Читать книгу Трон черепов - Питер Бретт - Страница 7

333 П. В., осень

Когда муж вызвал отца на бой за Трон черепов, Ашия оцепенела. Вмешаться было немыслимо, но она понимала, что исход поразит ее в сердце, кто бы ни стал победителем.

Она вздохнула, вновь обретая центр. Такова была инэвера.

Ашия чуть сместилась, расслабила одни мышцы и напрягла другие, сохраняя позу, которая удерживала ее подвешенной слева от возвышения с Троном черепов, где она расположилась над альковом, уцепившись за потолок пальцами рук и ног. Таким образом она могла висеть сколь угодно долго и даже спать, не падая с высоты.

По ту сторону зала, в противоположном алькове, ее зеркально отражала сестра по копью Мича, которая безмолвно наблюдала через булавочное отверстие в узорной резьбе над сводом. Джарвах расположилась за колонной непосредственно за Троном черепов, куда никто не мог проникнуть без приглашения, кроме Избавителя и Дамаджах.

Окутанные тенью, кай’шарум’тинг были невидимы даже для тех, кто входил в альковы. Но при угрозе Дамаджах они бы мгновенно объявились, рассыпая дождь заточенного меченого стекла. Еще два вздоха – и они оказались бы между ней и опасностью, держа наготове щиты и копья.

Кай’шарум’тинг и их множащиеся сестры по копью открыто охраняли Дамаджах, но Инэвера предпочитала по возможности держать их в тени.

Двор наконец разошелся, и Дамаджах осталась наедине с двумя самыми доверенными советницами – дамаджи’тинг Кевой и ее дочерью, най’дамаджи’тинг Мелан.

Дамаджах шевельнула пальцами, и Ашия с Мичей бесшумно пали со своих насестов. Джарвах вышла из-за колонн, и все три сопроводили Дамаджах в ее личные покои.

Там ждали с напитками и закусками жены Избавителя – даль’тинг Таладжа и Эвералия. Их взоры обратились к дочерям, Миче и Джарвах, но они не посмели заговорить с кай’шарум’тинг, пока те охраняли Дамаджах. В любом случае они мало что могли сказать.

– Ванна готова, Дамаджах, – доложила Таладжа.

– И выложены свежие шелка, – добавила Эвералия.

Ашии все не верилось, что эти кроткие, раболепные женщины – жены Избавителя, хотя ее святой дядя и взял их за много лет до прихода к власти. Однажды она даже подумала, что женщины скрывали свои навыки и силу во многом так же, как научили ее саму.

Но с годами Ашия осознала истину. Теперь, когда их чрева истощились, Таладжа и Эвералия были женами лишь номинально. Простые служанки жен Избавителя в белом.

«Если бы не инэвера, на их месте могла быть я», – подумала Ашия.

– Мне понадобятся новые шелка, – сказала Инэвера. – Избавитель… странствует. До его возвращения я буду носить только темное и непроницаемое.

Женщины кивнули и поспешили исполнять пожелание.

– Есть и другие новости. – Инэвера обернулась, впервые встретившись глазами с Кевой и Мелан, а после переведя взгляд на Ашию и ее сестер по копью. – Энкидо мертв.

Ашия представила пальму и склонилась, упреждая порыв ветра. Она поклонилась Дамаджах. Ее жест повторили стоявшие на шаг позади Мича и Джарвах.

– Благодарим, что известила нас, Дамаджах. – Голос Ашии был спокоен и ровен; глаза, старательно упертые в пол, замечали все на периферии. – Я не спрошу, умер ли он с незатронутой честью, ибо иначе и быть не могло.

Инэвера кивнула:

– Честь Энкидо не имела границ даже до того, как он отсек себе язык и стебель, чтобы служить моей предшественнице и познавать секреты шарусака дама’тинг.

Мелан слегка напряглась при упоминании предшественницы Инэверы, матери Кевы и бабушки Мелан дамаджи’тинг Кеневах. Говорили, что Дамаджах задушила старуху, чтобы вырвать у нее власть над женщинами племен. Кева осталась невозмутима.

– Энкидо убил алагай-оборотень, телохранитель одного князька Най, – продолжила Инэвера. – Эти демоны-хамелеоны способны принимать любые формы, реальные или воображаемые. Я наблюдала самого Избавителя в решительном бою с одним таким. Энкидо погиб, исполняя свой долг – защищая Аманвах, Сиквах и их достопочтенного мужа, сына Джессума. Ваши кузины живут благодаря его жертве.

Ашия кивнула, смещая свой центр, чтобы принять новости.

– Этот… оборотень еще жив? – Если да, она изыщет способ выследить и убить его, даже если придется последовать за ним в бездну Най.

Инэвера покачала головой:

– Аманвах и сын Джессума ослабили эту тварь, но его нечестивую жизнь забрала в итоге дживах ка Пар’чина.

– Должно быть, она и правда грозна, если сумела преуспеть там, где потерпел неудачу наш господин, – заметила Ашия.

– Берегитесь ее, если ваши пути когда-нибудь пересекутся, – согласилась Дамаджах. – Она почти так же сильна, как ее муж, но оба они, боюсь, впитали слишком много магии алагай и сделали своей частью безумие, которое ей сопутствует.

Ашия свела руки в мольбе, продолжая смотреть в пол:

– Мои сестры по копью и я умоляем Дамаджах позволить нам выйти в ночь и убить в его честь по семь алагай каждой, по одному за каждый столп Небес, чтобы направить нашего погибшего господина в странствие одиноким путем.

Дамаджах быстро шевельнула пальцами:

– Разумеется. Пособите шарумам.

Рука Ашии работала с точностью, рисуя метки на ногтях, далеко не модных, как у изнеженных жен и некоторых дама’тинг. Ученицы Энкидо стригли их на боевой манер, оставляя чуть длиннее, чем «под корень», чтобы было удобнее обращаться с оружием.

Но Ашия не собиралась когтить алагай. Для этого лучше всего подходили нож или острие копья. У нее были другие намерения.

Краем глаза она наблюдала за сестрами по копью: тишина нарушалась лишь звуками, что издавались маслом и кожей, прошивкой и полировкой по ходу того, как готовилось оружие к наступающей ночи.

Дамаджах дала своим кай’шарум’тинг копья и щиты из меченого стекла, во многом похожие на оружие Копий Избавителя. Точить лезвия было не нужно, но рукояти и ремни играли не меньшую роль, и Энкидо, регулярно осматривавший их экипировку, никогда не оставался доволен. Один-единственный кривой стежок на ремне щита, едва заметный и не влияющий на боевые качества, – и он голыми руками выдирал толстую кожу, заставляя владелицу менять ее целиком.

К другим несовершенствам он относился не столь деликатно.

В Даре Эверама остались три кай’шарум’тинг: Ашия, Мича и Джарвах. Мича и Джарвах были законными дочерьми Избавителя, но – от жен из даль’тинг, Таладжи и Эвералии. Им тоже отказали в белом.

Их кровь могла ставить их выше племянниц Избавителя, но Ашия была на четыре года старше Мичи и на шесть – Джарвах. Девушки обладали телами женщин благодаря магии, которую поглощали еженощно, но продолжали смотреть на Ашию, как на руководителя.

В число шарум’тинг ежедневно входило все больше женщин, но только тех, в ком текла кровь Избавителя. Только они носили белые покрывала.

Только их обучил Энкидо.

В сумерках городские ворота открылись, чтобы выпустить шарумов на огромную территорию, которую они нарекли Новым Лабиринтом. Двумя часами позже, когда пала ночь, через стену бесшумно перемахнули три кай’шарум’тинг и полдюжины их новых сестер по копью.

Приказ Дамаджах «пособить» шарумам был предельно ясен. Они станут охотиться на внешних границах Нового Лабиринта, где демонов больше всего, и присматривать за безрассудными шарумами, которые так напитаются магией и возжелают резни, что позволят себя окружить.

В этих случаях Ашии и ее сестрам по копью предстояло вмешаться и спасать мужчин. Это означало возникновение кровных уз с как можно большим числом шарумов, но спасение женщинами уязвляло воинскую гордость. Это тоже было частью замысла Дамаджах, ибо влекло за собой поединки с мужчинами, которых придется убить или искалечить, чтобы явить наглядный пример остальным.

Мили таяли под их летящими стопами. Черные одеяния были расшиты метками невидимости, дабы сделать их незримыми для алагай; покрывала – метками видения, позволявшими видеть ночью ясно, как днем.

Ждать долго не пришлось: вскоре они обнаружили четверку излишне рьяных даль’шарумов-маджахов, которые чересчур удалились от своего отряда и были застигнуты сворой полевых демонов. Трех демонов сразили, но пострадал и один шарум, державшийся за окровавленную ногу. Товарищи его игнорировали – как и свою подготовку, сражаясь по отдельности, хотя сообща они еще могли спастись.

Ашия подала сестрам знак: «Пьяны от магии алагай». Им было знакомо безумие от магического наваждения, но оно легко преодолевалось сохранением центра. «Мы должны спасти их от них самих».

Ашия лично пригвоздила копьем полевого демона, который убил бы покинутого шарума, а Мича, Джарвах и другие сестры набросились на дюжину тварей, остававшихся в стае.

Заряд магии загудел в ней, когда она пронзила демона копьем. В свете Эверама ей было видно, как магия пожаром растекается по линиям силы в ее ауре. Тем же линиям, что были изображены в Эведжах’тинг и вытатуированы на теле ее господина. Шарада Энкидо.

Ашия ощутила прилив силы и скорости, понимая, как легко опьянеть. Она почувствовала себя неуязвимой. Центр дрогнул, влекомый агрессией. Она склонила свой дух, как пальму на ветру, и позволила тому пронестись поверху.

Ашия осмотрела глубокую рану на ноге шарума. Та уже закрывалась, так как поглощенная им магия алагай обратила свое действие внутрь тела и занялась исцелением.

– В следующий раз правильно наклоняй щит.

– Что знает об этом женщина? – надменно вопросил воин.

Ашия выпрямилась:

– Эта женщина спасла тебе жизнь, шарум.

На нее прыгнул демон, но она отбила его щитом и распростертым швырнула к другому даль’шаруму, который свирепо заколол тварь копьем. Удар был убийственным, но мужчина выдернул копье и пырнул еще и еще, с ревом от яростного наваждения.

Сзади на него бросился очередной демон, и Ашии пришлось оттолкнуть воина, чтобы забить тварь. Она нанесла косой удар, но под неудачным углом, и сила броска алагай вырвала из ее рук оружие.

Ашия отступила на два шага, отбивая мелькающие лапы щитом. Демон попытался укусить ее, и она, втолкнув ему в пасть край щита, приподняла подземника, чтобы обнажить уязвимое брюхо. Пинок уложил демона навзничь, и, прежде чем он успел встать, Ашия навалилась на него, прижала конечности и вогнала в горло нож.

Она поднималась, когда что-то ударило ее по затылку. Перекатившись, она выпрямилась и оказалась лицом к лицу с только что спасенным шарумом. У него были дикие глаза, а в стойке безошибочно читалась агрессия.

– Ты смеешь поднимать на меня руку, женщина?

Ашия окинула взглядом поле боя. Последнего демона убили, ее шарум’тинг целые и невредимые стояли плотным отрядом. Они холодно смотрели на шарума. Раненый еще лежал на земле, но остальные брали ее в кольцо.

«Не вмешивайтесь, – показала пальцами Ашия. – Я с этим справлюсь».

– Найди свой центр! – крикнула она мужчине, когда он вновь надвинулся на нее. – Ты обязан мне жизнью!

Шарум сплюнул:

– Я убил бы этого алагай так же запросто, как прикончил другого.

– Того, что я швырнула бесчувственным тебе под ноги? – осведомилась Ашия. – Пока мои сестры истребляли стаю, которая перебила бы вас всех?

Мужчина ответил взмахом копья, намереваясь ударить ее по лицу. Ашия перехватила древко и принялась поворачивать, пока не почувствовала, что у шарума сломалось запястье.

Остальные наступали уже всерьез, и магия гудела в них, усиливая природную агрессию и мизогинию. Проиграть в бою и нуждаться в спасении – уже достаточно позорно. Но быть спасенными женщинами…

Ашия метнулась за воина и перекатилась по его спине, чтобы пнуть следующего в лицо. Тот отлетел, она же атаковала третьего, оттолкнув острие его копья и ударив открытой ладонью по лбу. Он ошеломленно отпрянул и пятился, спотыкаясь, пока Ашия не нанесла ему удар, который обрушил его на двоих шарумов, пытавшихся встать на ноги.

Когда мужчины пришли в чувство, они обнаружили, что окружены шарум’тинг, нацелившими на них копья.

– Жалкое зрелище. – Ашия подняла покрывало и плюнула мужчинам под ноги. – Ваш шарусак так же плох, как самообладание, вы позволили себе опьянеть от магии алагай. Поднимайте товарища и возвращайтесь в отряд, пока у меня не кончилось терпение.

Не дожидаясь ответа, она растворилась в ночи, сопровождаемая сестрами по копью.

«Наши братья по копью ударят по нам, как только примут нашу помощь», – показала на бегу знаками Джарвах.

«Это пока, – ответила жестом Ашия. – Они научатся уважать шарум’тинг. Мы – кровь Избавителя и перекуем этот сброд перед Шарак Ка».

«А если мой святой отец не вернется? – просигналила Джарвах. – Во что превратятся без него войска Эверама?»

«Он вернется, – ответила Ашия. – Он Избавитель. В его отсутствие мы должны служить примером для всех. За дело. Мы не убили и половины тех алагай, что нужны для облегчения нашему господину пути на Небеса».

Они пробежали дальше, но большинство шарумов уважало ночь – и собственные недостатки, – и шарум’тинг не нашли ничего, заслуживающего внимания. Они углубились еще, оставляя позади патрули даль’шарумов, и вышли из Лабиринта в обнаженную ночь, как ее называли северяне.

Ашия нашла следы крупной стаи и начала преследование, остальные бесшумно неслись за ней. Они застали врасплох почти тридцать алагай, врезались в середину стаи и сформировали круг из щитов. Ашия доверилась сестрам, защищавшим ее с обеих сторон, а сестры доверились ей. Не боясь контратаки, они принялись невозмутимо резать демонов, как свечные огарки, одного за другим. Каждый убитый рассылал по отряду волну магии, придавая собратьям сил. Сила грозила вырваться из-под контроля, но это был слабый ветерок для женщин, обладающих центром.

Половина стаи издохла до того, как до демонов дошло, что надо бежать. К этому времени Ашия и ее сестры загнали тварей в узкий овраг с крутыми стенами, неудобный для их скачков. По сигналу Ашии сестры разбились на мелкие группы, и каждая приперла к стенке несколько демонов.

Ашия позволила группе алагай отрезать себя от сестер, искушая окружить, приблизиться к ней. Она видела линии силы, тянувшиеся в их конечностях, и закрыла глаза, глубоко дыша.

«В твою честь, господин». Копье и щит выпали из расслабленных пальцев, когда она подняла веки и приняла стойку шарусака.

Демоны, заверещав, ринулись на нее, но Ашия увидела удары прежде, чем их нанесли, четко начертанные в линиях аур. Украденная магия придала ей скорость, когда она пригнулась, развернулась, описала полукруг и врезала в челюсть самому резвому, чтобы перенаправить всю мощь его атаки на двоих других. Она уклонилась от свалки и затвердевшими пальцами ударила одного демона в брюхо, отшвырнув его в сторону.

Ногтевые метки вспыхнули силой, а магическая отдача от прямого контакта была в сто раз сильнее, чем профильтрованная через древесину копья. Полевой демон отлетел с опаленной и сплющенной грудной клеткой и попытался встать. Ашия выбила силу из ноги другого демона в миг, когда подземник изготовился прыгнуть, и оставила его лежать распростертым. Следующего она ударила ребром ладони в висок и ослепила.

Как посмел тот мужчина напасть на нее сзади? Надо было убить его в назидание остальным.

Алагай неистово черканул острыми когтями, но два простых блока отвели удар, и настал ее черед бить. Бдительность твари ослабела, и Ашия вонзила пальцы ей в горло. Шкура натянулась и лопнула как от силы удара, так и от сопутствующей ему разрывающей магии.

Ашия целиком погрузила предплечье в грудную клетку демона. Внутри эти создания были уязвимы, как и всякое животное. Она сгребла, что сумела, и выдернула горсть потрохов. Магия теперь грохотала в ее душе.

Избавитель исчез. Дамаджах ходит по лезвию ножа. Энкидо мертв. А братья по копью готовы убить ее, приняв помощь, за выхолащивание мужского достоинства. Это было неподъемным бременем.

Она сделалась агрессивнее и отказалась от нейтральной стойки, дабы преследовать отступающих демонов, вместо того чтобы убаюкивать их внимание. Именно за это она выбранила даль’шарума, но в ней текла кровь Избавителя. Она владела собой.

Следующего демона, который бросился на нее, она поймала за голову и крутанула, используя его собственную силу, ломая ему шею.

Ашия встретила новый бросок, колотя руками и ногами и приняв позу для нанесения смертельных ударов по линиям силы алагай.

Периферия ее поля зрения окрасилась в кровавый цвет, и она видела лишь очередного демона. Она смотрела даже не на тела, а исключительно на истинные формы, линии силы в аурах алагай. Она видела только их и била только по ним.

Внезапно в глазах потемнело, и она споткнулась, нанося следующий удар. Возникла новая мишень, и она врезала со всей мочи, но кулак отскочил от щита из меченого стекла.

– Сестра! – крикнула Мича. – Найди свой центр!

Ашия вернулась в чувство. Ее покрывал ихор, а вокруг повсюду лежали мертвые алагай. Семь штук. Овраг был очищен, а Мича, Джарвах и остальные смотрели на нее.

Мича поймала ее за руку:

– Что это было?

– О чем ты? – спросила Ашия. – Я поминала нашего господина шарусаком.

Мича сдвинула брови и понизила голос до резкого шепота, чтобы не услышали спутницы.

– Ты знаешь, о чем я, сестра. Ты потеряла контроль. Ты хочешь почтить нашего господина, но Энкидо было бы стыдно за тебя из-за такой выходки, особенно перед нашими сестричками. Тебе повезло, что этого не видели еще и шарумы.

За годы Ашия получила много ударов, но не один не был таким болезненным, как эти слова. Ашии захотелось возразить, но едва ее чувства восстановились полностью, она узрела правду.

– Да простит меня Эверам, – прошептала она.

Мича утешающе сжала ее ладонь:

– Я понимаю, сестра. Когда магия на подъеме, я испытываю то же самое. Но именно ты всегда служила нам примером. Наш господин мертв, ты одна и осталась.

Ашия заключила ладони Мичи в свои и крепко стиснула:

– Нет, возлюбленная сестра. Остались только мы. Без Шанвах шарум’тинг будут также смотреть на тебя и Джарвах. Ты должна быть сильной перед ними, как этой ночью передо мной.

Одежды Ашии еще были мокры от крови демонов, когда она вернулась в покои дворца, которые делила с Асомом и их младенцем Каджи.

В обычном случае она сменила бы перед возвращением облачение шарума на подобающее женщине черное, чтобы не рассориться с мужем. Асом никогда не одобрял ее решения взяться за копье, но не ему было решать. Оба обратились к Избавителю с просьбой развести их, когда Шар’Дама Ка нарек ее шарум’тинг, но дядя отказался в своей непостижимой мудрости.

Но Ашия устала таиться, устала притворяться беспомощной дживах в своих покоях, в то время как ломала мужчин и убивала алагай в ночи. Все ради чести мужчины, которому не было до нее дела.

«Энкидо было бы стыдно за тебя». Слова Мичи эхом отдавались в памяти. Разве могло с ними сравниться мужнино недовольство?

Она вошла бесшумно, как призрак, но Асома не было, – вероятно, ее супруг спал в объятиях Асукаджи в новом дворце дамаджи. На месте оказалась только бабушка Ашии – Кадживах, спавшая на диване у детской. Святая мать души не чаяла в своем первом правнуке, отказывая ему в надлежащем воспитании.

«Кто может любить мальчика больше, чем бабушка?» – не уставала повторять она. В этом заявлении скрывался, конечно, намек на то, что сама Ашия, по ее мнению, для любви не годится, коль скоро взяла в руки копье.

Ашия проскользнула мимо, не потревожив ее, затворила за собой дверь детской и взглянула на спящего сына.

Она не хотела ребенка. Она боялась, что беременность повредит ее телу воина, а любовью у них с Асомом и не пахло. Потребность ее брата в том, чтобы сестра выносила дитя его любовника, казалась мерзостью.

Но Каджи, дитя совершенное и прекрасное, мерзостью не был. После месяцев, на протяжении которых она кормила его грудью, баюкала на руках, а он тянул к ее лицу крохотные ручонки, Ашия не могла желать перемен в своей жизни, способных устранить сына. Его существование было инэверой.

«Энкидо было бы стыдно за тебя».

Раздался громкий треск, и край кроватки отломился в ее руках. Каджи открыл глаза и пронзительно вскрикнул.

Ашия отшвырнула деревяшку и взяла мальчика. Материнское прикосновение всегда успокаивало его, но на сей раз Каджи неистово забился в руках. Она попыталась утихомирить сына, но он еще пуще разорался от ее хватки, и она увидела на его коже ссадины.

В ней все еще бурлила ночная сила.

Ашия поспешно уложила сына обратно на подушки, в ужасе глядя на его нежную кожу, исцарапанную и перепачканную демонским ихором, который по-прежнему прилипал к ней. Воздух наполнился смрадом.

Дверь со стуком распахнулась, и в комнату ворвалась Кадживах.

– Что ты делаешь, зачем тревожишь дитя в такой час?!

Тут бабушка увидела, что ребенок исцарапан и весь в ихоре. Издав вопль, она в ярости повернулась к Ашии:

– Убирайся! Убирайся! Позор на твою голову!

Она с силой толкнула Ашию, и та, боясь собственной силы, позволила выдворить себя из детской. Кадживах взяла ребенка на руки и пинком захлопнула дверь.

Второй раз за ночь Ашия утратила центр. На ватных ногах она проковыляла к себе, треснула дверью и в темноте, обмякнув, опустилась на пол.

«Наверно, мерзость – это я».

Впервые за многие годы Ашия утопила лицо в ладонях и разрыдалась. Ей не хотелось ничего, кроме утешающего присутствия господина.

Но Энкидо шел одиноким путем и, как ее бабушка, испытал бы за нее стыд.