Читать книгу Вокруг света с десятью су в кармане - Поль Д'Ивуа - Страница 3

Выйдя от нотариуса, Лаваред закурил сигару и шел в продолжение получаса, обдумывая, что ему предпринять. Он нашел свою первую мысль великолепной; ему, как любителю приключений, улыбалась эта поездка за золотым руном. В успехе он не сомневался. Но, обдумывая свой план, он отдавал себе отчет и в тех бесчисленных препятствиях, которые могут ему встретиться. В таких размышлениях он дошел до собора Маделен. Его задумчивое лицо озарилось улыбкой. Он что-то придумал. Но что же? Перейдя улицу, он вернулся в редакцию своей газеты «Эхо Парижа» и там написал для следующего номера заметку, где, обозначив действующих лиц под очень прозрачными псевдонимами, рассказал всю историю духовного завещания. Затем он прошел к кассе, где его ожидало первое препятствие, а именно: по приказу Буврейля ему не выдали жалованья.

– Хорошо, – сказал он, – это начало!

Он отправился к себе. Тут старушка Дюбуа сообщила ему, что приходил судебный пристав и велел вынести всю его обстановку по распоряжению господина Буврейля.

– А мне какое дело, – сказал весело Лаваред. – Завтра я уезжаю на тот свет!

– Боже мой! – вскрикнула добрая старушка. – Надеюсь, вы не собираетесь лишить себя жизни, господин Арман! Не в деньгах счастье, – утешала она его.

– Успокойтесь, – сказал он, смеясь, – тот свет, куда я отправляюсь, – Америка. Там я должен получить от одного родственника наследство в четыре миллиона.

– Ну и напугали же вы меня!

Лаваред нанял извозчика и велел везти себя на Орлеанский вокзал, в бюро отправки товаров большой скорости; он знал одного из чиновников бюро, которому от времени до времени давал билеты в театр. Пробыв с ним несколько минут, Арман пошел на товарную платформу, где находились различные тюки, ящики, корзины и т. д.

Вполне довольный своим осмотром, он вернулся в бюро и написал накладную, которая удивила чиновника и заставила улыбнуться сопровождавшего его друга.

– Это в Панаму? – спросил надзиратель.

– Да, в Панаму, – ответил Лаваред, – большой скоростью. Этот тюк должен быть отправлен завтра утром с экспрессом.

Затем он снова вернулся на платформу, попросил у рабочего кисть и ведро черной краски и на громадном деревянном ящике написал большими буквами слово «Панама». Ящик имел форму рояля. Лаваред стер все бывшие на этом ящике надписи и снял все ярлыки, затем дал на чай помогавшим ему рабочим, дружески пожал руку помощнику начальника, который не мог сдержать своей улыбки.

– Как шутка – это довольно удачно. Но ручаетесь ли вы, что Компания от нее ничего не потеряет? – спросил помощник.

– Я отвечаю за все. Когда я получу наследство, то обещаю вам хороший обед и ложу в опере.

Затем он снова сел в экипаж и, не теряя времени, отправился на бульвар. Заглянув в портмоне, Арман увидел, что осталось еще несколько луидоров. Надо было их истратить в тот же вечер или ночью, что было, впрочем, нетрудно. Он пригласил нескольких товарищей, заказал обильный обед с хорошим вином, провел превеселый вечер, закончившийся тонким ужином с шампанским… Таким образом, к утру у него осталась только монета в два франка.

– Вот все, что мне нужно!.. Полтора франка на извозчика и десять су – на кругосветное путешествие.

В восемь часов утра наш путешественник отправился на Орлеанский вокзал. Правда, он не спал всю ночь, мысленно решив, что успеет выспаться в дороге. Он быстро исчез на багажной станции.

Через некоторое время среди пассажиров скорого поезда появились наши знакомые.

Вот показался и Буврейль в сопровождении своей дочери Пенелопы и ее горничной.

Откровенно говоря, долговязая, костлявая Пенелопа с желчным цветом лица и надменным, самоуверенным видом, конечно, не могла прельстить Лавареда. Она сознавала, что богата, гордилась этим, и отказ Лавареда жениться на ней оскорбил ее самолюбие. Она посоветовала отцу голодом принудить молодого человека сдаться.

Старый хитрец внимательно читал только что вышедшую газету «Эхо Парижа», а именно заметку Лавареда. Он узнал себя в лице господина Шардонера – «птицы из породы коршунов», пробежал всю статью, читая между строк, затем передал газету дочери и высказал ей свое мнение по поводу статьи.

– Как! – сказала она, прочитав ее. – Этот господин, отказавшийся от меня, получит четыре миллиона, если ему удастся совершить кругосветное путешествие без денег?…

– Одно это доказывает, что он сумасшедший.

– Надо надеяться, что это предприятие ему не удастся.

– Будь спокойна, он скоро вернется в Париж, сконфуженный и полный раскаяния. Он так запутался в моей сети векселей, что будет счастлив заключить мир, прося твоей руки.

Пенелопа вздохнула. И без того некрасивая, она становилась прямо уродливой, когда вздыхала.

– А ведь как хорош-то! – сказала она, закатывая к небу глаза цвета помоев.

В это время носильщики перевозили в тачке ящик, форма и размер которого привлекали всеобщее внимание.

– Смотрите, – сказал господин Буврейль, – вот ящик, который отправляется туда же, куда и я.

– Его отправляют в Панаму? – спросила Пенелопа.

– Да, так на нем написано.

– Это, вероятно, рояль.

– Должно быть, какой-нибудь инженер хочет усладить свои досуги среди болот.

– Остерегайся, пожалуйста, лихорадок, папа.

– Успокойся, с деньгами и здоровье купить можно. Кроме того, я там долго не пробуду. Мне только надо осмотреть дровяные склады, проверить расходы и состояние работ. Я сделаю себе только пометки, а на обратном пути на пароходе составлю отчет для Компании. Все это займет не более двух недель.

– Значит, ты будешь в отсутствии приблизительно недель шесть?

– Не более. Я тебе телеграфирую о дне моего прибытия туда и о дне выезда.

Сказав это, Буврейль сел в купе первого класса, куда не замедлили прийти еще двое пассажиров.

Сэр Мирлитон в сопровождении своей дочери мисс Оретт и гувернантки миссис Гриф прибыли на вокзал в назначенный час с точностью, свойственной англосаксонской расе. Они везде искали, но нигде не нашли Лавареда. Этот последний, как нам известно, не мог быть на пассажирской станции.

– Неужели он уж отказался от своего намерения? – спросил англичанин.

– Не может быть, – ответила мисс Оретт.

Между тем время шло, момент отхода был близок, а Лаваред все еще не появлялся.

– О, – недовольно протянул сэр Мирлитон.

– Ты должен его сопровождать.

– Для этого нужно, чтобы он был здесь.

– Но может быть, он нашел более благоразумным уехать из Парижа в Бордо один, без тебя?

– Он, вероятно, это сделал, чтобы я не мог проверить, взял ли он билет, стоящий более гривенника, – прибавил он, смеясь.

Они осмотрели все вагоны, переполненные пассажирами, но Лавареда между ними не было. Вдруг мисс Оретт пришла счастливая мысль:

– В Париже, в этой суматохе, ты можешь потерять его из виду, но, ожидая его в Бордо, ты его наверно не пропустишь. Ведь на пароходе есть только один путь – по трапу. Он сказал, что в Полиаке будет пересадка на пароход, значит, тебе нужно отправиться туда.

– Я англичанин, и мне ничего не стоит сделать эту прогулку.

– Будь так добр и позволь мне проводить тебя туда, чтобы еще раз проститься с тобой перед кругосветным путешествием.

– Но если Лаваред приедет после отхода поезда, как я узнаю, что он опоздал?

– В этом нам может помочь миссис Гриф, которая его видела вчера на улице и у нотариуса. Пусть она здесь останется и подождет его. Она его узнает, конечно, и даст нам телеграмму в Полиак или в контору пароходного общества.

– Отлично.

Гувернантке объяснили все, что она должна была сделать, и взяли два билета. Мисс Оретт с веселостью, свойственной ее двадцатилетнему возрасту, была в восторге от этой короткой поездки.

Миссис Гриф поцеловала ее.

– До послезавтра, не правда ли, мисс?

– До завтра, может быть. Пароход отходит сегодня вечером и даже не остается на ночь в Бордо. Я думаю вернуться с ночным поездом, и всего вероятнее, что приеду завтра, а не послезавтра.

– Я вас встречу здесь.

– А я извещу вас телеграммой.

– Еще одно последнее распоряжение, миссис Гриф, – вмешался отец. – Как только моя дочь вернется, вы покинете Париж и поедете в Девоншир. Я не знаю, как долго продолжится мое отсутствие, это зависит не от меня, а от Лавареда. Во всяком случае, я предпочитаю, чтобы вы были дома, at home, в Англии.

Миссис Гриф почтительно поклонилась. Мирлитон и Оретт сели в единственное почти свободное отделение вагона и очутились против господина Буврейля, которого они не знали. Этот последний вынул из кармана большой блокнот делового человека и в ожидании отхода поезда стал записывать. В то время как Пенелопа искала глазами свою исчезнувшую горничную, Буврейль писал:

ccc

«1) Предпочтительно останавливаться в английских гостиницах, так как в них больше удобства.

2) Избегать французов, кроме инженеров Компании.

3) Ни с кем не говорить о политике.

4) В случае затруднений прежде всего обращаться к французскому консулу».

/ccc

Пока он это писал, Пенелопа вбежала в купе с сияющим, но взволнованным лицом.

– Папа, папа, – сказала она, – новость!

– Что такое?

– Господин Лаваред едет в одном поезде с тобой.

– В этом поезде?… Но я его не видал!

– Да и никто не видал. Он в ящике!

– В каком ящике?

– Ты ведь видел этот большой ящик с надписью «Панама».

– Тот, в котором находится рояль?…

Мирлитон и его дочь не могли не переглянуться.

– А! Господин Лаваред…

– Я тебе говорила.

Когда англичане произнесли имя Лавареда, Буврейль с изумлением посмотрел на них. В то время как кондуктор запирал двери в купе, он высунулся в окно и успел спросить дочь, стоявшую около вагона:

– Откуда ты это знаешь?

– От горничной. Она встретила одного из своих земляков, рабочего на товарной станции, который и рассказал ей, смеясь, что он видел в товарном отделении, как какой-то господин вошел в ящик. По всем признакам, это был господин Лаваред. Помощник начальника пришел закрыть отверстие, служившее дверью, и велел присутствовавшему при этом рабочему молчать.

– Что он и поспешил не исполнить?

– Ну что ж за беда! Ведь он проболтался только своей землячке, и, кроме нее, на вокзале об этом никто не знает.

– Отлично! Теперь он в моих руках! Я его задержу в Бордо, и его четыре миллиона пропали! – заявил Буврейль.

Мисс Оретт и ее отец не упустили ни одного слова из этого разговора.

Свисток, сигнал – и поезд двигается. Буврейль, высунувшись в окно, посылает дочери прощальный привет, и вот все наше общество отправляется в Бордо-Полиак: Лаваред в своем ящике, Мирлитон, Оретт и Буврейль в своем купе. Всем известна привычка англичан никогда не заговаривать первыми с людьми, которых они совсем не знают. Буврейль заговорил первый.

– Простите, мне кажется, вы знакомы с господином Лаваредом, о котором говорила моя дочь? – обратился он к своим соседям.

– Да, мы его действительно знаем, – ответил сэр Мирлитон. – Но с кем я имею удовольствие разговаривать?…

– Буврейль, известный финансист, председатель синдиката панамских акционеров, – сказал он, подавая свою визитную карточку.

– Благодарю вас, милостивый государь, а я сэр Мирлитон, и вот моя дочь Оретт.

– А! Уж не тот ли вы англичанин, который фигурирует в статье «Эхо Парижа» под именем Мирлитона, эсквайра?

– Я не читал этой статьи.

– Вот она, прочтите.

Быстро просмотрев статью, англичанин сказал:

– Да, это я, а птица из породы коршунов – это вы, вероятно?

– Да. Вот негодяй этот Лаваред!

– Как я вижу, вы не из его друзей…

– О нет!

Мисс Оретт перебила их со своей милой улыбкой:

– Однако ваша дочь только что… Разве не было разговора об их свадьбе?

– Моей дочери хотелось бы этого, но он, бездельник, и слышать не хочет.

Перед мисс Оретт встал образ и вся неприятная фигура Пенелопы, и она в глубине души была вполне согласна с Лаваредом. Она решила, что этот молодой человек, спасший ей жизнь, достоин лучшей доли.

Между тем мужчины продолжали разговор.

– Да, – сказал Буврейль, – я лишу его наследства; сегодня же он будет задержан; вы, как соперник, конечно, будете рады этому и поможете мне?

– Я не намерен ничего предпринимать против него, это вопрос чести, предусмотренный в завещании. Я должен только следить за ним, но не делать ему никаких затруднений.

– Что ж, я буду действовать один, и дальше Бордо он не уедет.

Четырнадцать часов спустя багаж был выгружен на пароходную пристань. Буврейль не упускает из виду ящика со своим врагом и, потирая руки, направляется в контору таможни. В то же время раздается стук в доски ящика и слышится нежный голосок:

– Господин Лаваред! Господин Лаваред!

Это была мисс Оретт, которая инстинктивно, не размышляя, действовала в пользу Лавареда, против Буврейля. Поступая так, она действовала и против своего отца, но она не думала об этом.

– Господин Лаваред!

Ответа не было. Она продолжала вполголоса:

– Верьте мне, вам угрожает опасность, и я пришла вас предупредить.

В ответ послышался шепот:

– Это, кажется, голос мисс Оретт?…

– Да, – радостно сказала она, – выходите скорее!

– Я не выйду из своей спальни, пока ее не перенесут на пароход и я не почувствую, что мы отчалили.

– Но ее даже не перенесут, вашу… спальню!..

– Почему же нет? – спросил он, пораженный голосом Оретт, в котором слышалось отчаяние.

– Потому что один господин… я не знаю его имени… птица из хищников…

– Господин Буврейль?

– Вот именно. Он пошел за таможенными чиновниками и рабочими, чтобы захватить вас.

– Захватить меня, черт возьми!..

Говоря это, он открыл дверь и увидел взволнованную мисс Оретт.

– О, – воскликнула она, – он сообщил об этом в разговоре с моим отцом.

– Но что же он тут делает?

– Мой отец?… Он ведь должен вас сопровождать.

– Нет, не ваш отец, а тот…

– Он говорил нам, что едет в Панаму.

– Благодарю вас, мисс… Итак, господин Мирлитон участвует в заговоре?…

– Нет, папа дал себе слово ничего не предпринимать против вас.

– Чтобы дать Буврейлю возможность действовать?

– Он не имеет права ему препятствовать… Но я…

– Вы! – воскликнул господин Лаваред, выскочив на пристань. – Вы, вы мой ангел-хранитель, и вот почему вас Бог создал такой прекрасной!

– Пожалуйста, без комплиментов, мой спаситель, скорее спрячьтесь, так как они идут…

– Благодарю вас, мой добрый гений!

И, послав ей воздушный поцелуй, Арман спрятался за мешки и тюки, сложенные грудой недалеко от него. Мисс Оретт, слегка взволнованная, но со спокойным лицом, увидела приближавшихся Буврейля, таможенного чиновника и железнодорожного служителя. Из предосторожности она закрыла ящик.

– Вот он, – сказал Буврейль с жестом Наполеона при Маренго.

– Тут? Вы говорите, что тут спрятан человек? – спросил ошеломленный чиновник.

Ни тот ни другой не знали, как открыть ящик. Они пробовали открывать его и втроем, но все было тщетно, и мисс Оретт едва удерживалась от смеха. Тогда они стали толкать ящик, и по весу груза убедились, что ящик был пуст.

– Вы сумасшедший, – сказал железнодорожный служащий Буврейлю, – там никого не может быть.

– Он там! – утверждал Буврейль.

– Смотрите, я поворачиваю ящик одной рукой без малейшего усилия.

– Откройте ящик, и тогда мы увидим…

– Во-первых, у нас нет инструментов, а во-вторых, я не имею права взломать ящик без своего начальника. Я пойду за своими товарищами, чтобы перенести этот подозрительный ящик в бюро.

– А я, – прибавил пристав, – пойду за бригадиром, мы будем присутствовать при взломе.

– Вот так-так! – воскликнул раздраженно Буврейль. – Но ведь тем временем разбойник убежит!

– Ну, тогда останьтесь его сторожить, – сказали они ему уходя.

Буврейлю пришлось одному прогуливаться на небольшом пространстве шагов в двадцать между чемоданами, бочками, тюками, корзинами и разного рода товарами, отправляемыми в Америку или вывозимыми оттуда. Он был один, так как мисс Оретт отошла в ту сторону, где был спрятан Лаваред, подававший ей знаки.

– Я вас умоляю, мисс, уйдите, – сказал он шепотом. – Необходимо, чтобы все происходило без свидетелей.

Она молча поклонилась Буврейлю и пошла отыскивать своего отца.

– Ну что, дочь моя?

– Пока ничего особенного.

– А господин Лаваред?

– Я думаю, что ему удастся уехать.

– Тогда я пойду и куплю себе билет.

– Не себе, а нам!

– Ты тоже едешь со мной? – с английским хладнокровием осведомился Мирлитон.

– Да, папа, – так же спокойно ответила она. – Эта маленькая экскурсия в Панаму может быть интересна, а я еще не была в центре Америки.

– Путешествие просвещает молодежь… Но что ты берешь с собой?

– Небольшой чемодан и несессер с туалетными принадлежностями.

– Неужели, по-твоему, этого достаточно?

– Нет, я сейчас пойду и сделаю необходимые покупки.

– Хорошо. А что же будет с миссис Гриф?

– Я воспользуюсь тем временем, когда пойду за покупками, и телеграфирую ей, чтобы она немедленно вернулась к нам в Девоншир.

Пока отец с дочерью разговаривали на пристани у парохода «Лоран», находившегося под командой капитана Каслера, – около злосчастного ящика происходила следующая сцена. Пред разъяренным Буврейлем вдруг предстал улыбающийся Лаваред.

– Я так и знал! – радостно закричал финансист.

– Что вы знали? – спокойно спросил молодой человек.

– Что вы были там, – и он показал на ящик.

– Вы ошибаетесь, милостивый государь, я был в другом месте.

– Я отлично знаю, что говорю!

– Едва ли лучше меня, поверьте. Я прогуливаюсь, ожидая отхода «Лорана» в Америку, так же как и вы. Но только я делаю это с целью бежать от ваших любезных судебных приставов.

Буврейль презрительно посмотрел на него:

– Вы хотите бежать в Америку и притом прибегаете к обманам, хитростям и темным проделкам!

– В самом деле, в ящике изрядно темно.

– А я, – продолжал самодовольно финансист, – я путешествую днем, я плачу за свое место, заняв каюту номер десять.

Лаваред спокойно возразил:

– Я делаю, что могу, милостивый государь.

Вдруг быстрым и резким движением он открыл дверцу ящика и с силой втолкнул туда самодовольного богача; затем дверцы захлопнулись, и несчастный Буврейль не мог уже оттуда выйти. Он начал кричать, звать на помощь… Вдруг его голос затих. Неужели он задыхается от злости? А может, ему не хватает воздуха?

Но Лаваред не думал об этом. Он быстро убежал оттуда и направился на палубу, где собрались пассажиры «Лорана». Это было как раз вовремя. Минуты через две на пристань, где находились товары, пришли носильщики во главе с таможенным чиновником.

– А старика-то и нет, – удивленно сказал чиновник.

– Он, верно, потерял терпение и уехал, – заметил рабочий. – Отлично сделал.

Носильщики стали поднимать ящик.

– О! – сказал один из них. – Вот тяжелый-то!

– Да, в самом деле, он теперь гораздо тяжелее.

– Наверно, там есть что-то.

– Да, что-то шевелится.

Действительно, слышно было, как в ящике что-то перекатывалось. Таможенный чиновник прислушался.

– Как будто кто-то стонет!..

– Эге! Мы, значит, поймали!..

– Это контрабанда!

– Отнесем-ка этот ящик. Я наложу на него пломбу и запечатаю. Его не тронут, пока бригадир не позавтракает. Он приказал отнести этот ящик в контору начальника таможни.

Все это было тотчас же исполнено. А бедный президент общества акционеров, потерявший было сознание, успел за это время прийти в себя.

Но оставим его и вернемся к нашему пароходу «Лоран».

Все готово к отходу. Пустили пары, машина запыхтела, как укрощенный зверь, и черная, густая струя дыма взвилась над пароходом. Матросы занялись погрузкой багажа и товаров. Все пассажиры на палубе. Провожавшие покинули пароход; сейчас снимут трап. Помощник капитана кончил проверку пассажиров.

Итак, все налицо. Посмотрим только что заказанные каюты номер восемь и девять.

– Номера восьмой и девятый – это моя и моей дочери, – ответил сэр Мирлитон.

– Да, вы уже на палубе. Но я не вижу номера десять. Где же номер десять, записанный в Париже, в морском агентстве?

В это время какой-то человек бросился к трапу.

– Номер десять – это я! – закричал он отчаянным голосом.

– Ваше имя? – спрашивает помощник капитана.

– Буврейль, из Парижа.

– Так и есть. Вперед!

Раздается свисток, и «Лоран» величественно отчаливает. Отъехали. Два пассажира сталкиваются нос к носу на юте.

– А, господин Лаваред! – вскрикнул один из них.

– А ваша дочь вернулась в Париж, господин Мирлитон?

– Нет, милостивый государь, она здесь.

– Здесь? Как приятно начинать путешествие в ее милом обществе!

– Извините, милостивый государь… Но какими судьбами вы здесь? Я хорошо знаю, что стоимость билета превосходит ту сумму, которой вы можете располагать.

– Я ее и не превысил. Вот мои мои десять су, которые я еще не тронул. Вы можете это проверить, мой строгий контролер.

– Пусть так, но вы не ответили на мой вопрос.

– Это очень просто. У меня билет первого класса с продовольствием; за него уплатил господин Буврейль.

– Он заплатил за вас?

– Нет, за себя.

– Я не понимаю…

– Что же тут непонятного? Я в его каюте номер десять!

– А он где?

– Он? Он в ящике.

– А ящик на пароходе?

– Нет, он остался на берегу.

Сэр Мирлитон подумал несколько секунд, потом улыбнулся подходившей к нему дочери, слышавшей последние слова.

– Это некорректно с вашей стороны, – сказал он серьезно. Затем отошел и облокотился на перила борта.

Между молодыми людьми завязался разговор.

– Поздравляю вас с победой! – начала девушка.

– Если я и победил, то этой первой победой обязан вам.

– Вы, конечно, будете меня считать любопытной, господин Лаваред. Но когда случайно, – она очень покраснела, произнося эти слова, – когда случайно час тому назад открылась дверь в ваше маленькое помещение, предназначенное для путешествия, мне показалось, что там находилось сиденье, набитое шерстью…

– Совершенно верно.

– Для чего же это? – спросил мистер Мирлитон.

– Оно было приготовлено для продолжительного путешествия из Пиренеев в Париж одним фантазером, приключения которого я описал когда-то в газетах. Теперь я вспомнил об этом и, узнав, что этот ящик, о котором говорил весь Париж, находится еще на Орлеанском вокзале, я воспользовался им – вот и все.

– Я был прав, – сказал англичанин, – вы очень находчивый молодой человек.

Улыбка молодой девушки подтвердила мнение ее отца.

Облокотившись на перила, сэр Мирлитон смотрел в свой бинокль на землю, исчезавшую вдали. Вдруг что-то привлекло его внимание.

– Посмотрите, господин Лаваред, – сказал он, передавая свой бинокль, – у мола что-то движется.

Арман посмотрел по указанному направлению.

– Да, я вижу человека, размахивающего руками. Но его преследуют… Можно различить даже, что преследующие его в мундирах. Это, вероятно, жандармы.

– Что бы это было?

– Да это, наверно, Буврейль, без всякого сомнения! Значит, он не умер от апоплексического удара. Ну, тем лучше, тем лучше!

Между тем проехали Жиронду, и Лаваред думал уже, что он может быть спокоен на все время своего путешествия.