Читать книгу Мы с тобой одной крови. Лекции, беседы, проповеди - Протоиерей Алексей Уминский - Страница 13

Есть два образа, которые Церковь хранит, как два образа преображения, и из них складывается церковная символика – это хлеб и вино. Из зерна, маленьких, твердых, отдельных зернышек, получается хлеб. Для того чтобы зерно стало хлебом, зерен должно быть много, их надо все перемолоть, обратить в пыль, потом залить водой и замесить тесто, иногда нужно добавить закваску, чтобы получившееся тесто скисло, его пекут. И только после этого зерно превращается в хлеб.

Смотрите, какой длинный-длинный путь преображения проходит зернышко, чтобы стать хлебом. И потом этот хлеб приносят на Евхаристию.

Так же и виноград: его топчут, давят, он тоже бродит, тоже проходит очень долгий путь преображения.

Человек в Церкви – как зерно и виноград. Если он придет сюда не за тем, чтобы покупать, не чтобы уносить, а чтобы быть с Богом, – то с ним неминуемо начнется этот удивительный процесс преображения. Как вы понимаете, если зерну сказать, что его истолкут в пыль, а виноградине сказать, что ее истопчут, – вряд ли это им понравится, вряд ли это будет воспринято как действие любви. Тем не менее это ведь действие любви.

Когда человек приходит в храм не покупать, он чувствует себя совсем не так, как в другом обществе. Он вдруг чувствует, что он не такой как надо. И тут возникает желание: я хочу быть другим. Тогда для него нет другого пути, кроме как согласиться, чтобы с ним сделали то, что делают с зерном и виноградом. Иначе уходи отсюда, а потом всю жизнь оправдывай свой уход тем, что эта не та церковь, не те люди, не те батюшки, не те старушки. Ты вдруг понял, кто ты есть на самом деле, а дальше идти испугался.

Если ты не испугался дальше идти, тогда Церковь тебя всего перемелет, перемнет, весь сок из тебя выжмет. Неприятные слова, но если этого не случится, ты никогда не родишься для любви, никогда не откроешь себя и никогда не сделаешься раной, через которую в тебя сможет проникнуть Бог.

Церковь только ради этого и существует, чтобы встретились человек и Бог, чтобы человек, совсем не похожий на Бога, ничем не похожий на Бога, вдруг стал бы на Него очень-очень похож. Здесь происходит это чудо, и оно происходит именно потому, что человек не боится всего себя принести Богу.

Одна из самых глубочайших проблем нас, христиан, заключается в том, что мы все время приходим за тем, чтобы что-то взять. Церковь для нас – место, где мы все время что-то берем. Подай, Господи! Подай, Господи! И нам кажется, что когда мы приходим на богослужение, мы приходим служить Богу. Какая же это странная служба – мы пришли Ему служить, а сами говорим: «Подай, Господи!» Мы с утра пораньше встали, не поели и не попили, пришли на исповедь, пришли на литургию – как много мы сделали для Бога, как мы здорово Ему послужили! Как Он радоваться должен, что мы Ему хором служим, что хор поет, кадила звенят, – Богу, наверное, нравится!

Мы не задумываемся о том, что все ровно наоборот! Мы приходим в храм и всегда сталкиваемся с тем, что Бог начинает нам служить. Вот настоящее богослужение, то самое, которое произошло на Тайной вечере, когда Господь собрал Своих учеников, снял с Себя верхнюю одежду, препоясался лентием, достал тазик, налил туда воды и стал умывать ноги Своим ученикам. Вот оно – Богослужение! Это Богослужение лежит в основе христианского богослужения! Над Царскими вратами в некоторых храмах висит икона Евхаристия, но часто на этом месте – омовение ног, Тайная вечеря, Великий Четверг – установление Божественной литургии, день рождения Таинства Церкви. Христос совершает Свое служение, Бог служит человеку!

И вот человек вдруг начинает понимать: я иду в храм, а Бог мне будет служить. Я такой маленький муравейчик, сейчас приду в храм, а Бог меня всего очистит, всего омоет, всего накормит, всего напоит – Самим Собой! И все Свое Он отдаст мне. Все, что у Него есть, Он готов отдать мне. Помните, как Христос молится Богу Отцу как раз на этой Тайной вечере? Говорит: Отче, все Мое Твое, и все Твое Мое! (Ин. 17, 10). Эти слова на Тайной вечере касаются и человека, пришедшего в храм. Он приходит в храм, и здесь Господь ему дает все Свое, всего Себя в Таинстве Евхаристии. Не какой-то кусочек, не что-то маленькое-маленькое или большое-пребольшое, Сам Христос в Тайнах Святых всего Себя отдает каждому из нас!

Он всего Себя отдает в тайне исповеди, Он ведь все грехи наши прощает. Мы-то думаем, что нам по списку надо все исповедовать. Мы-то все время с Ним в какие-то игры играем: простит – не простит, забыл – не забыл, все ли я написал? Господь по списку все прощает или по милости прощает? В бухгалтерию заносит наши грехи или Любовью Своей покрывает все? И понимаешь, что никакой бухгалтерии небесной не существует, что все эти записочки с грехами – это наше недоверие, маловерие, невнимание и непонимание того, что происходит на Таинстве Исповеди.

Но мы-то приходим по-другому. Он нам говорит: все Мое – твое, а мы приходим и говорим: «Знаете, нет. Мне бы немножко здоровья, успехов в труде и счастья в личной жизни, а всего не надо! Всего, может, в другой раз, потом, а сейчас мне нужно только это, мне не надо всего!» Я попостился, правила почитал, что еще от меня надо? Надо тоже всего! Церковь как раз и учит человека не бояться отдавать себя Богу, не бояться принимать Бога. Человек и Бог встречаются по-настоящему в тот момент, когда человек оказывается способным или хотя бы у него в душе возникает желание сказать Богу: «Господи, пусть все мое будет Твоим!»

Как это страшно сказать! Человек скажет, а потом думает: «Ах, а как же я буду с Богом-то?!» Выйди от меня, Господи, потому что я человек грешный (Лк. 5, 8), – говорит Петр в Евангелии. Весь Бог рядом с ним, а он такой грешный, так жить с Богом очень страшно. Оказывается, людям, которые по-настоящему могут жить в Церкви, – им жить страшно. Им жить страшно, потому что они пытаются научиться доверить себя Богу. Научиться доверить себя Богу очень страшно, потому что мы привыкли ходить по земле, мы привыкли хранить деньги в сберегательной кассе, мы привыкли иметь опоры в жизни, и вроде Бог нам здесь как некий бонус. У нас все земное есть, а теперь мы стали еще немножко духовнее! Тогда получается, что у нас не жизнь, а малина! Мы твердо стоим на ногах, у нас есть надежное будущее, что-то мы правильно сделали и рассчитали. Хорошо бы еще понять, что Бог нас не забыл. Вот мы все земное построили, и пусть Бог это все хранит. Трудно себе представить распятого Христа, Который следит за нашими сберкнижками. Нам бы этого хотелось, но этого не будет для тех, кто ищет Бога. Человеку очень тяжело и страшно жить в Церкви, потому что:

а) в Церкви он видит себя таким, какой он есть на самом деле, – и это неприятное зрелище;

б) в Церкви он абсолютно обнажен для любви, он уязвим.

Потому что если он становится уязвимым для Бога, он тут же становится уязвимым для всех остальных людей. Это значит, что его легко обмануть, он не имеет права себя защищать такими способами, какими люди привыкли себя защищать: «Ты дура!» – «Сама дура!» – уже так не скажешь, нельзя себя так защищать. И многое другое человек уже не может сделать, он становится беззащитным. Когда он говорит Богу «все мое – Твое», оказывается, что вся жизнь его становится очень ненадежной. Жизнь человека в Церкви – это очень ненадежная жизнь, и это и есть жизнь по Евангелию. Церковь – это жизнь по Евангелию. Евангелие от Марка заканчивается тем, что воскресший Христос говорит Своим ученикам: И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет. Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им (Мк. 16, 15–18).

Давайте с вами сейчас попробуем применить эти слова к себе. Когда-нибудь мы пытались подумать, что это говорится не только двенадцати апостолам, а вообще всем христианам? Оказывается, если мы уверуем во Христа, мы будем обладать такими способностями. Кто сейчас без страха сможет выпить цианистый калий? Никто? Это же про нас сказано! Все, что сказано в Евангелии, сказано про нас. Про то, как Лазарь Четверодневный воскресает, про бесноватого, который идет за Христом, про блудницу, которая слезами ноги омывает, – все это про каждого из нас, не про каких-то замечательных людей, которые 2000 лет назад жили… Про них, конечно же, но и про нас, потому что мы живем сейчас, а Иисус Христос, как было сказано в Апостоле: «Он днесь и ныне, всегда Он тот же самый»[3].

Когда человек начинает себя сопоставлять с Евангелием, с этим миром, то он теряет уверенность, потому что человек, который читает Евангелие и применяет его к себе, понимает, что так жить невозможно. Ни один человек не скажет, что он может это сделать, что он способен хоть в чем-то исполнить Евангелие. Это поняли и апостолы: когда Христос позвал за Собой богатого юношу, жившего вроде церковной жизнью, исполнявшего заповеди, посты соблюдавшего, и сказал ему: Все Мое – твое, а в ответ Христос хотел услышать: «И все мое – Твое». Настал момент, когда надо было идти за Христом. Просто все оставить и идти за Христом. А юноша почесал затылок (богатство было большое) – и не пошел. Апостолы поняли, что так никто не пойдет за Христом: «Кто же тогда может спастись?» – спрашивают они Христа. Он говорит: «Людям это невозможно! Но невозможное человекам – возможно Богу!» (см. Мф. 19, 16–26; Мк. 10, 17–27; Лк. 18, 18–27). Если человек по своему внутреннему разумению захочет спастись, он должен признать, что и ему это тоже невозможно. Вот какая у нас Церковь странная, совершенно не на что опереться, кроме Христа, потому что только у Него все есть. А мы все время приходим за чем-то другим.

Главным желанием, главным вопрошением для нас оказывается не следовать за Христом, а укрепить наши земные позиции. Но главное-то – Христос! Если в Церкви человек не встречает Христа, такая Церковь никому не нужна. Она действительно оказывается ненужной, бесполезной, домом торговли, продажи каких-то услуг – зачем она нужна? Церковь, которая освящает воду, Церковь, которая читает акафисты, – все это можно и без нее делать. Но нет другого места на Земле, где человек и Бог могут быть так открыты друг для друга, что человек, идущий к Богу, вдруг начинает быть на Него похожим. Вдруг что-то с ним происходит, как с этим зернышком или с этим виноградом, и человек незаметно для себя преображается, будучи неуверенным, в тревоге внутренней. Многие считают, что в Церковь идут люди, которым не на что опереться. На самом деле, все ровно наоборот: именно в Церкви человек теряет свою гордыню, уверенность, что он все на свете может победить, купить, разрулить, – вот это он начинает терять. Но он оказывается способным на любовь, вдруг в нем прорывается способность прощать, молиться за обидчиков, он начинает любить того, кого полюбить невозможно. И когда все это начинает просыпаться в нем, человек начинает понимать, насколько же этого всего в нем мало, как же все это скудно, как всего этого не хватает, но ему именно этого и надо! Вдруг он понимает, что только ради этого и имеет смысл жить. Ничего другого хорошего, доброго, кроме как любви Христовой, в жизни нет. А если есть, то оно начинает быть ценным только потому, что есть Христос, потому что Христос дает тебе возможность любить, прощать, дает возможность даже из ада кого-то доставать, если ты по-настоящему с Ним. Если Сам Христос в Своем трехдневном погребении дошел до ада и ад опустошил, тогда и те, кто совсем близко ко Христу прилепились, тоже могут дойти до ада и кого-то вытащить оттуда. Мы знаем об этом, это не сказки, это реальность нашей жизни во Христе.

Тогда становится понятным, что же делает человека таким открытым для Христа. Конечно же, Евхаристия, конечно же, Причащение, конечно же, жажда быть со Христом. Приступая к Чаше, человек часто думает: «Вот это хорошее, благочестивое дело, я сейчас исповедуюсь, очищусь от грехов, причащусь, благодать Божья со мной будет, и мне будет хорошо. Эта благодать меня исцелит, укрепит, с этой благодатью я вернусь домой, и мне будет легче жить с этой благодатью!» Это еще одна лукавая ошибка. Как же можно «легче жить» со Христом? Как можно «легче жить», если в этой Чаше – Распятие? Мы же Крови причащаемся, а не малинового сиропа, мы же Плоти распятой причащаемся, а не пирожного французского, чтобы нам было хорошо и приятно. Мы слышим на каждой литургии, это Крест, который нам дает Христос. Прежде всего человек, который идет причащаться, идет причащаться Креста и Воскресения Христова. Потому что никак эту радость не получишь, кроме как через Крест.

Вот это забвение о Кресте, даже нежелание думать о нем, делает Причастие для всех нас нашим личным делом: «Люди, которые пришли в храм, мешают мне, потому что я пришел причащаться, я стою сосредоточенный, благоговейный, а мне все мешают. Дети мешают, женщины мешают – все мешают! Толкают, пихают, я иду причащаться, а мне все мешают!» Я пришел за своим, опять чтобы взять и унести. А ведь Христос дает Причастие по-другому, Он же хочет соединить нас друг с другом! Священник об этом молится на литургии: «Нас же всех, от единого Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг ко другу во единого Духа Святого Причастие». Какие великие слова говорит священник о каждом из нас? Мы хотим в разные стороны разбежаться, как зернышки – в разные стороны. Священник своей молитвой всех нас собирает, чтобы мы были едины, как хлеб един, собранный из разных зернышек, чтобы и мы так же были едины во Христе. Это и есть Церковь! Когда мы, все разные, непохожие, когда мы все друг друга не очень любящие, друг другу мешающие, вдруг во Христе становимся единым организмом, телом Христовым, вдруг через это мы начинаем друг друга немножечко любить, немножечко терпеть, немножечко прощать.