Читать книгу Мастер ивентов - Прийя Паркер - Страница 3

Почему мы собираемся вместе?

Мы собираемся, чтобы решить проблемы, которые не в состоянии решить сами. Мы собираемся, чтобы отметить какое-то событие, обсудить планы на будущее, поделиться своими успехами, установить дружеские и деловые отношения. Мы собираемся, потому что мы нужны друг другу.

Но в этом весь и парадокс: существует столько поводов собраться, что мы часто не можем расставить приоритеты. И когда мы пропускаем этот первый этап – определение точной и ясной цели, – то часто идем на поводу устаревших или ложных представлений о том, как следует организовывать то или иное мероприятие, и в результате испытываем разочарование.

На работе мы целыми днями проводим время за встречами, переговорами и многочасовыми совещаниями, большинство из которых можно было бы заменить электронной перепиской или десятиминутной планеркой.

В образовательных учреждениях мы разрабатываем планы занятий исходя из убеждения, что «учителя учат», вместо того чтобы сначала определить цель обучения. Если, как полагают некоторые сторонники образовательных реформ, дети могут легко – и даже более эффективно – обучаться на видеоматериалах лучших преподавателей мира, то, возможно, обычные уроки было бы разумнее использовать для тестирования полученных знаний, индивидуальных занятий и обучения социализации.

В организациях мы устраиваем фандрайзинговые гала-представления исходя из стереотипов о «благотворительных пожертвованиях». Однако позже мы понимаем, что собранных денег хватило аккурат на то, чтобы покрыть расходы на это мероприятие, и что оно только отвлекло нас от реальных дел, но никак не улучшило финансовое положение.

Когда же нам действительно стоило бы собраться с целью обсудить безопасность местного парка, помочь другу с бизнес-стратегией или просто отдохнуть после тяжелой трудовой недели, нам не приходит это в голову, либо мы слишком заняты, либо не хотим кого-то утруждать, отнимать у людей время. Например, сегодня все чаще приходится слышать о том, что люди просят не устраивать после их смерти похороны.

Короче говоря, наше представление о совместном времяпрепровождении весьма размыто, и мы часто руководствуемся стереотипами, а не собственным мнением. Между тем искусство совместного времяпрепровождения начинается с цели: зачем и когда нам следует собраться?

ФОРМАТ – ЭТО НЕ ЦЕЛЬ

Вспомните последние мероприятия, которые вы организовывали или посещали: нетворкинг, книжный клуб, тренинг и т. и. Если бы я спросила вас (или организаторов) о цели их проведения, то, вероятно, услышала бы стандартный ответ: «Цель мероприятия соответствует его формату». Иными словами, нетворкинг подразумевает установление социальных связей, книжный клуб – чтение и обсуждение книг, тренинг – развитие умений и навыков.

Такая циркулярная логика лежит в основе планирования многих мероприятий.

«Ну и что в этом плохого? – спросите вы. – Разве цель нетворкинга – не создание сети контактов?» В общем, да. Но тогда ваше сетевое мероприятие будет таким, как все: народ тусуется, неуклюже раздает визитки и обрушивает свою «элеваторную» речь на всякого, кто готов ее выслушать. Оно никого не зацепит, а у кого-то может отбить желание посещать подобные мероприятия в будущем. Когда мы не задумываемся об истинных причинах, которые нами движут, то следуем привычным, устоявшимся форматам – и упускаем возможность создать что-то запоминающееся.

Между тем планирование нетворкинга следует начинать с вопросов: «Какую цель мы ставим перед собой? Помочь гостям найти деловых партнеров и клиентов? Помочь людям реализовать свою продукцию/услуги или получить информацию о слабых сторонах своего продукта? Помочь представителям разных сфер деятельности установить полезные контакты?» Ответы на эти вопросы подразумевают разные форматы мероприятия.

Мы же часто действуем наоборот: выбираем вид мероприятия – а вместе с ним и форму его проведения – до того, как четко определим цель. Мы ошибочно полагаем, что знания формата мероприятия – совет директоров, семинар, день рождения, официальный прием – достаточно для его успешного проведения. Это касается не только нетворкинга или рабочего семинара, но и таких архиважных событий, как судебный процесс.

Центр правосудия Red Hook – индустриального района Бруклина – решил пересмотреть одно из самых нелицеприятных мероприятий публичной жизни – судебный процесс. Основанный в 2000 году, на заре кризиса общества и роста преступности, как некоммерческое объединение унифицированной судебной системы штата Нью-Йорк и Центра судебных инноваций, Центр правосудия занимается вопросами реформирования локальной и международной правовой системы. Сотрудники Центра задались целью изменить отношения между обществом и его правовой системой и посмотреть, насколько это окажется эффективным. Для этой цели Центр правосудия сфокусировался на ключевом «мероприятии», где пересекались представители общества и системы правосудия, – судебном заседании.

«Суды лишь усугубляют проблему, когда заводят дело на наркомана, рассматривают его, а потом выставляют этого наркомана на улицу. И мы поступаем так снова и снова. Ситуацию нужно менять» – так охарактеризовала свою роль в традиционном суде главный судья штата Нью-Йорк Джудит С. Кай.

Чтобы изменить результат, организаторам реформ требовалось изменить формат мероприятия. А чтобы определить нужный формат, им нужно было прежде всего отделить категорию, или вид, мероприятия, от его цели, или причины проведения. Для этого они должны были задать себе главный вопрос: в чем заключается цель судебной системы, и как реализовать эту цель в судебном заседании?

Не удивительно, что Центр правосудия привлекал людей, разочарованных форматом мероприятий, которые они проводили в традиционной системе уголовного судопроизводства. В частности, Алекс Калабрезе, возглавивший новый товарищеский суд, признался, что раньше он чувствовал себя ограниченным в выборе решений: «Я мог либо привлечь человека к уголовной ответственности, либо освободить от занимаемой должности».

Руководитель проекта «Центр правосудия», Аманда Берман, до этого работала общественным защитником в Бронксе. «Я вращалась совсем в другом мире, где принято считать, что у всех участников судопроизводства разные цели, задачи и позиции, поэтому общих точек соприкосновения быть не может», – сказала она мне. Многие сотрудники Центра правосудия на определенном этапе пришли к пониманию, что суд в том виде, в котором он существует, не решает проблемы общества. «В традиционной судебной системе ежедневно рассматриваются сотни дел, и слишком часто все решают деньги», – с горечью призналась Аманда. Другими словами, цель судебного процесса сводится к обсуждению меры наказания.

Опасность отождествления категории мероприятия с целью заключается в том, что мероприятие перенимает формат, соответствующий этой категории, и ассоциируется с определенными стереотипами. Центр правосудия Red Hook задался вопросом, всегда ли судопроизводство должно носить состязательный характер, а его участники – занимать непримиримую позицию. Возможно, у всех вовлеченных в судебный процесс – обвиняемых, судей, адвокатов, служащих, свидетелей по делу – есть какая-то высшая и более значимая цель?

Им требовалось разработать мероприятие, направленное не столько на обсуждение и вынесение вердикта, сколько на выяснение и устранение причин девиантного поведения. «Мы применяем проблемный подход. Когда нам поступает иск по вопросам жилищного, семейного или уголовного права, мы первым делом задаем себе вопрос: в чем заключается проблема и как мы ее можем вместе решить?» – объяснила Берман. Они трансформировали стандартное судебное заседание в спор, ведущийся в нескольких юрисдикциях и основанный на принципе «решения правовых проблем».

Центр правосудия разместился в здании заброшенной приходской школы в самом центре Red Hook. «Обычно залы судебных заседаний оформляются в мрачных тонах и обставляются мебелью из темного дерева, чтобы создать гнетущее ощущение “страшного суда”, – рассказала Берман. – Мы же сделали все помещения светлыми, а скамью судьи разместили на уровне глаз ответчиков, чтобы судья мог общаться с людьми на равных, а не взирать на них сверху вниз – как буквально, так и фигурально».

Суд подчиняется единственному судье – Алексу Калабрезе – и обладает юрисдикцией в вопросах гражданского, семейного и уголовного права, которые в обычной системе рассматриваются в трех разных судах. Калабрезе возглавляет все судебные заседания, что позволяет ему быть в курсе каждого дела, знать жизнь своего района. Во многих случаях подсудимого «курирует» социальный работник, который дает полную клиническую оценку подсудимому и помогает лучше понять его жизнь и мотивы тех или иных поступков. Эта комплексная оценка включает злоупотребление психотропами, умственные отклонения, травмы, насилие в семье и другие факторы и может проводиться до первоначального появления в суде, а затем рассматривается судьей, окружным прокурором и защитой. Тем самым Центр правосудия бросил вызов традиционным судам, где эти две процедуры осуществляются раздельно.

И наконец, самое важное и радикальное отличие Центра правосудия от обычных судебных инстанций заключается в том, что судья Калабрезе обладает целым рядом инструментов, позволяющих не просто урегулировать конкретный прецедент, но и предотвратить подобное поведение в будущем. Он применяет индивидуальный подход и на основе клинической оценки, а также собственного видения ситуации может назначить исправительные работы, лечение от наркотической зависимости, помещение в психоневрологический интернат, консультации психотерапевта и т. д. В некоторых случаях единственной альтернативой является традиционное тюремное заключение. «Мы даем им все возможные и невозможные шансы, поэтому, если уж я и отправляю кого-то в тюрьму, они получают в два раза больший срок, чем обычно дают в таких случаях», – сказал Калабрезе в интервью The New York Times.

«Значительная часть нашей работы направлена на то, чтобы помочь осужденным избавиться от наркотической зависимости или других проблем и начать жить праведной жизнью», – добавляет Джерианна Абрайано, бывший начальник прокуратуры округа Кинг. (Сейчас она работает судьей в криминальном суде Манхэттена.) На судебных заседаниях Калабрезе ведет себя скорее как строгий, но заботливый дядюшка, нежели как судья. Он рассматривает каждое дело, вникает во все детали и исправляет неточности прямо в зале заседания, перед ответчиками или обвиняемыми. Он ничего не упускает из виду, находит время лично обратиться к каждому участнику процесса и даже обменяться рукопожатиями, параллельно объясняя людям «логистику» их дела: «Вот видите: здесь черным по белому написано, что если вы не выполните предъявленные вам требования, то вас выселят на улицу. А поскольку никто не хочет, чтобы это произошло, я большим шрифтом написал вверху страницы 12/30». Создается ощущение, что люди здесь сами вершат свои судьбы. Нередко даже можно услышать, как Калабрезе хвалит подсудимых за какой-то прогресс: «Очевидно, для вас это хороший результат. Это также замечательный результат для общества, поэтому мы вам дружно поаплодируем». И все присутствующие в зале – даже полицейские – аплодируют.

Центр правосудия медленно, но верно движется к своей цели. По оценкам независимых экспертов, количество повторных правонарушений, совершенных взрослыми лицами, сократилось на 10 процентов, подростками – на 20 процентов, и только 1 процент осужденных был приговорен к тюремному заключению. «Я работаю в судебной системе почти двадцать лет, и наконец у меня появилась возможность реально помочь оступившемуся человеку и устранить причину той проблемы, которая привела его на скамью подсудимых», – сказал Калабрезе в документальном фильме об этом уникальном проекте. Это стало возможным потому, что команда Центра выработала общую миссию своей совместной деятельности. «Нам удалось определить ряд принципов и конечных целей, которые для всех являются базовыми», – сказала Берман.

И они не стоят на месте. По словам Берман, «это что-то вроде лаборатории, где мы ищем новые, более совершенные подходы к судопроизводству, но при этом всегда остаемся приверженными своей миссии».

Позиционирование себя с экспериментально-исследовательским учреждением освобождает людей от необходимости соответствовать каким-то стандартам. «Мы не думаем о том, как нам следует собираться или как это должно выглядеть», – рассказала мне Берман. – Каждое дело и каждый клиент требуют индивидуального подхода». Такое мышление позволяет им переключить фокус внимания с того, как следует проводить судебное заседание, на то, как его лучше провести. И мы определенно можем взять это на заметку применительно к любым мероприятиям.

Дело в том, что мы беспрекословно следуем традиционным форматам и легко подменяем цель категорией. Это касается не только общественных, но и – пожалуй, даже в большей степени – личных мероприятий, особенно тех, которые со временем стали ритуалом. Благодаря традициям и современным сервисам вроде Pinterest этап определения истинной цели совместного времяпрепровождения часто выпадает из виду. Многие из нас ошибочно полагают, что и так понятно, для чего устраиваются день рождения, свадьба или праздничный ужин. Как результат, наши мероприятия часто не оправдывают наших ожиданий. Когда вы не удосуживаетесь задать себе вопрос, с какой целью вы отмечаете день рождения в этом году и на каком жизненном этапе находитесь сейчас, то упускаете возможность превратить свое мероприятие в источник роста, дружеской поддержки и вдохновения. Вы упускаете возможность помочь себе и другим, а не просто хорошо провести время. Именно так я когда-то поступила, отвадив своего мужа от Baby Shower[1].

Мы ожидали первенца, и мои подруги предложили это отметить. Как и большинство людей, мы не задумывались о том, почему устраиваем Baby Shower. Мы не раз бывали на подобных мероприятиях, и они уже практически превратились в рутину, а это злейший враг любого мало-мальски значимого мероприятия.

Итак, после согласования даты мои подруги сразу же перешли к планированию.

Я была взволнована. Как оказалось, мой муж Ананд тоже. Более того, он хотел участвовать в празднике.

Сначала я думала, что он шутит, но потом поняла, что нет. Он действительно хотел прийти на наш девичник.

Тогда я не видела в этом смысла, но со временем стала задумываться о том, видел ли в этом смысл мой муж.

Я всегда ценила общение с подругами, но в данном случае оно не было приоритетом. Приоритетом были наши семейные узы. Подойди я к этому мероприятию более серьезно, оно могло бы стать своеобразной вехой в нашей совместной жизни и лучше подготовить нас к новой роли. Я готовилась стать матерью, Ананд – отцом. Но, как верно заметил наш врач, мы превращались из пары в семью, и если бы я тогда об этом подумала, то организовала бы вечеринку, которая помогла бы нам осуществить этот важный переход. Традиционный Baby Shower – это праздник для будущих мам, с играми, песнями, открытием подарков, вязанием носочков и прочими женскими радостями. Он предполагает формат девичника, который сохранился еще с тех времен, когда рождение ребенка и связанные с ним хлопоты были прерогативой матери. Но каким должен быть формат Baby Shower, если его цель больше не отражает существующие представления и реалии? (Может, его даже не следует называть Baby Shower?)

Baby Shower – не единственный вид ритуальных мероприятий, для которых характерен конфликт цели. Свадьбы, бармицва, выпускные вечера и другие знаковые церемонии часто проводятся в духе времен и верований, которые давно канули в Лету.

К примеру, в Индии такой конфликт возникает на почве формы и содержания свадебных обрядов. По традиции, свадебная церемония должна заканчиваться обрядом «7 обетов»: молодожены делают семь кругов (pheras) вокруг священного огня и дают друг другу торжественные клятвы. Это очень зрелищный и значимый для многих индусских семей ритуал, фотографии которого потом развешиваются по всему дому и служат своеобразным примером для подрастающего поколения. Но современная молодежь считает, что слова этих обетов отражают устаревшие взгляды на брак: в первом обете невеста соглашается «всегда быть послушной» и «готовить еду»; женщина клянется оставаться благонравной, в то время как мужчина этого не делает; четыре из семи обетов жениха касаются детей, а все обеты невесты – только будущего супруга; и т. д. Когда молодые люди предлагают изменить ритуал в соответствии со своими ценностями, их родителей это шокирует и обижает до глубины души. Другими словами, во главу угла ставится форма, а не содержание, даже если она больше не служит фактической цели вступления в брак этой пары.

Ритуальные мероприятия не ограничиваются личной сферой вроде детских праздников и свадеб. Они в равной степени затрагивают наши публичные институты. Между тем поначалу многие мероприятия проводились для удовлетворения конкретных потребностей, и уже со временем, в результате многократного повторения, сложилась определенная традиция. Иначе говоря, сначала формулируется потребность: например, найти способ повысить сознательность и информированность избирателей; найти способ заинтересовать отдел продаж новым продуктом; найти способ собрать деньги для нового районного общественного центра. Затем разрабатывается структура мероприятия. Когда такое мероприятие, будь то президентские дебаты, ППП[2] или запуск нового продукта Apple, со временем обретает значимость и повторяется из года в год, его элементы могут стать ритуалами. К слову, люди склонны придавать значимость не только содержанию, но и форме проведения мероприятий (к примеру, на судебных заседаниях всегда используют молоток, а Нью-Йоркская фондовая биржа открывается и закрывается громким звонком). Сам того не осознавая, народ привыкает к этим ритуалам, и со временем сама форма начинает играть роль в формировании чувства принадлежности к группе и своего места в этой группе: мол, мы такие, и мы поступаем вот так. Когда формат мероприятия отражает цель и потребность группы – это замечательно. Однако во многих случаях – как мы это видели на примере судопроизводства – мы продолжаем придерживаться форматов, которые служат устаревшим, а не актуальным целям и потребностям.

Дин Бакет осознал это печальное положение вещей, когда ему, как новому главному редактору The New York Times, поручили провести Page One – собрание, которое считалось чем-то вроде Священного Грааля. Оно началось в 1946 году с обычной планерки и со временем переросло в совещание по подготовке очередного номера. Первая полоса оказывала гипнотический эффект на миллионы американцев, и многие чиновники принимали судьбоносные для страны решения исходя из ленты важнейших новостей. Это был ежедневный документ, способствующий конструктивному национальному диалогу, – причина, по которой люди и посвящают себя журналистике.

На протяжении многих лет Page One проводилось в конференц-зале с массивным круглым столом Короля Артура, куда набивалось порядка 25–30 редакторов. Они с пеной у рта рекламировали свои статьи и доказывали, почему именно их шедевр нужно разместить на первой полосе. Собрание проходило в два этапа: в десять утра и в четыре дня, после чего руководство оглашало подборку статей для следующего номера. По словам редактора The Times, Кайла Мэсси, «вечернее собрание стало каноническим».

К маю 2014 года Бакет понял, что фокус большинства важных мероприятий The New York Times расходится с реальностью его читателей. К тому времени, как он возглавил The Times, люди читали в основном электронную, а не печатную версию газеты, и главная страница сайта явно не «тянула» на титульную; по данным годового отчета Innovation Report за 2014 год, ее посещала «только треть читателей, да и то нерегулярно». Более того, люди все чаще черпали информацию через соцсети, и она была доступна онлайн задолго до выхода печатного издания. Посвящать самое важное совещание The Times первой полосе больше не имело смысла, но для новостной редакции это было делом чести.

Бакету нужно было переориентировать фокус внимания персонала на новую, более релевантную цель и изменить формат собрания в соответствии с новыми реалиями, подобно тому как поступила команда Центра правосудия Red Hook. Он начал с того, что перенес время утреннего собрания на 9:30, а дневное разбил на две части: в 15:30 отбиралась информация для первой полосы, причем значительно меньшим составом, чем раньше, а в 16:00 – для всего номера. Затем он изменил место и форму проведения собрания. В 2017 году была начата модернизация здания, где располагался отдел новостей The Times, и Бакет воспользовался этой возможностью, чтобы усовершенствовать физический формат Page One. Стол Короля Артура убрали и заменили красными круглыми диванами, а сам зал решено было сделать со стеклянными стенами.

Бакет хотел, чтобы утреннее собрание стало реальной дискуссией между журналистами и редакторами и задавало тон на весь день. В своей почтовой рассылке персоналу от 5 мая 2015 года он написал: «Суть в том, чтобы утром максимально оперативно решить рабочие вопросы, в том числе и обсуждение печатной версии, а днем сосредоточиться на содержании следующего номера, независимо от платформы, и спланировать цифровой отчет на следующее утро».

Как изменить культуру и фокус внимания всего отдела новостей? Один из способов – пересмотреть цель и формат совместных мероприятий. «Зацикливаться на печатной версии было нерационально как для наших читателей, так и для журналистов, – сказал мне заместитель главного редактора Сэм Долник. – Мы намеренно изменили форму проведения собраний, чтобы изменить ценности и мышление сотрудников. Мы хотели, чтобы они меньше думали о формате, а больше – о содержании».

Осенью 2017 года я посетила одно из утренних заседаний Page One. Поскольку новый конференц-зал еще не был готов, оно проводилось во временном конференц-зале с большим квадратным столом в центре и десятком зеленых вращающихся стульев вокруг него. Руководство редакции располагалось по одну сторону стола, а редакторы отделов – по другую. С ними по конференц-связи общался руководитель головного офиса в Вашингтоне. Вдоль стены стоял еще один ряд стульев, предназначенный для других сотрудников газеты и их гостей. Телевизор с плоским экраном отображал главную страницу The Times, которая обновлялась каждые несколько минут.

В отличие от традиционных мероприятий подобного рода, которые обычно начинаются с речей, Page One началось с отчета о статистике посещения сайта. Акцент на поведение читателя, а не на выбор редактора – это уже признак перемен. Собрание вел молодой редактор, который давал возможность высказаться всем желающим и задать интересующие их вопросы. В частности, был задан следующий вопрос по теме совершенствования налогового законодательства: «Чем это обернется для состоятельных людей? Думаю, что многих читателей это интересует». Если редактор начинал растекаться мыслию по древу, Бакет сразу же пресекал: «Пожалуйста, не перечисляйте все – только основные моменты». Кроме редакторов, на совещании присутствовали лучшие сотрудники других подразделений – социальных медиа, статистики, аудиокоманды, видеокоманды, команды читательского центра, службы связи – люди, которые ранее не допускались к подобным дискуссиям. В какой-то момент сотрудник службы связи инициировал спор о том, является ли конкретная статья «экстренной новостью», которую следует разослать всем подписчикам The Times. Это вывело на повестку дня вопрос: какие новости вообще следует считать «экстренными»? Чуть позже редактор отдела цифровой информации спросил, почему бы не публиковать готовый материал сразу, а не ждать до дневного выпуска в 15:00.

Мало-помалу, во многом благодаря обратной связи, руководство редакции стало менять представления всей команды о работе, которую они выполняли в новом мире новостей.

«На мой взгляд, на собрании нужно обсуждать только те новости, которые заслуживают внимания; иногда они очевидны – например, террористический акт; иногда – не совсем. И платформа не имеет значения. Все, что имеет значение, – это содержание», – сказал мне Бакет. Клифф Леви, заместитель главного редактора, курирующий все цифровые платформы, объяснил: «Мы просто хотим, чтобы люди фокусировались на том, что происходит в The New York Times в данный момент или в ближайшие несколько часов. Планирование – это, конечно, важно, но «здесь и сейчас» – это архиважно, и изменение мышления в данном направлении является нашим долгосрочным проектом». Коллективное мышление нельзя изменить за ночь, но его можно изменить незначительными – а иногда и значительными – организационными нововведениями».

Возможно, у вас тоже есть потребности и реалии, которые не вписываются в существующие форматы мероприятий. Возможно, вы предпочитаете жить по заведенному порядку в надежде, что все сложится само собой. В принципе, в этом нет ничего плохого, но, заимствуя чужие сценарии, вы заимствуете идеи и форматы, разработанные другими людьми для решения их проблем и отражающие их потребности и цели. Не факт, что они подходят вам. Чтобы найти что-то свое, действительно работающее и цепляющее за душу, нужно последовать примеру Центра правосудия и The New York Times и начать думать о себе как о лаборатории.

НЕ ПРОВОДИТЕ МЕРОПРИЯТИЙ «НИ О ЧЕМ»

Телевизионное шоу Seinfeld получило известность как «шоу ни о чем». Когда люди собираются без какой-либо цели – это и есть «мероприятие ни о чем». Многие знают это и без моих научений и, принимая решение о проведении мероприятия, задумываются о том, для чего они это делают. Я призываю вас последовать их примеру, но пойти дальше и глубже.

Большинство целей мероприятий кажутся достойными и заслуживающими внимания, но они примитивны и банальны: «Мы устраиваем приветственный ужин в честь нового коллеги, чтобы он почувствовал себя частью нашего дружного коллектива» или «Я отмечаю день рождения, чтобы проводить ушедший год». Да, это цели, но для чего именно вы организуете ужин или вечеринку? Произвести фурор? Что-то доказать? Привести кого-то в замешательство (может, хозяина)? Отойти от привычных стандартов?

Эти критерии могут показаться нерациональными для собрания, совещания или конференции. Вы можете спросить: «А почему мое мероприятие должно произвести фурор? Это же не битва за Аламо»[3].

Мне неоднократно задавали этот вопрос. Практически каждый раз, когда я взываю к клиентам более продуманно отнестись к цели мероприятия, они иронизируют, что я готовлю их к третьей мировой войне. Тем не менее подход к мероприятию именно в таком ключе помогает сосредоточиться на его уникальной цели. Мероприятия, которые всем нравятся, – не редкость, но они не часто оставляют неизгладимое впечатление, в то время как неординарные (в хорошем смысле этого слова) имеют больше шансов на успех.

Как же это сделать? Как определить эту уникальную, ясную и значимую цель? Каковы ее основные критерии?

Первый и самый главный критерий – это конкретность. Чем точнее вы сформулируете цель мероприятия, тем лучше «выстрелите». Я пришла к этому эмпирическим путем, а один из моих клиентов собрал солидную доказательную базу.

Meetup – это международная онлайн-платформа для организации офлайн-встреч на самые разные темы. За годы своего существования она помогла миллионам людей.

Когда ее учредители задались вопросом, что является залогом успешной группы, они выявили удивительную закономерность: большинство людей привлекают не массовые, а узконаправленные сообщества. «Чем специфичнее сообщество, тем больше у него шансов на успех», – сказал мне учредитель и директор Meetup Скотт Хайферман.

Чтобы организовать группу на платформе Meetup, нужно дать ей название и описать, для чего она создана. Для большей результативности Хайферман и его команда рекомендуют организаторам вносить максимум конкретики не только в описание, но и в название группы. Чем больше прилагательных используется в названии группы, тем лучше. По словам Хайфермана, «такая тактика позволяет привлечь более узкую целевую аудиторию и создать более тесную команду единомышленников».

«К примеру, формулировка “активный отдых пар ЛГБТ с собаками” будет более конкретной (и, скорее всего, более успешной), чем “активный отдых пар ЛГБТ” или “активный отдых с собаками”, потому что “кто” часто ассоциируется с “чем”», – объясняет Хайферман. Когда мероприятие подробно расписано, люди могут себя в нем позиционировать.

Однако чрезмерная детализация – это тоже «не есть хорошо», поэтому нужно соблюдать золотую середину.

Следующий критерий постановки цели – это уникальность. Чем данное собрание, конференция или ужин будет отличаться от остальных ваших собраний, конференций или ужинов?

Как-то мне довелось участвовать в традиционной японской чайной церемонии в Киото, и чайный мастер произнес очень мудрую фразу: «Ichi-go ichi-e (Ичи-го, ичи-э)», которая переводится как «больше этот миг не повторится». «Конечно, мы можем встретиться и в следующем году, но через год мы будем уже другими людьми и принесем с собой другие впечатления», – объяснил он. Каждое мероприятие – это Ichi-go ichi-e. Помните об этом, когда собираетесь вместе.

Иногда я называю Ichi-go ichi-e «принципом Песаха[4]» – из-за вопроса, который задают евреи во время праздничного пасхального ужина: «Чем этот вечер отличается от других вечеров?» Прежде чем организовывать какое-либо мероприятие, задайте себе вопрос: «Чем это мероприятие будет отличаться от тех, которые я уже проводил(а)? Чем оно будет отличаться от других мероприятий подобного рода? В чем его изюминка?»

Цель не должна быть банальной. Если вы скажете, что цель вашей свадьбы – отпраздновать союз двух любящих сердец, это в лучшем случае вызовет улыбку, но не интерес. Свадьба и должна быть праздником любви. Банальная цель не поможет вам организовать запоминающееся мероприятие, потому что она не поможет вам составить список гостей, выбрать место и форму проведения и принять другие важные решения. Нестандартная же цель сразу фильтрует решения. Так, если вы устраиваете свадьбу как возможность отблагодарить своих родителей за все, что они для вас сделали, то оставшееся место лучше отдать их давнему другу, а не своему однокурснику. Если же свадьба устраивается для молодежи, чтобы познакомить гостей со стороны невесты и со стороны жениха, тогда, возможно, лучше пригласить однокурсника.