Читать книгу Свист на горе - Психогеддон - Страница 1

Оглавление

ПРОЛОГ

Пользу от сумасшедшего дома я заметил сразу – от меня ушла жена. А еще предположение, что со мной что-то не так, перестало быть таковым. Теперь это сухой факт. Море – мокрое, соль – соленая, а я – поломыш. Вероятно, это из детства.

Детство, впрочем, тоже имеет начало. Это младенчество. А до него – уютная однушка в маминой утробе. Получается, что я сломан из-за родителей? Но они ведь тоже все несут из детства. И их родители. И родители их родителей. Стоп.Кажется, понял – мы все немного того. И не в пошлом смысле, который так любят идиоты: дескать, все сумасшедшие, но не все обследованы. Не, я-то видел тех, кого признавали нормальным. Так что, если мы немного того, то только как вид. Все-таки человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком. Причем настолько непрочный, что вешаться я бы на нем не стал. Забавно, что именно это привело меня в сумасшедший дом.

Первое время после выхода пытался наладить отношения с Алисой. Мы все-таки не чужие люди. Но моя бывшая супруга уходила в жесткий отказ. Бабы так делают, когда кого-то заводят.

Немного позже этот кто-то ее бросит. И это будут последние новости, которые дойдут до меня. Потом мы с Алисой все-таки отдалимся. Хотя порой она будет возникать. Тут сообщение, там звоночек. Чаще всего причиной окажется мое новое стихотворение или рассказ.

Однако стоит сказать моей бывшей супруге спасибо. Она оставила небольшую сумму денег, чтобы я встал на ноги. А моими ногами, как известно, являются литература и алкоголь.

Вскоре только они у меня и останутся.

ГЛАВА 1

Когда приходит голод, начинаешь ценить людей. Даже таких неприятных, как твои родственники.

Я шатался в парке около могилы Канта. Рассматривал прохожих. Однажды, думалось мне, буду ловить ответные взгляды, но не сейчас. Сейчас я – никто. Небритый никто из ниоткуда, известный паре калек, да сотне-другой знакомых. Иногда мои стихи звучат в местных барах. Иногда даже не из моего рта. Только разве такое считается?

Но мне приятно думать – наступит момент, когда проходящий мимо мужчина остановится. Остановится, посмотрит так пристально, отойдет чуть-чуть и позвонит куда-то. Наверное, жене. Позвонит и скажет:

– Дорогая, не поверишь! Встретил на улице Прегольского. Да, того самого Прегольского, который писатель. Ничего, обычный. Сидит, думает о чем-то своем. Наверное, о новой книге. Что? Сфотографироваться с ним? Хорошо. Хорошо. Я тоже тебя люблю.

И подойдет ко мне мужчина, а я сделаю вид, что не ждал. Пожмем руки, он заговорит о фото. А я отвечу:

– Да чего это, я могу и видео записать. Как Вас, кстати, зовут?

А зовут его, к примеру, Андрей Петров.

– Андрею Петрову и всей его семье от Максима Прегольского большой привет.

И мужчина улыбнется до красноты в щеках, обнимет меня и пойдет своей дорогой. А я достану сигарету, посмотрю ему вслед и подумаю, что он – идиот. С большим писателем не фотографироваться надо, а разговаривать.

Но это все будет позже. Если и вовсе будет.

Денег в кармане было на две шавермы по среднему курсу. Или на одну шаверму и литровое пиво, если повезет. Или на нормальную еду и пакет портвейна. На самом деле на эти деньги можно прожить неделю. Но ведь тогда нужно готовить, а значит мне необходима посуда. Посуду еще надо помыть, до этого ее нужно собрать.

Вспомнил, что рядом живет моя сестра Миля. И минут через десять неловко мялся в ее дверях. Повод для визита подобрал в дороге. Решил, что давно не видел племянников. Должно было сработать. Потому что, стоит признать, они мне действительно нравились. Это были одни из немногих детей, с которыми я мог находиться в помещении и при том не испытывать дискомфорт.

Миля открыла дверь и произнесла:

– Ой, привет, а мы не ждали гостей.

– Да просто мимо проходил… Решил вот заглянуть, детей повидать.

– Минутку.

Дверь закрылась у меня перед носом и из-за нее глухо донесся крик:

– ДЕТИ! ДЕТИ, БЫСТРО ОДЕВАЙТЕСЬ! У НАС ГОСТИ!

Когда я наконец вошел, Лев, игнорируя задание матери, подбежал ко мне. Мы фирменно поздоровались. Я его когда-то научил. А меня научил мой преподаватель по танцам. Хороший был мужик. Земля ему пухом.

Моей сестре не нравилось, когда я называл племянника шкетом. Это слово казалось Миле неприятным. Поэтому, когда я забылся и привычно обратился к мальчику, пришлось извиниться и назвать Льва нейтрально – малой.

– Лева, теперь быстро одеваться!.. – Указав на комнату, махнула рукой девушка, – а ты проходи. Только у нас бардак.

Вспомнились поросшие плесенью макароны в моей комнате и коллекция пластиковых бутылок на кухне.

– Да ладно, точно не страшнее моей квартиры.

– Ну, ты – одинокий мужчина. Тебе простительно.

– А-а! Наверное, мне и убивать можно?

– Очень смешно… Есть будешь?

Я одобрительно кивнул, и Миля скрылась на кухне, оставляя меня в прихожей.

Пройдя в зал, наткнулся на детей, которые сразу стали биться за внимание своего дядюшки.

Лев увлеченно рассказывал о прочитанном с момента нашей последней встречи. Для семилетки он очень сообразительный. Иногда сообразительнее меня, потому что не усложняет себе жизнь. При том не делит мир на белое и черное. Он понимает его серость. А еще понимает, что обняться – это приятно. Просто приятно. Никакого «а кто мы теперь друг другу? а что подумают остальные? а с кем ты еще обнимаешься?»

Так как идея интересного разговора была уже реализована старшим братом, Белла начала выполнять какие-то базовые акробатические приемы. Интересно, что и девушки значительно старше прибегают к такому методу борьбы за внимание. Когда им нечего сказать, начинается акробатика. Видимо, это заводские настройки.

На все их выпады я просто кивал и говорил, что каждый из них молодец. Этого вроде бы хватало. Кажется, из меня получился бы хороший отец. Отцы же больше ничего не делают?

Ну, то есть, позволяй дочери красить тебе ногти и слушай какие у нее дурнушки в школе, университете, на работе. А с сыном еще проще. Если он такой, как Лев, то просто подсовывай ему хорошие книги. Дальше сам справится. Если сын любит что-то активнее, выходи с ним, кидай мяч и слушай какие дурнушки у него в школе, университете, на работе. Еще не забывай их кормить и одевать… Ладно, возможно я пока не готов стать отцом.

Будто чувствуя момент моей некоторой усталости от шума, Миля внесла в зал еду. А после пригласила нас всех за стол.

Было очень вкусно и сытно. Но пришлось заплатить разговором. Перемыть кости семье и посплетничать об общих друзьях. Большего нам и не требовалось. Хотя со своими людьми приятно и помолчать. Иногда, когда они молчат, это приятнее всего. Особенно, когда молчат о своем отношении к твоему разводу.

Удовлетворив голод, я в благодарность занял детей, чтобы освободить для сестры немного времени на себя.

Когда я уходил, Миля пыталась дать какой-то еды в дорогу и немного денег. Но мне пришлось отказаться. Гуманитарная помощь шла комплектом, а таскать полный рюкзак еды не хотелось.

Выйдя из подъезда, получил сообщение о денежном переводе от Эмилии Андреевны К. Бросил взгляд на сестринские окна, помахал детям. Они помахали в ответ.

Здорово, что люди придумали речь. Позволяет отыскать сигареты как при отсутствии рядом ларька, так и при желании сохранить деньги. Если бы сигареты росли на деревьях, то люди научились бы говорить значительно позже.

Вообще, я думаю, речь создана нуждой. Медведи не разговаривают друг с другом лишний раз. Нет нужды в кооперации. Он достаточно сильны для самостоятельности. Захотел поесть – пожрал ягод с куста или рыбу поймал. И ушел спать. Все. Люди слабее. Поэтому они сбиваются в стаи. Представьте стаю медведей… Грозная сила. Они бы могли разорять поселки и держали бы в страхе весь лес. Но сила имеет тягу к одиночеству. И умение находиться в нем без дискомфорта является ее показателем.

Докурив до самого фильтра, потушил окурок о стену и бросил его в задний карман штанов. Урны рядом не было, а становиться донором мусора не хотелось. И так все какое-то загаженное. Да и пара случайных глаз в окнах не располагала к риску. Пойдут потом Миле мозг ебать. Как в тот раз, когда я облевался на парковке.

День клонился к вечеру. Учитывая, что моя печка полна дровишек, а я не потратил ни гроша, его можно считать удачным. Для сильного финала нужно только шлифануть все кружкой пенного. И, наверное, пора искать работу. Пройдусь по барам – убью двух зайцев.

«Этаж» оказался самым близким. Он находился на углу сестринского дома и маленькой улочки, которая, кажется, даже не имела названия.

Внутри было довольно уютно. Пахло пивом и жженым маслом. Напротив дверей барная стойка, сбоку пара столов, а в углу музыкальный центр и намек на диджейский пульт. Мило. Но главное – огромная меловая доска с демократичными ценами.

За стойкой девушка-бармен. Перед ней еще двое. И все симпатичные. Я сел с противоположного от них края, заказал второе по дешевизне пиво. Начал ждать чуда. Чудом оказалось то, что порции в этом баре измеряются в пинтах.

Сделал глоток. Неторопливый, чувственный, чтобы растянуть удовольствие, позволив шипящей прохладе бежать внутри меня. Со стороны, наверное, выглядел, как знаток. Но по факту просто нищий парень с окраины. Таких как я можно назвать мочевым сомелье. Потому что такое пиво – ссанина.

– Влад хочет поставить меня на кухню сегодня… – Послышалось от девушки за стойкой. Обращалась она не ко мне, но я счел личным долгом ей ответить. Мне очень захотелось живого общения не о детях и родственниках.

– Прошу прощения, – проговорил я, отклонившись к дамской компании, – но разве кухня не является естественной средой обитания женщины?

Девушки рассмеялись. Кроме барменши. Она несколько нахмурилась.

– Будем знакомы, Максим. – Отхлебнув пива, добавил я и пересел поближе.

– Саша, – представилась брюнетка оказавшаяся ближайшей ко мне. В ее глазах я увидел пару выпитых пинт и надежду на диснеевскую сказочную любовь. В общем, отличный вариант, чтобы скрасить вечер.

– Евгения, – прозвучал голос из-за бара.

– А почему так официально?

– Потому что.

Пышногрудая блондинка, самая зрелая на вид, пробежалась по мне глазами и вступила в беседу.

– Нина.

– И что вы забыли в этой дыре? – Поинтересовался я и, поймав на себе взгляд барменши, добавил, – без обид.

– Вот, зашли в гости к подруге, встретили Вас…

Брюнетку сразу притормозили подруги какой-то нелестной шуткой. Но мне удалось выкрутить ее в комплимент, закончившийся рукой девушки на моем колене. На наши заигрывания отреагировали чем-то вроде одобрительного «во-о-у!». И тогда я понял, что это мой вечер.

К моменту, когда солнце закатилось, я в глубине бара игрался языком с мочками Саши, покусывая их и томно дыша. Она буквально растекалась от этого, а я не торопился заходить дальше. Мне нравилось играть, но не очень в итоге понравилась она. Девчонка оказалась весьма претенциозной и даже навязчивой. Инициатива партнерши – это прекрасно, но чрезмерность убивает все хорошее.

Укусив ее в очередной раз, попросил немного подождать, а сам отправился к бару осушить свое пиво. Сделав последний глоток, я достиг момент полной потери сознания, начисто забыв о происходящем. Вошел в так называемую «алкоголическую эйфорию». Приятное состояние, предшествующее пьяному угару. А с ним все немного сложнее. Благо, еще одно пиво я брать не собирался.

Голос из-за стойки звучал очень холодно.

– Саша только что уехала…

– Кто?

– Саша.

– Какая Саша?

– Брюнетка.

– Че?

– НУ, САША!

– Стой, так вот же она. – Обернувшись, стал свидетелем того, как Сашу забирает какой-то мужчина средних лет. – Это что ее сутенер?

Судя по лицу барменши, шутка оказалась несмешной.

– Это отец…

– Ну, в любом случае она зовет его «папочка»! – Продолжил я гнуть юмористическую линию.

– Воздержался бы… Ей ведь семнадцать всего.

– Ага, да, воздержался…Стоп, что!?

В тот момент все стало понятно. И претенциозность, и навязчивость. Это просто неопытность. Стало немного неловко. Потом очень неловко. А потом на вахту встало тотальное чувство стыда, которое нужно было чем-то заткнуть.

Денег оставалось вполовину меньше, чем утром. Срочно нужно искать работу. Но для начала стоило все-таки выпить.

Ситуация решилась сама собой, когда осмотревшись, увидел, что бар забит людьми. Пока они не были мне нужны, я их и не замечал, а теперь даже тесновато. Из общей массы выделялась компания веселых пьяных парней. Все в костюмах. Стол ломится от алкоголя и закусок. Отличный вариант.

Пользуясь суматохой, дернул у них рюмку. Но все тут же обратили на это внимание. Нужно было выкручиваться. Стал читать бессвязный тост на все случаи пьянок. Пожелал земли пухом умершим, доброго пути рожденным, терпения брачующимся. Закончил на близком для каждого из присутствующих: «так выпьем же за то, чтобы бабы не были мудаками!»

Парни одобрительно загудели и приняли меня в компанию. Дальше мы пили вместе, пока бар не закрылся. Нас тогда оставалось четверо. Хотя, учитывая, что мы русские, пятеро. С нами Бог.

Артем – организатор веселья и, как я понял, король вечеринок. Егор – виновник торжества, будущий жених и юрист в папиной фирме. Георгий или Гога – совладелец успешной сети экспресс-кафе. И я – клоун на их подачках.

– Ну что, парни, куда дальше? – Спросил Егор, заглядывая в набитый купюрами бумажник.

– Я уже вызвал машинку к себе. – Ответил Гога.

– А ты, смотрю, все решил. Но это же мальчишник Егора, – недовольно высказался Артем, – мог бы у него спросить, что он думает!

– Да не, я… Мне. Мне все равно. Только не домой.

– Понял?!

– Слыш, а ты что думаешь? – Обратился ко мне Артем в поисках поддержки.

– Я за любой движ. Так что решайте сами.

– Вот и решили. Ко мне. – Подытожил Гога.

Егор к тому моменту стек на землю и просто сидел, смотря куда-то в небо. Чтобы разгрузить возникшее между Гогой и Артемом напряжение, я, выдержав небольшую паузу, спросил:

– Парни, а есть курить?

– Да, я бы тоже не отказался. – Донесся едва разборчивый голос откуда-то снизу.

Гога пощупал карманы и достал из пиджака пачку сигарил. Мы взяли по одной и каждый раскурил от своего огня. Курение нас успокоило. Все замолчали и задумались, ожидая такси.

– Ну так куда мы в итоге? – Спросил я. – Мне не то, чтобы важно, но просто интересно.

– У Гоги дом в Зеленоградске. Прямо у моря.

– А-а, круто! И что мы будем делать?

ГЛАВА 2

По приезде мы почти сразу легли спать, потому что такси и ночные пейзажи действовали, как снотворное. Все как-то синхронно уснули. Даже вертолеты не смогли меня отвлечь. Как и чувство, будто волокна моей кожи сплетаются с кожей дивана, на котором мне довелось ночевать. Ничто не могло прервать это прекрасное состояние. Будто умер на десять часов. А, воскреснув, почувствовал себя живым. Потому что боль – главный показатель жизни.

Оказалось, я проснулся самым первым. И, не снимая пледа, решил пройтись по дому, осмотреться.

Выйдя на крыльцо, оказался практически на пляже. Меня от моря отделяли небольшой газон, забор и променад. В воздухе веяло гнилью. Кисло-соленой умершей в море флорой. Этот запах вызывал во мне какое-то уютное чувство, будто все дерьмо в жизни временное. И все мы просто водоросли. Плыви, как волна понесет. А потом тихонько умри.

– На вот, полегче станет. – Донесся до меня голос Егора, подошедшего ко мне со стаканом шипящей воды.

– Надеюсь, там яд.

– Расслабься, там алказельтцер.

Расслабиться не удалось. Трезвым я чувствовал себя неуютно в компании этих богатеньких парней, но старался не подавать вида и отвлечься беседой. К тому же, у меня всегда, если что, оставался юмор.

– Кто-нибудь еще проснулся?

– Нет… По крайней мере я никого не видел.

– Оу, о’кей. А ты сам-то почему не дома? У тебя же вроде свадьба на носу.

– Иногда нужно отдыхать от людей. Особенно от тех, которые тебе не нравятся.

Мне не хотелось знать детали, но суть я, кажется, понял. Это бич детей богатых родителей – они часто становятся еще одним активом в руках своих предков. По крайней мере так мне кажется. И, кажется, Егора постигла такая же участь. Впрочем, не мое дело.

Мы молча смотрели на море. Дышали смертью. Слушали чаячий крик.

День пролетел быстро. Парни играли в приставку, похмелялись, общались. Егор уехал после чьего-то звонка. А к вечеру уехал и Артем. Мы остались вдвоем с владельцем дома. Он даже трезвый оказался классным парнем, хотя и ненамеренно надменным. Но его можно простить. Главная проблема в его жизни – подобрать носки под цвет туфель. Зато Гога сорил деньгами и развлекал меня. А я, кажется, развлекал его. В общем, все в плюсе.

– А вы с Темой, я так понимаю, не ладите? – Спросил я товарища, потягивая его ром.

– Ага, – Ответил Гога, – настолько, что уже десять лет лучшие друзья! Стоп! Даже двенадцать!

– Вау, а так и не скажешь.

– Да, Темыч может казаться грубым. Он просто так воспитан – учился в интернате. И у них так повелось.

– Быть говном?

– Быть своим. А свои у них, как говно. Надо ему, кстати, позвонить.

Гога взял свой новенький айфон и набрал номер. Прозвучали гудки.

– Алло! Да. Так ты вернешься или как?

– …

– А, о’кей. Максон? Да, у меня.

– …

– Нет. Сидим, пердим.

– Играем. – Добавил я.

– Играем, да… Жду. Давай, дружище, на связи.

Парень положил трубку и плеснул себе в ром еще колы. Я дождался, когда он будет готов, и мы чокнулись.

– Ну как?

– Нормально. Говорит, девок каких-то подхватил и пацанам гуданул.

– Гуданул пацанам?

– Да. Просто скучно как-то. – Гога сделал паузу. – Не в обиду, дружище.

– А вам разве не надо работать?

– А тебе?

Тогда я понял, что богачи и бедняки похожи больше, чем кажется. Нам всем скучно. Скучно и одиноко жить. Просто кому-то одиноко в большом доме у моря, а кому-то в маленькой квартире на рабочей городской окраине. Нескучно только среднему классу, потому что им некогда – всегда в работе. Кто-то же должен обеспечивать богачей и поддерживать бедноту.

Через пару часов дом уже ломился от людей. Артем позвал своих, а те своих, а те своих, а этих я даже знаю. Или думаю, что знаю. В общем, некоторые лица мне были знакомы. Но оно и неудивительно – маленький регион, немного людей.

Пил один, сидя на променаде. Мне резко, со скоростью внезапного звонка, стало плохо. Достаточно, чтобы потянуло к морю несмотря на поднявшийся ветер. Даже промелькнула мысль топиться. Но было страшно. К тому же жалко бутылку, которую я под шумок свистнул. Грустно, что к тому моменту весь алкоголь стал для меня одинаков. Просто горячая вода. Тогда тянуло напиться. И это была одна множества ошибок, совершенных мной. Вроде брошенного университета и раннего брака. Причем, последствия обоих еще отравляют мне жизнь.

В тот день это сделала моя бывшая, как всегда заскучавшая в своей серой жизни. Не знаю в какое полушарие моча ударила ей тогда, но она вдруг вспомнила обо мне. Да еще и в момент, когда я собирался заправить милой студентке юрфака на чердаке у Гоги. В итоге скандал, обвинение во всех грехах и утраченный шанс на секс… У нее будто было чутье на те моменты, когда ее звонок максимально не к месту. Особенно, учитывая наш развод.

Но она все-таки успела сделать меня счастливым. Или вернее счастливым в будущем. Как коммунизм.

Я вычитал о большой любви в какой-то умной книжке. Этаком «Капитале». И начал строить любовь. Сначала, конечно, хотелось, чтобы все строили любовь. Чтобы произошла мировая «Революция Любви». Не вышло. Будем строить любовь в отдельно взятой паре. И, как молодой коммунист, я верил, что нужно еще немного потерпеть, а дальше – счастье. И так верил, так верил, что буквально чувствовал его. Маленький сквозняк коммунистического будущего. Но Союз распался, солнышко. Союз распался.

Увлеченный своими мыслями, не сразу услышал за спиной медленные шаги. Повернувшись, я напоролся взглядом на бьющий из окон свет. И потому нарушитель моего неспокойствия остался неопознанным силуэтом.

– Не ожидала тебя здесь увидеть. – Прозвучал мягкий женский голос.

– Ты хотя бы можешь видеть…

– Что?

– Свет. – Ответил я и отвернулся. – Бьет по глазам.

Девушка обошла меня. И теперь удалось ее разглядеть.

В знакомых, слегка расплывшихся не то от моего опьянения, не то от беспощадности времени изгибах тела виделась Маша Кохина. Мы вместе работали над одним проектом несколько лет назад. Суть его не так интересна. Но общее дело сблизило нас до состояния любовников. Напрямую об этом никто не говорил, однако мы часто виделись. И конец таких встреч всегда был одинаков.

Тогда же Маша грезила о переезде, который не могла позволить себе без меня. Она представляла, как мы будем жить в Петербурге. Маленькая квартирка где-нибудь в центре, собака, заменяющая нам ребенка, и искусство. «Актрисы спят с поэтами» – любила она повторять. Это вроде из песни. Но я был женат. Несчастен, но женат.

Когда дома наметился положительный прогресс, я отверг молодую актрису. Символично, что было это метров на сто дальше по пляжу. И не менее символично увидеть ее сейчас, два года спустя. Сейчас, когда брак кончился, а несчастье осталось.

– Не узнаешь?

– Не узнаю. – Ответил я, отгоняя воспоминания об упущенной возможности.

– Правда?..

– Правда. А теперь садись, выпьем.

Девушка буркнула под нос что-то напряженное. Возможно от меня воняло. В любом случае я промолчал.

– И как ты здесь оказался? – Спросила она отчетливее

Я рассказал все в подробностях. Про племянников, бар и работу. А потом хорошенько приложился к бутылке.

Тогда меня посетила мысль, что здорово было бы, если бы мне сейчас отсосали. Может это немного повеселит. Неблагодарным бы не остался и потом конечно вылизал бы ее в ответ.

– Не хочешь мне отсосать? – Будничным тоном поинтересовался я.

– Что, прости?!

– Нет и нет. Я не настаиваю. Только не ори. Подумал, что по старой памяти можно. Раньше ты очень это дело любила.

– Я… ты…

Гостья начала трястись и теряться в словах. Я ее перебил:

– Хорошо, Маш, прости. Давай тогда на море посмотрим.

Повисла недолгая пауза.

– Так ты остаешься со мной или нет?

Девушка нахмурилась. Потом расслабилась и молча села рядом, положив руку мне на коленку. Я положил свою сверху.

– Как там твой роман? – Спросила она. – Как жена?

– Мы развелись.

Маша едва заметно улыбнулась. Но через секунду ее лицо одолела тоска. А я продолжал говорить:

– А роман… Роман я так и не написал. Мне все еще не даются большие формы.

– И что думаешь делать? – Спросила девушка.

– С чем?

– С жизнью.

– Писать.

– И все?

– И все. А что еще, если я ничего больше не умею.

Маша замолчала и сделала глоток.

– Вот и я об этом. Остается только писать и пить. Как там твоя попытка пустить корни в Питере?

– Удачно! Взяли ассистентом режиссера в театр. А еще я переметнулась.

– Что?

– Ну, поменяла команду.

– Что?

– У меня теперь есть девушка.

– Оу, – пытаясь сделать максимально удивленное лицо, ответил я. Были основания полагать, что у Маши есть такие склонности – она не просто воздерживалась от замечаний, когда я смотрел на чью-то задницу, она смотрела еще пристальнее и жаднее меня. – Оно и неудивительно – мужика лучше ты бы все равно не нашла.

– Максим!

– А скажи, что нет.

– Нет.

– Тогда тебе самое место в лесбухах, ведь в мужиках ты не разбираешься.

– Ты был моим последним мужиком.

– Говорю же, не разбираешься.

Я сделал глоток. Допил.

– Выпивка все.

– Хорошо. – Ответила Маша и положила голову мне на плечо. – Ты теперь не будешь об этом думать.

– Не буду. – Ответил я, но спустя мгновение добавил:

– Теперь об это только и думаю!

Получилось несколько грубее, чем хотелось, но меня это мало волновало в отличие от моей спутницы.

– Почему ты такой грубый?!

Меня захлестнуло эмоциями, вставшими в горле и давящие на него.

– А я должен тут стелиться перед тобой?! Мы не виделись кучу времени; и вот ты появляешься у меня за спиной, отвлекаешь от моего одиночества, а теперь удивляешься, что я грубый. – Непостижимое разумом желание задеть собеседницу рвалось из меня. Только позднее я пойму, что это ненависть к себе за потерянный шанс. Тогда же это будет животный гнев за вскрытый шрам, забытый до недавнего времени, и ноющий теперь.

Маша мгновенно оторвалась от меня и, встав на ноги, демонстративно пошла к дому, крича:

– Да ты просто невозможен! Ненавидишь себя настолько, что проецируешь это на остальных. Я подошла повидаться, поболтать, а ты грубишь, козлина!

Оставшись наедине с морем, заглянул в пустую бутылку. Надежда умирала последней. И с парой капель, пробежавшей по языку, она окончательно испустила дух.

– Пора возвращаться, – подумал я.

ГЛАВА 3

Вернувшись в дом, постарался раствориться в толпе. И быстрее напиться до полного беспамятства. Кажется, удалось. Дальше помню отрывками. Шутки, объятия, звонкий смех, поцелуи, такси… Такси?

Мой нюх уловил мягкий кофейный запах, вперемешку с жареным хлебом. Я открыл глаза на большой кровати, укутанный в пышное одеяло.

Все белье белое. Не бытовое белое с желтоватыми или серыми участками, а белоснежное. Пришлось протереть глаза, чтобы выглядело не так болезненно.

– О, ты проснулся! – Прозвучало откуда-то справа и я почувствовал влажное прикосновение губ к небритой щеке. – Если ты голодный, то вон тосты и кофе.

Повернувшись, увидел молодую девушку. Рыжие волосы, собранные в хвост. Россыпь веснушек. Небольшие серые глаза, устремленные взглядом вдогонку за указательным пальцем с вычурным маникюром – к прикроватному столику.

– Спасибо, детка. – Стараясь быть невозмутимым, ответил я. А после потянулся для поцелуя. В нем пряталась попытка понять отношение девушки ко мне.

– Сначала почисти зубы…

Я нехотя скинул с себя одеяло и обнаружил, что на мне нет трусов.

– А ты не видела мои трусы?

– В стирке. – Ответила хозяйка квартиры, погрузившаяся в экран планшета.

– Как в стирке? А в чем мне ходить?

– Ходи так.

– Но мне неуютно.

– А по нему не скажешь. – Показывая на мой утренний стояк, сказала девушка. – Он у тебя ничего, красивый.

Стало еще неуютнее. Мне было приятно и странно одновременно. Одно дело замечать интерес девушки к пенису, когда ты, например, двигаешь им без рук, и другое – когда она говорит тебе прямо. Это обескураживает.

– Спасибо… – Буркнул я и, стягивая одеяло, встал с постели. – Стой, так у меня же нет щетки.

– Там в шкафчике должна быть новая.

Я промолчал, отметив, что у девушки есть деньги и потребность в запасе зубных щеток.

– Составить тебе компанию?

– Не стоит.

Добираясь до ванной, бросил беглый взгляд на оформление квартиры. Дорого. Дорого, но со вкусом. А ведь такое бывает довольно редко. Обычно роскошь до безвкусия вычурна и оттого пестрит пошлостью. Здесь же такого не было. Впрочем, и я видел не так много богатых домов.

В ванной напротив входа висело большое зеркало, покрытое маленькими лампочками. Такие обычно вешают в гримерных, чтобы смотрящий мог увидеть все тонкости и особенности собственной внешности.

Я увидел растрепанные темно-русые волосы, спадающие по всей поверхности головы. Особенно неприятно выглядела челка, буквально надломившаяся во время сна, и теперь смотрящая куда-то прямо. Следующими за ней внимание привлекали мешки. Казалось, в них можно возить картофель. Ниже только дряблые щеки, покрытые негустой бородой, сползающей на шею.

Набрав в руки прохладной воды, плеснул себе в лицо. После снова посмотрел в отражение. Ничего не изменилось. Только теперь маленькие капельки, оставляя за собой легкий щекотный шлейф, бежали по моей коже, желая быстрее спрятаться в волосах.

Немного замешкался, рассматривая отражения. Потом открыл один из двух шкафчиков, параллельно висящих по бокам от раковины. Мимо. В шкафчике была только аптечка. И какие-то бабские штучки. Открыл соседний. Бинго. На одной из полочек стоял стакан, буквально наполненный щетками. Я насчитал пять. Ниже лежали еще, но в упаковках. А рядом была небольшая коробочка с колпачками для них. Маленькие такие, пластмассовые. Они вроде как помогают держать щетки в чистоте.

Среди четырех вариантов – красная, синяя, желтая и зеленая, я выбрал последний. Люблю зеленый. Он напоминает мне о матери. Хотя, кажется, зеленых вещей у нее не имелось. Это, впрочем, и неважно. Главное – зеленый заставляет чувствовать себя комфортнее и уютнее.

Наскоро почистив зубы и оттого разорвав себе десны, я вернулся в спальню. Хозяйка квартиры молча сидела, укутавшись в одеяло и смотря в планшет. Первые время она даже не обратила внимания, что в комнате кто-то есть. Слишком была увлечена.

– А ты быстро…

– Спешил к тебе.

– Или к завтраку? – Заметила девушка, когда, сев на край кровати, я принялся осторожно потягивать кофе.

После первого глотка я об этом пожалел. Из-за остатков пасты вкус был кисло-горьким. Это вызвало легкую тошноту. Да и царапины на деснах стали навязчиво ныть.

– К тебе. – Ответил я после паузы, подползая к собеседнице.

Мы поцеловались.

От страсти, с которой ее язык буквально атаковал мой, я немного опешил. Казалось, в нашем поцелуе не было моего участия вовсе. Ибо она двигалась столь умело и быстро, что не давала моему языку обмякнуть и лечь. Ее рука скользнула к моему пенису. Тогда я полностью потерял контроль над ситуацией и просто отдался ощущениям.

После секса стало сразу как-то неуютно и неинтересно. Еще мгновение назад я был так погружен в процесс, что остального мира не существовало. Теперь же, отдышавшись, решил заглянуть в телефон, проверить почту, пробежаться по новостной ленте, пока есть возможность. А то дома интернет отключен за неуплату.

– Детка, ты не видела мой телефон?

– А он тебе так нужен? Тут вообще-то я.

– Просто хочу знать где он.

– Я поставила его на зарядку. Он за телевизором.

– Спасибо. – Ответил я и поднялся с постели.

– Эй!

– Просто проверю не звонил ли мне кто-нибудь.

Я разблокировал экран. Ничего. Только кадр из фильма «Пьянь» с курящим Микки Рурком и время. Четырнадцать часов.

После беглого взгляда на девушку дискомфорта усилилось. Она безусловно была привлекательна настолько, что даже в опустошенных яйцах было щекотно от переполняющего меня желания снова вогнать в нее. Но это же желание – якорь, чтобы остаться. А в тот момент очень захотелось быстрее покинуть это место и не создавать никаких иллюзий. Было и было. Каждый получил, что хотел. Наши линии жизни пересеклись в одной точке и все, дальше каждый своим путем. Такая вот геометрия.

– Слушай, мне тут звонил начальник. Я выйду, перезвоню.

– Странно… Я не слышала.

– Он на беззвучном просто.

Набрал номер старого друга, Лени Платонова.

– Да?

– Привет, не отвлекаю?

– О! – Вскрикнул Леня. – Конечно не отвлекаешь, дорогой. Что такое? Чем обязан?

– Можешь перезвонить мне минут через двадцать и вызвать на работу?

– Зачем? Ты же безработный.

– Просто перезвони, пожалуйста.

– Хорошо… Тогда до скорого!

– Ой, стой-стой-стой. Можешь еще занять пару соток?

Тишина. Тяжелый выдох.

– Я верну. Просто сейчас как-то не идет.

– Хорошо. Я скину пятихат.

– Спасибо, дружище!

– Станешь большим автором, заберу все с процентами.

Я положил трубку и вернулся в комнату.

– Ну как?

– Так себе. Меня вызвали на работу.

Девушка очень возмутилась и пыталась даже подобрать вариант, чтобы как-то прогулять или отпроситься. Но ничего не подходило. Нельзя прогулять работу, которой нет. Однако я на нее очень спешил. Даже не посмотрел на то, что вся одежда влажная и в машинке. На улице достаточно тепло, обсохну.

А вообще это хороший план. Кидаешь одежду парня в стирку и ему остается только ждать. Там и разговор сам собой завяжется. И завтрак можно подать и вообще себя проявить. Глядишь, останется.

Попрощался сдержанно. Поблагодарил за завтрак и хорошо проведенное время, пообещал позвонить вечером, поцеловал, и вышел. На улице меня встретили безжалостное солнце, пыль, огромный поток машин.

Ровно через двадцать минут после беседы Леня перезвонил. Мы справились о здоровье друг друга и поговорили более предметно. Что-то вспомнили, посмеялись, а о ком-то я попросил друга молчать.

Снова собрались встретиться как-нибудь. Дат никто не называл. Леня не хотел на меня давить, а я его избегал. Не из нежелания его видеть – просто рядом с Платоновым становится неуютно за свой образ жизни. Я знаю, что расстраиваю его этим, но ничего не могу поделать. Надеюсь, ему хватит терпения до момента, когда мы пойдем обмывать мой бестселлер.

В разговоре прошла вся дорога. А дома, не снимая одежды, я упал на кровать и уснул. Проснулся вечером от звонка.

– Да?

– Алло, Максим, привет.

Голос звучал знакомо, но спросонья не было уверенности в его обладательнице.

– Маша?

– Да, Маша. Я тебе там сообщение написала, посмотри, пожалуйста.

– У меня нет интернета сейчас.

– Блин, ну короче, я тебе там вакансию скинула.

– Что за вакансия?

– Продавец алкоголя.

Спустя два дня, проведенных за сбором документов, и придумыванием резюме, я стоял в широком офисном коридоре. Он прошивал насквозь всё здание от окна до окна. У двадцать второго кабинета окромя меня была небольшая группа людей. Такие же соискатели, судя по всему.

Сильнее всего внимание привлекал здоровый парень, которому я не уступал в росте, но значительно проигрывал в плечах и мышцах. Его голова была полностью лысой. Оттого гладкий лоб, выдающий в нем юношу, казался просто огромным. Рядом с ним стояла полная женщина с маленькими круглыми глазами, покрасневшими от тяжести тела или, может быть, тяжести жизни. Она была обвешана дешевыми побрякушками поверх безвкусного наряда. И этим напоминала скорее старуху-цыганку, нежели русскую Натаху. Остальные люди были не столь примечательны для моего искушенного разными пропойцами и маргиналами взгляда.

Очередь двигалась довольно медленно, поэтому я решил скрасить ожидание чтением. Стоило мне достать из сумки «Компромисс», как это сразу привлекло внимание стоящего по соседству мужчины.

– О, Довлатов. Отличный автор, очень жизненный.

– Да, знаю… За это его и люблю.

Повисла пауза. Я вернулся в повествование, а мужчина отвернулся и стал смотреть куда-то в стену.

– У него «Иностранка» просто великолепна.

– Я не читал «Иностранку».

– О, обязательно прочитайте. И «Зону» еще прочитайте. А еще…

Только я собирался попросить его не трогать меня, как увидел, что полная женщина вышла из кабинета.

– Моя очередь. – Ответил я и нырнул в проход, не успев убрать книгу.

Кабинет был разбит на три секции, в каждой из которых сидела женщина. Две находились по одну сторону от входа, а другая напротив них. Стало ясно кто из присутствующих главнее.

– Здравствуйте! Максим Прегольский, соискатель. – Обратился я к крупной короткостриженой женщине, сидевшей отдельно.

– Вам к Ирине Анатольевне, – ответила она и указала рукой на свою коллегу.

Я кивнул и подошел к соседнему столу.

– Присаживайтесь, Максим.

– Благодарю.

– Итак, Вы хотите у нас работать?

– Если бы не хотел, то не пришел бы, верно?

– Верно… Максим, был ли у Вас опыт в продажах?

– Да, но не в прямых.

– А подробнее.

– Я работал в интернет-продажах. Был копирайтером в группе компаний «Песто».

– Копирайтером?

– Да. Я писал рекламные тексты.

– Вы, значит, пишете?

– Да, пишу. Проза, поэзия, публицистика.

– Я не об этом. Но это интересно.

– Извините… – Растерянно ответил я.

– Ничего. Скажите, а почему тогда прямые продажи? Еще и алкогольной продукции… Почему не журналистика?

– Ну, Вы тоже не в модельном бизнесе, а ведь хороши собой.

Пытаясь сдержать улыбку, Ирина Анатольевна продолжила собеседование.

– Много пьете? Только честно. Потому что у нас иногда люди спиваются.

– Где-то раза два в месяц, может, три.

– Ну, придется пить больше. У нас каждые две недели проводиться обучение в форме дегустаций. Это никак не навредит Вам?

– Не думаю… Нет, даже не так. Я уверен, что это пойдет мне исключительно на пользу. Буду разбираться в продукции.

– Стажировка не оплачивается. Когда Вы готовы выйти?

– Сегодня после четырнадцати часов.

– Хорошо. В час я Вам позвоню, чтобы сказать где пройдет стажировка.

Выйдя из кабинета, я сразу отправился домой, уверенный в том, что уже сегодня выйду на работу.

ГЛАВА 4

Меня отправили на одну из самых проходных точек, чтобы я сразу принял боевое крещение. Но из-за жары народ особо не шел. Поэтому я и Антон, мой наставник, просто сидели в большом помещении, разговаривая о жизни.

Парнем он оказался неплохим. И довольно деловитым. Окромя продажи алкоголя подрабатывал по меньшей мере еще в двух проектах. Короче, вертелся, как мог.

Его трудолюбие и предприимчивость вызывали во мне искреннее уважение. Потому что я видел, что он получает удовольствие от всего, чем занимается, и это является его главной мотивацией. Как много людей трудятся в нелюбимых местах, превращая свою деятельность в каторгу. Стоит ли оно того? Неясно. Но без работы хоть ложись и помирай. Или паразитируй на родных и близких, пока они тебя терпят. Только за это придется платить. По крайней мере, если в тебе есть хоть крупица совести.

После очередного цикла покупки-возврата зажигалки, который я прогонял, чтобы привыкнуть к кассе, в магазин вошли два молодых человека. Оказалось – ребята со склада привезли новую партию на магазин.

Мы с наставником принялись проверять ее целостность и количество. Все сошлось. После, когда парни уехали, Антон высказал мнение о том, что нельзя давать им спуску и нужно быть очень внимательным. Потому что складские весьма беспринципны и готовы отправить даже брак или просрочку, надеясь на невнимательность продавцов. Им ведь тоже достается от начальства, если склад стоит.

Я лишь впитывал советы старшего и прорабатывал в голове возможные варианты бесед со складскими.

Некоторое время спустя, когда Антон учил меня заполнять таблицу заказов, зашел разговор о семье.

– Ну, вообще я сирота с четырнадцати лет.

– Воу, – вырвалось из наставника, – извини. Страшно, наверное, в детдоме.

– Я не детдомовец. Мой дедушка взял опеку.

– А говоришь, что нет семьи.

– Я сказал, что – сирота. Семья-то у меня есть. Ну, как семья – родня.

В голове пронеслись воспоминания о родителях и бабушке. Потом вспомнились и живые родственники.

– Сестры, братья?

– Сестры. Две. – Ответил я, не заикаясь про Милю. Она ведь мне и не сестра. Ну, то есть не родная. Совсем. Но так случилось, что она мне ближе всех других.

– Общаетесь?

– Можно сказать, что нет.

– А вот это ты зря.

Я нахмурился. И тогда Антон по-дружески взял меня за плечо и, растянувшись в улыбке, сказал:

– Ладно, поймешь еще. Извини, что влез в эту тему.

Остаток смены мы все-таки провели за работой. Поставка была довольно крупной, да и к вечеру начался более-менее постоянный поток. Нам стало как-то не до серьезных бесед. Максимум – обменяться комментариями о покупателях или скоординировать действия.

Когда мы закрывали смену, наставник сказал мне:

– Возьми себе литрушку любого пенного, я плачу.

– Это проверка? – Спросил я.

– Нет, извинение.

– Спасибо.

Следующая пара дней прошла также. Мы обменивались комментариями, шутили и пытались ввести меня в профессию «кавист». Или, все привыкли их называть, «продавец алкогольной продукции».

Я быстро учился и уже к концу третьего дня наставник назвал меня своим лучшим стажером. Даже предложил съездить на дегустацию от их точки, потому что он занят, а его напарница за рулем. Недолго думая, я согласился. Грех отказываться от бесплатной выпивки и закусок.

Антон дал мне номер нашего преподавателя, провел первичный инструктаж и закончил все дружеским напутствием:

– Приходи попозже, к самому началу, а то пожалеешь.

– Почему?

– Просто поверь мне.

Чтобы дать мне возможность насладиться вечером, наставник отпустил меня пораньше. Но вместо прогулки вечер я провел за книгой. Потом сварил себе пару яиц, выпил чай и накатал несколько стихов. Все о любви.

Иисус конечно подгадил человечеству, объявив об абсолютности любви. Но еще сильнее себе подгадили сами люди. Написали кучу красивых сюжетов в литературе, живописи и кино, а теперь не могут найти их в жизни.

«Бог – есть любовь,» – писал Иоанн. Но в итоге все свелось к обратному. Любовь – это Бог. И как у любого Бога, у нее есть культ, полный обрядов, ритуалов и таинств. Привороты, гадания и прочие мелочи из культа любви. Но любовь – это только топливо. Даже не так, любовь – увеличитель мощностей, который позволяет тебе обрести дополнительную мотивацию. Особенно любовь к себе. И к тому, что ты делаешь. Необязательно любить людей.

Но братишка Иисус думал иначе и подложил нам свинью: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя.» А что в итоге? Ближнего недолюбливаю, себя не люблю. И не говорите мне об отличии христианской и человеческой любви – все об одном. Или христиане не люди?

Погружение в человека, чужого человека, это огромный труд. Труд, который редко вознаграждается. И обычно не тебе. Да и нашедший клад в другом человеке не застрахован. Вода точит камень, а время притупляет чувства. Неважно в большей или меньшей степени. Но нельзя отрицать, что ты банально устаешь даже от себя. Чего уж говорить о других людях? Они откровенно надоедают.

Достоевский писал: «Человек есть существо ко всему привыкающее, и, я думаю, это самое лучшее его определение.»

Только что есть привычка, как не форма усталости?.. Люди привыкают, обесценивают, устают. Жизнь не может быть статичной. А культ любви, если смотреть на нее, как на абсолют, приводит человека именно к этому. К собственной статичности. Но это не так. И, когда жизнь сталкивает нас с правдой, мы ищем утешения. Тогда для многих появляется Бог. В вине, в войне, и в белье соседки. Отличный ход, Иисус. Очко в твою пользу.

Закончив мучить клавиатуру к полуночи, решил, что есть смысл хорошо выспаться. Все же завтра мне придется много пить и при этом сохранять рассудок. А я так пить не люблю. Но буду, потому что это моя работа. И пока терять ее мне не хочется.

Конференц-зал, в котором проходило обучение, находился на том же этаже, где и директорский кабинет. Поэтому встреча с Ириной Анатольевной была вопросом времени. И, когда мы встретились, она выглядела великолепно, а я, увы, нет.

– Привет. Мне звонил Жбанков, нахваливал тебя.

– Доброе утро. Простите, кто?

– Антон!

– Ааа, понял-понял. Ну, я старался.

Разговор пошел о работе. Ирина Анатольевна хотела узнать мою готовность к ней. Навскидку задала пару вопросов. Я ответил на все. Даже нашел место для комплимента. Но ей, кажется, было все равно. Прежде, чем отправить меня на учебу, она попросила после заглянуть к ней – оформить какие-то бумаги.

На учебу я пришел одним из первых. А ведь Антон говорил так не делать, но я не послушался. За это жизнь наказала меня назначением на пост главного по посадочным местам. В подчинении у меня только я. Задача – сбегать на первый этаж, в другой конференц-зал, и принести оттуда стулья.

На вопрос почему мы не проводим учебу там, мне тактично не ответили и дали ключи. Натянув улыбку, я приступил. И каждый раз, принося новую партию, замечал, что количество присутствующих растёт. В итоге нас было четырнадцать, если не считать преподавателя. И мужчиной был только я.

Обучение прошло мирно. Все с серьезными лицами пробовали разные игристые вина, а потом узнавали их историю. Некоторые даже пытались писать конспекты, потому что порой у нас проходили экзамены. Но я просто пил и стрелялся глазами с сидящей напротив меня соседкой.

Пару раз, видя знакомые регионы на карте, я что-то комментировал. Например, Эльзас и Лотарингию или граничащий с ними немецкий Саар. Точечные знания истории и географии очень помогли мне, потому что преподаватель хвалила почти все, что я дополнял. Что-то даже советовала записать, но я и сам не запомнил что.

Видя мои успехи, соседка, ведомая алкоголем и авантюризмом, освободила ногу от обуви и стала заигрывать со мной под столом. Я отвечал лишь сдержанной улыбкой.

К концу лекции во мне были три четверти литра игристого практически натощак. Это шестнадцать позиций. В глазах немного зарябило, но моторика не подводила – ноги держали.

В коридоре меня поймала соседка.

– Максим, верно?

Я положительно кивнул.

– Женя.

– Приятно познакомиться.

– И мне. – Ответила девушка. – Ты не занят сейчас?

– Вроде нет. Нужно только к Ирине Анатольевне зайти, но это ненадолго. Надеюсь.

– А потом?

– Потом домой. Или у тебя есть идея получше?

– Есть.

– Тогда подожди меня недолго.

Войдя в кабинет, я сразу встретился взглядом с Ириной Анатольевной. Доля секунд, и я бы столкнулся с ней, выходящей из кабинета. Но сейчас лишь немного полоснул кончиком носа по ее кончику. Девушка сразу отвела лицо и, вернувшись на свое рабочее место, пригласила меня присесть.

Кроме нас в кабинете никого не было, поэтому госпожа директор говорила менее официально.

Оказалось, девушка, на чье место меня нанимают, отказалась выходить на работу, и уже со следующего дня кому-то нужно находиться на точке. К сожалению, никого на замену не было. Так что моя стажировка резко окончена, и теперь нам предстоит заполнить кучу документов и разного рода бумажек, чтобы решить этот вопрос. Происходило все в полном молчании. Как секс социофобов.

Я просто заглядывал в документы с серьезным видом и читал одну строчку по несколько раз. Потом недолго отводил глаза и одобрительно кивал, выдержав небольшую паузу. И так по кругу. Подпись-блеф-подпись.

После окончания этого бюрократического ритуала меня отправили в магазин, чтобы познакомиться с будущей сменщицей и старшим продавцом нашей точки, Кристиной. Но добрался я до нее только вечером.

Бабой она оказалась интересной. Потому что в метре с кепкой и больших детских глазах пряталась банда провинциальных гопников. Кристина ездила на старенькой «бэхе», не чуралась острого словца и в любой непонятной ситуации была готова дать леща. Одного такого я даже получил. И сразу ее зауважал. Но при этом даже не захотел. Так обычно и рождаются крепкие рабочие отношения.

Но до того мы немного покатались с Женей на ее машине, слушая хиты нулевых, и общаясь на нейтральные темы. А потом девушка заехала в какие-то дебри у парка Макса Ашмана, приглушила музыку и сказала:

– Вынимай его, давай.

– Что вынимать?

– Писюн свой вынимай.

Я растерялся. Причем не столько от самой ситуации, сколько от слова «писюн». Оно казалось каким-то принижением моего достоинства. У меня хороший пенис, полноценный и взрослый. Здоровый мужицкий хер. Но теперь мне не очень хотелось его демонстрировать. Писюном его последний раз называла мама. Я на секунду вспомнил о ней.

От воспоминаний о детстве меня отвлекла Женя, запустившая руку мне в ширинку. Как назло, из-за жары я не надел под штаны белье, и девушка сразу получила что хотела.

– Стой-стой-стой, – заговорил я, взяв ее за волосы.

– Расслабься, ты ничего не должен, я просто люблю сосать, – остановившись над моим торчащим из штанов членом, ответила Женя.

– А у тебя часто бывает такое? – Спросил я первое, что пришло в голову.

– Ну так, иногда… – Рука моей собеседницы скользнула куда-то вниз, и через мгновение сидение перешло почти в горизонтальное положение. Я перешел в него же.

В какой-то момент Женя попросила взять за волосы посильнее и буквально трахать ее в рот.

Первое время было немного дискомфортно, но потом я втянулся. И даже рвотные звуки никого из нас не смущали. Я просто вталкивал свой хер как можно глубже, пока девушка дрочила себе одной рукой и поддерживала равновесие другой.

Окончил, не вынимая. Женя сглотнула основную часть, а остатки аккуратно выпустила мне на головку. Оттуда маленьким ручейком сперма побежала к основанию, щекоча мой обмякающий член. Когда капля почти достигла лобка, девушка вновь заглотнула пенис и вылизала его дочиста. При этом она не переставала дрочить и, даже когда кончала, не выпустила хер изо рта.

Я же только молился, чтобы она его не перекусила. И, кажется, молитвы были услышаны.

– А ты ничего такой, вкусненький, – сказала девушка, возвращаясь в привычную для водителя позу. – Подай мою сумочку.

Я подал ей сумочку с заднего сидения и продолжал молчать, пока хозяйка автомобиля достала пакет с соком и стала, причмокивая, сосать из соломинки сладкий нектар.

– Так куда тебе?

– Знаешь, где «Семья» на Дзержинского.

ГЛАВА 5

– Тупая корова! – Думал я, смотря на то, как толстые короткие пальцы, увешанные безвкусными побрякушками, с трудом попадали по клавишам терминала.

Даже для меня было весьма удивительно увидеть пьяного человека в девять утра понедельника. Разве что это не остаточное с воскресенья. Интересно, это она уже или еще? Впрочем, какая разница – лишь бы все оплатила и валила из моего магазина.

– У вас терминал сломан! – Начала орать девушка своим звонким, похожим на поросячий визг, голосом.

– Девушка, попробуйте еще раз… – Пытаясь сохранить спокойствие, ответил я и нажал на кассе «повтор».

Она попробовала еще раз. И снова промазала своими сардельками мимо кнопок, после чего разразилась на все помещение:

– СДЕЛАЙТЕ ЧТО-НИБУДЬ! ОН СЛОМАЛСЯ! СЛОМАЛСЯ!

– Ух, сука, я тебе сейчас сделаю… – Молниеносно пронеслась в моей голове мысль. Я начал рефлекторно искать что-нибудь, чтобы вмазать ей по красной от постоянного пьянства и дешевых румян морде.

Совладав с желанием ударить девушку прямо промеж плывущих зеленых глаз; а также, пытаясь игнорировать непрекращающийся визг, я достал ее карту из терминала и приложил к нему. Доля секунды, «пилик», и магия прогресса перенесла деньги из одного банка в другой. А заодно заткнула эту пьяную дуру.

Взяв свой коньяк и сок, она бросила на меня потерянный взгляд, в котором крылась не то благодарность, не то презрение; после чего наконец покинула магазин. Я остался в тихой компании своих бутылочек и бумажечек.

Так начиналась вторая неделя моей работы. Но в остальном все было нормально. Невысокая плотность покупателей, мизерные суммы чеков и короткие бессмысленные разговоры, чтобы показать, что нам не плевать на наших посетителей. Не плевать, если они становятся нашими покупателями. В остальных случаях катитесь к черту, но возвращайтесь с деньгами.

Вот тогда можете рассказать, как хорошо вы съездили с мужем в Египет на той неделе. Или о том, как там ваша умирающая кошка. (Ей-богу, дайте ей уже спокойно уйти, не продлевайте ее мучения. Она поэтому и грызет свои раны, чтобы они не заросли и убили ее наконец).

Еще можно рассказать о своих дальних родственниках из Житомира и той поездке в Одессу тысячу лет назад, когда и трава зеленее и вино лучше. Не забывайте и про дядю Ваню с его любимой шуткой про хер до пола. А ведь дядя Ваня – безногий ветеран Афганистана.

Короче, расскажите, что угодно – только купите у нас что-нибудь. Я работаю на проценте.

Прошло несколько часов. И только я поймал момент, чтобы немного попортить бумагу своей писаниной, как утренняя гостья явилась снова.

Выглядела она все также безвкусно и тяжело. Только в это визит девушка обезобразила лицо тонной косметики. А также ее дыхание стало резче минимум на один дешевый коньяк.

– Еще один? – Спросил я, приближаясь к стойке с маленькими бутылочками.

– Да, и… – Ее голос притих.

– Что?

Девушка попробовала извиниться за свою истерику. Выглядело все это жалко и нелепо. Особенно, когда она достала из маленькой сумочки с большой надписью: «Гучи» коробку конфет, положила на стол и подвинула ко мне.

– Разве «гуччи» не с двумя «ч»? – Первым делом промелькнуло у меня в голове. Следующей мыслью была «откуда я это знаю?», а вслед за ней вспомнил, что видел похожую сумку наутро после пьянки у Гоги.

– Не стоит извинений… Понедельник все-таки день тяжелый, – ответил я, отодвигая конфеты обратно.

Коробка снова вернулась на мою половину стойки.

– Нет, возьмите-возьмите, Вы правда очень помогли.

Началась борьба, в которой мы могли бы двигать эту бедную коробку до самого окончания смены. Никто не хотел сдаваться. Но в какой-то момент львица перешла к тяжелой артиллерии. И, выждав, когда я снова двину конфеты к ней, ее рука, подобно легкому дуновению ветра, скользнула пальцами по моей кисти. Стало понятно, что пахнет жаренным и легко я не отделаюсь.

Пришлось идти с козырей.

– Я правда не могу их принять… У меня диабет.

Это был ва-банк. Пан или пропал. И.. ставка прошла. Женщина начала извиняться, забрала конфеты, повторила утреннюю покупку и удалилась.

Мой хер мог висеть спокойно, не опасаясь покушений. По крайней мере пока.

Прошло чуть меньше двух часов, когда она явилась снова. На этот раз немного наряднее и с более умелым макияжем, будто ей помогали.

Это сыграло девушке на руку, и на сей раз она выглядела привлекательнее. Я даже увидел в ее зеленых глазах какую-то историю о пропитой жизни и почти утраченной привлекательности.

Уверен, что эта девушка – королева низов, способная завоевать множество знакомых мне творческих пропойц. Особенно тех, что горделиво называют себя художниками.

В ней были какие-то черты «Венеры Урбинской» и «любительницы абсента» одновременно. А именно – фигура от первой и какая-то обреченность в глазах от второй. Наряд же был больше похож на сарафаны, в которых рисовали советских колхозниц. Причем, лишь на ней в моей жизни он не выглядел нелепо.

Если говорить честно, будь я столь же пьян, как и она, у нее были бы шансы. Особенно, если бы мое биологическое нутро, опасаясь смерти, возжелало бы наполнить чей-нибудь бак своими генами. Но я был трезв.

Встав напротив, гостья достала из сумки сверток и поставила его на стойку. Развернула. Оказалось, небольшая коробочка для пищи. Внутри варенная картошечка, посыпанная зеленью. Еще и нарезанная небольшими кусочками. Видно, что человек старался.

Я к тому моменту не ел ничего, кроме дешевого крымского портвейна уже третий день. Поэтому мой живот издал предательский голодный гул.

Почувствовав уязвимость, львица атаковала, став давить на то, что я, похоже, одинокий мужчина, а значит нуждаюсь в заботе и опеке.

Аргумент был самый простой – будь в моей жизни женщина, живот бы не урчал. Потому что настоящая женщина по мнению моей собеседницы – хозяйка и хранительница очага.

Я ее позицию вслух не оспаривал, хоть и был недоволен, что она делить женщин на настоящих и ненастоящих. Впрочем, если бы она делала это с кем-либо другим, восторга бы это во мне не вызвало. Меня больше задевало то, как она говорила о мужчинах. А говорила девушка с непринужденными соболезнованиями и какой-то доброй жалостью.

Казалось, будто в женских глазах одинокий мужчина совсем нежизнеспособен. То есть, он конечно выживет – соберет шалаш из грязной одежды в углу, наденет на палку вставшие от засохшего пота носки и начнет охотиться на дичь в виде стаи наггетсов по скидке в коридорах ближайшего супермаркета. Только разве это жизнь?

Меж тем львица продолжала давить.

– Всем нужно немного любви, – наматывая прядь на палец, говорила она – все заслужили немного заботы. И Вы, и я. Вам ведь бывает одиноко… Молчите, я понимаю.

Я посмотрел на нее, и буря пронеслась в моей голове. Этот поросячий голос и произносимые им слова, начали меня бесить. Львица победила, я был готов на все, только бы наша беседа кончилась. Только бы девушка наконец-то заткнулась. И в тот момент я сломался, потому что сам не понял каким образом, но мы оказались вдвоем в уборной, пока мой магазин ушел на технический перерыв.

Все произошло быстро и без любви.

Руководила ли мной Воля Шопенгауэра или животная потребность расплескивать гены – не знаю. Но мне просто хотелось, чтобы это кончилось. Особенно сильно, когда закончились поцелуи, и я вошел в нее.

Меня пронзила сильнейшая ненависть к себе, которую мне удалось выразить лишь в агрессивном половом акте. Я двигался в девушке не с желанием доставить удовольствие хотя бы одному участнику; нет, я двигался в ней, пытаясь порвать ее надвое. Разворошить ее внутренности, намотав их на пенис. Я хотел, чтобы она ревела, чтобы она кричала.

Как оказалось, ей это нравилось.

В какой-то момент, когда я брал ее сзади, уперев голой грудью в холодную стену, она разразилась сильнейшим оргазмом. Даже забрызгала мне кроссовки. А после буквально повалилась без сил, дрожа. Меня это завело. Я взял ее за волосы, намотал их на кулак, и вогнал пенис ей в рот. Она не сопротивлялась. Даже больше, она принялась обрабатывать меня с жаждой, подобной жажде потерявшегося в пустыне. Будто во мне был последний шанс на выживание.

– Сука, не смей пролить ни капли! – Буквально прорычал я, извергнувшись у нее во рту. А после, переполненный презрением ко всем присутствующим, плюнул ей в лицо и обратился скорее к себе:

– Ты животное. Грязное животное.

– Да, – полушепотом ответила она. – Просто каждый заслуживает немного любви.

– Ты выйдешь первой, как мы заходили. Я выйду через пару минут… И хватит тут валяться!

Львица встала и, с трудом опираясь на дрожащие ноги, принялась умываться. С каждой порцией воды она утрачивала намек на привлекательность. И к концу в ней остались лишь удовлетворенно блестящие глаза, но в них больше никакого шарма.

Когда магазин вернулся к работе, состоялась непродолжительная беседа. Девушка говорила о том, что я был хорош и теперь не могу отказаться от картошки. Мне ведь нужно восстановить силы. Я отвечал, что очень жалею о произошедшем и не хочу ее больше видеть. Но львица лишь довольно улыбалась.

Перед уходом она пыталась меня поцеловать, а я пытался не ударить ее за это. Хотя, делать этого я бы не стал, хоть и хотелось. Просто ненависть к себе искала выход, и подсознание скинуло вину на девушку. Это не я – животное, а она – искуситель.

Остаток дня прошел напряженно. Произошедшее не выходило у меня из головы. То есть, конечно, я люблю трахаться, но не вот так. Начал переживать, что не знаю даже ее имени, от него перешел к разным болезням, которые мог подхватить. Потом немного накатил и смирился с тем, что у меня теперь может быть СПИД.

К вечеру подтянулись вернувшиеся со смен работяги. Они меня немного расслабили. Некоторые из них потом зашли перед самым закрытием, чтобы взять себе не утро. Но мы все знали, что утром они зайдут снова.

Смена закончилась с неожиданно хорошей кассой. Даже образовался излишек, который мне оставил кто-то из пропойц. Немного докинув из своих, я купил себе бутылку испанского вина, пообещал выпить ее за здоровье просчитавшегося человека.

Не успел я дома снять обувь, как телефон загудел от звонка с неизвестного номера.

– Алло, да.

– Алло, Максим?

Сев на пол, я продолжил беседу:

– Да, чем обязан? Только быстро.

– Это Рита.

Тогда я узнал в голосе хозяйку просторной квартиры и кучи закрытых зубных щеток.

– Да, Рита, привет. Что такое?

– Ничего. Просто ты обещал позвонить и не позвонил… Да и в ВК меня игнорируешь. Все нормально?

– Да, нормально. Просто эта пара дней была очень насыщенной\

– Прошло две недели.

– Очень насыщенной.

Насколько я был ей интересен, если она после двух недель молчания решила мне позвонить – загадка. Но такое внимание было мне приятно.

– А сейчас занят? – Спросила девушка после небольшой паузы.

– Вроде того. Но, если что-то важное, то я на телефоне.

– Ничего важного, пока.

Девушка положила трубку.

Считая разговор незаконченным, я сразу перезвонил ей.

– Привет, – сдержанно ответила девушка.

– Привет, ты не закончила.

– Что не закончила?

– Ну, ты же за чем-то звонила.

– Вообще-то сейчас ты мне звонишь. – Ответила девушка и я будто услышал, как, довольная собой, она улыбнулась.

– Да, блять, что такое? – Ведомый бытовым интересом спросил я.

– Ладно, извини. – Голос девушки стал немного мягче. – Просто хотела напомнить о себе. Да и подумала, что если ты не занят, то я была бы рада тебя увидеть. Но у тебя вроде уже есть занятие.

Слова Риты перевернули мои планы. А главное – я совершенно забыл о произошедшем днем, будто этого и не было. Теперь же я хватался за возможность скрасить вечер, ибо компания привлекательной девушки все-таки лучше компании собственных переживаний.

– Ну, смотри, я могу приехать, но где-то минут через сорок. Если конечно транспорт еще ходит. Просто мне нужно еще кое-что доделать. – Ответил я, придумав какие-то незаконченные дела, чтобы не позволить девушке почувствовать себя владелицей ситуации.

– Ладно уж, возьму тебе такси. Только скажи, когда освободишься.

– Тогда до встречи?..

– До встречи. – Ответила Рита.

Готовый ко всему, я сразу сорвался в душ, а после стал подбирать наряд получше. Не то, чтобы мне хотелось выглядеть хорошо, просто не хотелось плохо.


ГЛАВА 6

Рита встретила меня в домашнем. На ней были надеты мешковатые треники и не подходящая по размеру, буквально свисающая вырезом с одного плеча, футболка. На футболке картина одного известного панк-художника, чье имя я не вспомнил, но один мой приятель очень его любит.

– Крутая футболка, – сказал я, обратив на нее внимание.

– Спасибо, лимитированная коллекция, – ответила девушка. – Не знала, что ты интересуешься модой.

Я промолчал.

Не считая этого комментария, Рита выглядела обычным человеком. Настоящим и живым. Хотя люди с богатством часто выглядят кукольно. Кукольно и фальшиво. В них пропадает какой-то надрыв. Какие-то ссадины жизни…

Вероятно, мне это кажется кукольным лишь потому что я привык видеть травмы. У людей из хороших семей в хороших районах явно другое понимание натуральности. Да и жизни, думаю, тоже.

Пока я раздевался, девушка молча стояла рядом, облокотившись плечом на стену. Она выглядела устало. Но умиротворенно. Уголки ее губ изгибались в легкой улыбке.

– Здорово, что ты приехал, – нарушила тишину Рита. – Я рада тебя видеть.

– Да ладно, мелочи, – ответил я, думая, о том, что дома все равно или создаю искусство, или потребляю его. И много дрочу. Причем чаще всего от скуки.

Просто лежишь себе скучаешь, полез яйца почесать, а потом понеслась. И вот ты уже на сотой странице ищешь подходящую порнушку, но она все никак не находится. А в руках приставший хер, который ты так, оголяешь немного. Он будто собирался раздеться, но сняв штаны до колен, встал и задумался.

– Голодный? – Отвлекал меня Рита от мыслей про собственный член. – Я просто как раз отварила грудку, а в холодильнике есть овощи, если хочешь.

– Ставь. Я съем все.

После короткой паузы, когда Рита уже двигалась в сторону кухни, я взял свой рюкзак и почувствовал тяжесть бутылки вина.

– У меня, кстати, есть бутылка вина! Не знаю, пьешь ли ты такое, но, если что, оно здесь. Лежит на пуфе. – Крикнул я вдогонку и ушел поссать.

Перед выходом я помыл руки и пенис. Потому что гигиену никто не отменял. К тому же, хотелось быть готовым ко всему – мало ли. Да и, вылизывая девушку, приятно думать, что она чистая. Поэтому и я слежу за собой. Взаимное уважение.

Выйдя, услышал из спальни какую-то музыку. Еще звенели столовые приборы. Внутри меня ожидала Рита, растянувшаяся вдоль постели и смотрящая в телефон. На кровати стояла маленькая подставка-стол, придуманная видимо для тех, кто любит питаться лежа. На подставке приборы на две персоны. На телевизор выведено изображение с ноутбука. Вступительные титры, какой-то фильм.

Пытаясь быть максимально тихим, я подошел к кровати и пробежался пальцами по ноге Риты. После чего легко шлепнул ее по ягодице.

– Эй, куда в уличном на кровать?! – Возмутилась она. – Или в белье или в домашнем.

– Но у меня нет домашнего.

– Твои проблемы. Так что кыш.

Я встал и начал раздеваться, пытаясь быть хоть сколько-то привлекательным. Бессмысленно. Краем глаза я увидел, что Рита смотрит в свой телефон, и я ей не интересен. Да и тельце у меня было, мягко говоря, отвратительное.

Складывая вещи на кресло в углу, я поинтересовался, что за фильм она решила мне показать.

Рита ответила, не отрываясь от телефона:

– Французский. Называется «За сигаретами». Комедия, драма.

– Неплохо. Любишь французское кино?

– Очень.

Для меня это было неожиданностью. И я поделился с Ритой, что тоже люблю французское кино. Хотя, пришел к нему недавно и еще очень много мне нужно посмотреть и понять. Рассказал, что люблю работы с Буном, хотя обычно это жвачка, но что-то в нем есть. Ну и заикнулся про некоторые работы Бессона.

Моя партнерша не перестала меня удивлять.

– Неплохо, но Бессон все-таки голливудский режиссер, хотя и француз. Я люблю настоящую Францию. Гаспар Ноэ, Брюно Дюмон, Кристоф Оноре.

– Говоря откровенно, слышал только про Ноэ…

– Ничего. Я рада, что ты интересуешься. Если хочешь, можем как-нибудь устроить марафон французского кино.

Я аккуратно лег рядом и неуверенно промямлил.

– Не знаю, детка, можно.

Когда мы устроились, Рита нажала на плей и, пожелав приятного аппетита, приступила к ужину. Я поспешил присоединиться к ней. Мы ели и смотрели молча. Казалось, она не хочет упустить ни одной детали, поэтому и молчит. А я не люблю говорить в тишину. С тишиной лучше молчать.

После трапезы и вина, которое лично я вылакал сразу, моя партнерша начала раздеваться.

На ней остались только милые синие трусики-бразильяна. А поведение стало больше похоже на нашу первую встречу. Она стала игривой и тактильной. Мне это понравилось, и я ей подыграл настолько сильно, что потерял голову.

Финальный титры встретили нас в обнимку при выключенном свете. Хозяйка лежала у меня на плече и игралась с моими волосами на груди. А я нежно поглаживал ей спину. Мы уже забыли о фильме и просто разговаривали. Про отношения, про работу и хобби, даже про погоду. Поделились краткой биографией. Я вывалил все: смерти родителей, интернат, брак и дурдом. Рита была сдержаннее. Она становилась все больше похожа на человека. Как, наверное, и я.

– Детка, ты засыпаешь.

– Да, пойдем умываться…

– Пойдем.

И мы продолжили лежать.

– Детка…

– Оу?

– Идем?

– Да…

Но мы так и не встали.

– Детка…

Тишина.

– Доброй ночи. – Шепнул я.

– Сладких снов… – Буквально промурчала она мне в грудь и засопела.

Я стал смотреть в потолок, позволяя своим мыслям меня нести.

Забавно. Порой узнаешь человека и все. Он вроде хороший, подходящий, но какой-то не твой. Ничего в тебе не трогает. А порой все, что ты знаешь о человеке ограничено какой-то мелочью, но он все равно манит тебя. Не столько тайной, хотя и ей тоже, сколько сам по себе. Он просто есть. И это задевает в тебе что-то. Заставляет о нем переживать и скучать по его компании. Хотя, казалось бы, ты вообще понятия не имеешь кто он на самом деле. А что, если он страшно храпит или голосовал за Путина?.. Интересно все-таки устроены люди.

Проснулся я от резкой щекотки по лицу. Оказалось, Рита водила у меня по носу кисточкой от пудры.

– Доброе утро, соня. Завтрак на столике, я в душ.

– Стой, а можно мне подставку?

– Подставка для вечера. А тебе нужен повод подняться.

– Я итак поднят в некоторой мере. – Указав взглядом на возвышающийся над общим уровнем одеяла холм стояка, ответил я.

– Вижу, но мне правда пора в душ. – С окончанием этих слов, женское тело мелькнуло в дверях и скрылось

Поставив себе на телефоне Синатру, я приступил к завтраку. Рита приготовила мне овсянку с фруктами и корицей, украсив это остатками вчерашнего вина. Я ел неторопливо, пытаясь насладиться моментом. Но неприятные картины из прошлого решили, что оно того не стоит.

Я вспомнил бывшую жену… И испытал странное, почти тошнотворное чувство, рожденное смешением разочарования и скуки. Мне ее не хватало. Вернее, мне не хватало той, которой она когда-то была. Или такой, какой я ее придумал когда-то. В любом случае я не был готов подпустить к себе новую женщину. Женщины страшны. Причем в любви еще страшнее, чем в гневе.

Все любящие женщины, которых я знал, возводили своих мужчин в божественную степень. А Бог, как известно, непогрешим и не имеет права на ошибку. Но мужчина – не Бог. И, когда женщина находит лишь человека со своими слабостями, ее ждет кризис веры. Любовь быстро становится ненавистью. А Бог летит с неба лицом вниз. И только когда он достигает дна, больной и разбитый, женщина довольна.

Мы с Алисой придумывали друг друга. И каждый из нас видел в другом больше, чем тот представлял на самом деле. Каждый требовал больше, чем ему были способны дать.

Я требовал воли, но хотел иметь дом. Какой толк быть героем, пускай и алкоголических похождений, если тебя никто не ждет? Если тебе некому принести свои истории?..

Она же требовала внимания. Внимания и поклонения. В ее случае это была обычная взаимность. Казалось бы, все логично. Но русский писатель имеет очень маленький запас сил. Много меньше, чем русская женщина. Она и мать, и жена, бухгалтер, повар, посудомойка, подруга и хрен знает, кто еще. Писатель всегда писатель. Как только писатель становится полноценным мужем, отцом, продавцом, столяром и хрен знает, кем еще, он перестает быть писателем. Литература жадна, и она требует тебя всего. Поэтому уважение и почитание той жене, что не ревнует мужа к литературе.

Литература ведь толкала Достоевского за игральный стол, Булгакова к дозе, Пушкина в постели дворянок. Литература привела Есенина к бутылке, Блока к проституткам, а Лермонтова к словесным баталиям. И каждый писал об этом.

Литература делала писателей беспомощными в быту и жизни. Мужчины во многом остаются детьми, особенно переходя из-под опеки матери в опеку жены. Писатель уходит дальше. И остается ребенком во всем, ведь детская фантазия сохраняется даже в автобиографической литературе. Ибо вся литература в той или иной мере автобиографична.

Многие скажут, что легко прятать пороки за литературой. Скажут, что искусство – не повод прикрывать свой мерзкий характер. Скажут, что подобные слова – ничто иное, как бегство от ответственности. Но так может сказать только обыватель. Средний человек, не способный понять каково это быть прокаженным искусством. Для него это лишь форма игр, выдумка и самообман. А фактический это болезнь. И каждая строчка – аналог рвоты, кашля, сыпи или иного симптома на выбор. Женщина для писателя – санитар его души. Или главный мучитель.

Успех тоже часто приходит с женщиной. Это или жена, или смерть. И обе лишают писателя проблем быта, отвлекающих его от постоянного цикла «думаю-пишу-думаю». Однако здесь выигрывает супруга, ибо она не ставит точку на творчестве. В основном.

В моем браке не было ни такой жены, ни большого автора. Просто два не подходящих друг другу человека, не любивших друг друга, друг друга не знавших.

– Эй, Макс. МАКСИМ!

– Да?

– Ты в порядке?

– Не знаю… Какая-то непонятная грусть накатила. Только не подумай, что это хоть как-то связано с тобой.

– Точно?

– Точно. – Ответил я и, встав, стал собирать стол.

– Ой, не надо, я уберу. Беги умывайся.

– А ты уже все? – Спросил я, но ответа не последовало.

Чувство, подобное тому, что испытываешь, оступившись со ступеньки, прошло от самых пяток до темечка, задержавшись там легким зудом. Так пришло ощущение незащищенности. И вызвана она была отнюдь не частичной наготой.

Незащищенность в моей тяге к людям. И они будто бы об знают о ней, но не говорят. Особенно женщины. Я боюсь женщин. Они мне непонятны. И непонятно кто из нас пользуется другим – чаще кажется, что мной. Даже сейчас. В последний раз, уходя из этого дома, я решил не создавать иллюзий для Риты. Но, учитывая, что я здесь, это решение – еще одна иллюзия. На этот раз, кажется, для меня.

Выйдя из ванной несколько песен спустя, я понял, что изо рта, полного пены, торчит зубная щетка. Вернулся. Сплюнул. Умылся. И только тогда смог продолжить свое утро.

В спальне я застал занятую гимнастикой Риту, одетую в обтягивающий спортивный костюм, подчеркивающий все ее выразительные части. Параллельно на экране ноутбука какая-то баба модельной внешности вела счет.

Войдя, я привлек нежелательное внимание. Девушка из ноутбука сказала что-то на французском. По интонации это звучало как подкол. Возможно Рита получила небольшую порцию стеба на тему того, что у нее дома разгуливает жирная рохля. В любом случае тренировка прекратилась.

– А ты быстро…

– Ну, знаешь, обычно я этим не славлюсь. Я – рабочая лошадка.

– Я знаю, – с ехидной улыбкой сказала Рита.

– Одеваемся?

– Ты. Мне никуда не надо. Я работаю из дома.

– А зачем так рано встала?

– Я всегда так встаю.

Во время прощания девушка поцеловала меня в щеку и пожелала приятного дня.

События развивались быстро, рождая во мне страх, что в глазах девушки мы теперь пара, но это не так. Но Риту это бы очень задело. А мне как-то не хотелось разбивать ей сердце. По крайней мере, сейчас.

– Тебя ждать вечером?

– Да, – брякнул я и покинул квартиру.

ГЛАВА 7

Не знаю какой черт дернул меня согласиться на еще одну ночевку. В любом случае нужно было взять кое-какие вещи. Например, носки и белье. Поэтому я заскочил домой – хорошо, что от работы недалеко.

Утро выдалось безлюдным, поэтому, сидя за прилавком, я мучил писаниной блокнот. В итоге родил небольшой стих в пару строф, потратив не больше часа. Впрочем, этого хватило, чтобы устать и просто таращиться в зал. На одну бутылку, которую я не могу себе позволить. На другую.

Самое сложное на работе – невозможность работать, потому что работы нет. Но и заняться чем-то другим всерьез ты тоже не можешь. Потому что все еще на работе. Смотреть кино или читать тяжело, ведь полное погружение в произведение невозможно – нужно сохранять концентрацию, ведь в любой миг могут нагрянуть люди или, упаси, начальство. Тогда остается только что-то, что не жалко пропустить или выключить.

В общем, часов до двух я смотрел в интернете видео с животными и наконец-то проверил сообщения в социальных сетях. Ничего интересного. Совсем. Если не считать корги. Корги очень милые.

Потом приехала новая партия товара. Это подарило мне хоть какое-то занятие, которое я постарался растянуть. Поэтому пересчитал все лишний раз, расклеил защиту и начал выставлять. Неспешно, но очень досконально. Даже протирал бутылочки марлей. Получалось красиво.

Когда они вошли, было около шести. Мужчина и женщина. Вместе выглядели нескладно. Он – худой, длинный, с потерянным взглядом маленьких, почти рыбьих, глаз. Весь расчерчен морщинами по сальной коже. Одет в черное. И она – маленькая, шарообразная, с крашенными крапинкой волосами, спадающими на опухшее красное лицо. Оно выглядело настолько раздутым, будто ее ударила не алкогольная зависимость, а пара грубых мужских рук. Возможно, рук, расчерченных морщинами по сальной коже.

Впрочем, я выглядел, как что-то, что должно находиться между двух этих форм человека.

На мое приветствие они не отреагировали, и я продолжил выкладку новых позиций. Однако, согласно моим обязанностям, стал наблюдать за гостями, дабы в любой момент оказать помощь или препятствовать преступлению.

Боковым зрением увидел активную жестикуляцию. Сообразил не сразу, но оказалось, пара является глухонемой. А я стал свидетелем их аналога беседы. Напряженной беседы, потому что сильнейший алкоголический тремор действовал на мужчину, как своего рода заикание. Их мимику и жесты я понял приблизительно так:

– Абрабраблх. – Вытряхивал слова из рук мужчина.

– Что? Я не понимаю.

Мужчина начал двигаться медленнее, но почему-то более угловато и грубо.

– АБРАБРАБЛХ.

– Я все еще не понимаю. Попробуй медленнее.

– АБРА-БРА-БЛГХ!

– Я все еще не понимаю!

В этот момент мужчина просто отмахнулся рукой, как отмахиваются, смотря на горящий сарай. В его глазах мелькнула какая-то тяжесть. Сложно, когда тебя не понимают. И тяжело.

После мужчина пожал плечами и показал на одну из бутылок. Женщина отрицательно кивнула. Он показал на следующую. Снова отказ. Так они перебрали около пяти вариантов, пока не остановились на бутылке «БаринЪ». Хотя, я бы назвал ее «русская рулетка», потому что вероятность ослепнуть сохранялась в каждой рюмке.

Когда они покинули магазин, я продолжил работать с поставками. Не самый плотный, но постоянный поток выровнял мне кассу, а заодно обеспечил меня занятием до самого вечера. Последней покупкой была моя бутылка красного полусладкого. Смена кончилась. А с ней и хандра.

Убив в дороге пару рассказов Чехова, я был у Риты чуть более, чем через час. Чего не сказать о ней самой. Как оказалось, девушка ушла в магазин неподалеку. И попросила меня заскочить, взять пакеты.

Подойдя, я увидел любительницу французской культуры, втянутую в оживленную телефонную беседу. Из обрывков реплик стало понятно, что она обсуждает меня с кем-то по имени Марина. Приблизившись, получил поцелуй в щеку и указание рукой на три пакета, стоящих у моей спутницы в ногах. Дескать «вот, бери».

Стоило мне все это поднять, как Рита взорвалась разнесшимся по всей улице «ой!», и попрощавшись с Мариной, вернулась в магазин. Я остался стоять с пакетами. Закурил.

Рядом развернулась забавная на мой взгляд картина. Два парня вышли с бутылкой вина и направились к велосипедной парковке. Я решил их подслушать.

– Это че за вино такое?

– Не знаю, Сань. Красное, как ты и хотел.

– Я хотел пива! Катя хотела красное.

– А разве желание Кати не закон? – С усмешкой сказал парень покрупнее.

– Не начинай…

Здесь я решил вмешаться.

– О, «Ля Тур дю При». Хорошее вино, парни. Только дайте ему немного подышать, если не хотите, чтобы вас размазало.

– А ты разбираешься что ли?

– Вроде того. Короче, хорошее вино.

– Спасибо, брат. Бывай! – Ответил Саня и вместе с другом погрузился на велосипеды.

– Ага, удачи!

Парни скрылись за ближайшим поворотом, а из-за спины прозвучал голос Риты.

– Кто это был?

– Не знаю. Какие-то парни.

– Вы выглядели, как приятели.

– Правда?

– Да. Ты со всеми что ли можешь найти общий язык?

– Сейчас я хочу найти общий язык с тобой, – ответил я, сложив затем губы бантиком и намекая на поцелуй.

Девушка улыбнулась и вскрикнула:

– Дурак! – А после перешла на шепот. – Все дома.

Раздевшись, мы направились на кухню разбирать покупки. Я поставил музыку и начал послушно выполнять задания хозяйки квартиры. К концу вспомнил, что купил на вечер вина. Оказалась, что Рита тоже. Причем такое, как мы пили прошлым вечером. И как то, которое я взял сегодня. Ей оно очень понравилось. Для меня это было неожиданностью, потому что такие вина были совершенно не из ее социальной прослойки.

Разобрав покупки, которые по словам Риты были на пару дней, а по чеку – на месяц моей жизни, я отпросился в душ. Полотенца у меня не было, и Рита радушно предложила одно из своих. Сказала, что занесет.

Я ушел в ванную, забрав музыку с собой. Не могу лишний раз без нее. Тишина меня пугает. Вернее, даже не тишина, а мысли, обитающие в ней. Мои мысли, мои травмы, мои демоны.

Девушка вошла в момент, когда я намыливал пенис, отчего тот встал, и все выглядело так, будто я дрочу.

– Ты не мог потерпеть до ужина, развратник?

– Ага, как подумаю о тебе, так сразу встает колом.

– Правда? – Смутилась девушка.

– А вот думай теперь…

Повисла пауза. Я смотрел на Риту, она смотрела на мой пенис.

– Короче, это для лица, – перебирая полотенца, заговорила она, – это для ног, а большое для тела.

Мне всегда хватало одного. Главное помнить какой стороной я протер лицо, а какой задницу.

Свист на горе

Подняться наверх