Читать книгу Отчаянные характеры - Пола Фокс - Страница 5

– Я устал от вечеринок, – сказал Отто в такси. – Так скучно. Скучно говорить про кино. Мне плевать на Фреда Астера, и ему плевать на меня. Еще меньше меня волнует Феллини. Фло важничает только потому, что дружит с актерами.

– Почему ты сказал, что не смотрел «Смерть берет выходной»? Я знаю, ты видел его, мы же вместе ходили. И ты был без ума от Эвелин Венейбл. Ты говорил о ней неделями… эти скулы, этот голос, ты сказал, что она выглядит так, как должна была бы выглядеть Эмили Дикинсон… неужели ты не помнишь?

– Боже мой!

– И еще ты сказал, что Фредрик Марч – это идеальное воплощение американской идеи смерти, рассеянный франт в черном плаще.

– Твоя память забита вот этим всем? – удивился он.

– Ты заснул, и все догадались, что ты спишь. Майк толкнул меня и сказал отвезти тебя домой.

– Вы все там соревновались, кто больше вспомнит. Всё это только доказывает, что мы очень старые.

– Ну постарался бы.

– Что ты делала наверху с Майком?

– Он звонил знакомым врачам насчет моей укушенной руки.

– Он считает, тебе нужно сходить на прием? – взволнованно спросил он.

Она подняла руку.

– Смотри, как опухла! – Она согнула пальцы и охнула. – Может, сделать компресс и опухоль сойдет?

– Что сказал доктор?

– Ни одного врача не было на месте. Теперь, знаешь ли, нельзя просто взять и вызвать доктора. Ты не знал, что эта страна разваливается?

– Если ты не можешь дозвониться до врача в пятницу вечером, это не значит, что страна разваливается.

– Именно это и значит. У них в спальне лежал камень. Кто-то бросил его им в окно. Видимо, прямо перед нашим приездом. Поднял камень и швырнул его в окно! – пока Софи говорила, она взяла мужа за руку, и теперь, когда замолчала, с силой стиснула ее, как будто только так могла передать всю тяжесть своих мыслей.

– Это ужасно, – сказал он. Такси притормозило. Отто убедился, что они у дома. Расплатился с водителем. Софи, внезапно взбудораженная смутным, но стойким осознанием, будто она понимает, что не так с этим миром, взбежала по ступенькам. Но ей пришлось ждать Отто: у нее не было ключей. Он поднимался медленно, разглядывая сдачу у себя в руке. Волна энергии, накрывшая Софи и пронзившая почти до боли всё ее существо, мгновенно сошла на нет. Как только они вошли в темную прихожую, зазвонил телефон.

– Кто?.. – начал он.

– В такой поздний час, – проговорила она, пока Отто шел к телефону. Но он к нему не притронулся. Раздалось еще три звонка, и тогда Софи бросилась вперед и схватила трубку. Отто пошел на кухню и открыл холодильник. – Да? – услышал он ее голос. – Алло, алло, алло?

Никто не ответил, но в трубке слышался слабый пульс, будто бы у темноты был голос, глухо стучащий в проводах. Потом она расслышала выдох.

– Какой-то дегенерат, – громко сказала она.

Отто, с куском сыра в одной руке, махнул ей другой:

– Повесь трубку! Бога ради, повесь!

– Дегенерат, – повторила она в телефон. – Американский идиот.

Отто сунул сыр в рот, а потом выхватил у нее трубку и с грохотом повесил на место.

– Не понимаю, что с тобой происходит! – воскликнул он.

– Так спроси, – сказала она и заплакала. – Этот кот меня отравил.

Они, не сговариваясь, обернулись к задней двери.

– Господи, он вернулся! – ахнула она.

Серая тень сжалась в комок у двери, а Отто бежал к ней, размахивая руками и крича: «Убирайся!» Кот медленно поднял голову и моргнул. Софи вздрогнула.

– Завтра же позвоню в Общество контроля животных, – сказал Отто. Кот поднялся и потянулся. Они смотрели, как он раскрывает пасть, с надеждой взирая на них. – Это всё недопустимо, – пробурчал Отто укоризненно.

– Если я не буду его кормить, он уйдет, – мягко сказала она.

– Если ты позволишь ему… – он выключил лампу в гостиной.

– Почему ты не ответил на звонок? – обронила она, когда они поднимались по лестнице. – Ты становишься эксцентричным, как Таня.

– Таня! Я думал, Таня всю свою жизнь проводит на телефоне.

– Она отвечает на звонки, только если у нее не задался очередной роман.

– Роман, – фыркнул он, следуя за Софи по коридору в спальню. – Таня и любовь!

– Хотя сама она людям звонит.

– Я ненавижу Таню.

Они стояли около кровати лицом друг к другу.

– Ты никогда мне этого не говорил, – сказала она. – Я никогда не слышала, чтобы ты говорил о своей ненависти к кому-то.

– Я только сейчас это понял.

– Как насчет Клэр?

– С Клэр всё в порядке. Какое тебе дело до того, что я думаю о Тане? Она тебе самой не нравится. Ты ее почти не видишь.

– Я почти никого не вижу.

– Ты так говоришь, будто я в этом виноват.

– Ты не объяснил, почему не отвечаешь на звонки, – с осуждением сказала она.

– Потому что я больше не слышу по телефону ничего, что мне хотелось бы услышать.

Они оба стояли неподвижно, полуосознанно собирая друг против друга улики, обвинения, которые уравновесили бы раздражение, не понятное ни одному из них. Тогда он прямо спросил ее, почему она злится. Она ответила, что вовсе не злится, просто было очень неприятно, как он повел себя с телефоном, просто тупо стоял там, пока он звонил, вынудил ее брать трубку.

– Давай в кровать, – устало проговорил он.

Она бросила на него ироничный взгляд, который он проигнорировал. Интересно, что бы случилось, если бы она сказала ему, что этот телефонный звонок, это зловещее дыхание напугали ее. Он бы, наверное, ответил: «Не глупи!» – решила она. «Хватит называть меня глупой!» – хотелось ей заорать.

Он развешивал свой костюм. Она смотрела, как он разглаживает брюки.

– Тебе нужно выбросить это нижнее белье, – сказала она. – Оно прямо на тебе рассыпается.

– Когда долго носишь, оно такое нежное становится, мне нравится.

Это прозвучало почти жалобно. Она смягчилась. Было что-то очень забавное в маленьких личных предпочтениях людей, их секретных привычках, детских и глупых. Она посмеивалась над ним и его нежным старым бельем. Снимая шорты, он окинул взглядом себя, потом ее, с очень самодовольным видом. Ну и пусть себе нравится, подумала она. По крайней мере они избежали бессмысленной ссоры. Интересно, пыталась ли Таня когда-нибудь соблазнить Отто? Затем она вспомнила единственный визит Тани во Флиндерс. Отто был в шоке, возмущен до глубины души, когда случайно обнаружил, что Таня заняла абсолютно все ящики огромного комода теми немногими вещами, которые привезла с собой на выходные. «Боже мой! У нее шарф в одном ящике, пара чулок – в другом, пояс – в третьем. Сколько ящиков ей ни дай – она по всем распихает пожитки, что это за женщина такая?» – жаловался он Софи.

– Таня действительно довольно ужасная, – сказала Софи, пока Отто устраивался в кровати рядом с ней. – Наверняка с ней и любовью заниматься ужасно. Наверняка она не может отвлечься от себя любимой ни на секунду, чтобы заметить, с кем она в постели.

– Спи, – попросил он. – Ты меня будишь.

Она замолчала без возражений. Он ее больше не раздражал, и было уже не важно, почему она злилась до этого. Она осмотрела свою руку и решила сделать ванночку. Рана определенно болела.

Софи проснулась в три часа ночи. Рука, на которой она лежала, напоминала чужеродный предмет, который каким-то образом прикрепился к ее телу. Она немного полежала, думая о коте и о том, как удивилась, увидев его снова, когда они с Отто вернулись домой. Он выглядел таким обычным, заурядный городской бродяга. Чего она ожидала? Что он сойдет с ума после нападения на нее? Что он теперь вломится в дом и сожрет их с мужем? Она встала и пошла в ванную. Опухоль, которая немного уменьшилась после горячей ванночки, опять выросла. Софи наполнила раковину водой и опустила в нее руку. Затем, глядя на свое лицо в зеркале над раковиной – она не хотела смотреть на то, что делает, – она начала давить пальцами здоровой руки на распухший участок кожи. Она посмотрела вниз, вода была мутной. Она расслабила пальцы, потом сжала их в кулак.

Она вернулась в постель и почти бросилась к спине Отто. Он тяжело вздохнул.

– Руке хуже, – прошептала она. Он тут же сел.

– Утром первым делом позвоним Ноэлю, – сказал он. – Если понадобится, поедем в Пелхэм[6] и сами привезем его в офис. Твою руку нужно осмотреть.

– Если не станет лучше.

– В любом случае, – Отто лег обратно на подушки. – Который час?

Временами ему казалось, что он не спал без помех ни единой ночи с тех пор, как они поженились. Ночные разговоры доставляли Софи особенное удовольствие.

– Три. Ты обратил внимание на поведение юного Майка? Как он выглядел? На эту венгерскую ленту у него на лбу, это что-то фольклорное или что это вообще было?

– Не надо об этом, – резко сказал он. – Просто не поднимай эту тему. Не зли меня. То ли будет, когда он начнет искать работу.

– Он никогда не будет работать. Его будет содержать Майк. А волосы? Он теребил их всё время, пока мы разговаривали. Собирал их, накручивал, разглаживал, оттягивал.

– О чем вы с ним говорили?

– О бестолковых вещах, глупости всякие.

– Ну не все они настолько никчемные, – сказал Отто.

– Дети воды[7]. Они появляются из водопроводных кранов, а не из людей.

– Они хотят быть Неграми, – сказал Отто, зевая.

– Любопытно, на что они все-таки способны, – сказала она, внезапно вспоминая, как сказала Майку, что хочет быть еврейкой.

– Они выбрали остаться детьми, – сказал он сонно, – не зная, что этого не может никто.

Что такое ребенок? Откуда ей знать? Где тот ребенок, которым была она? Кто ей расскажет, какой она была в детстве? У нее была одна фотография себя-четырехлетки: она сидит в плетеной качалке, в детском кресле, ноги торчат из белых хлопковых шортиков, на голове чья-то огромная панама ей не по размеру. Кто собрал в одном кадре все эти вещи? Панаму, плетеное кресло, белые хлопковые шортики? Кто сделал эту фотографию? Она уже пожелтела. Какое отношение имеет юный Майк – грязный, непонятный, ко всему безразличный, разговаривающий на своем иератическом жаргоне, оскорбительном и отталкивающем одновременно, – к ее детству? К детству вообще?

– Отто? – Но он уже заснул. Проехала машина. Легкий ветерок залетел в открытое окно, принеся с собой собачий лай. Потом она услышала стук, кулак по дереву. Она подошла к окну и посмотрела вниз – из-за выступа не было видно крыльца и человека, который мог там стоять.

Раздалось какое-то ворчание, потом несколько резких ударов, потом шепот. Неужели у нее и правда сейчас зашевелились волосы? Она оглянулась на кровать. Затем вышла в холл и спустилась по лестнице, крепко прижимая руку к мягким складкам ночной рубашки.

Остановившись у входной двери за занавесками, скрывающими стеклянное окошко, она прислушалась и пригляделась. По другую сторону двери качнулось большое тело, большая голова повернулась к ней, затем отвернулась.

– Отто… – печально вздохнул голос.

Софи отперла дверь. Там стоял Чарли Рассел, воротник пиджака загнулся внутрь.

– Чарли!

– Шшш!

Он шагнул в прихожую, и она закрыла дверь. Они оказались друг к другу так близко, будто собирались обняться. Она чувствовала, что всё его лицо наблюдает за ней, как один огромный глаз.

– Мне нужно поговорить с Отто, – прошептал он с нажимом.

– Он спит.

– Я в ужасном состоянии. Я должен его увидеть.

– Сейчас? Ты с ума сошел.

– Я не мог прийти раньше. Мы виделись с ним сегодня с утра, и всё это время я доходил до вот этого состояния, в котором заявился сейчас. Мне всё равно, сколько времени, – он потянулся и сжал ее руки.

– Я не буду его будить, – сердито сказала она.

– Я разбужу.

– Пусти, мне больно. Меня кот укусил.

– Это просто убивает меня, – сказал Чарли, тут же отпуская ее и прислоняясь к стене. – Послушай. Пойдем выпьем кофе. Если подумать, не хочу я видеть эту сволочь.

– Рут знает, где ты?

– Какая Рут?

– Не смешно, – сказала она. – Ненавижу шуточки про жен. Они выводят меня из себя. Со мной про жену не шути.

Он наклонился и заглянул ей в лицо:

– Ты, кажется, злишься.

– Злюсь, – сказала она.

– Будешь? Кофе?

– Да.

– Давай сбежим, – хлопнул он в ладоши.

– Мне нужно одеться. Не шуми. Я сейчас спущусь. Вон стул. Не шевелись.

Она одевалась молча; даже рукава блузки бесшумно скользнули по рукам. Казалось, все ее мысли были только о том, чтобы одеться.

Отто лежал на кровати по диагонали, одно колено торчало из-под одеяла. Она быстро расчесала и заколола волосы, потянулась за сумочкой на комоде, потом решила ее оставить, положила ключи от дома в карман. Она достала из шкафа туфли, на цыпочках вышла из комнаты и на одно головокружительное мгновение ощутила какое-то запретное возбуждение.