Оглавление
Полина Барскова. Седьмая щелочь. Тексты и судьбы блокадных поэтов
Вступление
Издающий «ры-ры»: Павел Зальцман и форма Иова
Невыездная: Наталья Крандиевская как наблюдатель
Задание Вия: блокадный случай Николая Тихонова
Ключник и его ключи: блокадная поэзия Сергея Рудакова
Опасный сектор воспоминаний: блокадные построения Татьяны Гнедич
Блокадные «ты»: функции лирического обращения в поэзии Зинаиды Шишовой, Ольги Берггольц и Геннадия Гора
Тексты
Геннадий Гор
Павел Зальцман
Наталья Крандиевская
Татьяна Гнедич
Ольга Берггольц
Николай Тихонов
Сергей Рудаков
Зинаида Шишова
Отрывок из книги
«Отвращения у нас вызывают ваши слова и ваши дела», – гласила моя электронная почта в то утро, именно так, с мучительной «ошибкой», выдающей волнение, брезгливость, гнев. «Отвращение вызывает Ваше желание копаться в мертвых делах, в мертвых телах и в мертвом сраме, раскладывать их бесстыдно, безжалостно, как на столе у патологоанатома…»
Рука тянется немедленно снять с полки записки Владимира Гаршина[1], вдохновившего один из самых важных и невыносимых «учебных» и «научно-популярных» фильмов о XX веке, «Алиментарная дистрофия» (1943), прикрыться ими, как щитом, но нет, я попробую говорить о своих задачах прямо, пытаюсь всячески отличать взгляд и речь блокадного пережившего и выжившего от взгляда на блокаду пришедшего потом, извне.
.....
Отсюда вывод: в Аду стиль делает все, что может, развивается до своего абсолюта, седьмая щелочь испытания приводит поэтику в себя, проявляя ее.
Николай Тихонов и Геннадий Гор, Ольга Берггольц и Татьяна Гнедич, Павел Зальцман и Сергей Рудаков, Зинаида Шишова и Наталья Крандиевская: блокада (или блокады?) в их стихах так несхожа, что кажется, ее пишут существа разных социальных и биологических видов. Восемь поэтов, восемь поэтических оптик нацелены на общую ситуацию: за несколько месяцев одного года в городе от голода в холоде и тьме умирает около миллиона человек. При этом в городе возникает новая, якобы непохожая на прежнюю цивилизация: например, развиваются институты, якобы советскому внеклассовому обществу несвойственные: всевластный черный рынок (где за еду продается все и едой может стать все) и железная иерархия властных привилегий.
.....
