Читать книгу Во власти страха - Полина Александровна Раевская - Страница 3

– О чем думаешь?

Я вздрогнула, низкий голос вернул меня в настоящее, хотя эмоции по-прежнему держали в плену. Отведя взгляд, я начала торопливо переставлять предметы, стоящие на столе, понимая, что выдаю себя с головой. Откинув ложку, потерла лоб и посмотрела на Маркуса.

Он застыл в дверном проеме, прислонившись к косяку. Поза была расслабленной, но напряженный взгляд говорил о беспокойстве.

– Сейчас приготовлю завтрак, – проигнорировав вопрос, стала я суетиться, ломая голову над извечным, женским «что приготовить?».

– В чем дело, Эни?

Я тяжело вздохнула, начала доставать все, что нужно для блинчиков. Говорить о своем путешествии в прошлое не хотелось. Зачем вообще об этом говорить? Время разговоров давно прошло, пришла пора действий.

Не хочу спешить с выводами, но начало нашей совместной жизни пока только испортило мои отношения с сыном и, если так пойдет дальше, то мне такое «счастье» не очень -то нужно.

Я все понимаю, не глупая. Мэтт ревнует, но он имеет на это полное право, и я не позволю травмировать психику ребенка, будь хоть тысячу раз прав его отец.

Размышляя обо всем этом, на автомате завела смесь на блины, Маркус так и стоял в дверях, следя за моими действиями. Вид у него был грозный. Я искоса поглядывала на него, ловя недовольный взгляд.

Что сказать? Восхитительно! Еще и суток не прошло, а между нами уже воздух звенит от напряжения. Сомнения вновь терзают душу.

На протяжении четырех лет я только и делала, что думала, как поступить: остаться с Маркусом или же одной? И делая выбор, я должна была думать, прежде всего, о сыне. У меня не было права на ошибку, я не могла позволить себе сделать шаг навстречу, а потом дать задний ход. Все должно было быть четко-определенным и никаких «давай попробуем, может, что и получится».

У нас ребенок, который по нашей вине перенес психологическую травму, поэтому я должна была все решить сразу; либо наша жизнь с сыном остается без изменений, за тем лишь исключением, что иногда он будет встречаться со своим отцом, либо мы учимся жить все вместе. Поэтому я не гоню лошадей, давая своим страхам завладеть мною. Нужно время.

Естественно, на первых порах всегда сложно. Неловкость неизбежна. В переписках легко быть откровенным, но тет-а-тет все совсем иначе.

Я опять задумалась, а потому, когда сильные руки обняли меня за талию, подскочила, ударив затылком по лицу Маркуса.

– Черт! – застонал он.

– Прости, пожалуйста, я задумалась и не увидела, как ты подошел. – протараторила я и обернулась. – Все в порядке? – шепнула, дотронувшись до сломанного еще в тюрьме носа.

Маркус улыбнулся и кивнул.

– Вправить тебе его не удалось, – заметил шутливо. Мы улыбнулись, и меня отпустило. Прошлое отступило на задний план.

Было только это утро: Маркус в красных шортах и белой майке, которая визуально делала его кожу еще смуглее; я, нарядившаяся в длинное платье бежево – розовотого цвета с открытой спиной. Оно было простеньким, поэтому вполне могло сойти за домашнее, хотя раньше я бы в таком и на прогулку пошла.

Стоя перед зеркалом полчаса назад, я вдруг отчетливо поняла, что мне нужно обновить гардероб. Я чувствовала себя несколько неуютно, поэтому мне нужны были хотя бы тряпки, чтобы иметь каплю уверенности в себе, чтобы не сравнивать себя каждую гребаную секунду с какой-нибудь мисс «90-60-90», побывавшей в кровати моего бывшего мужа. Короче, хотелось быть на уровне. На том уровне, к которому он привык. Поскольку сегодня у меня выходной, то я уже наметила себе, как проведу день, когда Мэтт уедет в школу, а Маркус на встречу с матерью.

– Где ты витаешь? – опалило мою щеку горячее дыхание. Я смущенно улыбнулась, пожимая неопределенно плечами, и отвернулась чтобы продолжить готовить завтрак. Маркус продолжил держать меня в своих объятиях. Чувствуя жар его тела, мне тоже стало жарко. Захотелось прижаться к нему, раствориться в его руках и не думать ни о чем, но вместо этого я произнесла строго:

– Ты мне мешаешь.

– Ничем не могу помочь, – покаялся Маркус, положив подбородок мне на плечо. Я лукаво улыбнулась, опустила руку в тарелку с мукой, а потом быстро мазнула ладонью по его щеке.

– Ах, ты хитрюга! – воскликнул он, отскочив от меня. Я же выставила грудь вперед с видом победительницы, но оказалось, ликовать было рано. Маркус стал размазывать муку по лицу на индейский манер, чертя какой-то только ему понятный, боевой рисунок из белых полос с таким видом, что не оставалось сомнений, меня ждет возмездие.

Я попятилась назад, но не успела сделать и пары шагов, как Беркет обхватил меня за талию. Я начала брыкаться и визжать.

– Марусь, не надо! – смеясь, орала я, когда он подтащил меня к тарелке с мукой.

– Эй, вы чего? – забежал на кухню Мэтт. Я испуганно замерла, не зная, что ответить, как объяснить, но мне и не пришлось. Маркус в очередной раз отправил меня в нокаут легкостью, с какой он преодолевал стену отчуждения с Мэттом.

– Мы играем в индейцев. Иди скорее сюда, сынок, помоги мне.

Глаза Мэтта загорелись, и он подскочил к нам. Улыбка расцвела на его губах, на щеках появились ямочки.

– Давай, разукрась-ка мамочку, чтобы знала, как вести себя.

– Немедленно прекратите! – закричала я, давясь смехом, но мои мужчины были непреклонны. Мэтт подошел к тарелке с мукой и поднес ее ко мне, а Маркус стал щекотать меня. Я начала вырываться из его рук, но смех душил, и сил не хватало.

– Сынок, сыночек… не надо, мама будет ругаться! – визжала я, выгибаясь, как дикая, пока мы не упали на пол. Мой малыш загадочно мне подмигнул, а затем перевел взгляд на отца.

– Давай, сынок! – смеясь, дал добро Маркус, и тут же в лицо ему было брошено все содержимое тарелки. Задело и меня, но незначительно.

Маркус замер, ошарашенный таким сюрпризом. Мы с Мэттом заговорчески переглянулись и расхохотались, как сумасшедшие, глядя на безупречно-белое лицо. Маркус все еще переводил недоуменный взгляд с меня на сына, а потом тоже засмеялся.

– Маленький предатель! Я вам это припомню, – пообещал он, когда я вырвалась из его рук и села сверху, пригвождая его руки к полу, а Мэтт стал щекотать его.

– Признавайте поражение, мистер Беркет! – прохрипела я сквозь смех. Он замотал головой, давясь им. Мэтт продолжал весело кричать, посыпая нас мукой. Но видя, что отец все еще борется, наш малыш кинулся на него, помогая мне удерживать пленника, и стал щекотать еще яростнее.

– Ладно, ладно, сдаюсь! – выкрикнул он. Мы обессиленно упали на пол, держась за животы, приходя в себя после бойни. Я обняла Мэтта и поцеловала в щеку. Больше всего меня радовал факт, что сын забыл о своей обиде. Мэтт прижался ко мне и, улыбаясь лукаво, прошептал на ухо:

– Мы выиграли. Давай, заставим папу печь блинчики?

– У меня есть идея получше, а то так мы останемся без завтрака.

– Что вы там шепчитесь? – прищурился Маркус, с подозрением оглядывая нас и стряхивая с себя муку. Мы тоже были не в лучше виде.

– Советуемся насчет вашего наказания, – ответила я с усмешкой. Маркус приподнял бровь в ожидании. Я же расплылась в довольной улыбке, обвела взглядом разгромленную кухню, уделанную в муке, и пропела сладким голоском:

– Вы должны привести все в порядок здесь, иначе завтрака вам не видать, как своих ушей.

– Вот, значит как?! Ну, ладно, без проблем, – пожал он плечами и полез в карман за телефоном. Я сразу же сориентировалась.

– Я же сказала, что это должны сделать ВЫ и никто иной!

Маркус втянул в себя воздух и тут же закашлял. Видимо, мука попала ему в нос.

Пока он боролся с приступом кашля, я отправила Мэтта приводить себя в порядок и собирать сумку в школу. Выходные подошли к концу, пора возвращаться в привычные будни. Отряхнув платье, я вновь занялась готовкой. Решив, что помоюсь перед завтраком.

– Тряпка и ведро в кладовке, – подсказала я, когда Маркус оглянулся вокруг. Нахмурившись, он подошел ко мне и недвусмысленно пообещал:

– Я тебе это припомню… Ох, как припомню!

Я усмехнулась и тоном строгой училки отчеканила:

– Непременно, а пока за работу, мистер Беркет!

Он отсалютовал мне и скрылся за дверью. Я с усмешкой покачала головой и принялась за блины. Настроение было отличным. Мне вдруг вспомнилось наше первое совместное утро.

Я тогда проснулась раньше. Все было настолько непривычным, странным, но при этом я была безгранично счастливой. Хотелось смеяться, танцевать, прыгать. Я смотрела на своего первого и на тот момент, конечно же, казалось, последнего мужчину, и понимала, что он – тот самый: любимый, необходимый, родной. Тот, кого я неосознанно, как и все, искала среди тысяч. Единственный для моего сердца.

Слезы безумной радости жгли глаза, ибо мне на пути к родной душе, не попадалась масса тел, а повезло с первого раза. Знаете, когда находишь свою половину, того человека, который поистине твой, это чувствуется сразу. В тот момент мне было абсолютно неважно, кто он, и что мы совершенно из разных миров, в то мгновение существовало только наше измерение, в котором мы были только вдвоем. И пусть тогда он ко мне не испытывал и десятой доли моих чувств, но даже те крохи, что были в его душе, казались мне небывалой роскошью, и я благодарила за них Бога.

В то утро я быстро привела себя в порядок несмотря на то, что все тело ломило: мышцы ныли, саднило между ног. Ночью я была слишком возбуждена, поэтому не замечала боли, но утро исправило сие маленькое недоразумение.

Я кое – как дотащила свое ноющее тело до ванной и только тогда вспомнила, что душ у нас не работает, точнее – нет горячей воды. Пришлось мыться холодной и очень кстати: она не позволила мне сконцентрироваться на боли и, как следует взбодрила.

Прикусив губы, чтобы не визжать, я приняла рекордный по скорости душ и выскочила из него, забыв о всяком дискомфорте.

А после началось самое жуткое – выбор белья, которое у меня было исключительно, как потом называл его Маркус, «детским». Хлопковые трусики различных теплых оттенков с веселыми принтами: бабочками, цветочками и прочей ерундой.

Я смотрела на все это «великолепие» и приходила в ужас. Перед мысленным взором нарисовалась Лорен Мэйсон, на обложке недавнего номера Maxim, который, словно по заказу, всю неделю маячил перед моими глазами. Я натыкалась везде на этот чертов журнал, в итоге не выдержала и купила его себе.

В общежитии, словно безумная, всматривалась в сексуальную блондинку в каком-то роскошном белье, призванном даже импотента привести в боевую готовность. Я искала хоть какие-то изъяны, но, увы… На мой вкус она была агрессивно – красива, типичная стерва. Весь ее вид кричал: «сожру и не замечу», но мужчинам такие нравятся, верно?

Я злилась, ревновала, поскольку, как бы наивна ни была, знала, что таких женщин, как она, не бросают ради таких, как я. В таких, как я не влюбляются, когда рядом женщина, вроде Лорен. Но даже, если такое и случается, то это не наш случай.

Как бы мне ни хотелось, но я знала, что Маркус Беркет не любит меня. Хотя вопросы в духе «Почему он здесь, со мной? Почему бросил ее и приехал ко мне?» давали мне малюсенькую надежду. Мне хотелось верить, что у его поступков одна причина, но я боялась разочарования. К счастью, отбросив все эти мысли, я быстро вернулась к вопросу о белье, с которого, собственно, и началась моя головомойка. В этом женское проклятье – в умении раздувать из мухи слона.

Оглядев еще раз свои закрома, пришла к выводу, что мое белье – лучшее противозачаточное средство. Увидев такую прелесть, у мужика сразу же уровень тестостерона в крови упадет до минимума. Пожалуй, это даже смешно. Но смех смехом, а, как ни крути хреново, когда в шкафу сплошь "антиВиагра". Остается только ходить голой, что я и сделала, хотя стеснялась жутко, но своего белья я стыдилась еще сильнее.

Накинув халатик на голое тело, я отправилась на кухню готовить своему мужчине завтрак. Я не была сексуальной, опытной или хотя бы смелой, поэтому даже, если мне и хотелось подняться наверх, заползти под одеяло и разбудить любимого ласками, а после продолжить познавать новый для меня мир, то я была просто не в состоянии пересилить саму себя. Слишком неловкая, стеснительная, мне было даже страшно посмотреть ему в глаза после всего, поэтому максимум, как я могла проявить свои чувства – это позаботиться о нем.

Сейчас меня охватили те же чувства, что и тогда. Слишком все странно, непривычно и неловко. К счастью, от мыслей меня отвлек звонок в дверь. Я удивилась. Никто не мог приехать ко мне домой, не имея на то специального приглашения – пропуска или без моего предупреждения охране.

Сразу после задержания Маркуса, я купила скромный дом недалеко от Лондона на охраняемой территории. Частично из-за журналистов, частично из-за страха, преследовавшего меня повсюду в течение двух лет.

Этот район был населен богатыми людьми, которые так же, как и я, любили покой и уединение. Им, как и мне, было важно держать свою личную жизнь закрытой от посторонних глаз, что за приличную плату обеспечивала охрана нашей английской «Рублевки».

Сняв фартук и отключив плиту, я подошла к двери. Твинки – наш лабродор, подаренный Маркусом Мэтту, разрывался на весь дом. Погладив заливавшегося лаем пса, открыла дверь и обалдела, увидев на пороге службу по уборке домов. Твинки выбежал во двор, люди в спецодежде бесцеремонно прошли в дом и сразу же спросили:

– Где нужно прибрать?

Я еле сдерживалась, чтобы не подняться наверх и не дать хорошенького пинка мистеру Ленивой Заднице.

– На кухне, – процедила сквозь зубы, указывая путь.

Пока я накрывала на стол, пыхтя от негодования, обдумывая план мести этому наглецу, профессионалы вычистили кухню до блеска. В это же время появился объект моих кровожадных мыслей из разряда «как убить человека так, чтобы не запачкать только что вымытую кухню».

Я кинула на Маркуса убийственный взгляд, но он лишь дерзко улыбнулся, подмигнув мне. Весь такой из себя: черные волосы вьются после душа, делая его моложе, белая футболка в контрасте со смуглой кожей кажется еще белей, темно-синие джинсы едва держатся на крепких бедрах, еще чуть-чуть и будет видна резинка c логотипом Armani или Сalvin Кlein. Уж не знаю, какие трусы он надел, но очень бы хотелось узнать, однако, ремень от любимого Маркусом Gucci не оставлял шанса. На ногах, конечно же, извечные кеды. Но самое главное – выражение его лица, такое самодовольное, что хотелось включить LMFAO –«I” m sexy and I know It» в качестве музыкального сопровождения.

Что сказать? Мой бывший муж – сексуальный гад, тут уж ничего не попишешь. Руки так и чесались дать по этой наглой, красивой роже и в тоже время хотелось присосаться пиявкой к нему и целовать, целовать, целовать. Языком ласкать эти чертовы губы до нетерпеливых стонов, жадных вздохов, пока голова не начнет кружиться, а тело – пульсировать от бешеного желания.

Мне безумно хотелось выгнать всех к чертовой матери из этого дома, а после… Он во мне и нон-стоп. Внизу живота сладко оборвалось, стало жарко и, конечно же, влажно.

Впрочем, ничего удивительного. Мистер Влажные Трусики снова на коне, пора привыкать. Я хихикнула, Маркус покосился на меня, отдавая деньги за уборку. Я же просто не могла сдержаться и начала смеяться в голос.

– Над чем ржешь? – поинтересовался он, проводив клининговую службу.

– Ржут только лошади, мистер Мокрые Трусики, – парировала я, подмигнув.

– Вот как? – поняв намек, усмехнулся Маркус. И хищно прищурившись, не спеша подошел ко мне. Я тяжело сглотнула под его внимательным взглядом. Пальцы до боли вцепились в тарелку с блинами, я задрожала, почувствовав терпкий аромат сильного, уверенного в себе мужчины. Его, присущая только ему аура, от которой подгибались колени, окутывала меня, принимала в свои соблазнительные объятия. Я закрыла глаза, вдыхая полной грудью этот родной запах: мяты, цитрусов, чего-то древесного. Всего лишь запах, а сколько с ним ассоциаций… Чувственных, захватывающих, волнующих.

Когда я открыла глаза, Маркус продолжал стоять напротив и просто смотреть на меня. Мне так хотелось, чтобы он прикоснулся ко мне, но он оставался неподвижен.

– Эни, Эни… – поцокал с улыбкой. – Какая же ты непостоянная. Еще час назад устроила скандал из-за того, что я не мог остановиться, а сейчас хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью прямо на кухне.

– Хотеть, не значить позволить, – протянула я соблазнительно.

– М-м неужели?!– усмехнулся он, а затем прошептал у самого уха. – Когда мы останемся одни, ты будешь примерной девочкой и позволишь.

– Ошибаешься. После того, как ты грязно…

– О, да! «Грязно» – мне нравится, – перебил он и потянулся к блинам, я стукнула его по руке.

– А вот на это, тем более, не надейся. Мы, кажется, договорились, что ты останешься голодным, если не уберешь за собой.

Маркус закатил глаза, как бы спрашивая: «Ты сейчас серьезно?»

– Мы? Я на это не подписывался, любимая, – открестился он, и началась игра: Маркус тянулся к чашке, а я всячески извивалась, не позволяя ему добраться до нее. Но вскоре он прижал меня одной рукой к столу, а другой – ухватился за блин и потряс им у меня перед лицом, а после с наглой улыбкой откусил.

– Хочешь? – насмешничая, вновь подразнил он, поднося оставшуюся половинку к моим губам. Ну, а я не стала морозиться, да цапнула.

Боже, какое же у него было лицо, когда я вцепилась зубами в его пальцы, измазанные в масле. Маркус дернулся назад, отчего мои зубы еще сильнее впились в кожу. Я давилась блином, но удерживала скользкие пальцы.

– Эни, черт, больно же!

Я кивнула и оскалилась, выставляя напоказ зубки, крепко удерживающие свою добычу.

– Будь хорошей девочкой, – попросил он, погладив меня по щеке.

Ага, жди, красавчик. Я научу тебя хорошим манерам.

Но, к сожалению, моим планам не суждено было осуществиться, зашел Мэтт, и мне пришлось вести себя прилично.

– Ты наглый врун! – прошипела я, прожевав блин.

– А ты что, только узнала? – невозмутимо парировал Маркус, садясь за стол напротив Мэтта. Я лишь покачала головой и налила сыну чай. Мои мужчины принялись за еду, начав обсуждать какой-то матч, я же налила себе кофе и направилась на второй этаж, чтобы принять душ.

– Ты не собираешься завтракать? – раздался мне в след вопрос.

– Нет, я уже съела блин, – ответила я, обернувшись. Маркус приподнял недоуменно бровь. Мэтт же переключил свое внимание с отца на планшет. Когда я увидела, как он жирными пальцами скользит по дисплею, меня затрясло от злости.

Я тысячу раз говорила этому засранцу, не зависать в интернете, когда он ест, и просто беречь вещи. Пусть у папочки денег куры не клюют, но это не значит, что все можно.

– Матвей, немедленно убери планшет со стола, пока я не выкинула его к чертям собачим! –процедила я сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не повысить голос. Мэтт скорчил рожицу и нехотя, отложил айпад. Маркус нахмурился и потрепал сына по голове, что меня добило.

– Только не надо поощрять свинство! – все же повысила я голос.

– Мне казалось, ты собиралась куда-то идти? – последовал недвусмысленный намек на то, чтобы я проваливала отсюда. Я перевела взгляд на сына, который теперь сидел с легкой улыбкой, почувствовав негласную поддержку в лице отца. Злость дошла до критической отметки, и я вспылила.

– Знаешь, что....

– Знаю! – оборвал Маркус. – Тебе нужно поесть и, тогда не будет желания содрать с кого-нибудь шкуру живьем.

– А можно я как-нибудь без тебя разберусь?! – огрызнулась я, не замечая, что небольшое замечание перерастает в скандал.

– Разберешься? Ты и во время ужина ничего не съела, я ничего не сказал вчера, потому что думал, что ты просто не хочешь. Теперь же вижу, что у тебя в голове какая-то дурь!

– К твоему сведению, мне уже почти тридцать, и я стараюсь следить за своим питанием.

– А причем тут твой возраст? – недоуменно спросил он, отставляя стакан. Скрестив руки на груди, он откинулся на стуле, буравя меня тяжелым взглядом. Мэтт склонил голову, как можно ниже, стараясь быть незаметным, но я была слишком заведена, чтобы обратить на это внимание.

– Притом, что есть такая штука – целлюлит называется, может слышал? – сыронизировала я, Маркус ошарашено замер, а после расхохотался, вызывая у меня неловкость и смущение. На глаза тут же навернулись злые слезы.

Знаю, он прав, но это слишком стыдно признавать, что после всех его похождений у меня развился комплекс, особенно, когда он заявил.

– Ты и так, как доска, какой, на хрен, целлюлит?!

Сказать, что меня это задело – не сказать ничего. Я вспыхнула, как спичка и уже не соображая ничего, выплюнула:

– О, ну естественно, я для тебя «доска»! Судя по последней твоей пассии, тебе больше по вкусу кобылы, компенсирующее размером сисек, отсутствие мозгов.

Маркус побледнел, сглотнул тяжело и кинул взгляд на Мэтта, который теперь смотрел на меня выпученными глазами. Я же, поняв, что сказала, не нашлась со словами. Поэтому резко отвернулась и побежала наверх, слыша, как Маркус неловко объясняет сыну:

– Сынок… эм… мама, кажется, сегодня не с той ноги встала, не обращай внимание.

Господи, как я могла высказать все это при сыне?! Он ведь уже не маленький, все понимает.

Поднявшись в спальню, я начала мерить ее шагами, костеря себя на чем свет, пока дверь не открылась, и на пороге не появился взбешенный Маркус.

– Ты совсем сдурела? – процедил он, закрывая за собой дверь. Я же задрожала от ужаса, меня заколотило и, я попятилась от него, прожигая обезумевшим от страха взглядом дверь. Он же, не замечая этого, продолжал. – Ты можешь высказывать мне хоть тысячу раз все свои претензии, но не смей делать этого при сыне!

– А что такое? – сама не ожидая от себя, вскричала я. – Боишься, что сын узнает, какой его папаша козел? Так он узнает, как бы ты ни старался казаться хорошеньким.

Маркус замер, остановился в метре от меня, устало вздохнул. Оглянувшись вокруг, усмехнулся горько и затем вновь посмотрел на меня и тихо ответил:

– Думаешь, я не понимаю этого? Думаешь, все эти гребаные, четыре года я сидел и видел в небе розовых пони? Считаешь, только тебе тяжело? Ни хрена! Мне тоже, Анна, ибо я должен искать в себе смелость, чтобы просыпаться и встречаться с твоим взглядом, полным осуждения, обиды, а далеко не прощения! Легче сбежать, спрятаться от последствий своих грехов и ошибок, чем сталкиваться с ними каждый день лицом к лицу. Я помню все, Анна, каждое слово, которое сказал тебе, каждый… – он тяжело сглотнул, опустил глаза в пол и продолжил, – удар, который нанес, каждую измену, предательство и унижение. Тебе не нужно напоминать мне о них. Они в моей памяти навечно и, это мое проклятье – каждый день прокручивать в своей голове твои слезы, твои просьбы. Рвет изнутри, Эни, знание, что я сам – вот этими руками, – превратил жизнь, как свою, так и любимых людей в ад. Знать, что стал для любимой женщины жалким подобием мужчины, для сына – конкурентом за внимание матери, для матери – ошибкой воспитания, а для всего мира жертвой ситуации. Я не жалуюсь, но меня достаточно наказала жизнь за тебя, поэтому не трать своих сил, пытаясь задеть меня еще сильнее, я приму это, как должное.

Я не знала, что ответить на это признание. Пожалуй, я была не лучше его, а может, просто он сделал меня жестокой, но сожаления, как такового, я не чувствовала, как и чувства удовлетворения. Просто было горько.

– Извини, что затронула эту тему при сыне. Нервы ни к черту, – только и смогла я сказать, но Маркус казалось, ждал чего-то еще. Ну, что ж, коли хочется, то получите и распишитесь. – Однако, я не буду извиняться за то, что сказала. Все это чистая правда.

– Хочешь моей крови? – усмехнулся Беркет.

– Нет, просто ты слишком много боли причинил мне. Так много, что в себе держать не получается, как ни стараюсь.

– Тогда зачем все это? Не проще ли найти другого мужчину и жить спокойно? – спросил он бесцветным голосом, а я, горько усмехнувшись, призналась:

– Ты испортил для меня любого мужчину, само слово испоганил для меня. Знаешь, какие у меня ассоциации? Когда слышу «сильный», сразу прикидываю его удар, «красивый» – подсчитываю его любовниц, «богатый» – сразу ставлю крест.

– Прости меня! – прошептал он. Я покачала головой и также шепотом произнесла:

– Избавь меня от страха. Сделай так, чтобы я поверила, что мужчина – это не опасное чудовище, а напротив, тот, с кем я буду в безопасности, тот, кто является гребаным защитником!

Вновь внимательный взгляд, а затем Маркус, молча, вышел, не оборачиваясь. Через несколько минут я услышала звук захлопнувшейся парадной двери, после был рев мотора и звук отъезжающего автомобиля. Он ушел, просто ушел, и я, как ни странно, боялась, что навсегда.