Читать книгу Апокалипсис в Неявь-Мире - Полина Луговцова - Страница 7

Ваня открыл глаза. Он лежал в своей теплой уютной постели, укрытый легким пуховым одеялом. За окном было темно, хотя стрелки будильника под ночной лампой показывали шесть ноль-ноль. Утро – такое раннее, что его еще нельзя было отличить от ночи. Тридцать первое декабря. Сегодня вечером будут праздновать Новый год! Как же быстро пролетело время! Мальчик вспомнил, как ровно год назад с ним приключилась удивительная, совершенно неправдоподобная история. Странным образом Ваня очутился в волшебном мире, который его жители называли Неявь-мир. Слово «неявь» означало «ненастоящий», хотя все, что он там пережил, было очень даже настоящим. Настоящим был страх, испытанный при встрече с ведьмами, колдунами и чудовищами. Настоящей была радость, когда он чудесным образом одерживал над злодеями победу. Настоящим был Снежок –маленькая собачка с белой кудрявой шерстью, которую мальчик забрал с собой, в свой мир, называемый в волшебном мире Явь-миром. Вон он, спит себе у двери на коврике, лапками дергает – наверное, бежит куда-то во сне. Это был не просто щенок – он был вылеплен из снега одной девочкой из страны Снеговении по имени Живинка, обладающей даром оживлять снежные и ледяные фигуры и вдохнувшей жизнь в комочек снега, чтобы показать Ване, как действует ее дар, потому что Ваня никак не мог ей поверить. Еще бы! Он сам себе теперь не верил, что все это произошло с ним на самом деле. Иногда закрадывалась мысль: а не приснилось ли ему все это? Хотя… а Снежок? Ну, предположим, что Снежка принес Дед Мороз. Ведь невозможно было поверить в то, что он, Ваня, прошел через четыре страны Неявь-мира и по пути победил страшное чудовище, называемое Жабобрюхом, расправился со злым колдуном Мохомором, обитавшем в Мрачном Лесу, и со страшной ведьмой Карагарой, питающейся золотым песком в горном подземелье, которая держала пленников, заставляя добывать для нее богатство, а еще летал на огромной бабочке и на огнедышащем драконе и даже сам на какое-то время стал огнедышащим, чтобы сразить лютую ведьму Леденюху, питавшуюся теплом своих жертв и превращавшую их в лед. Ваня даже рассказать никому такое не мог – засмеяли бы! Или, чего доброго, сочли бы сумасшедшим. Все это случилось потому, что Ваня ранним утром ушел из дома, чтобы покататься на горке во дворе. Съехал с нее и приехал в Неявь-Мир! Оказалось, что в этот момент между двумя мирами открылся коридор для перемещения Деда Мороза, и Ваня попал прямиком в него. Правда, предсказатели Неявь-мира, Седобород и Огнебород, говорили, что Ваня был выбран Великим Благовеем не случайно. Как будто Великий Благовей, Повелитель Времени и Пространства, намеренно сделал так, чтобы Ваня очутился в Неявь-мире, считая, что тот способен избавить мир от злодеев. Но сам Ваня не очень-то в это верил. И хотя он действительно расправился со всеми злыми существами, все же считал себя самым обычным мальчиком, которому чудесным образом повезло.

Воспоминания стали такими яркими, словно все это случилось вчера. Ване было немного жаль, что больше он никогда не сможет вновь увидеть этот потрясающий, сказочный Неявь-мир. Ему захотелось ещё раз ощутить себя немного волшебником, чтобы понимать, о чем поют птицы, журчат ручьи и реки, шепчут звезды: там у Вани открылся особый дар. Живинка называла это Даром Толкователя Языков. В том мире все люди имели какой-нибудь волшебный дар. Живинка, например, могла вдохнуть жизнь в снег и лед. Благодаря ее трудам вокруг страны Снеговении была построена стена из поющих снеговиков. Но главным делом девочки было находить в лесу заледеневших зверей и птиц и возвращать им жизнь, отнятую ведьмой Леденюхой. Живинка отчаянно и бесстрашно боролась с ее злом. Однажды Ване пришлось столкнуться с ведьмой лицом к лицу. Мальчик вспомнил ее страшные глаза и содрогнулся. Вновь ощутил охвативший его страх, когда синие губы жадной колдуньи высасывали из него все живое. Почувствовал холод, сковавший его в один миг. Вспомнил, как выдохнул в лицо колдунье огненную струю. Это был «огненный» перец, который они с Живинкой нашли у подножия Острого Пика, – тот самый перец, который сделал доброго и миролюбивого дракона огнедышащим. Ваня запасся перчинками перед встречей с ведьмой, хотя и не знал, поможет ли ему это. Но он не ошибся. Огненная струя превратила Леденюху в лужу, после чего все ее злодейские чары потеряли свою силу, а обращенные в лед люди, звери и птицы ожили. И тогда Ваня, наконец, смог вернуться в свой мир, так как выполнил то, что хотел от него Великий Благовей. Ваня прошел через четыре страны Неявь-мира в поисках этого таинственного Благовея, но не нашел его на земле, потому что Великий Благовей оказался звездой, большой и яркой.

Мальчик посмотрел сквозь окно на черное ночное небо. Много раз он пытался найти похожую звезду, но безуспешно. Мириады звезд мерцали крошечными искорками, но среди них не было такой же крупной, какую он искал. По сравнению с остальными звездами та звезда была, как прожектор, и сияла так сильно, что свет ее отражался на снегу звездной дорожкой.

Вдруг Ваня вздрогнул от неожиданности. Одна из звезд, видневшихся за окном, внезапно вспыхнула и увеличилась прямо у него на глазах. Сгорая от любопытства, мальчик выбрался из теплой постели, подошел и прижался лбом к холодному стеклу, вглядываясь в небо. Волнение охватило его. «Не может быть!» – мелькнула мысль. Сияние звезды продолжало усиливаться. От нее плавно тянулся серебристый луч, разрезая ночную тьму и удлиняясь до тех пор, пока не коснулся окна перед Ваней. Стекло вспыхнуло ослепительным светом, заставив мальчика испуганно отскочить и зажмуриться. Ваня замер на мгновение с закрытыми глазами, чувствуя, как сильно повеяло холодом, словно стекло на окне вдруг исчезло. Он сделал шаг назад, и босые ноги обжег захрустевший снег. Ошеломляющая догадка взорвалась в голове: «Я уже не дома!» Ваня открыл глаза и чуть не упал от увиденного: никакого окна перед ним больше не было, как не было и уютной кровати рядом, и письменного стола с ночной лампой, и мягкого ковра на полу. Вместо этого вокруг белела снежная пустыня, раскинувшаяся повсюду, куда ни глянь, – в точности, как год назад, когда он съехал с ледяной горки и очутился в неизвестном безлюдном месте! Над головой чернело звездное небо, и свет крупной яркой звезды еще серебрил снег перед ним, но постепенно угасал. Луч становился тоньше и, казалось, таял, исчезая.

– Подожди, Благовей! – крикнул Ваня, подняв к звезде испуганное лицо. – Верни меня назад, домой!

Но либо звезда ничего не ответила ему, либо Дар Толкователя Языков почему-то не действовал. Луч продолжал меркнуть. Мало того, на небо со всех сторон начали наползать тучи, стремительно скрывая звезды.

– Благовей! – возмущенно и одновременно испуганно, что было сил, заорал Ваня. – Я же замерзну! Верни меня домой! Немедленно!

Но через пару мгновений тучи полностью укутали весь небосклон, и сквозь их плотную завесу не мог пробиться свет ни одной звезды, даже такой крупной и яркой, как Великий Благовей. Стало темным-темно. Ваня в ужасе огляделся: вокруг почти ничего не было видно. В этот раз все было гораздо хуже, чем тогда, когда он очутился здесь впервые. Теперь он стоял в пижаме, утопая босыми ногами в снегу, и холод обжигал его так сильно, что руки затряслись, а колени заходили ходуном. «Ну и что мне теперь делать?» – подумал мальчик, чуть не плача. В довершение ко всем несчастьям, поблизости раздался волчий вой. Сердце у Вани оборвалось и ушло в пятки. Неужели все повторяется, и ему вновь придется уносить ноги, спасаясь от волчьих зубов? Но не успел он пуститься в бегство, как от неожиданности замер, как вкопанный: в черном, затянутом тучами небе вспыхнул яркий свет. Вдали появились очертания знакомых саней, запряженных тремя оленями с причудливо разветвленными рогами, и, в точности, как в прошлый раз, Ваня разглядел в тех санях белобородого старика в красном длинном тулупе. «Надо же, второй раз в жизни вижу Деда Мороза! Жаль, только он меня сейчас не видит!» – подумал Ваня, провожая взглядом чудесное виденье, и горестно всхлипнул. Олени промчались по небу и быстро исчезли вдали. Снова стало темно.

Неожиданно где-то совсем близко раздался пронзительный разъяренный женский вопль. Ваня вздрогнул от испуга и стал пристально всматриваться в кромешную тьму. Сначала ничего не было видно, только слышались ругательства и злобный визг. Но когда глаза привыкли к темноте, мальчик разглядел совсем недалеко от себя, шагах в пятидесяти, очертания высокой женской фигуры, а затем и волков, присевших вокруг нее. Женщина топала ногами и кричала, злясь отчего-то, и было в ней что-то очень знакомое Ване. Страшная догадка вспыхнула в голове: «Леденюха! Но этого не может быть! Я же сам видел, как она превратилась в лужу!» Мальчик вжался в снег, дрожа больше от страха, чем от холода, чтобы злая ведьма и ее зубастые слуги его не заметили. Какое-то время он слушал пронзительные гневные вопли, к которым чуть позже прибавился жалобный волчий визг, но вскоре все стихло. Осторожно выглянув из укрытия, Ваня увидел, что волчья стая удаляется, направляясь к светящимся вдали огонькам Снеговении, и следом за ними летит белая ворона. Ване срочно нужно было добраться до деревни, иначе он мог просто замерзнуть и навсегда остаться в этом сугробе, но бежать туда сейчас было нельзя: волки могли его почуять. Пришлось выждать, когда стая во главе с ведьмой удалится на приличное расстояние, и только тогда пойти вперед. Быстро идти не получалось – он утопал по пояс в глубоком и рыхлом снегу, а когда добрался до деревни, то уже совсем не чувствовал ног от холода. Снеговики встретили его даже не пением, а тревожными вздохами, словно хотели что-то рассказать. «Ах-ах-ах! Ох-ох-ох! Ай-яй-яй!» – причитали снежные человечки, каждый на свой лад. Ваня вприпрыжку промчался сквозь распахнутые настежь ворота, заметив с тревогой, что сторожей на них не было. Это было странно и могло означать одно: в деревне случилась беда.

Дорогу к дому бабушки Акулины-Вязальщицы, где жила Живинка, Ваня помнил хорошо и быстро добрался до него. В окнах горел свет, что выглядело еще более странным, чем распахнутые ворота: ведь была глубокая ночь, и в это время люди обычно спали. Не зная, чего ждать, Ваня забарабанил в дверь онемевшими от мороза руками. Открыли не сразу. А когда дверь все-таки медленно и со скрипом отворилась, Ваня увидел не Живинку и не ее бабушку, а очень бледную незнакомую женщину с красными заплаканными глазами. Та пристально смотрела на него несколько мгновений и лишь потом позволила войти. В доме было холодно, даже морозно, почти как на улице, – наверное, давно не топили печь. И не пахло свежеиспеченными булочками и пирогами, как в прошлый раз. Женщина накинула на дрожащего от холода Ваню пуховую шаль, и приятное тепло мгновенно окутало его, согревая. «Ага, шаль самогрейная!» – Он вспомнил, что вещи бабушки Акулины всегда были такие теплые, будто их только что сняли с печки. Вдруг сердце ёкнуло и забилось, как бешеное: в дальнем углу, на кровати, Ваня заметил девочку, лежащую с закрытыми глазами, но она не спала. Девочка казалась мертвой! По крайней мере, в лице ее не было ни кровинки – лицо выглядело еще белее, чем у женщины, открывшей Ване дверь. «Живинка!» – вскрикнул он, узнав. Конечно же, это была она. Бескровное лицо не оставляло надежд на то, что девочка жива.

Чья-то рука легла Ване на плечо. Он обернулся. Седобород! Но как-то изменился. Что с ним не так? Ах, да, борода из угольно-черной стала совершенно белой. И тут Ваня заметил, что в доме было полным-полно людей. Они стояли вдоль стен комнаты и перешептывались, разглядывая его. Некоторые были ему знакомы. Почему они все здесь? Что стряслось? Неужели Живинка…уме…? Ваня прогнал страшное слово из своих мыслей, все ещё надеясь на чудо. И оно произошло! Живинка вдруг приоткрыла глаза и выдохнула тихо, еле слышно:

– Ваня…

– Живинка, что с тобой?! – выкрикнул он, но глаза ее уже закрылись, и признаков жизни по-прежнему не было видно на ее лице.

– Не шуми, – раздался из-за спины знакомый голос предсказателя. – Жива она. Только вот жизнь в ней едва теплится…

– Почему? Что такое? – Ваня почувствовал облегчение. Жива ведь!

– Леденюха воскресла, – сообщил Седобород мрачно. – По деревне прошлась, половину жителей в бездыханный лёд обратила.

– Я ее видел только что. Вместе с волками! Белой вороной в сторону города полетела!

– Ну, значит, плохи наши дела. – Седобород сокрушенно покачал головой. – Решила, значит, там теперь разгуляться. Вот беда! Откуда только взялась, проклятая?!

– Это я виноват, – послышался из угла печальный мужской голос. Все повернулись и посмотрели на крупного полного человека, выглядевшего так, будто он совершил что-то ужасное и теперь сильно раскаивается.

– Петр? Ты-то при чем? – удивлённо спросил Седобород.

– Да вот… накануне вечером я домой возвращался. По дороге платье в снегу нашел, будь оно неладно, и домой приволок, – отвечал тот, виновато опустив голову. – А жена моя его взяла да примерила. Ну и обомлел я, когда увидел вместо нее ледяную статую на полу! А потом и ведьму саму заметил. Махонькая была, как сверчок. Мне бы прихлопнуть ее надо было, раздавить одним пальцем! А я, дурак, все глазам своим не верил, разглядывал – думал, мерещится мне… Помню только, как похолодело все внутри, обожгло всю душу морозом, и все… Живинке спасибо, добрая душа, спасительница наша. Отогрела, вернула к жизни и меня, и жену с детьми! Нас-то отогрела, а сама, вон, слегла, бедная… Эх, если б не то платье! Ведьмино, значит, оно было! Теперь вот сколько еще бед Леденюха натворит, и подумать страшно!

Люди зашептались. Голоса были разные – и сочувствующие, и осуждающие. Но Седобород решительно заявил:

– Ни в чём ты, Петр, не виноват! Не было в том твоего злого умысла. Видно, время ее пришло, ведьмово время. Так бывает, всем известно. Сколько боремся с проклятой злодейкой, сколько раз думали, что победили ее, ан нет! Живучая она, гадина! Вечная Тьма ей помогает и всегда будет помогать, как и другим злодеям! И, слыхал я, она это через Корень Зла делает. Если его не искоренить, то и злодеев победить никогда не удастся.

– Искоренили б, если б знали, где тот корень пророс! – раздался в толпе немолодой женский голос, и Ваня обрадовался, узнав доброе круглое лицо бабушки Акулины.

– Вот Ваня, спаситель наш, узнает, пойдет и искоренит, – сказал Седобород, отчего у Вани брови взлетели на лоб.

– Я?! Искореню?! Как это?! Я не собираюсь никуда идти! Я домой хочу! Я вообще не понимаю, почему снова здесь очутился! – протестующее затараторил Ваня, но Седобород прервал его.

– Ясно, почему: Благовей тебя выбрал, как и в прошлый раз!

– Но с чего он решил, что я смогу чем-то помочь?

– Благовей – великий мудрец, все видит, все знает… В прошлый раз ты наш мир от злодеев спас, и в этот раз сможешь…

– Да я бы с радостью, но понятия не имею, как с ведьмой справиться! – протестовал Ваня. – В прошлый раз мне удалось ей в лицо огнем плюнуть, потому что она этого не ожидала. Теперь Леденюха меня к себе и близко не подпустит!

– Найдется другой способ, – уверенно ответил Седобород. – Мы все в тебя верим. И надежда наша только на тебя.

Ваня даже ссутулился от свалившейся на него ответственности: весь народ Снеговении надеялся на него, а он вовсе не был уверен в том, что сможет принести хоть какую-то пользу! Вдруг взгляд его упал на полумертвую Живинку, о которой он на мгновение позабыл.

– Что с ней? Она поправится? – спросил он с надеждой на положительный ответ.

– Бедная девочка… – послышался слабый шепот справа от Вани. Говорила та самая женщина, которая открыла ему дверь. Вид у нее был почти такой же болезненный, как и у Живинки. Ваня вдруг узнал ее. Это ей он подал руку год назад, когда она выбиралась из логова Леденюхи в лесу! Так, значит, перед ним была Добролюба, мать Живинки.

– Всю свою силу жизненную дочь отдала людям, оживляя их. В ней лишь слабая искорка осталась, – продолжала женщина, с трудом выговаривая слова. – Дотянула б до утра… Взойдет солнышко, мы ее на свет вынесем, солнечные лучи ее силой наполнят, только б дождалась рассвета…

– До утра недолго осталось, дождется уж, – ответил Седобород, желая подбодрить мать.

Вдруг все вздрогнули от того, что резко хлопнула входная дверь, и незнакомый Ване человек, громко топая и тяжело дыша, ввалился в горницу вместе с клубами пара, а его брови, усы и борода были покрыты инеем и мелкими сосульками.

– Беда, братцы! Леденюха во дворце! На трон села!

В избе раздался единогласный вздох ужаса.