Читать книгу Тайна речки Безымянной - Пётр Васильев - Страница 2

Я написал эту книгу со слов моего случайного знакомого, с которым меня свела судьба в гостинице города Новосибирска, когда я летел из Братска в Усть-Каменогорск с пересадкой в Новосибирске. Прилетев в Новосибирск, я сразу же обратился к диспетчеру по транзиту, но она сказала, что улететь в Усть-Каменогорск я смогу только завтра в 12:30 дня и ни часом раньше. И девушка вопросительно посмотрела на меня, занеся шариковую ручку над билетом.

– Ладно, ставь, – сказал я. Девушка проставила мне рейс в билете, и я вышел из аэропорта на улицу. Ждать целые сутки в аэропорту было для меня невыносимо, и я решил попытать счастья в гостинице аэропорта. Хотя в летнее время это было пустым занятием. Но, на моё счастье, одно место оказалось свободным, и меня подселили в двухместную комнату, из которой только что выписался пассажир, спешащий на свой рейс. В комнате стояли две деревянные кровати вдоль стенок и по тумбочке у каждой из них, а посредине комнаты стоял стол с графином. На правой кровати лежал парень и читал журнал «Техника молодёжи». Оторвавшись от журнала, он встал с кровати и подошёл ко мне. Парень, улыбаясь, протянул мне руку.

– Генка, – сказал он. Я тоже пожал его руку и назвал своё имя. Генка вернулся на свою кровать. Затем он нагнулся и достал из тумбочки бутылку коньяка.

– Армянский, пять звёздочек, – сказал он. – Будешь? – и вопросительно посмотрел на меня.

– Не могу пить сам на сам, – сказал он. – А этот, – и он показал рукой на дверь, – не захотел пить перед полётом, сказал, что ещё ссадят с самолёта, а ему нужно срочно попасть домой. Я тоже отказался по той же причине. Ну, тогда я выпью один, но за тебя тоже.

Он налил полстакана коньяка и залпом выпил. Немного полежав молча, он вдруг сказал:

– А хочешь, я расскажу тебе об одном случае, который произошёл со мной в 1978 году? Я о нём ещё никому не рассказывал.

– А почему? – спросил я.

– Боялся.

– Чего боялся? – удивился я.

– Потом узнаешь.

– Хочу, – немного подумав, сказал я: только бы отвязаться от него. Я подумал, что его рассказ будет коротким, но он растянул его до глубокой ночи.

– Ну, тогда слушай, – сказал Генка и начал свой рассказ.

– Отслужив в армии, я вернулся на свою родину, в Семипалатинск, и устроился работать водителем в автоколонну.

– А когда ты демобилизовался? – спросил я.

– В июне 1971 года.

– О, да мы с тобой служили в одно время, – сказал я. – А где ты служил?

– В десантных войсках, – сказал Генка.

– А я в связи служил, – сказал я.

– Ну, это же совсем рядом, – сказал Генка и рассмеялся. – Я тоже был связистом, старшим сержантом демобилизовался. Так что на ключе тоже стучать умею, да и в радиостанциях хорошо разбираюсь: в школе ходил в кружок юного радиолюбителя.

– Похвально, – сказал я. – Я тоже ходил в кружок с шестого класса, вот поэтому и взяли в связь.

– О, да мы с тобой совсем родня, – сказал Генка и рассмеялся. Мы немного помолчали, каждый думая о чём-то своём.

– Так вот, – прервал затянувшееся молчание Генка. – Проработав в Семипалатинске два года водителем, я решил податься на север за длинным рублём. Сосед сманил меня, он там уже два года работал на строительстве ЛПК.

– А где ты жил на севере? – спросил я.

– Север большой, но я жил на севере Иркутской области, в Усть-Илимске. Про него ещё песни Пахмутова сочиняла. Слышал такие песни? – спросил Генка.

– Слышал-слышал, – сказал я.

– Так вот, – продолжил Генка. – В Усть-Илимске в то время шла грандиозная стройка. Строились крупнейший в мире ЛПК, ГЭС и закладывался новый город на пустом месте с нуля. Ты представляешь, панели для домов возили на панелевозах из Братска в Усть-Илимск за 250 км, в один конец.

– А что, в Усть-Илимске свой завод ЖБИ не могли построить? – спросил я.

– Могли, конечно. Но завод ЖБИ в Братске нужно было тогда закрывать, а вот куда людей потом девать – не отправлять же их обратно туда, откуда они приехали по комсомольским путёвкам. Тогда безработица будет, а этого нельзя было допустить: север нужно осваивать, – сказал Генка.

– Тоже верно, – сказал я.

– Так что работы хватало всем, только не ленись, – добавил Генка. – Приехав в Усть-Илимск, я устроился работать на строительство ЛПК, это самый крупный в мире лесопромышленный комплекс. Работа была тяжёлой, но платили за неё хорошие деньги – прямой заработок плюс коэффициент, плюс северные, и выходило больше 1 000 рублей в месяц, я таких денег в руках до этого не держал. Но через два года меня пригласили в горком комсомола и как бывшему десантнику предложили собрать группу бывших десантников для борьбы с лесными пожарами, которые стали загораться всё чаще и причём далеко от города. Но после того как я соберу и обучу группу пожарных-парашютистов и они найдут мне замену, сразу же вернут меня на прежнее место работы. Леса стали гореть всё чаще, а тушить их некому, потому что нет людей, умеющих прыгать с парашютами. В то время я был не женат, поэтому меня такая романтика устраивала, и я, недолго думая, согласился на их предложение. Группу из 20 человек я собрал быстро, так как в это время по вербовке из армии приехали много солдат разных родов войск, а среди них были и десантники. Работа была не пыльной, особенно зимой, но опасной, так как во время прыжка можно было угодить в огонь пожара, вот поэтому нам предложили прыгать на новых парашютах, «парашют-крыло» назывались. В армии мы прыгали на таких парашютах, поэтому легко освоили тактику прыжка над лесом. И вот однажды, а это произошло уже в начале июля 1978 года, нас подняли по тревоге и вывезли на аэродром, который в то время находился с правой стороны дороги, идущей на Кеуль, на берегу Ангары. На грунтовой взлётно-посадочной полосе стоял самолёт АН-2, готовый к вылету. Меня как старшего группы из 11 человек отозвал в сторону начальник военизированной пожарной охраны и предупредил, что очагов пожара три. Они образуют огненное кольцо, и не дай Бог попасть нам туда. «Ориентируйтесь на местности самостоятельно. Ваша группа пойдёт первой и на самый дальний и самый опасный очаг возгорания, который находится на границе с Якутией. Гена, будьте предельно осторожны, без геройства», – и он пожал мне на прощание руку, надолго задержав её в своей руке, как будто он предчувствовал, что мы видимся с ним в последний раз. Я подошёл к пилоту Грише, и мы уточнили маршрут полёта и место высадки группы парашютистов. Но самый большой очаг пожара находился на границе с Якутией и тянулся широкой полосой вдоль реки, которая брала начало в вершине водораздела. Река текла с северо-востока на юго-запад и впадала в Ангару. Пилот Гриша сказал, что прыгать будет опасно, так как ветер в том месте дует западный, как раз в сторону пожарища. Но с подветренной стороны прыгать тоже опасно: между рекой и пожаром ветер сильный дует в восточном направлении, и огонь может пойти верховым, вот тогда мы не успеем добежать до реки. Он вчера летал туда на разведку и видел, что местами по тайге идёт верховой огонь. А верховой огонь развивает скорость до 50 километров в час. Но мы десантники и сумеем удачно приземлиться в нужном месте.

«Но без геройства, орлы», – добавил он. Пилот пожал мою руку, надолго задержав её в своей руке. И тут же добавил: «Выходить до места сбора групп, который указан на карте, будете пешком, там вертолётная площадка, откуда вас заберут вертолётом. В каждой группе есть радист с переносной рацией, так что связь будете поддерживать и между собой, и с базой. Парашюты и всё лишнее придётся бросить, так как идти до места сбора будет далековато». Он не уточнил сколько, но я понял, что идти по тайге нам придётся не менее 100 километров. Вдруг по рации поступила команда на взлёт, и пилот Миша скомандовал первой группе парашютистов занять свои места в самолёте. Парашютисты нехотя встали с травы взлётного поля и выстроились в одну шеренгу, затем по Мишкиной команде повернулись направо и друг за другом, увешанные парашютами и рюкзаками, направились к самолёту. Рассевшись по своим местам в самолёте, парашютисты притихли, ожидая взлёта. Пилот Миша осмотрел парашютистов и остался ими доволен. Ребята были крепкие, выносливые и почти все служили в десанте, но на пожары летали только второй сезон. Да и между десантированием на поле и на горящую тайгу большая разница.

– Ну что, орлы, к подвигу все готовы? – спросил, улыбаясь, Мишка. И, не получив ответа, добавил: – Ну, если к подвигу все готовы, тогда летим совершать подвиг.

И, забросив ступеньку в самолёт, он закрыл входную дверь. Пилот Гриша завёл мотор, прогрел его и выехал на взлётно-посадочную полосу для взлёта, развернулся на ней и, добавив газ, с небольшой пробежки взлетел над полосой. Перелетев через Ангару, он направил самолёт на северо-восток, в сторону Якутии. Ещё на аэродроме я услышал, как пилот Гриша ругался с диспетчером, который предлагал сделать сегодня два вылета, то есть забросить ещё одну группу парашютистов хотя бы на ближний очаг. Но Гриша сказал, что лететь до последнего очага далеко – это почти до границы с Якутией. А это два часа полёта в один конец и назад столько же. Поэтому они не успеют сегодня забросить вторую группу парашютистов даже на ближний очаг. А сбрасывать их ночью опасно, хотя ночи и светлые в это время года, но всё равно прыгать на горящий лес опасно. Мы летели над тайгой уже около часа, но намёков на пожар не было, внизу под нами от самой Ангары проплывала голубая тайга. Я посмотрел через иллюминатор вниз на тайгу. Тайга шла на сотни километров во все стороны света. Вырубов сосновых боров тогда ещё не было, потому что в первую очередь их осваивали химлесхозы, подсачивая сосны по 5—7 лет и добывая из них живицу, сосновую смолу, которая в то время считалась стратегическим сырьём. И только после подсочки лес вырубался леспромхозами. Да и девать его некуда было, так как Усть-Илимский ЛПК только строился, а возить на Братский ЛПК было далеко – 250 км в один конец. Но возили и туда, только с тех делян, на которых уже отработали химлесхозы по 7 лет. Эти леспромхозы находились по трассе между Братском и ещё только строящимся Усть-Илимском, в посёлках Седаново и Эдучанка. Вот поэтому тайга внизу казалась голубой, а таёжные речки, впадающие в Ангару, выделялись на фоне голубой сосновой тайги темнохвойными деревьями, росшими по берегам речек. И каждый раз, поднимаясь на самолёте в небо, я любовался тайгой, потому что до Восточной Сибири я не видел такой тайги, так как родился и вырос в Семипалатинске, а там степь да пески кругом. Да и многие парашютисты тоже были из степных районов, поэтому они любовались тайгой не меньше меня, не отрываясь от иллюминаторов самолёта. А один парашютист был даже из Туркмении, так тот восхищался тайгой как ребёнок, показывая соседу пальцем вниз, и восхищённо стучал его по плечу рукой, а тот только улыбался, глядя в иллюминатор. И, когда ребята летали тушить тайгу, делали свою работу на совесть, часто рискуя жизнью. А иногда и погибали в огне пожара. Но через полтора часа полёта я заметил на горизонте сначала дым, а затем и огонь, поднимающийся высоко в небо. Полоса огня тянулась с северо-востока на юго-запад широкой полосой вдоль реки, которая брала начало в вершине водораздела.