Читать книгу Путь самурая - Пётр Разуваев - Страница 5

Очнулся я от удара. Если допустить, что я благополучно впал в детство и нынче мы с друзьями играем в «пятнашки», то после такой плюхи я бы стал, как минимум, почётным «водящим».

– Дюпре? Ты слышишь меня?

– Да пошёл ты… – С трудом подняв голову, я увидел перед собой всё ту же мерзкую физиономию с колечками в ушах.

– Ответ неверный. Билль, вы готовы?

Страшная боль пронзает всё моё тело. Кричу, давясь собственным криком, Кажется, что глаза готовы выскочить из орбит, каждый нерв вопит от боли, и какая-то жидкость, солёная и горячая, стекает по подбородку. Неужели кровь? Так и есть, нижняя губа прокушена насквозь. Боль уходит так же внезапно, как и появилась, оставив на память ощущение судороги во всех мышцах. Сердце судорожно бьётся, отбивая рейв в каждой клеточке моего тела. Тяжело дыша, роняю голову на грудь. Делаю вид, что опять потерял сознание, пытаясь хоть как-то оттянуть новый приступ боли.

Мне не раз доводилось видеть, как происходит пытка электрошоком. И в Афганистане, и в Эфиопии мои коллеги вовсю пользовались «телефончиком», желая узнать что-нибудь интересное. Но там мы работали в полевых условиях и вынуждены были обходиться подручными средствами. Теперь же мне достался классический вариант – металлическое кресло, босые ноги погружены в тазик с водой. К груди, паху, подмышкам прикреплены электроды. Яркий свет бьёт в глаза. Излишне говорить, что, кроме собственной кожи, на мне ничего нет. Да и та, кажется, пребывает в весьма плачевном состоянии.

– Не придуривайся, Дюпре. Ты здоров как бык, и напряжение слабенькое. Пока. Считай, что это была разминка.

– Я… Требую моего адвоката.

– Извини, старик, но здесь нет телефона. Ты будешь продолжать валять дурака? Или мы побеседуем?

– Пошёл ты… Пидер.

Он лениво усмехается, пальцами оттопыривает свои окольцованные уши и показывает мне длинный язык:

– Дюпре, Дюпре… Уж кому, как ни тебе, знать, что в спецслужбы не берут геев. Это, дурачок, мой имидж. Рабочая одежда. А впрочем… Прошу вас, Билль.

Снова волна боли. Но на этот раз я готов к ней, и я жду, я хочу её, я мечтаю об этой боли! Крик сам вырывается из плотно стиснутых губ, но это неважно, нет, это хорошо, это просто прекрасно! Жаль только, что боль так слаба, но я заставлю её стать ещё сильнее, я растворюсь в ней, я…

– Стоп! Ах ты, скотина! Сделайте ему укол, быстро! Живей, я вам говорю!

На меня выливают ведро ледяной воды, кто-то в белом халате суетливо мечется слева, вода, смешавшись с потом и кровью, заливает глаза… Ничего не вижу… Яркий свет. Тени людей. Лампы горят прямо под воспалёнными веками… Нет, не на что здесь смотреть.

– Думаешь, я не знаю этих штучек? Ошибаешься, Дюпре. Ты у меня не первый.

– Что… Что вам от меня нужно?

– А вот это уже лучше. Ты быстро учишься, Дюпре, очень быстро. Но нужно ещё быстрее!

Внезапно мне на голову натягивают плотный полиэтиленовый пакет, и чьи-то твёрдые пальцы стягивают его горловину у моего подбородка. Одновременно кто-то бьёт меня в солнечное сплетение, заставляя выдохнуть остаток воздуха из лёгких. А вдыхать мне уже нечего. Очень быстро наступает удушье, прозрачный пластик липнет к губам, я инстинктивно пытаюсь дышать, перед глазами идут красные круги…

Первое, что я ощущаю, придя в себя, это воздух. Его много, и я дышу, дышу жадно, словно пытаясь заполнить лёгкие до отказа.

– Теперь ты понял? Я не дам тебе умереть, и не пытайся. Ты будешь мучиться вечность, и даже когда ты на коленях…

– Что. Вам. От меня. Нужно?

– Имена. Адреса. Связи. Всё, что ты знаешь. Но больше всего я хочу, чтобы тебе было очень больно. Так больно, чтобы ты сам захотел умереть, понимаешь меня, ты, ублюдок?

– А ты… ты и впрямь… не пробовал секс с мальчиками?

– Ах ты, дерьмо! Билль!

Всё это продолжалось очень долго. Я исправно кричал, пару раз терял сознание, меня опять приводили в чувство, и всё начиналось сызнова. Если со стороны моё поведение может показаться героическим, так тому и быть. Отпираться и отнекиваться я не стану. Хотя на самом деле героизма тут было ровно ноль целых и фиг десятых. Ещё в годы моей ранней юности Ёсида Коцукэ убедил меня в том, что пыткой можно сломать любого. Вопрос только во времени и в квалификации дознавателя. Малюсенький шанс остаётся лишь у человека со слабым сердцем, которое может не выдержать болевого шока. Но при грамотном подходе и это перестаёт быть проблемой. Ещё есть ряд способов отключить сознание, пережечь нерв, уйти в медитацию, но в реальной ситуации такие вещи достаточно сложно исполнить. Мне это, во всяком случае, не удалось. Честное слово, я не испытывал ни малейшей тяги стать героем посмертно и с удовольствием был готов отвечать на любые разумные вопросы. Но в том-то и дело, что подобных вопросов мне никто не задавал. Из меня просто выбивали дух всеми возможными и невозможными способами, даже не пытаясь прибегнуть к простейшим медикаментам, после которых говорить начинают и глухонемые. Допрос вёлся на уровне первобытно-общинного строя, даром что каменными топорами никто не размахивал. Так что весь мой псевдогероизм шёл от полнейшей и абсолютной безысходности.

Наконец что-то изменилось. Хлопнула дверь, и в помещение вошёл ещё один человек. Лица его я не видел, мешали слепящие лампы, направленные в глаза, но поведение окружающих сразу стало иным. Некая расслабленность появилась в их позах и движениях, словно бы они наконец покончили с полезным, но утомительным делом и теперь собираются передохнуть и выпить чашечку кофе. Стоявший за моей спиной «белый халат» закурил, Билль, отвечавший за включение рубильника, с облегчением присел на стул, а «кольцеухий» юноша направился к вошедшему в дверь человеку.

– Что здесь происходит? – громко и требовательно спросил тот.

– Допрос арестованного, сэр.

– Вы это называете допросом? Немедленно выйдите все отсюда. Я сам с ним поговорю.

С плохо разыгрываемым недовольством компания моих мучителей направилась к дверям. Уже стоя на пороге, «кольцеухий» одарил меня свирепым и многообещающим взглядом. В ответ я послал ему улыбку, исполненную нежности и доброты. Судя по тому, как вело себя моё бедное лицо, вместо улыбки получилась типичная козья морда, но тут уж он сам виноват, нечего было так усердствовать. Начиналась вторая часть нашей неофициальной встречи: «следователь злой – следователь добрый». Если эти кретины думают, что я в жизни не читал детективов и не знаю этого дешёвого приёмчика, то они сильно ошибаются. Но это их дело. Я был только рад возможности передохнуть и перейти на время от истошного крика к более связной речи. Пока мой новый собеседник готовился произнести вступительное слово, я перехватил инициативу на себя:

– Прикажите вашим костоломам вылить на меня ещё одно ведро воды. Я словно в дерьме искупался. И дайте сигарету.

Проглотив заранее отрепетированный монолог, человек в костюме недовольно поморщился:

– Вам не кажется, что вы чересчур торопитесь? В вашем положении глупо предъявлять требования.

– А я и не требую, – устало ответил я. – Пока что я всего лишь прошу.

Отвернув в сторону одну из слепивших меня ламп, «костюм» подошёл к двери и, приоткрыв её, что-то сказал. Войдя следом за ним в комнату, один из подручных «костоломов» подхватил с пола ведро с водой и ловко выплеснул его прямо мне в лицо. Покончив с этим, он с наигранной предупредительностью промокнул мой лоб бумажной салфеткой и, отступив в сторону, услужливо спросил:

– Что-нибудь ещё, сэр? Кофе, десерт?

– Пшёл вон, скотина, – фыркая и отплёвываясь, ответил я не менее вежливо.

– Уберите эту воду у него из-под ног, – приказал «костюм», выходя из тени. – И прикройте его, наконец, чем-нибудь! Терпеть не могу смотреть на голых мужчин.

– Странно, – заметил я. – А вашему коллеге они, похоже, нравятся.

«Костюм» вновь едва заметно поморщился. С видимой неохотой Билль оттащил пластиковый тазик с водой в сторону, кинул мне на бёдра мокрую тряпку и, стараясь не смотреть в мою сторону, молча удалился. Проводив его задумчивым взглядом, мой новый «собеседник» произнёс:

– Начнём, пожалуй.

– Сигарета? – напомнил я.

Пошарив по карманам, он достал смятую пачку дешёвых сигарет и, сунув одну из них мне в рот, щёлкнул одноразовой зажигалкой.

– Андре Дюпре – это ваше настоящее имя?

– Да, – согласился я, заранее зная следующий вопрос. Сейчас он поинтересуется, как же я докатился до такой жизни? Потом посочувствует моему отцу, затем спросит об Андрее Боброве. Дальше начнётся лёгкий забег по моей биографии, начиная со знакомства папы с мамой и заканчивая событиями в Италии. Минимум два раза мне уже приходилось слышать нечто подобное. Первым был тот француз, которого Рихо взорвал в Париже. После него – Дейв Стеннард, любитель устриц и лояльный сотрудник ЦРУ. Интересно, какая сволочь сдала меня на этот раз?

– Франсуа Мишо – это имя вам знакомо?

Стоп себе думаю, а не дурак ли я? Ещё бы не знакомо! Под этим именем девять лет назад я приехал в Белфаст в качестве французского тележурналиста. Только… Какое это имеет отношение к Андре Дюпре? Отрицательно покачав головой, я целиком сосредоточился на сдувании пепла со своей сигареты. Когда обе руки прикованы к металлическому креслу, этот пустяк превращается в настоящую проблему.

– Дюпре? Вы поняли мой вопрос?

– Дело в том, милейший, что я не собираюсь на него отвечать. Я вообще не привык разговаривать с незнакомыми мне людьми. Вы меня знаете, согласен, но я-то вас вижу впервые.

– Правда? Прошу прощения. Можете называть меня мистер Хампти.

– Да? – удивился я. – Надо же. А этот гей с колечками в ушах, очевидно – мистер Дампти?

Ухмыляясь, он согласно кивнул. Хампти-Дампти. Шалтай-Болтай, если уж совсем точно. Кусочек хвалёного английского юмора.

Вздохнув, «костюм» поудобнее устроился на краешке металлического стола, стоявшего как раз на границе света и тени. Закурил. Покачал ногой, обутой в поношенный коричневый ботинок. Снова вздохнул.

– Слушайте, Дюпре. Вы, как мне кажется, человек умный.

– Вне всякого сомнения, – подтвердил я.

– И, как умный человек, вы должны понимать, что в данный момент все права находятся у нас. Вам, к сожалению, сегодня достались сплошные обязанности. Если вы собираетесь напомнить мне о Хартии Вольностей и снова потребовать своего адвоката, то никакого разговора у нас не получится.

– Это почему же? – удивился я. – Мы тут с вашим коллегой очень мило беседовали. Правда, я так и не понял, что именно ему было нужно, но темперамент у юноши просто бешеный.

– У него есть для этого весьма веские причины, – пояснил Хампти. – Его старший брат несколько лет назад погиб при патрулировании в Дерри.

– А в Китае осенью было наводнение. Утонуло больше сотни китайцев. В этом тоже я виноват?

– Заткнитесь, Дюпре! – резко оборвал он. – Заткнитесь и слушайте. У нас есть неопровержимые улики, доказывающие, что вы имели мотив и убили Патрика О’Каллагэна. В нашем распоряжении два свидетеля и отпечатки ваших пальцев на оружии. Кроме того, из найденного рядом пистолета был застрелен ещё один человек, и при желании это убийство также может быть приписано вам.

– Засуньте ваши неопровержимые улики в ближайший мусорный бачок, – ласково посоветовал я. – Присяжные вынесут меня из зала суда на руках, осыпая цветами, а вас утопят в дерьме по самое дальше некуда.

– Возможно. Но это в том случае, если дело дойдёт до суда. А если не дойдёт? Вам известно, сколько людей пропадает в нашей стране бесследно? Несколько сотен в год. Вас просто не найдут, только и всего.

Такая, понимаешь, постановка вопроса. По всему выходило, что я попал как кур в ощип. Эти парни не имели ни малейшего представления, кто такой на самом деле Андре Дюпре. Они искренне полагали, что отловили очередного ирландского террориста, и обращались со мной согласно отработанной методике. Сажать – долго и проблематично, гораздо проще пристрелить без суда и следствия. Какая-то военная «зондеркоманда»? Очень похоже.

– На кого вы работаете?

– Штаб разведки министерства обороны, – усмехнулся Хампти. – Если уж быть совсем точным – Департамент войсковой разведки.

– В жизни бы не догадался. Вам самое место где-нибудь в Северной Корее. Или в Ираке. А парламент и британские налогоплательщики в курсе ваших методов? Я уж и не вспоминаю о её величестве.

– Между прочим, Северные графства являются неотделимой частью Королевства, а вы обвиняетесь в террористических действиях, направленных на расчленение страны. Так что… не стоит упоминать её величество.

– Обвинения нужно доказывать, – напомнил я. – Даже если не хочется доводить дело до суда. Иначе наша беседа теряет смысл.

По инерции продолжая надувать щёки, я уже прекрасно понимал, что выбора у меня, в сущности, нет. Так называемые «неопровержимые улики» могли сработать лишь в одном случае – если я чистосердечно признаю свою вину, а во время судебного заседания буду молча плакать и время от времени просить прощения у присяжных. Да при этом ещё адвокат должен оказаться полным кретином. Только тогда у прокурора появится малюсенький шанс засадить меня лет на пятнадцать. Ситуация абсурдная, и мистер Хампти понимал это не хуже меня. Если я соглашаюсь участвовать в подобном фарсе, из меня вытягивают всю информацию, обещая в итоге посадить как убийцу О’Каллагэна и молочника, «позабыв» о событиях 1990 года. Вместо этого коллеги мистера Хампти аккуратно зальют меня бетоном, а получившийся кубик утопят в море, раз и навсегда покончив с проблемой по имени Андре Дюпре. Если же я отказываюсь – меня выжимают безо всяких тонкостей, не отходя от этого металлического стула, а всё, что останется в результате этой беседы от моего здорового мужского организма, опять-таки прямым ходом отправится в море. Отпускать меня после этих шуток с электричеством было бы просто глупо. Спрашивается – между чем и чем должен я выбирать? Смешные люди, право слово. Если я расскажу им, кем являюсь на самом деле, эти Хампти-Дампти с перепугу прикончат меня прямо сейчас. Самым разумным мне виделось следующее – плюнуть в лицо мистеру Хампти и спокойно начинать готовиться к смерти. По крайней мере это был бы выбор, достойный самурая. Но увы, маленький гайдзин внутри меня был пока ещё полон сил и всерьёз собирался помучиться.

Насмешливо взглянув на меня, мистер Хампти поинтересовался:

– Вам нужны доказательства? Извольте. Мы знаем, что в 1990 году вы участвовали в подготовке как минимум трёх террористических актов и были инструктором боевиков ИРА. Есть свидетели, есть оперативные данные. Есть ваши фотографии, наконец! Вот, полюбуйтесь, – он бросил мне на колени несколько фотокарточек. Качество снимков оставляло желать лучшего, но узнать самого себя было нетрудно. Вот я иду по улице. Сажусь в машину. А вот ваш покорный слуга в компании какой-то блондинки. Грудь у неё такая… выдающаяся. А лица не помню. Хотя нет, позвольте! Это же та самая немецкая «коллега»! Как же, помню… Славно покувыркались.

Нужно признать, что девять лет назад я выглядел моложе лет на девять. Волосы носил не в пример длиннее. И шрама на правой щеке тогда ещё не было. Его я заработал позже, в Азербайджане, во время той неудачной операции в Баку, когда нас подставили собственные руководители. «Руками-водители», мать их за ногу…

– Узнаёте? – напомнил о себе «костюм».

– Кого?

– Себя, Дюпре, себя, – сердито рявкнул он. – Эти фотографии были сделаны в 1990 году, в Белфасте.

– Вы можете смеяться, уважаемый, но я никогда не был в Северной Ирландии, а уж тем более в Белфасте. Хотя должен признать, что этот парень, – тут я кивнул на фотографии, – чертовски на меня похож. Просто одно лицо. Может быть, какой-то дальний родственник? Причуды крови, знаете ли…

– Вы там были, Дюпре, равно как был там и О’Каллагэн. Но в отличие от вас он сумел осознать свои заблуждения и в результате оказал правосудию неоценимую помощь. А вы его сегодня за это убили, помните?

– Это вы судье будете рассказывать, – холодно парировал я. – Не нужно делать из меня идиота. Хотите договориться – предлагайте условия. Нечего предложить – зовите своих костоломов. Как человек, проживший большую и неинтересную жизнь, я вам прямо скажу – плевать я на вас хотел. Мне терять нечего.

– Хотите кофе? – неожиданно предложил он.

– Не хочу, – угрюмо ответил я. – Хочу воды. Только не ведро, а стакан.

Он поднёс к моим губам стакан с водой и терпеливо дожидался, пока я не напьюсь.

– Сигарету?

– Нет.

– Как хотите. Давайте начнём ещё раз? Вы были в Белфасте в 1990 году, это бесспорно. Ваше появление странным образом совпало с резким увеличением хорошо спланированных акций ВИРА, при этом техническая оснащённость «времяков» заметно улучшилась. Это два. В-третьих: насколько нам известно, вы поселились в Брайтоне около двух лет назад. Приобрели дом в центре города, а это требует немалых средств. Живёте на широкую ногу, ни в чём себе не отказываете. Я просмотрел список ваших покупок за последние полгода – получается весьма кругленькая сумма, а ведь у вас нет постоянного источника дохода?

– Я живу на проценты с капитала.

– Вот мы и подошли к самому главному. У меня есть все основания полагать, что вы, мистер Дюпре, являетесь одним из казначеев ВИРА и снабжаете деньгами самые радикальные группы, до сих пор не отказавшиеся от террора. Что вы на это скажете?

– Вздор, – я пожал плечами. – Вы безумны, как Мартовский заяц. Я не имею ни малейшего отношения к ИРА, а этот ваш О’Каллагэн был таким же сумасшедшим, как и вы.

– Не исключено, – радостно согласился со мной мистер Хампти. – Он столько лет прятался, что вполне мог свихнуться на этой почве. Но не настолько, чтобы не узнать бывшего соратника по борьбе, встретив его случайно в пабе.

– Случайно?

– Вот видите, вы уже не отказываетесь от вашего знакомства.

– Отказываюсь не отказываюсь – какая разница, – устало буркнул я. – Всё равно мистер Дампти ждёт за дверью. Лучше объясните, какого чёрта он начал стрелять на улице? Я уже догадался, что для вас закон не имеет значения, но ведь не настолько же!

– Это была ошибка, – закурив, сознался Хампти. – Должен признать, что вышли мы на вас совершенно случайно. Прошла информация, что в Брайтоне видели человека, похожего на другого активного члена ВИРА, за которым мы гоняемся уже несколько лет. К операции решено было привлечь О’Каллагэна, который раньше знал этого парня в лицо. Знал, естественно, в одностороннем порядке. Сами знаете – конспирация, а О’Каллагэн был видной фигурой в Белфасте, и его самого мало кто мог видеть без маски. Разве что ближайшее окружение. Казначей, например. А, Дюпре?

– Идите к дьяволу, – огрызнулся я. – Не знаю я никакого О’Каллагэна.

– Как скажете. А вот он вас знал хорошо. Настолько хорошо, что, встретив через девять лет, перепугался до крайности. Решил, что вы пришли по его душу. Получив от него сообщение, мы запустили обычную схему, перекрыли вам пути для отхода и стали ждать.

– Чего?

– Когда вы проявите себя. Кстати, кто такой сэр Доджсон? – словно бы невзначай поинтересовался Хампти. И пояснил: – При вас была его визитная карточка.

– На карточке есть его номер. Позвоните и узнайте, – отрезал я.

– Обязательно узнаем, – пообещал Хампти. – А пока могу вам сообщить, что это не настоящая его фамилия. Мы проверили и выяснили, что в настоящее время такого человека в Британии просто не существует.

О, Боги! И так-то мне уже плохо, а становится всё хуже и хуже. Неужели Чарльз и в самом деле окажется китайским резидентом? Только этого мне не хватало.

– Так почему ваш сотрудник открыл стрельбу на оживлённой городской улице? – напомнил я.

– Не хотите говорить на эту тему? – усмехнулся тот. – Что ж, время у нас есть. Вернёмся к мистеру Доджсону позже. А что касается стрельбы? Хотите – верьте, хотите – нет, но на О’Каллагэна нашло временное помешательство. Оглушив нашего сотрудника, под охраной которого он находился, ирландец забрал у него оружие и отправился сводить с вами счёты. Слава богу, что у него ничего не вышло, иначе мы бы тут с вами не сидели, – тут Хампти довольно ехидно улыбнулся. – Когда мы его нашли, он был уже почти невменяем. Пришлось с ним расстаться. Заодно мистер Дампти организовал прекрасную улику. Вот и всё, дорогой мой мистер Дюпре. Я удовлетворил ваше любопытство?

– И вы хотите, чтобы я поверил в этот бред?

– Воля ваша, – равнодушно пожал он плечами. – Иного объяснения я вам дать не могу.

Весь мой опыт подсказывал, что Хампти либо врёт, либо не говорит всей правды. Но докапываться до сути, когда самому осталось жить не так уж долго, – нет, увольте. И старина О’Каллагэн был мне не друг, и истина мне вовсе не дорога. Продолжать беседу было бессмысленно, ничего интересного Хампти не скажет, а я и подавно не собирался с ним откровенничать. Буду говорить, не буду говорить – всё равно убьют, а коли так – чего ради унижаться? Древний самурай внутри меня уже победил маленького и ничтожного гайдзина. Последним усилием воли я выбросил из сознания всё лишнее, всё то, что мне уже никогда не понадобится. Наступало время Вечной Охоты. Пора было собираться обратно.

– Я ответил на все ваши вопросы, Дюпре, – возник где-то рядом странно приглушённый голос Хампти. – Пора бы и вам…

– Пошёл ты, – ответил за меня самурай, – я требую своего адвоката.

* * *

Удача или неудача – понятия весьма относительные. Не зная точно, что именно уготовано тебе судьбой, трудно, а зачастую и просто невозможно давать оценку происходящему.

Только представьте – торопясь на собственную свадьбу, вы опаздываете в аэропорт и не успеваете на свой рейс. Ваш самолёт уносится в светлую даль, а вы остаётесь на земле. Вы в отчаянии, и вдруг… самолёт взрывается прямо в воздухе, дотла сгорая на ваших глазах. Трагедия? Да, разумеется. Но это общая оценка события. А лично для вас – что оно означает? С одной стороны – несомненная удача, согласитесь. Ведь вы остались целы и невредимы, улетели следующим рейсом к любимой, которая терпеливо ждала вас всё это время, и благополучно на ней женились, в отличие от оставшихся на лётном поле двухсот человек, которые уже никогда никуда не прилетят.

Но ведь можно взглянуть на это и с другой стороны. Проведя в браке тридцать с хвостиком лет, вы в один прекрасный момент осознаёте, что жена вас давно не любит, её мама (редкая дура) не любила вас никогда, а её папа отписал дом в Ницце и ранчо в Техасе нелюбимому племяннику лишь для того только, чтобы досадить ненавистному зятю, то есть – вам. Дети уже выросли и смотрят на вас с жалостью, называя за глаза неудачником, ваш бизнес разваливается на глазах, дом за долги отбирает банк, вас мучает простата, и медицинская страховка уже не покрывает расходы на врачей. Вам почти семьдесят, и вся долгая жизнь была одним неудавшимся праздником. Так не лучше ли было тогда, тридцать лет назад, уйти из жизни солнечным майским утром, навсегда оставшись светлым образом в памяти ваших близких? Кто знает, кто ответит…

Словом, в тот день смерть обошла меня стороной. Память не сохранила всего того, что предшествовало моему спасению. Наверное, это и к лучшему. Приняв решение и найдя в себе силы воплотить его в смерть, я медленно начал регулировать своё дыхание, постепенно всё больше и больше замедляя его. Мистер Хампти по-прежнему бродил вокруг, что-то рассказывая и убеждая, но я не обращал на него внимания, мысленно пытаясь представить, как бьётся моё сердце, бьётся всё реже, реже, реже… Прошло совсем немного времени, и дыхание успокоилось; я делал не более трёх вдохов в минуту, не испытывая от этого ни малейшего неудобства. Тогда я начал отключать от реальности само тело. Сначала потеряли чувствительность пальцы ног, затем ступни, голени, и так до полного избавления от телесной оболочки. Не обладая подготовкой настоящих дзенских монахов, изо дня в день совершенствующих практику медитации, я, тем не менее, прошёл в своё время неплохую школу в монастыре секты Сато. То, что никак не удавалось мне под воздействием элетрошока и «злого» мистера Дампти, стало получаться теперь, в компании «доброго» мистера Хампти, который по-прежнему не понимал сути происходящего. Бедняга всё ещё пытался достучаться до моего здравого смысла, а я уже стоял на пороге просветления, с равнодушным любопытством разглядывая какое-то тело, прикованное к железному креслу и залитое потом и кровью; человека в дешёвом костюме, раздражённо расхаживающего перед этим телом, тёмный бетонный пол, брошенный окурок, мокрые пятна… Сердце замедляло свои удары, и где-то в отдалении глухо звучали уже совершенно бессмысленные слова: «Вы сами вынуждаете меня применить к вам иные методы, Дюпре…» О ком это он? Зачем всё это? Находясь в состоянии дзадзен, я и в самом деле мог заставить остановиться своё сердце, потому что этому меня тоже учили. Монахи делали это легко, по своему желанию прекращая деятельность сердца на две, три, четыре минуты. Я же собирался остановить его навсегда. И, видимо, сделал это.

* * *

Сознание возвращалось не сразу. Вначале, едва приоткрыв глаза, я увидел свет. Но это был уже не тот слепящий свет, которым пользовались Хампти-Дампти. Напротив, этот свет был мягким и рассеянным, с лёгким зеленоватым оттенком. Вновь прикрыв глаза, я мысленно позвал своё тело, и оно немедленно откликнулось, давая понять, что с ним всё в порядке. Всплыли слабые отголоски боли, когда-то бушевавшей во мне, слегка побаливал копчик, ушибленный о металлический стул во время «электрических» судорог, тупо ныла прокушенная губа, но и только. Судя по ощущениям, я лежал на чём-то мягком, под головой была подушка, а сверху меня укрывал тёплый шерстяной плед. Насколько я мог припомнить, последним моим намерением было перестать жить. Но, если мне это удалось, и я благополучно отправился в мир иной, то почему же здесь так по-земному воняет? Меня окружал стойкий запах дешёвого табака, мужского одеколона, носков, кофе, пепельниц – вполне бытовая атмосфера, нечто среднее между местом для курения и комнатой отдыха. Ни на один из описанных богословами потусторонних миров это место явно не походило. «Следовательно, – подумалось со свойственной не мне проницательностью, – слухи о моей смерти были несколько преувеличены». Решительно открыв глаза, я резко соскочил со своего лежбища и тут же едва не взвыл от боли. Рапортуя о своём состоянии, тело моё слегка погорячилось и выдало желаемое за действительное. Болело всё, а уж как болело то, что у нормальных мужчин заменяет одновременно ум, честь и совесть, – слова бессильны передать эти ощущения. Как в том старом анекдоте – «чудо сильно распухло и мешало ходить». Обернув вокруг себя клетчатый плед и стараясь не задеть дико болевший копчик, я осторожно вернулся обратно на кровать. И только теперь обнаружил, что кроме меня в комнате присутствует ещё один человек. Всё это время он спокойно сидел в кресле, стоявшем в дальнем углу, и внимательно наблюдал за моими телодвижениями. На первый, второй и третий взгляд в облике незнакомца не обнаруживалось ничего примечательного. Абсолютно непритязательная внешность. И одет он был так, что выделить какую-либо деталь его костюма было бы чертовски трудно. Светло-серые брюки, тёмно-серый свитер, рубашка, носки, ботинки. Волосы – каштановые, глаз – не видно, черты лица – не мелкие и не крупные, словом – типичный шпион. Сливается с местностью до полного в ней растворения. Заметив, что его с интересом разглядывают, он отложил в сторону газету, закинул ногу на ногу и, внимательно осмотрев меня с головы до пят, спросил:

– Как вы себя чувствуете, месье Дюпре?

– Как бефстроганов, – честно ответил я. – А вы, насколько я понимаю, местный шеф-повар?

Мягко улыбнувшись, мужчина отрицательно покачал головой.

– Я не имею отношения к тем людям, которые вас допрашивали. Я представляю совсем другое ведомство, и поверьте, мы искренне сожалеем о произошедшем. Я работаю на МИ-6. Моя фамилия Келлерман. Рой Келлерман.

– Бонд, – кивнул я. – Джеймс Бонд. Знаете этот анекдот?

– О девушке в ресторане, которая ответила ему: «Off. Fuck off»? – улыбнулся Келлерман. – Разумеется. Он уже года полтора гуляет по Интернету.

– А теперь представьте, что я – та самая девушка. Так как, говорите, вас зовут?

– Я понимаю ваши чувства, месье Дюпре, – начал было он.

Но я резко оборвал его:

– Мои чувства, мистер Келлерман, ничто по сравнению с моими ощущениями. Вы никогда не пробовали переспать с камнедробилкой? Поверьте, мне сейчас кажется, что последние сутки я занимался именно этим! Если вам под силу объяснить, кому или чему я обязан этим приключением, то не медлите, сделайте это, в противном случае я за себя не ручаюсь!

Мне и в самом деле чертовски хотелось выбить из кого-нибудь дух, размазать по стенке, стукнуть, врезать, треснуть… Всё равно кого, лишь бы сильно. А поскольку наручники с меня крайне неосмотрительно сняли, я имел не только желание, но и возможность проделать с мистером Келлерманом всё вышеперечисленное, даже невзирая на сильную боль во всём теле. Он это, судя по всему, понял. Примирительно подняв руки, Келлерман с ноткой беспокойства в голосе спросил:

– Надеюсь, вы не собираетесь бросаться на меня с кулаками? Как ни крути, а ведь именно мне вы обязаны своей жизнью. Если бы мы нашли вас чуть позже, врачу вряд ли удалось бы вытащить вас с того света. Кстати, если не секрет, как вы это проделываете? Местный доктор клянётся, что никогда в жизни не видел ничего подобного.

– Я бы с удовольствием никогда в жизни не встречался с местным доктором, – сердито ответил я. – Да и с вами тоже.

Вспышка гнева прошла, и теперь я уже мог рассуждать логически, пользуясь тем, что ещё оставалось в моей голове после весёленькой ночи. Явление мистера Келлермана не слишком вписывалось в стройную картину моих взаимоотношений с Департаментом войсковой разведки. С другой стороны, англичане почти не отличаются от всех остальных людей, и ничто человеческое им не чуждо. В том числе – соперничество между различными спецслужбами. Армейская контрразведка подчиняется министерству обороны, а МИ-6 – непосредственно премьер-министру. Следовательно, МИ-6 писает на стенку выше, чем вояки, ей и карты в руки.

– Ладно. Раз уж судьба свела нас в этом месте, значит, это кому-нибудь нужно, – уже более покладисто сказал я. – Только давайте сразу определимся с позициями договаривающихся сторон. Мне до смерти хочется вернуться домой, принять душ и несколько суток не подниматься с постели.

Он молча кивнул, соглашаясь, и тогда я поставил вопрос ребром:

– Теперь ваша очередь – выкладывайте, что нужно от меня вам?

– Лично мне, – улыбнулся Келлерман, – от вас не нужно ровным счётом ничего. Мне было поручено найти вас, что я и сделал. Сейчас мой коллега уладит все вопросы с… Словом, договорится о том, что вы поедете с нами, и мы…

– Куда?

– Что – куда? – не понял он.

– Куда и зачем я должен с вами ехать? – уточнил я. – И с чего вы взяли, что меня интересует ваше ведомство? Вам же было ясно сказано – я хочу домой.

Он даже опешил от такой наглости.

– Но… Насколько я понимаю, вы сейчас не в том положении…

– О’кей, – обрадовался я. – И вы туда же? Что же, давайте обсудим моё положение. Насколько я понимаю, спецслужбы Великобритании пытаются обвинить меня, гражданина Франции, в преднамеренном двойном убийстве и ещё бог знает в чём, не сообщив об этом моему адвокату и не поставив в известность посольство моей страны. При этом сотрудники спецслужб оперируют заведомо ложными сведениями и собственноручно сфабрикованными доказательствами. В ходе так называемого «следствия» я был похищен и в течение нескольких часов подвергался пыткам, что по британским законам уже является серьёзным уголовным преступлением. Так? Или я что-то упустил?

Мистер Келлерман имел весьма бледный вид и явно сожалел о том, что вообще получил это задание. Я не телепат, но прочитать его мысли было совсем нетрудно. «Теперь придётся объяснять прописные истины этому идиоту-французу, который думает, что весь мир должен вертеться вокруг его персоны».

– Вы абсолютно правы, месье Дюпре. Так же как и вы, я считаю совершенно недопустимыми методы наших… коллег. Но с другой стороны… Насколько мне известно, отнюдь не все обвинения против вас были построены на заведомо ложной информации?

– Не понимаю, о чём вы говорите, – ответил я, пожимая плечами.

– Я говорю о том, – уточнил Келлерман, – что, зная достаточно много о вас и о вашей прежней деятельности, моё ведомство всё же сочло возможным пойти вам навстречу. Согласитесь, мы вправе ожидать с вашей стороны ответной любезности.

– Всё это общие фразы. Меня интересует другое: куда и зачем я должен с вами ехать?

Теперь настала его очередь пожимать плечами:

– Приказано доставить вас на один из наших объектов. Это недалеко от Лондона. Насколько мне известно, с вами желает побеседовать кто-то из самых верхов. О чём именно пойдёт речь, не знаю. Подобные вопросы находятся в компетенции руководства.

– То есть мне просто предлагается сменить одну тюрьму на другую? – продолжал я гнуть своё. В ответ Келлерман устало вздохнул:

– Да нет же, месье Дюпре. Вы абсолютно свободны. Вас просят об одолжении, только и всего. После этой беседы, независимо от её результатов, мы с радостью доставим вас туда, куда вы пожелаете. Могу сказать вам вполне определённо – в настоящее время у правительства Великобритании нет к вам, месье Дюпре, никаких претензий.

– Зато у меня есть. И не одна, – буркнул я, но буркнул уже скорее по инерции, прекрасно понимая, что мои претензии к правительству Великобритании идут по цене туалетной бумаги.

Настораживала загадочная фраза насчёт «компетентного руководства». Обычно после подобных заявлений я начинаю пристально вглядываться в небо, ежесекундно ожидая падения сверху тяжёлого пыльного мешка. Кстати сказать, эти предчувствия меня никогда не обманывали, и «мешок» каждый раз обрушивался на мою голову с завидной точностью, придавая жизни свежесть и аромат прошлогодних анчоусов. Жаль только, что поделать с этим я ничего не мог. За последние сутки меня один раз пытались убить, отмутузили до потери сознания, и я чуть было самолично не свёл счёты с жизнью. Парень я, конечно, крепкий, но для одного дня это всё же многовато.

– Послушайте, Келлерман, раз уж вы решили сыграть роль доброй феи, так сделайте это побыстрее. Если вам нравится сидеть здесь и нюхать чужие носки, это ваше дело. Лично я устал и хочу домой.

– Прошу прощения, месье Дюпре, – серьёзно ответил он, – боюсь, что вы не совсем понимаете пикантность сложившейся ситуации. Между моим ведомством и министерством обороны сложились не самые тёплые отношения, и вытащить вас отсюда не так легко, как вам кажется. Именно этим сейчас и занимается мой коллега, а нам с вами остаётся только ждать. И надеяться на лучшее.

Последние слова Келлермана мне не понравились. Пикантность ситуации меня волновала меньше всего, и возвращаться на электрический стул я не собирался ни под каким видом. Что же, если гора не желает идти к Магомету, Магомет с чистой совестью может снести эту гору бульдозером. Келлерман не выглядел опытным бойцом, и у меня были все шансы одолеть его в нечестном поединке. Правда, я был выше на пару дюймов, и его костюм оказался бы мне маловат, но это лучше, чем бегать голышом неизвестно где. А вдруг за дверью дамы?

Сделав вид, что замерзаю, я начал заново обматывать вокруг себя плед, незаметно высвобождая ноги и руки. От кресла, которое облюбовал симпатяга Келлерман, меня отделяло не более трёх метров, и я гарантированно смог бы достать его одним прыжком. Даже после всей этой утомительной ночи. А уж там будь что будет. К тем, кто ждёт у моря погоды, в гости частенько приходит буря, этот урок я усвоил твёрдо.

К счастью для него, Келлерману так и не суждено было узнать, какую неприятность я ему готовил. В тот момент, когда в моём мозгу начался «предстартовый отсчёт», дверь резко отворилась, и в комнату вошли три человека. Один из них был мне незнаком, зато остальных я смог бы узнать даже на ощупь – Хампти-Дампти, собственными персонами. Их лица выражали столько отрицательных эмоций, что я сразу понял: вопрос мой решён положительно, и, несмотря на явное неудовольствие армейской разведки, расстаться нам с ними всё же придётся. Причём незамедлительно.

Выступив вперёд, «кольцеухий» Дампти швырнул мне картонную коробку с моими вещами.

– Одевайтесь, мистер Дюпре, – сказал он зло. – Вам повезло. Наша игра отменяется. На время.

Незнакомый мужчина в расстёгнутой тёмной куртке, из-под которой выглядывал уютный вязаный жилет, посмотрел на мистера Дампти с укоризной. Затем он улыбнулся мне и, сделав шаг навстречу, протянул руку:

– Рад с вами познакомиться, мистер Дюпре. Меня зовут Джерри Сен. Мне и мистеру Келлерману поручено забрать вас отсюда. В коробке ваши вещи, всё в целости и сохранности, я проверил по описи. За исключением пистолета. Если вы не против, я верну вам его позже, в машине. Мы вас сейчас оставим, одевайтесь, пожалуйста. Можете не торопиться, мы подождём.

За всё это время мистер Хампти не проронил ни слова, старательно делая вид, что его это совершенно не касается. Похоже было, что бедняга крепко обиделся. Молча развернувшись, он первым вышел из комнаты, не удостоив меня на прощание даже взглядом. Остальные последовали за ним. Дверь уже закрывалась, но я всё же услышал, как Келлерман спрашивает своего напарника:

– И как это было? Я начал думать, что тебе придётся поднять с постели самого Тони.

– Ты почти… – И дверь захлопнулась, отсекая от меня окончание фразы. Видят Боги, я человек недоверчивый, но если эти ребята меня разыгрывали, то у них были все шансы отхватить за своё исполнение «Оскара». Возможно, говоря о «Тони», они имели в виду Тони Блэра? Что же, эта мысль немало польстила моему самолюбию. Хоть и мелочь, а приятно.

Вещи мои и впрямь оказались в полной сохранности, сотовый телефон работал, и даже вышеупомянутая визитная карточка Чарльза Л. Доджсона вернулась в портмоне. С большим трудом натянув брюки и надев рубашку, я доковылял до боковой двери, за которой обнаружилась туалетная комната с зеркалом, раковиной и неизменными двумя кранами для холодной и горячей воды. С наслаждением умыв физиономию, я, наконец, решился взглянуть на своё отражение. Против ожидания выглядело оно вполне прилично, если не считать распухшей нижней губы. Круги под глазами, нездоровая бледность, но в целом очень даже неплохо. Приятно всё же иметь дело с цивилизованными людьми. Где-нибудь в Афганистане мне бы давно звёздочки на лбу вырезали, и ушей бы я наверняка лишился. А эти Хампти-Дампти даже в морду лишний раз заехать остерегаются. Европа, одно слово. Шипя и ругаясь, я натянул пиджак и, подхватив под мышку куртку, вышел из комнаты. За дверью обнаружился длинный серый коридор, явно относящийся к шедеврам казематной архитектуры. От одного вида этих унылых серых стен любому узнику уже должно было захотеться к маме. Снаружи меня поджидали представители МИ-6 в компании мистера Дампти, ожесточённо расхаживавшего по коридору с сигаретой в зубах. При моём появлении Сен и Келлерман прервали свою беседу и с облегчением шагнули навстречу, всем своим видом выражая готовность двинуться в путь. Похоже, что им тоже было не по себе в этой обители скорби. Окинув меня с головы до ног сочувствующим взглядом, Джерри Сен спросил:

– Возможно, вы захотите показаться врачу? Сейчас ещё довольно рано, но мы можем…

– Благодарю вас, мистер Сен, – вежливо ответил я, – это излишне. Если вас не затруднит, ответьте мне на один вопрос?

– К вашим услугам, – серьёзно кивнул разведчик.

– В данный момент я свободен?

– Разумеется. Ваш арест – это досадное недоразумение. Всё уже улажено, я получил на этот счёт письменное распоряжение, подписанное лично мистером Робертсоном.

– То есть – министром обороны Великобритании? Забавно. Это означает, что у правительства нет ко мне никаких претензий?

– Разумеется, месье Дюпре, – вмешался Келлерман. – И я уже говорил вам об этом. Лейтенанту Либби поручено принести вам официальные извинения за ужасную ошибку, которую допустило его ведомство.

И, усмехнувшись, он кивнул в сторону «кольцеухого» юноши, с независимым видом застывшего чуть поодаль.

– Спасибо, джентльмены, – с чувством произнёс я. – Это всё, что я хотел узнать.

И, резко развернувшись, я изо всех оставшихся сил врезал лейтенанту Либби тыльной стороной кулака по физиономии. Удар получился неоднозначным – с одной стороны, я ударил гораздо слабее, чем мне бы того хотелось, но в то же самое время – намного сильнее, чем требовалось этому ублюдку. Его буквально впечатало в стену, и фонтаном хлынувшая из разбитого носа кровь внесла приятное разнообразие в серость коридорного пейзажа. Невнятно урча и всхлипывая, завзятый палач-любитель и просто крутой парень с педерастическим имиджем сполз по стене на бетонный пол.

– Вставь ещё одно колечко, сестрёнка, – посоветовал я, не обращая внимания на суету, поднявшуюся за моей спиной. – В нос. Будешь походить не только на педика, но и на барана. И постарайся больше мне не попадаться, потому что в следующий раз я тебя просто убью.

Оправившиеся от изумления Сен и Келлерман с трудом сдерживали натиск двух охранников, рьяно желавших поучаствовать в рукопашной. Мне показалось, это были те самые Пат и Билль.

– Пойдёмте, джентльмены, – предложил я коллегам из МИ-6, старательно не замечая злобных физиономий Билля и его напарника. – Я уже выслушал извинения лейтенанта Либби и нахожу их вполне удовлетворительными.

* * *

Пост службы безопасности с бдительными охранниками в военной форме остался позади, и наша машина безо всяких затруднений покинула подземный гараж. К моему величайшему изумлению, оказалось, что за то время, пока я пребывал в бессознательном состоянии, господа из армейской разведки успели перевезти моё тело из центра Брайтона почти в самый в центр Лондона. Насколько я помнил курс теоретической подготовки, некогда в этом здании на Нортумберленд-авеню располагался отель со звучным названием «Метрополь». Ныне же здесь прописались различные службы министерства обороны, в том числе и штаб разведки, с которой я это ночью свёл весьма близкое знакомство. Между прочим, о подвалах с электростульями и о вредных привычках обитателей этих подвалов в том самом курсе ничего не говорилось. Наверное, поэтому он и назывался «теоретическим».

Было около девяти утра, и в этом районе, вплотную примыкающем к деловой части города, уже вовсю бурлила жизнь. Взглянув на часы, я очень кстати вспомнил о миссис Дакворт. Последние два года мне в основном удавалось вести оседлый образ жизни, и, приходя каждое утро в мой дом, миссис Дакворт привыкла заставать меня именно там. Сегодняшнее утро было редчайшим исключением, и милая женщина вполне могла связать моё отсутствие со вчерашним убийством молочника. Последствия подобной догадки предугадать было трудно, поэтому я молча вытащил из кармана телефон и набрал свой домашний номер. Сидевший рядом со мной Джерри Сен при этом демонстративно отвернулся, сделав вид, будто никогда в жизни не видел здания Черинг-кросс, а Келлерман на переднем сиденье и вовсе уткнулся носом в какие-то бумаги. Когда миссис Дакворт ответила, я как можно безмятежнее справился о её здоровье. Выяснилось, что на здоровье моя экономка как раз не жалуется. Зато на меня она была готова пожаловаться кому угодно.

– Ваш завтрак готов, сэр, – сообщила миссис Дакворт тоном, лишённым даже намёка на эмоцию. – Думаю, предупредив меня о своём отсутствии, вы поступили бы правильно, мистер Дюпре.

– Э-э… Видите ли, миссис Дакворт, – начал я жалобным голосом, – вчера вечером мне позвонил старый друг и пригласил провести этот уик-энд вместе. У него свой домик в Сандвиче, и я подумал, что это неплохая мысль…

Трубка хранила презрительное молчание.

– Вчера было уже поздно, и мне было неудобно звонить вам… Миссис Дакворт, имейте в виду, я вернусь не раньше воскресенья, и вы можете быть свободны… Алло, миссис Дакворт, вы меня слышите?

Экономка выслушала это сообщение молча, ничем не выдавая своих чувств, но я от всей души порадовался, что в эти минуты нахожусь достаточно далеко от своего дома и не могу видеть выражения её лица. Ничего хорошего это молчание не предвещало, и я уже предчувствовал неизбежную лекцию о поступках, «неподобающих истинному джентльмену». Сухо попрощавшись, миссис Дакворт положила трубку.

Хорошо ли, плохо ли, одно дело было сделано. Оставались сущие пустяки. Окинув взглядом салон машины и убедившись, что никто из присутствующих не собирается выдирать из моих рук трубку сотового телефона, я набрал ещё один номер, и, когда на том конце линии проснулся автоответчик, быстро продиктовал координаты бывшего отеля «Метрополь», номер нашей машины, фамилии Рея Келлермана, Джерри Сена и – кого бы вы думали? Правильно, лейтенанта Либби. Вот теперь были сделаны все дела, и, отключив телефон, я закурил, с облегчением откидываясь на спинку сиденья. Обернувшись со своего места, Келлерман с обидой в голосе сказал:

– Дело ваше, месье Дюпре, но мне кажется, что у вас нет повода подозревать нас в нечестной игре. Мы ни на йоту не отступили от данных вам обязательств и не собираемся делать этого впредь.

– Боги, мистер Келлерман, помогают тем, кто сам может о себе позаботиться, – ответил я. – Если вам когда-нибудь придётся оказаться на моём месте, думаю, вы меня поймёте.

В ответ Келлерман демонстративно сделал пальцами рожки, словно оберегая себя от сглаза, и, одарив меня сердитым взглядом, отвернулся.

Таинственная резиденция «высокого начальства» и в самом деле была расположена совсем недалеко от Лондона. Проехав район Хаммерсмит, шофёр увеличил скорость, и уже через полчаса наша машина свернула с основной магистрали на узкую дорогу, ведущую куда-то в лес. Прошло ещё несколько минут, и слева от дороги замелькала старинная ограда, временами едва различимая среди деревьев и густого подлеска. Судя по протяжённости этой металлической конструкции, поместье, находящееся за ней, занимало не самую малую часть Великобритании. Насколько мне было известно, отношение английского правительства к своей секретной службе было далеко от слепого обожания, и подразделения МИ-6, по большей части, ютились на том минимальном пространстве, которое доставалось им после удовлетворения нужд Форин офис, министерства финансов и прочих столпов государственной власти. Здешняя «явка», в отличие от всех прочих, легко могла соперничать с замком Флорс в Шотландии или Osborne House на острове Уайт. А уж охранялось поместье так, словно оно и впрямь являлось национальным достоянием. В этом я убедился, едва автомобиль миновал древние ворота, снабжённые вполне современной системой охраны. Несколько крепких молодых джентльменов, одетых в одинаковые серые комбинезоны, были предельно вежливы и ужасно любопытны одновременно. После тщательной проверки, которой подверглись не только мои документы, но также удостоверения Сена и Келлермана, нашего шофёра за рулём сменил один из охранников, и машина медленно покатила по тенистой аллее, образованной двумя рядами мощных дубов. Каждое из этих деревьев имело в талии не менее восьми футов, и обнять такой дуб было бы не под силу даже весьма длиннорукому мужчине, не говоря уже о слабом женском сословии. Мощь этих деревьев впечатляла, и, когда перед нами открылись краснокирпичные стены замка, я ни чуточки не удивился. В самом деле, если бы под сенью этаких лесных исполинов приютилась современная избушка на бетонных ножках, это выглядело бы куда как более странно.

С архитектурной точки зрения всё выглядело отменно. Меня одолевали сомнения, касавшиеся начинки всей этой красоты. Уж больно хороша была охрана, и слишком уж внимательно юноши в серой униформе проверяли документы моих спутников. Когда один из охранников садился за руль нашего автомобиля, под его серой курткой явственно проступило не что иное, как девятимиллиметровый пистолет-пулемёт «Узи», вещь не слишком удобная для постоянного ношения, но весьма эффективная при скоротечном огневом контакте. Всё это напомнило мне о том, что, по уверениям Сена и Келлермана, «в настоящее время правительство Великобритании не имеет к Андре Дюпре никаких претензий». Глядя по сторонам и представляя, какие сюрпризы можно при известном навыке раскидать в этом лесу, а также имея перед глазами спину хорошо обученного человека с «Узи» под мышкой, я всё меньше и меньше склонен был доверять словам моих новых знакомых. Тем более что и сами они, похоже, не пользовались в этом замке большим авторитетом. Система охраны поместья сильно напоминала мне дом моего отца вблизи Бордо. Начальник службы безопасности Империи Дюпре, бывший капитан Советской армии, бывший наёмник и бывший легионер Рихо Арвович Эвер, устроил в нашем родовом владении нечто вроде линии Маннергейма, преодолеть которую можно было только после превентивного ядерного удара, да и то не с первого раза. Но там, в Бордо, под защитой Рихо Эвера и нескольких сотен его подчинённых жил мой отец, один из двухсот «самых-самых» людей мира, сердце и мозг многомиллиардной Империи Дюпре. А здесь кто? Если это МИ-6, то я сам себе снюсь, а на самом деле я – это не я, а шахматная пешка, идущая на Д4. Грустно. А я-то надеялся, что чёрная полоса уже закончилась… Оставалось последнее средство, самое банальное и бесхитростное. В конце концов, господа из МИ-6 сами объявили, что грядущее свидание – дело сугубо добровольное. Вот мы сейчас и выясним, насколько это соответствует действительности. Тяжко вздохнув, я обратил свою речь к подозрительно притихшим Сену и Келлерману:

– Простите, господа, что настаиваю… Будем считать, что мне приятно слышать эти слова снова и снова. Итак – скажите, пожалуйста: действительно ли в настоящий момент я свободен и могу делать всё, что мне заблагорассудится?

Коллеги-шпионы слегка растерянно переглянулись, а мистер Келлерман даже пожал плечами.

– Разумеется, – удивлённо ответил мне Сен. – Если, конечно, вы не собираетесь стукнуть кого-нибудь из нас по физиономии. Я же говорил вам: вы абсолютно свободны, месье Дюпре.

– Отлично. В таком случае, прошу извинить меня. Ехать дальше нет необходимости. Я передумал. Если вам не трудно, довезите меня до ворот.

– Что значит – вы передумали? – спросил Сен с искренним недоумением. – Мы же договорились!

– Да, – согласился я. – Мы договорились. Но, как следует взвесив все «про» и «контра», я решил отклонить ваше предложение. Мне не о чем говорить с вашим руководством, да и ему незачем тратить на меня время.

– Но позвольте… Вы хорошо подумали, мистер Дюпре? – вмешался Келлерман. – Я не знаю, что послужило причиной, но поверьте – это не шутки и не наша прихоть. От вашего поведения зависит…

– От моего поведения, смею вас заверить, не зависит практически ничего. А если вы имеете в виду мои взаимоотношения с английской Фемидой, то это вообще не проблема. Мне всё равно где жить, и Франция с этой точки зрения ничуть не хуже Великобритании. Так вы подбросите меня до ворот или мне придётся добираться туда самому?

За это время машина успела преодолеть небольшой холм и, въехав в просторный двор, остановилась перед широким зелёным газоном, отделявшим дорогу от входа в замок. В дверях уже маячил очередной «серый» юноша, всем своим видом символизирующий покой и безопасность. Вот уж без чего я легко смогу обойтись, так это без подобных символов, торчащих поблизости.

Одарив меня неприятным взглядом, Келлерман отвернулся. Мне показалось, что при этом он сказал что-то неприличное.

– Вы твёрдо решили отказаться от нашего приглашения? – спросил он, не оборачиваясь и глядя прямо перед собой.

– Да, – мило улыбаясь, заверил я. – И поверьте, искренне об этом сожалею.

– Хочется надеяться, – буркнул он и коротко бросил водителю, терпеливо ожидавшему указаний: – Разворачивайтесь. Довезёте этого господина до ворот. Нашему шофёру я сейчас позвоню.

– Зря вы так, – мягко посетовал Джерри Сен. – Впрочем, вам виднее. Может быть, хотя бы позавтракаете вместе с нами? Здесь замечательно готовят омлет с грибами.

– Спасибо, но после ночи, проведённой с вашими коллегами, у меня почему-то пропал аппетит. Впрочем, если он когда-нибудь вернётся, обещаю – я вам позвоню, и мы где-нибудь пообедаем. Как насчёт «The Enterprise»?

– Разве что за ваш счёт, – усмехнулся Сен. – Вы неправы, но вас, видимо, уже не переубедить.

– Гражданин свободной страны имеет право совершать ошибки, – заметил я. – Разве не так?

– Во всяком случае, это право декларируется, – неожиданно серьёзно ответил Джерри Сен, протягивая мне плотный объёмистый конверт. – Вот, возьмите. Это ваш пистолет. Надеюсь, что сегодня он вам не пригодится.

Словно повинуясь внезапному порыву, он вытащил из кармана визитную карточку и протянул её мне:

– Захочется поболтать – звоните. Желаю удачи.

Мы с Сеном обменялись рукопожатием, и он вышел из машины. Молча кивнув, Келлерман последовал за ним. Пройдя несколько шагов, они остановились, Сен помахал мне на прощание рукой, зато Келлерман, прижавший к уху телефонную трубку, скорчил сердитую гримасу. Машина мягко тронулась с места и, описав почётный круг по двору, неторопливо двинулась в обратный путь. Обернувшись, я увидел, что оба англичанина медленно идут к дому, при этом Келлерман раздражённо говорит что-то своему напарнику, время от времени энергично взмахивая правой рукой.

У ворот охранника в сером молча сменил за рулём прежний водитель, уже получивший, по-видимому, указания от Келлермана. Тяжёлые металлические створки бесшумно разъехались в стороны, пропуская нас, и так же бесшумно сошлись, отсекая от внешнего мира таинственный замок, от экскурсии по которому я отказался столь решительно. Может быть, зря? Может быть… Когда машина покинула гостеприимное поместье и, набирая скорость, понеслась по дороге в сторону Лондона, лишь тогда я окончательно поверил в счастливый финал своего приключения. По всему выходило, что правительство Великобритании и впрямь не имело ко мне претензий. Во всяком случае, пока не имело.

Не знаю, какие именно инструкции получил от Келлермана молчаливый шофёр, но ехал он прямиком в сторону Брайтона. Подумав, я решил отказаться от подобной роскоши, тем более что тратить деньги английских налогоплательщиков мне было как-то неудобно. Они, бедняги, и так уже раскошелились на электроэнергию, напрасно изведенную на меня этой ночью военной разведкой. Хватит, погуляли. Остановив машину у первого попавшегося кафе, я поблагодарил водителя и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. «Rover 600» – не та машина, где нужно прикладывать физическую силу. Нормальной координации движений обычно бывает вполне достаточно.

Есть мне и вправду не хотелось, а вот чашка крепкого кофе пришлась бы сейчас весьма кстати. Кряхтя и стеная, я уселся за столик, стоявший в дальнем углу зала, и, дождавшись официантку, попросил принести мне кофе. Без молока и сахара, но крепкий и горячий.

– Что-нибудь ещё, сэр? – спросила страшненькая толстая негритянка, зарисовав мой заказ какими-то каракулями в свой блокнотик.

– Да. Ещё один кофе, – подумав, ответил я.

В этот час в заведении было совсем немного посетителей. Двое рабочих в синих комбинезонах, с ног до головы увешанные молотками, рулетками и прочими орудиями своего труда, пили молоко из высоких стаканов, да ещё какой-то юнец терзал игровой автомат у окна. Откуда-то из внутренних помещений долетала музыка, что-то знакомое, если не сказать – популярное. Я прислушался. Так и есть, «U-2», Боно. Вива, Ирландия! Ни с того ни с сего на память пришёл убиенный О’Каллагэн, и мне стало совсем грустно. Удивительное всё-таки существо – человек. Не так давно я лично собирался свернуть ему шею, и вот, на тебе. Сижу грущу. Парадокс.

Помянув беднягу глотком кофе (дрянного, кстати), я принялся обдумывать свои дальнейшие действия. Несмотря на любовь к уюту и естественную тягу к теплу домашнего очага, тащиться прямо сейчас в Брайтон мне не хотелось. Давали о себе знать последствия шуток Хампти-Дампти с электричеством, бессонная ночь и всё остальное нехорошее. Более всего меня привлекал следующий вариант: найти поблизости какой-нибудь захолустный отель, снять номер с ванной и провести день в тишине и покое. Заодно хорошо бы побриться, чтобы прохожие на улице проходили, а не шарахались от меня в стороны.

Подозвав официантку, я завёл с ней приватную беседу, насыщенную улыбками и комплиментами, и уже через пару минут обладал всей нужной мне информацией. На соседней улице нашёлся маленький отель, в котором были номера не с душевыми кабинами, а именно с ваннами, и, что самое приятное, в этом отеле принимали наличные. В моём бумажнике лежало штук шесть различных кредиток, но здравый смысл и житейский опыт подсказывали, что лишний раз светиться с кредитными карточками мне сегодня не стоит. А ста с лишним фунтов, нашедшихся в кармане, с избытком должно было хватить на всю задуманную программу.

Хозяином отеля был чернокожий господин лет семидесяти от роду, который явно доводился официантке из бара близким родственником. Наверняка они приплыли в Британию с одного острова. На лицо он был не менее ужасен, чем та девушка, но внутри оказался таким же добрым и отзывчивым человеком. Уже через несколько минут этот старикан бодро ковылял по коридору, а ещё через мгновение я оказался в том самом номере, о котором так мечтал. Против ожидания здесь было вполне прилично, а когда я заглянул в ванную комнату и обнаружил там европейского типа смеситель, моя мечта обрела реальные черты.

– Ремонт завершили только неделю назад, – хвастался хозяин. – А видели бы вы, что творилось в этой гостинице раньше! Прежний владелец был родом с Ямайки, а там сами знаете, что за люди! Но теперь всё пойдёт по-другому, я уже нанял двух горничных, заключил контракт с двумя русскими агентствами, а они обещают привозить двести туристов в месяц, и…

Закрыв за ним дверь, я, едва переставляя ноги, добрался до кровати и рухнул, отринув приличия. Раздеваться, чистить зубы и всё остальное тело не было ни сил, ни смысла. «Наивный человек, – мелькнула уже полусонная мысль, – как можно строить бизнес опираясь на договор с русскими? Всё равно что лететь на самолёте, пилот которого дал вам честное слово не падать вниз, но не заправился горючим…» Видимо, вслед за этим перлом мозг мой отключился, и я заснул. А может быть, мозг отключился намного раньше? Да и включался ли он…

Проснулся я уже к вечеру, а проснувшись, ощутил себя отдохнувшим и полным сил. Приняв ванну и выпив чашечку кофе, для чего в любой английской гостинице есть все условия в виде электрочайника и пакетиков с кофе, сахаром и сливками, я выскреб одноразовым станком свою физиономию, после чего твёрдо решил, что быть бедным – плохо. Честно говоря, я уже и забыл, каково это – не иметь возможности бриться нормальной бритвой. Закончив с водными процедурами, я почистил «Беретту», проверив заодно, не вытащили ли коварные британские шпионы какую-нибудь важную деталь из моего пистолета. Всё было на месте, и даже патроны выглядели вполне работоспособно. Тут я очень кстати вспомнил, что бронежилет и карманную стрелялку мне так и не вернули. Жаль, они были мне дороги и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Но не настолько, чтобы возвращаться в штаб военной разведки и требовать назад своё имущество. Пусть подавятся, кровопийцы. Настроение пришло в норму, состояние здоровья приблизилось к этой норме, и я был готов к возвращению домой. Там меня ожидал камин, пластинка с концертом Синатры, хорошая сигара, тёплая постель… Интересно, чем всё это кончится?

В этот момент в дверь постучали. Не горничная и не хозяин, это я понял сразу. Стук в дверь может быть робким, вежливым, просящим, извиняющимся. Человек, стоявший с той стороны, постучал властно, не допуская даже мысли, что этот стук может остаться без ответа.

– Да? – спросил я, быстро пересекая комнату и замирая поодаль от двери. Щелчок, и пистолет в моей руке снят с предохранителя. Кто бы ни пришёл ко мне в гости, на этот раз сдаваться без боя я не собирался. Хватит, побаловались электричеством. Теперь будем играть по моим правилам. Настроен я был весьма решительно, но… Тихий ответ, донесшийся с той стороны, смешал все мои планы.

– Добрый вечер, Эндрю. Сегодня утром вы отклонили моё приглашение…