Оглавление
Протоиерей Андрей Ткачев. Таинство чтения. Как книги делают нас значимыми людьми
Вместо предисловия
Прощание с Годом литературы
Своя мера
Надо читать!
Как читаешь и читаешь ли вообще?
Язык и литература. 9 минут чтения
Госпожа Литература. Размышления с фрагментом рассказа
Страна чудес
ВРЛ
Неужели и Саул во пророках? Об Андрее Платонове
Пророчества Старой Европы
Данте сегодня
Честное слово
Библия и газета
«Се, стою у двери и стучу!»
Честертон, Льюис, Антоний
Драматурги во власти. О Жорже Клемансо, Жорже Помпиду, Даге Хаммаршёльде, Джавахарлале Неру, а еще о Наполеоне и других политиках
Чем занимаются переводчики. О важности владения языками и о пламенном Леоне Блуа
Откуда растут стихи? Почему юношеские стихи просятся в камин и почему почившие поэты ждут молитв о упокоении
Поэзия – это борьба личности за подлинную жизнь. Православный ренессанс и Иосиф Бродский
Литераторские мостки
Сказать о Господе, не называя его имени. Об Арсении Тарковском
Демократия против поэзии: деградация продолжается
Меня сделал Федор Достоевский
Об одной цитате из Достоевского
Следом за героем. О Драйзере и Достоевском
Страсти по Андрею. Фильм как чтение хорошей книги
Проект «Робинзон»
«Троянский конь» литературы
Фрейд для православных. О Василии Розанове
Habent sua fata libelli. Личные списки судьбы
Портрет Дориана Грея
Школа роста. О значении Евангелия в жизни человека
О том, как стать человеком-невидимкой, и что будет потом
Кафка. Рабочие тетради
Что читал команданте
Об Анне Карениной. С точки зрения кинозрителя
Разговор о фантастике
Занимайся словом Бога!
Храм и книга
О невежестве
Невежество и безразличие
До чего дочитался…
Не точка, но многоточие
Читаем Библию
Именной указатель
Отрывок из книги
Умением читать я обязан большому надувному мячу с нарисованными на нем кириллическими буквами. Мяч был не очень большим. Но мне самому тогда было только три с хвостиком, и поэтому клеенчатый мягкий мяч с прячущимся ниппелем для надувания казался огромным. Алая буква «А» на мяче соседствовала с разрезанным арбузом, возле буквы «В» располагался трехколесный велосипед, и так далее. Предметное соседство довольно скоро превратило для меня буквы из таинственных иероглифов в понятные знаки. До наступления четырех лет, к восторгу деда и бабушкиному хвастовству среди соседок, я уже читал по складам названия дедушкиных газет и вывески над дверями магазинов. Вскоре в моей жизни появились книги.
Я хочу говорить о них, о книгах. Хочу говорить прерывающимся и дрожащим от благодарности голосом. Об их запахе, об их растрепанных страницах, об иллюстрациях и впечатанном сзади в обложку ценнике (при стабильной экономике ценник делался оттиском, а не клеился ярлычком). Конечно – о первом знакомстве с названием и дальнейшем погружении в содержание. Хочу говорить об обстоятельствах прочтения той или иной книжки и о том, как солнечный луч, упавший на страницу, или шум за окном навсегда соединились для меня в одно с прочитанным.
.....
Вся остальная цепкость (или податливость) ума проявилась в запоминании прочитанных книг, некоторых – абзацами, некоторых – страницами.
Помню, в Николаеве, куда меня пригласили на лекцию, время от прибытия до встречи с людьми я проводил в отеле. По телевизору шел документальный фильм о каком-то израильском писателе (имя не помню). Тот рассказывал, как во время Великой Отечественной находился в Средней Азии в эвакуации. Время было, мягко говоря, не очень сытое. Мальчишки сбивались в уличные банды и тянули все, что попадет под руку. Наведывались на вокзал к продуктовым эшелонам. Рисковали. Рассказчик вспоминал, что его на «дело» не брали. Берегли. Слишком он был хлипкий, домашний, словом, не разбойничьего склада. Но ценили пацана за то, что он умел пересказывать книжки, которых малолетние уркаганы не читали. «Граф Монте-Кристо», «Три мушкетера»… Пацаны слушали, забывая жевать украденные яблоки. Своя доля пайки доставалась и рассказчику. Такова сила слова, сила увлекательного рассказа, и вот так парадоксально происходило у хулиганов знакомство с классикой.
.....
