Читать книгу Голова, полная призраков - Пол Дж. Тремблей - Страница 11

Я села в кровати. Я понимала только, что я дома – в огромном мрачном пространстве, в котором где-то была заключена и Марджори, то ли потерянная, то ли прячущаяся. Сейчас она орала.

Сложно было понять, что Марджори не стоит непосредственно рядом со мной со сложенными в рупор руками. Ее голос был шокирующе громким. Она кричала душераздирающе. Такого крика я никогда больше не слышала – ни до, ни после. Ее пронзительный визг с перепадами тембра был зовом невменяемого человека. Звук накапливался, набирал мощь, гремел оглушительным взрывом, расширялся и волной накрывал все вокруг. Головокружительные перемены в ее голосе были моментальными и галлюциногенными. Она будто бы настраивала себя своим атональным плачем.

Я осторожно протиснулась через приоткрытую дверь, стараясь при этом не задеть все мои средства обороны. Истошный голос Марджори органными трубами разносился по коридору. Мои родители выбежали из своей комнаты, выкрикивая имя Марджори. Тщетно пытаясь запахнуть халаты, они ринулись в противоположный конец коридора. Хотя мне и было страшно, я помню, что злилась на них, моих бормочущих спросонья родителей. Были ли они вообще в состоянии защитить Марджори и меня? Могли ли они обеспечить нам безопасность?

Заметив меня, мама жестом остановила меня на моем конце коридора и крикнула:

– Быстро в кровать! Скоро приду!

В свою комнату я не последовала. Вместо этого я свернулась калачиком на полу коридора. Я давала мысленные клятвы Марджори, что она может рассказывать мне любые сумасбродные, жуткие и неприятные истории, какие только захочет, и что я ничего не скажу маме. Только пусть прекратит вопить.

Папа колошматил по двери и выворачивал дверную ручку. Дверь не поддавалась. Папа звал Марджори, но его было еле слышно. Никоим образом Марджори не могла его услышать. Мама вплотную приблизилась к нему и тоже пыталась докричаться до Марджори со словами «солнышко» и «милая», как будто бы она уговаривала ребенка съесть порцию брокколи. Они были в замешательстве, не знали, что предпринять. Они тоже были напуганы. Может быть, даже больше меня.

Наконец, папа взломал дверь, и моих ухватившихся друг за друга родителей озарил идущий из комнаты Марджори яркий золотистый свет. За светом последовал вулканический рокот, от которого у меня все полопалось в голове. Я схватилась своими маленькими ручками за голову и пыталась не дать ей расколоться, но отголоски гвалта просачивались в меня сквозь пальцы. К крикам Марджори добавился стук стен, пола, или сразу и того, и другого. Эхо все нарастало и усиливалось, пока все вокруг нас не гремело, стучало, грохотало и горланило. Я ощущала каждый звук всем своим нутром.

Папа крикнул:

– Боже мой, Марджори! Прекрати немедленно! – И исчез в ее комнате.

Мама оставалась в дверях и выкрикивала обрывистые наставления папе.

– Не надо! Осторожно! Мягче! Джон! Полегче! Не трогай ее! Пусть придет в себя сначала! Она не понимает, что делает!

Я поползла по коридору в сторону комнаты Марджори. Мои ладони и голые коленки по пути собирали пыль и грязь с паркета, уже много недель остававшегося без уборки.

Стук прекратился. Марджори все еще истерически кричала, но она все же немного успокоилась, настолько, что я смогла разобрать слова.

Марджори кричала:

– Уберите их из моей головы!

Папа:

– Все хорошо. Ты… Просто тебе приснился кошмар.

– Они такие старые. Не дают мне спать. Они постоянно там.

Мама:

– Ох, Марджори. Мама и папа здесь, с тобой. Все в порядке.

– Они всегда будут здесь. Их слишком много.

Папа:

– Шшшш, здесь никого нет, кроме нас.

– Мне не спрятаться от них.

Я уже была на полпути к ее комнате. Марджори больше не кричала. Голос ее звучал спокойно и невозмутимо. В ее тоне угадывалось обычное раздражение подростка, который едва может найти в себе силы пробормотать ответ на надоедливый вопрос родителей.

Голоса мамы и папы звучали все громче, в них слышалось отчаяние.

Мама:

– Прошу тебя, милая. Давай, спускайся!

– Нам от них не убежать.

Папа:

– Марджори, спускайся оттуда! Прямо сейчас!

Мама заорала на папу за то, что тот кричал на Марджори. Папа крикнул Марджори, чтобы та прекратила этот кошмар. И тут Марджори начала снова кричать на них обоих. Кричали все трое. Мне казалось, что это никогда не закончится.

Я впрыгнула в дверной проем, все еще пригнувшись к полу. Когда я подняла глаза и увидела Марджори, начала орать и я.

На следующее утро мама объяснила мне, что Марджори не помнит ничего из случившегося, поскольку она ходила во сне или что-то в этом роде. Я спросила ее про дырки в стенах. Мама попыталась отшутиться:

– Да, Марджори во сне еще и дерется. – Я не оценила шутку. Тогда мама объяснила, что Марджори приснился ночной кошмар, от которого так пугаешься, что тело кажется всем проснувшимся, а ты на самом деле спишь. Марджори была так перепугана, что пробила в гипсокартоне дырки. Наверно, это она пыталась убежать от того, что ей снилось. Мама заверила меня, что Марджори была достаточно сильна, чтобы пробить дырки в гипсокартоне, довольно ломком, особенно в тех местах на втором этаже, где штукатурка была старой и крошилась. Мамины слова должны были успокоить меня, однако у меня в голове не укладывалась мысль о ночном кошмаре, к которому теперь добавилось беспокойство по поводу того, что стены были такими непрочными. Что это за дом с рыхлыми стенами?

До всех этих объяснений про ночные кошмары и старую штукатурку, той ночью я, стоя в дверях комнаты Марджори, увидела вдавленную в стену Марджори. Она выглядела как паучиха. Паутиной ей служил концентрический коллаж постеров из блестящих обрубков тел, посреди которых она и зависла. Ее плечи и ноги были расправлены, как орлиные крылья. Руки, запястья, голени и щиколотки так вжаты в стену, что казалось, будто они медленно растворяются в ней. Марджори корчилась и крутилась на одном месте. Ее ноги покачивались над полом на высоте примерно моего роста. Папе пришлось смотреть на нее снизу вверх и дергать ее за толстовку. Он все требовал, чтобы Марджори проснулась и спустилась со стены.

Голова Марджори была повернута в нашу сторону. Лицо ее я не могла разглядеть сквозь копну волос. Марджори выкрикнула:

– Блин, не хочу больше слышать их. К чертовой матери все! На хрен, никогда, никогда не хочу их слышать!

Мама схватила меня за руку и повела по коридору обратно в мою комнату. Всю дорогу она меня успокаивала. Звуки из комнаты Марджори постепенно затихали по мере того, как мы продвигались по коридору. Мама резко отворила дверь моей спальни, сбив мой завязанный пояс от халата. Пояс лег на пол мертвой пушистой лианой. Моя пластиковая бутылка из-под апельсинового сока слетела с двери и стукнула маму по голове. Мама машинально провела рукой по лбу и запулила бутылку в сторону моего открытого шкафа. Я попыталась объяснить, что именно на нее свалилось, но она шикнула на меня и уложила в кровать.

Мама легла рядом со мной. У меня была истерика, и через слезы я постоянно спрашивала ее, что не так с Марджори. Она гладила меня по голове и врала, обещая, что все будет хорошо.

Я отвернулась от мамы, но она все еще крепко прижимала меня к себе, обхватив руками и ногами. Я попыталась вырваться, хотя мне и некуда было бы бежать, если бы я смогла освободиться из ее объятий. Мама стала напевать колыбельную мне в затылок. Вопли Марджори и крики папы теперь звучали как саундтрек из хоррор-фильма, в котором все изрядно переигрывали. Каким-то образом со временем все смолкло: крики, визги и песенка. Мы заснули.

Когда я проснулась, мама все еще спала в моей постели. Она перетянула на себя все одеяла, перевернулась и спала лицом к стене. Ее спина ритмично вздымалась и мягко опускалась. Вверх-вниз. Я лежала, повернувшись в другую сторону комнаты в направлении моего картонного домика. Я не помнила, когда последний раз смотрела на домик, как и то, как он выглядел, когда я отправилась спать много часов назад, до того, как я проснулась под вопли Марджори, или когда мама вернула меня в комнату и промурлыкала песенку мне в черепушку.

Я была спокойна. Плакать я больше не собиралась. Но и сна я лишилась той ночью, пытаясь понять, когда Марджори успела вновь побывать в моей комнате и была ли она здесь, пока мы с мамой спали. Я ощупала переносицу в поисках доказательств тому, что она пыталась зажимать мне нос.

Внешние стены, лотки для цветов на подоконниках, сланцевая крыша и даже труба были покрыты ростками тщательно прорисованных лиан и листьями с толстой черной обводкой, закрашенными зеленым фломастером. Растущие существа Марджори сдавливали мой домик. В окне торчал лист бумаги с двумя рисованными кошками в стиле Ричарда Скарри. Они будто бы выглядывали из окна в поисках меня. Кошки были сестрами. Старшая кошка была одета в серую толстовку с капюшоном и выглядела больной. Ее взгляд был безжизненным и осоловевшим. Глаза кошки поменьше были широко открыты и решительно глядели сквозь очки.

Я тихонько вылезла из постели, не разбудив маму. Достала рисунок из окошка домика. В нижней части листочка было написано:

Со мной все в порядке, Мерри. Вот только кости мои хотят пронзить кожу, как растущие существа, и прорваться в этот мир.

В картонном домике было даже темнее, чем в моей комнате. Так глубокие воды всегда выглядят мрачнее мелководья. Я отступила от домика. Однако глаза предательски глядели на окошко. Возможно, мне показалось, но ставни будто бы слегка шевелились. Казалось, домик дышит. Я уставилась в окошко, внутрь домика. Мои глаза отчаянно пытались ухватиться за какой-нибудь кусочек информации, подсказку, мне нужно что-то, с чем можно было работать. Чем дольше я всматривалась туда и ничего не могла разглядеть, тем больше мне виделась внутри домика съежившаяся в норе из одеял Марджори, готовая выбросить руку за окно и схватить меня при следующем приближении. А может быть, она хихикала себе под нос и ползала по-паучьи по стенам и потолку домика в предвкушении того, как она свалится на меня и вопьется клыками мне в шею. Или, что еще хуже, может быть, она была жертвой в заточении там и хотела, чтобы я спасла ее. Но я не знала, как помочь ей.

Я пообещала себе, что, может быть, утром повешу рисунок с кошками-сестрами внутри картонного домика. Я сложила картинку и убрала ее в верхний ящик моего комода, положив рядом с предыдущей запиской от Марджори. Когда я вынула руку из ящика, на тыльной стороне ладони я заметила искусно выполненный отпечаток зеленого листа на кудрявой лозе.