Читать книгу Наполеон - Пол Джонсон - Страница 4

Наполеон Бонапарт родился 15 августа 1769 года в городе Аяччо на Корсике. Парадоксально, что жизнь человека, мечтавшего покорять целые континенты, ограничилась тремя островами: Корсикой, которая вполовину меньше Уэльса и не превышает размеров Вермонта; еще меньшей по размеру Эльбой, где разыгрывалась пародия на его славу; и островом Святой Елены, совсем крошечным клочком суши посреди океана – его пожизненной тюрьмой. Год его рождения был весьма урожайным: в 1769 родился и его заклятый враг, герцог Веллингтонский, и виконт Каслри, политик, который поддерживал герцога. Приблизительно в это же время родились величайшие умы грядущего века: Шатобриан и мадам де Сталь – убежденные противники Бонапарта; Вордсворт и Кольридж, которые клеймили его в прозе и стихах; Бетховен, который посвятил первому консулу свою «Героическую» симфонию, а потом, когда тот стал императором, в гневе вырвал страницу с посвящением; и множество других: Гегель и Шлегель, Эндрю Джексон и Джон Квинси Адамс, Джордж Каннинг, Меттерних и сэр Вальтер Скотт.

Тот год был урожайным и в других смыслах. В Британии делала первые шаги промышленная революция – все начиналось с текстильных предприятий. Капитан Кук высадился в Ботани-бей и нанес на карты новый континент – Австралию. Но Корсика была очень далека от всех этих выдающихся событий. То был нищий, дикий, заброшенный остров, не имевший никакого экономического или политического значения. Ровно сто лет спустя английский художник Эдвард Лир высадился на его берег с мольбертом и запечатлел ландшафты острова, которые ничуть не изменились за прошедший век: остроконечные горные вершины, непроходимые хвойные леса, широкие каменистые плато и редкие водопады, бескрайние заросли чахлого кустарника, известного как le maquis, – это слово стало синонимом партизанского края. Доход, который приносил остров, был настолько крошечным, что королевские дворы Европы считали его и вовсе бесполезным. В восемнадцатом веке британцы дважды занимали Корсику и оба раза оставляли, так как от острова было больше хлопот, чем пользы. Сотни лет остров принадлежал Генуе, итальянскому городу-государству, захватившему контроль над Корсикой в то время, когда Генуя вместе с Венецией были самыми богатыми морскими государствами на Средиземном море. Но власть Генуи никогда не распространялась вглубь острова, ограничиваясь портовыми городами – Бастией, Калви, Бонифачо и Аяччо, – это было просто невыгодно. Поэтому местные мятежники управляли внутренней территорией острова и время от времени осаждали обнесенные крепкими стенами приморские города. В 1760-х годах теряющая власть Генуя обратилась к французам за помощью. Французы не отказали. Но их возмущало, что Генуя пускала на остров ненавистных иезуитов, которым въезд на территорию Франции был запрещен. Поэтому французы вывели свои войска с острова, и в 1767 году повстанцы заняли Аяччо. Для Генуи это стало последней каплей, и в 1768 году весь остров был продан Франции за ничтожную цену. Для Бонапарта это событие стало знаковым – он родился в следующем после продажи году и автоматически стал гражданином Франции.

Далеко не все относились к Корсике с пренебрежением. В своем трактате «Об общественном договоре» (Du contrat social) (1762) Жан-Жак Руссо отмечал, что, хотя все правительства Европы погрязли в коррупции, «есть в Европе одно крошечное государство, которое простодушно пытается законодательно бороться с ней, и это – Корсика». Руссо также говорил, что у него есть предчувствие: этот маленький остров еще удивит Европу. После такого заявления, повстанцы пригласили мыслителя на Корсику, чтобы он составил конституцию, которой они будут следовать, когда с оружием в руках добьются независимости. Руссо не поехал. Но убедил своего молодого друга Джеймса Босуэлла, будущего биографа Сэмюэля Джонсона, посетить Корсику во время поездки по Европе, и даже организовал для него встречу с лидером повстанцев Паскуалем Паоли, которого называли «народным генералом». Босуэлл приехал на остров и на всю жизнь остался почитателем и другом Паоли. Отчет о поездке молодой человек оставил и в своих дневниках, и в книге о Корсике, которую он опубликовал по возвращении в Британию. Эта книга принесла ему широкую известность, а также лестное прозвище Босуэлл Корсиканский, ее читала вся Европа. Среди читателей книги был и юный Бонапарт. Эта книга подсказала ему кое-какие идеи.

Бонапарт не собирался становиться освободителем Корсики. Сия неблагодарная миссия отводилась Паоли, да и роль эта казалась юноше незначительной. Такие люди, как Бонапарт, видели свое будущее не на острове, а за морями, на просторах других земель. Люди все время приезжали и уезжали с острова. Амбициозным обитателям приморских городов была чужда неподвластная времени стабильность жителей внутренних районов острова. Предки семьи Бонапарта принадлежали к мелкому дворянству Тосканы шестнадцатого века. В Аяччо Бонапарты поколение за поколением занимали судейские и административные должности. Семья сохраняла дворянское звание на протяжении шестнадцати поколений. Они не накопили несметных богатств, но средств вполне хватало, чтобы нанимать слуг и содержать собственный дом с садом. Карло Мария да Буонапарте, как он себя называл, женился на четырнадцатилетней Летиции, среди предков которой тоже были итальянские дворяне. Но в ее семье часто заключались браки с мелкопоместными дворянами из внутренних районов Корсики. Летиция родила мужу восьмерых детей. Наполеон, или Nabulion, как записано при крещении, был их вторым сыном. Это имя, которое впоследствии дало название целой эпохе, не имело никакого скрытого смысла. Просто отец, следуя семейной традиции, назвал сына так же, как его прадед своего второго сына. Бонапарт почти никогда не использовал это имя. Анализ нескольких тысяч сохранившихся до наших дней автографов Наполеона показывает, что он всегда подписывался «Буонапарт», а позже «Бонапарт». Именно этим именем, и официально и в неофициальной обстановке, называли его все друзья, и даже его первая жена, Жозефина. И именно это имя я использую в данной книге. Когда он стал императором, то с неохотой, в угоду протоколу, принял имя Наполеон, и именно так его называла вторая супруга. Но он редко подписывался полным именем, просто писал «Nap» или «Np», а часто забывал свой новый титул и писал «Бонапарт».

О Бонапарте написано больше книг, чем о любом другом человеке, за исключением Иисуса Христа. Они довольно часто издаются на английском, французском и на многих других языках. Эти книги очень популярны: издатели считают, что книгу о Наполеоне продать гораздо легче, чем биографию любого другого человека, – просто в силу интереса к этой исторической личности. Почти все эти книги спекулируют на теме семьи или происхождения заоблачных амбиций Бонапарта. В сущности, все сходятся во мнении, что жесткостью характера Бонапарт пошел в мать, а не в отца, вероятно, довольно слабого человека, который умер совсем молодым. Мадам-мать императора была совсем из другого теста. Некоторые биографы объясняют воинственность и агрессивность Бонапарта кровью его неистовых корсиканских предков с их культом железного закона кровной мести – вендетты. Странно, но именно месть была единственным, в чем Бонапарт не проявлял особой жестокости. Он с поразительной непредсказуемостью великодушно прощал обиды, не всегда или обычно, но достаточно часто, чтобы это могло удивить. После того как Бонапарт прочел книгу Босуэлла, многому его научившую, и понял, что на Корсике делать нечего, этот остров больше никогда его не интересовал. С тех пор как Наполеон покинул Корсику, он никогда не возвращался сюда. Никогда не учитывал остров в своих геополитических планах. С другой стороны, Бонапарт не стыдился своих корней. Он просто вычеркнул Корсику из своих мыслей, как не имеющую значения для его честолюбивых планов.

По другой версии биографов, Бонапарт был копией одного из своих тосканских предков – кондотьера[1], солдата удачи, который продавал свой меч любому, кто был в состоянии хорошо заплатить, и основал свою династию на деньги, скопленные в войнах. Действительно, до того как в 1768 году Франция взяла власть на острове в свои руки, Корсика зависела от Италии, которая находится гораздо ближе, и которая дала Корсике свою письменность и культуру. Но Бонапарт никогда не демонстрировал привязанности к Италии как к государству, он соглашался с определением австрийского дипломата Меттерниха: Италия – «не более чем географическое название», и когда сделал своего сына и наследника королем Рима, он тем самым возрождал гораздо более раннее понятие государства. Наполеон не питал никаких чувств ни к одному из итальянских городов, обозначивших себя в истории, рассматривал их как добычу, как разменные серебряные и золотые монеты, которые надлежит отнять у врага и раздать членам своей семьи и своим соратникам. Самих же итальянцев он ни во что не ставил.

Вглядываясь в морские дали, как любой корсиканец в Аяччо, он испытывал мальчишеское преклонение перед военно-морским флотом Великобритании, который царил в водах Средиземного моря, так далеко от дома, и так уверенно. В свое время он мечтал служить в британском Королевском флоте в качестве корабельного гардемарина и со временем командовать одним из тех отполированных, начищенных до блеска, красиво окрашенных – и грозных – трехпалубных суден, которые иногда бросали якорь в бухте Аяччо. Но на это нужны были деньги и, что еще важнее, протекция или связи. Ни того ни другого у его семьи не было. И момент был упущен. Однако весьма любопытно остановиться на этих его первых детских устремлениях и представить, каким образом развивалась бы история, воплотись в жизнь его мальчишеские мечты. Ребенком Бонапарт отличался хорошими способностями к математике, которые он сохранил на всю жизнь, в его профессии они были неоценимы. Знание математики помогло бы ему и в море. Несомненно, он сделал бы карьеру во флоте, и стал бы соперником самого Нельсона. В действительности же море, столь притягательное для честолюбивых корсиканцев, стало смертельным врагом Бонапарта. Наполеон не понимал его истинного стратегического значения, а морской аспект геополитики всегда ускользал от него. Его последней, роковой ошибкой было то, что 15 июля 1815 года он поднялся на борт британского судна «Беллерофон». С этой минуты он больше никогда не был свободным человеком. Ожесточение Бонапарта против британцев частично объяснялось его верой в то, что власть, которую давало им превосходство на море, неправильна и противоестественна. Он был недоволен и раздражен несправедливым успехом блокады, которая завела его в бесконечный лабиринт континентальной системы[2], сыгравшей не последнюю роль в его падении.

Бонапарт всего раз в жизни предлагал свои услуги в качестве наемника. Он, уже опытный воин, получивший офицерский чин во французской армии, был недоволен медленным карьерным ростом и поэтому подумывал о том, чтобы перейти на службу к турецкому султану, как делали с то время многие офицеры-европейцы. Однако тогда вовремя подвернулась возможность послужить Франции в более высоком чине, и он оставил эту идею. По складу характера Бонапарт не был наемником. Но не был он и пылким патриотом. Им двигали вовсе не чувства – мирские или религиозные. Если какие-то метафизические силы и оказывали на него влияние, то он был, скорее, жертвой суеверий и предрассудков, но жертвой добровольной. Он верил в свою звезду, как верили древние римляне, которыми он восхищался (насколько он мог кем-то восхищаться). Наполеон чувствовал, что у него особое предназначение, и большую часть своей жизни свято в это верил. Но, веря в свою судьбу, он все-таки был полон решимости бороться за нее – на то у него были воля, ум и оружие. В своих материальных расчетах он придерживался четкой последовательности. Ему не нужен был ни казначей, как наемнику, ни высокий идеал, как патриоту, – только источник власти, чтобы захватить и получить еще большую власть. Когда он спросил себя, где находится ближайший источник власти, ответ появился немедленно – во Франции.

То есть место рождения Бонапарта важно только с той точки зрения, что по нему Бонапарт был подданным именно французской короны. С 1772 по 1786 год Корсикой или, скорее, укрепленными приморскими городами управлял бретонский аристократ граф де Марбеф. Он создал собственную партию, в которую вошел и Карло Буонапарте. Денег у Карло не было, но у него было шестнадцать поколений предков-аристократов, поэтому Марбеф смог отправить его в Версаль как представителя местной аристократии. Карло отсутствовал некоторое время, и в этот период шестидесятилетний Марбеф, который всегда был волокитой, завел легкую интрижку с Летицией (во всяком случае, так утверждали очевидцы). В свою очередь он воспользовался фондом, который ежегодно выделял средства для оплаты 600 мест в элитных французских школах для детей из обедневших французских семей, которые могли доказать свою принадлежность к дворянскому сословию. Бонапарты смогли представить необходимые доказательства, это единственное, что они могли сделать, и 31 декабря 1778 года военный министр зачислил девятилетнего Бонапарта в королевскую военную школу. Его старший брат Жозеф тоже получил такую привилегию, и Марбеф обеспечил обоим братьям бесплатные места в подготовительной школе в Отене.

Таким образом, к концу следующего года Бонапарт и его брат Жозеф поехали во Францию в первую очередь для того, чтобы выучить французский язык. С того момента о них заботились правительственные службы династии Бурбонов. За годом в Отене последовали пять лет в военном колледже в Бриенне и год в высшем военном училище в Париже. За эти семь лет Бонапарт превратился в профессионального военного французской армии. Бонапарта поражали две вещи. Первая – относительная роскошь, в которой жили простые кадеты, находясь на полном содержании у старого режима. Все это он отбросил, когда его слово приобрело вес в управлении французской армией, тогда благосостояние и уровень жизни всех ее военнослужащих, включая офицерский состав, зависели от их умения побеждать, захватывать и удерживать трофеи. И, во-вторых, он осознал, как важно использовать свои математические способности. Это помогло ему во время учебы в академии (сорок второй из пятидесяти восьми в рейтинге). Он получил патент на офицерский чин младшего лейтенанта в артиллерийском полку в Ля-Фер. Это неплохое начало для младшего офицера, без гроша в кармане и без влиятельных друзей, который при этом должен был щеголять в шикарном мундире гвардейца или кавалериста. Но еще важнее, что Бонапарт стал уделять неустанное внимание роли вычислений и расчетов в войне: какое расстояние предстоит пройти; с какой скоростью и каким маршрутом будут двигаться войска; нужное количество припасов, животных, средств передвижения, необходимых для транспортировки; скорость расхода боеприпасов при разных боевых действиях; коэффициент возмещения личного состава и животных; потери в личном составе по болезни, в сражениях и по причине дезертирства – все элементы военной логистики восемнадцатого века. Бонапарт выработал привычку вычислять все это в уме, чтобы сразу диктовать приказы. Он также научился, как никто, читать карты. У него был дар, граничащий с гениальностью: в плоском, двухмерном, зачастую неточном изображении на бумаге, он видел реальную местность. Мало кто из молодых офицеров его времени имел подобные навыки или хотя бы старался их приобрести. Большинство офицеров той поры в ответ на вопрос, сколько времени потребуется, чтобы перебросить осадную артиллерию от французской крепости Верден до пригорода Вены, изумленно пожали бы плечами или ответили наугад. Бонапарт же сверился бы с картой и точно ответил, сколько дней и часов на это уйдет. Такой четкий подход к ведению войны делал Бонапарта не просто хорошим тактиком. У него были все задатки стратега, более того – геостратега.

Между тем он растет, взрослеет. Его рост составлял пять футов пять дюймов (164 см). Бледный, худой, замкнутый, с прямыми темными волосами и широкими бровями. Ему было безразлично, что есть или пить. Если обстоятельства позволяли, он съедал свою порцию за десять минут, он никогда не пировал, не кутил. Никто и никогда не видел его пьяным. Он не был одиночкой, потому что ему нравилось быть лидером, задавать тон среди приятелей, но он спокойно переносил и одиночество. Ни в колледже, ни в академии молодой человек не нашел друзей на всю жизнь. Быстро пролетели отрочество и юность. В феврале 1785 года отец Бонапарта умирает от рака желудка. Бонапарту всего пятнадцать, и он второй сын в семье. Но по общему согласию главой семьи вместо отца становится именно он, а не добродушный, но застенчивый брат Жозеф. На год старше Наполеона, Жозеф (1768–1844) решил отказаться от военной карьеры и стать юристом, как его отец. Во всех взлетах и падениях Бонапарта Жозеф будет добровольным, но не очень эффективным инструментом в руках младшего брата. Третий брат, Люсьен (1775–1846), больше подходил под придуманные Бонапартом схемы, был его верным солдатом, а позже – голландским королем. Но слабое здоровье и отсутствие энтузиазма заставили его отречься от престола, и в 1810 году он отошел от политики. Самый младший брат, Жером (1784–1860), своей решительностью и азартом больше других братьев походил на Наполеона. Брат жаловал ему Вестфальское королевство. Жером принимал участие во многих великих кампаниях, включая русскую кампанию и битву при Ватерлоо, после которой он отправился в ссылку, где пробыл до тех пор, когда сын Луи, позже ставший Наполеоном III, не восстановил имущество семьи Бонапартов во Франции.

Что касается сестер Бонапарта, то старшая, Элиза (1777–1820), вышла замуж за корсиканца князя Баччиоки, которому Наполеон жаловал титул князя Пьомбино; но вскоре она ушла от мужа и стала великой герцогиней Тосканы. Полина (1781–1825) – самая красивая из сестер Бонапарт, вышла замуж за Шарля Леклерка, командующего Вест-Индской экспедицией Бонапарта, потом за итальянского князя Камилло Боргезе. В фамильном дворце Боргезе до сих пор можно увидеть статую полулежащей обнаженной Полины работы скульптора Антонио Канова. Самая младшая из сестер, Каролина (1782–1839), которой Бонапарт доверял меньше всех, вышла замуж за Иоахима Мюрата, командующего кавалерией Бонапарта, а несколько позже пара стала королем и королевой Неаполя. Следует отметить, что Бонапарт всегда защищал интересы своих родственников, но при условии, что они повинуются ему беспрекословно. Он щедро одаривал их и их супругов княжествами и королевствами, но все это впоследствии было утрачено. Беды и несчастья сыпались на родственников Бонапарта, многие из них долгие годы провели в ссылке.

Однако в то время, когда шестнадцатилетний Бонапарт взял в свои руки управление финансами семьи, это было еще в далеком будущем – все были еще слишком юными. После смерти отец не оставил буквально ни гроша. Юноша получал девяносто три ливра в месяц. За жилье и стол он платил двадцать. Когда в 1791 году он получил чин лейтенанта, жалование немного увеличилось. Его задачей было обеспечить матери достойное вдовство, а братьям и сестрам безбедную, по крайней мере, неголодную жизнь. В артиллерийском парке в Валенсии он старался заниматься самообразованием, много читал, так же как Уинстон Черчилль в молодые годы во время службы в Индии. Бонапарт все еще писал письма на итальянском, хотя его французский стал гораздо лучше, правда, произношение по-прежнему было ужасным. Он прочитал «Республику» Платона, «Естественную историю» Бюффона, Руссо и Вольтера, работы Джеймса Макферсона Оссиана – эти библии раннего романтизма, различные биографии и исторические трактаты, и том английской истории на английском языке, эту книгу он читал особенно внимательно. Наполеон считал, что Англия весьма успешная страна, а посему стоит изучить ее секреты. Хотя, кажется, Бонапарту так никогда и не удалось постичь суть английской конституции, которая в то время считалась основным достижением Англии. Бонапарт делал подробные пометки, в основном со статистическими выкладками. Кроме того, он читал и художественную литературу, в основном исторические приключенческие романы. Он и сам пробовал писать, в одном из его рассказов действие разворачивалось в Лондоне в 1683 году. Виги организовали заговор против Чарльза II. В рассказе причудливым образом смешались жуткие убийства, политики-реформаторы и божья кара.

Бонапарт также начал писать историю Корсики, правда, так никогда ее и не закончил, не получилось, потому что никак не мог принять окончательное решение, каким должно быть будущее острова. Перед своей смертью Карло Бонапарт порвал с генералом Паоли и с движением за независимость. Паоли никогда не простил семью Бонапартов, считая их предателями и чужаками. В 1789 году новая французская Национальная ассамблея позволила Паоли, который находился в Англии в изгнании, вернуться на Корсику. И он тотчас приступил к организации на острове независимой республики. В период между 1786 и 1793 годом Бонапарт четыре раза возвращался на Корсику: в первый раз как сдержанный приверженец французской власти – из благодарности Марбефу. В следующий раз он открыто выступал с критикой ужесточающегося деспотизма французского режима, управляемого из Парижа. В свой следующий приезд он уже преданный сторонник Паоли и полковник корсиканской милиции. А в последний раз он ярый противник Паоли, который не только не выказал расположения, но действовал как диктатор и предлагал окончательно отделить Корсику от Франции. На этом этапе Бонапарт присоединится к корсиканским якобинцам. В апреле 1793 года на острове разгорелась гражданская война. Для Паоли, который со все большим подозрением относился к молодому, быстро набирающему влияние и вес военному, с французским образованием и хорошей военной подготовкой, это стало концом. Он публично приговорил все семейство Бонапартов к «вечному проклятию и позору». То есть всем им, включая мать, был вынесен приговор – и это на земле, где правили законы вендетты. Чтобы спасти свою жизнь, вся семья бежала во Францию и больше никогда не возвращалась на Корсику.

Вполне понятно, что у Бонапарта остались неприятные воспоминания о родном острове, которые он хотел бы стереть из своей памяти. Но он вынес урок из происшедшего: понял, какой именно власти он ищет. Хотя Паоли и стал кровным врагом Бонапарта, в каком-то смысле он оставался его героем, его наставником, потому что Паоли был не полководцем или, по крайней мере, не только полководцем, как все его предшественники в борьбе за независимость. Он был человеком Возрождения, который верил, как верили Джефферсон, Адамс и Вашингтон по ту сторону Атлантики, Берк и Фокс в Англии, Лафайет во Франции, что революция и вооруженная борьба – не более чем необходимая прелюдия к созданию гуманистической республики, снабженной идеальной конституцией. Он был человеком, которого искал Руссо, чтобы превратить Корсику в идеал государства с мудрыми законами – пример для всей Европы. В трудах Босуэлла, в других источниках того времени Паоли предстает перед нами благородным, бескорыстным, бесстрашным и здравомыслящим человеком. Будучи в ссылке в Англии, он впитал британский прагматизм и, как отцы-основатели Америки, соединил его с более абстрактным идеализмом Руссо, Дидро и других энциклопедистов[3]. Он обеими руками ухватился за возможность сделать Корсику «чистым листом», как представлял Руссо, на котором можно начертать проект правительства и свод законов, что превратят ее, маленькую и слабую, в образец для подражания для всего мира. Увы, его меч не смог в одиночку завоевать и защитить независимость Корсики. Британский союзник покинул его, а сам он конец жизни провел в изгнании.

Но в душе Бонапарта навеки запечатлелся образ Паоли – не только воина, но еще и верховного законодателя и просвещенного правителя. Наполеон уже искал власти, но судьба Корсики позволила придать этой власти высшую цель. Недостаточно выиграть сражение, кампанию, войну, это лишь возможность установить новый порядок на месте старых, коррумпированных, неэффективных систем. Он, Бонапарт, должен стать новым Паоли для всей Европы, только гораздо большего масштаба и действующим на континентальном или даже мировом уровне, для лучшего управления человечеством. Он так и не понял и, наверное, никогда не понимал, что существует фундаментальное противоречие в этой его концепции. Если Паоли, действовавший в интересах самих корсиканцев, был простым освободителем, который потом издавал законы с их согласия, Бонапарт, с его всеобъемлющими планами для Европы, был не столько освободителем, сколько захватчиком. Идеализм, который должен был стать основой последующего правления, не мог уравновесить жестокость его завоевания, оно превращалось в банальную насильственную оккупацию, несправедливую и бесчеловечную. Война из средства для достижения цели стала целью сама по себе. И Бонапарт, однажды обнажив меч, не смог вложить его обратно в ножны. В итоге ему не удалось ни приблизиться к цели, ни упрочить свое положение, своими действиями он только навлекал на себя неотвратимое возмездие. Теперь это кажется нам вполне понятным и ясным. Но тогда, в начале 1790-х, все было непонятно, неясно, кроме одного: мир можно переделать заново. Тогда вся Европа была «чистым листом», и смелый, самоуверенный воин был именно тем человеком, который должен был написать на этом листе свою судьбу.