаиваются, размышляя о непознаваемости природы, о краткости бытия, об обмане чувств, о слабости суждения, о трудностях опытов и тому подобном»[13].

Не существует способа достоверно выяснить заранее, обеспечат ли прелести жизни, посвященной поискам истины, возможность новичку справиться с досадой от провалившихся экспериментов и преодолеть разочарование и раздражение, когда вдруг обнаруживаешь, что идеи, которым ты привержен, лишены научных оснований.

За свою жизнь мне дважды довелось потратить два утомительных и бесплодных с точки зрения года на попытки отыскать доказательства в пользу гипотез, которые мне самому были чрезвычайно дороги, но оказались необоснованными; подобные испытания исключительно тяжелы для ученых – ты словно попадаешь в полосу затяжного дождя, ощущаешь непреходящее уныние и полное бессилие. Именно память об этих малоприятных моментах побуждает меня советовать молодым ученым следующее: всегда нужно рассматривать несколько гипотез – образно выражаясь, накладывать несколько стрел на тетиву – и быть готовым отказаться от них в случае, если факты будут их опровергать.

Особенно важно для новичков не поддаваться стародавним представлениям о нелегкой доле научных сотрудников. Что бы там ни говорили, а жизнь ученого восхитительна, в немалой степени наполнена страстью, но если измерять ее в количестве часов, то, пожалуй, да, наука и впрямь может показаться весьма обременительным и даже изматывающим занятием. Кроме того, такая жизнь почти наверняка будет непростой для мужа или жены ученого и для его/ее детей, ведь им предстоит жить бок о бок с одержимым, чью маниакальную увлеченность они вряд ли разделяют (см. подробнее в главе 5).

Новичку следует стиснуть зубы и держаться – пока он не осознает, восполняют ли ему вознаграждения и достижения научной жизни те разочарования, с которыми он неизбежно сталкивается; впрочем, стоит ученому испытать восторг открытия и ощутить удовлетворение от успешного завершения по-настоящему сложного эксперимента – стоит ему познать ту обширную глубинную эмоцию, которую Фрейд именовал «океаническим чувством»[14] и которая служит наградой за всякое реальное проникновение в суть вещей, – как он оказывается, что называется, на крючке и уже не желает иной жизни.

Мотивы

Но прежде всего спросим себя – что подталкивает человека к тому, чтобы стать ученым? Пожалуй, здесь было бы полезно услышать мнение психологов. Как утверждала Лу Андреас-Саломе[15], одним из наглядных проявлений этого стремления (уж простите, но она рассуждала об «анальном эротизме») является внимание к мельчайшим подробностям; правда, в целом ученые не грешат чрезмерной дотошностью, да и, по счастью, последняя вообще редко требуется. Принято считать, что в основе научных трудов лежала и лежит любознательность. Лично мне эта расхожая мудрость всегда казалась неподходящим мотивом, тем более что вместо любознательности нередко говорят о любопытстве. Как известно, «любопытство сгубило кошку» (помните такую поговорку?), тогда как деятельная, а не праздная пытливость ума могла бы найти лекарство для спасения умирающего животного.

Большинство знакомых мне талантливых ученых обладает качеством, которое я не постесняюсь охарактеризовать как «исследовательский зуд». Иммануил Кант в свое время писал о «неустанном стремлении» обрести истинное знание, пусть и приводил не слишком убедительное обоснование: дескать, природа не наделила бы человека такой жаждой, не будь у нас возможности ее удовлетворить. Насколько я могу судить, отсутствие понимания всегда вызывает обеспокоенность и недовольство, причем эти ощущения знакомы не только ученым, но и обычным людям – иначе как объяснить то облегчение, которое они ощущают, когда узнают, что некое загадочное и тревожащее явление поддается объяснению? Нам важно не знание само по себе, а удовлетворение от обретенного знания. Фрэнсис Бэкон и Ян Амос Коменский, два философа-основоположника современной науки, на сочинения которых я часто ссылаюсь, принесли людям факелы познания. Быть может, то беспокойство, о котором я пишу, есть взрослый аналог детской боязни темноты, а данную боязнь, как полагал Бэкон, возможно прогнать лишь «огнем природы».

Меня часто спрашивают: «А что побудило сделаться ученым конкретно вас?» Честно сказать, я вряд ли в состоянии дать вразумительный ответ на этот вопрос, поскольку уже почти не помню те времена, когда жизнь ученого еще не казалась мне самым восхитительным занятием на свете. Безусловно, на меня оказали немалое влияние книги Жюля Верна и Герберта Уэллса, наряду с теми далеко не всегда бестолковыми популярными энциклопедиями, которые частенько попадаются в руки детям, читающим взахлеб и все подряд. Также назову научно-популярные издания, дешевые («шестипенсовые», как обычно говорят, хотя на самом деле они стоили десять центов) книги о звездах, атомах, Земле, океанах и прочем. К слову, я действительно боялся темноты – и, если верна проведенная выше параллель между детскими страхами и поведением взрослых, это тоже помогло.


Некоторых новичков, а в особенности некоторых женщин, склонных в силу социально обусловленной (но вряд ли оправданной) привычки к самоуничижению, может тревожить вопрос: а хватит ли им, грубо говоря, мозгов на занятия наукой? Смело могу сказать, что нет нужды изводить себя этим вопросом, ибо чтобы стать хорошим ученым, совершенно не обязательно обладать поразительными (убийственными) умственными способностями. Конечно, препятствиями на пути к науке наверняка станут антипатия или полное безразличие к умственной деятельности и нетерпимость к абстракциям, однако ничто в экспериментальной науке не требует ни «отприродных» озарений, ни врожденного дара к дедуктивному мышлению. Без здравого смысла, разумеется, не обойтись, и хорошо бы обладать кое-какими старомодными добродетелями, которые сегодня, увы, вышли, как кажется, из употребления. Я имею в виду усердие, прилежание, целеполагание, умение сосредотачиваться и преодолевать преграды, встающие на пути, не опускать рук при неудачах – например, когда выясняешь после длительных и утомительных изысканий, что гипотеза, к которой ты уже прикипел всем сердцем, по сути своей ошибочна.

Тест на интеллект

Ради успокоения смятенных умов я предлагаю тест на интеллект, который позволит выявить разницу между здравым смыслом и теми ослепительными высотами ума, куда, как считается, порой забираются (должны забираться) ученые. Для многих людей отдельные фигуры на полотнах Эль Греко (прежде всего фигуры святых) выглядят неестественно высокими и худыми. Офтальмолог, чье имя упоминать не стоит, предположил, что это объясняется дефектом зрения художника: мол, Эль Греко видел людей именно так – и рисовал, как видел.

13

Ф. Бэкон. Новый органон. XCII. Перевод С. Красильщикова, сверенный Г. Майоровым.

14

Автором этого выражения является французский писатель Р. Роллан, употребивший его в письме к З. Фрейду. Позднее сам Фрейд попытался исследовать океаническое чувство в работе «Болезнь культуры» (1930, рус. пер. 2012).

15

Немецкая писательница, философ и психоаналитик, родилась в России; автор популярных работ «Эротика (1910, рус. пер. 2011) и «Анальное и сексуальное» (1916, рус. пер. 2012).

Советы молодому ученому

Подняться наверх