Читать книгу Остальные. Часть 2 - Р. Л. - Страница 8

Его судьба началась за тринадцать лет до войны, в деревне далёкого края. Его отец был тяжело ранен на фронте и умер в год смерти верховного главнокомандующего. Мать работала медсестрой в краевом центре.

В начале жизненного пути он был энергичным и общительным, учился в школе и начал работать с четырнадцати лет жестянщиком на заводе металлоширпотреба. Работа оказалась несложной: вначале он делал конусные обычные вёдра, тазы и ванны, а потом заправочные вёдра из оцинкованного железа для фронта и другие разные изделия. Взрослых было только две женщины, начальник цеха, мастер и два глухонемых. Глухонемые делали тумбовые умывальники. Через год его перевели в механический цех для работы на токарных станках.

Через два года после войны его призвали в армию на учебу в школу авиамехаников, а потом отправили в Китай в другую страну обслуживать поршневые самолёты, а в конце службы перевели на родину, в столицу одной из автономных республик.

После армии он встретился с родными и уехал в областной город работать на авиационном заводе. Во время обеденного перерыва к нему подошёл его товарищ и неожиданно спросил: «А каким ты видом спорта занимался? – потом немного подумал, а потом сказал: – Давай запишемся с тобой в школу спортивной молодёжи. Будем вместе ходить на тренировки по боксу».

Через месяц он часто выступал на открытых рингах. Вскоре, получив обиженное письмо от матери, уволился с работы, вернулся на родину и занял первое место в лёгком весе на первенстве – стал чемпионом края по боксу. В краевом центре он работал слесарем по ремонту оборудования и поступил в политехнический институт. С его третьего курса перешёл на пятый курс института в другом городе, защитился с отличием, стал работать ведущим конструктором на электромеханическом заводе.

Во время учёбы в первом институте ему очень нравилась одна девушка. Он мог видеть её каждый день. Однажды, в тёплый летний день девушка выполняла чертёж, а он стоял недалеко от неё и любовался её прекрасной внешностью. Её приятное лицо выражало спокойствие и доброту. Она была настолько мила, что он никак не мог отвести от неё своего взгляда. Потом он заметил, что она незаметно, украдкой, тоже смотрит на него.

Когда он был на третьем курсе, к нему подошёл один студент и сказал: «А почему бы тебе на ней не жениться? Я бы на ней женился». От неожиданности он не мог сразу ему ответить, и студент повернулся и ушёл.

Почему он не пошёл к этой девушке? Какая-то непреодолимая преграда встала на его пути. Возможно, у него были также какие-то неотложные дела в связи с переводом с третьего курса на пятый. Но главная и основная причина была в том, что им не суждено было соединить свои судьбы. И он не подошёл к ней и не сказал: «Здравствуй! Сегодня я решил сообщить тебе о том, что я люблю тебя. И хочу знать, согласна ли ты выйти за меня замуж? Если согласна, то будь моей доброй и ласковой женой, а я буду добрым, ласковым и хорошим твоим мужем». Девушка вышла замуж и уехала в другой город.

После окончания института год за годом пролетели с невероятной быстротой, а найти подругу жизни с каждым годом становилось всё труднее. На удачный брак он уже потерял всякую надежду.

Он уехал из краевого центра в областной центр юга страны и устроился на работу ведущим конструктором в отдел нестандартного оборудования. Так он прожил два года, но все его попытки встретить девушку, которая была бы вполне подходящей для создания семьи, оказались неосуществимыми. И он переехал в столицу союзной республики на работу конструктором первой категории. В столице союзной республики он всё свободное время тратил на поиски суженой для создания семьи. Фактически он был отстранён от выполнения других важных дел и вынужден был для поиска ходить на танцы, в театры, в парки и другие места, а результат был равен нулю.

Однажды ему удалось поговорить с женщиной—редактором республиканской газеты о публикации брачных объявлений. Она сказала, что эти объявления публикуют почти во всех цивилизованных странах, а в Советском Союзе публикация брачных объявлений запрещена. Также она сказала, что в «Литературной газете» можно найти несколько статей на тему одиноких людей. Он поблагодарил её за эту очень важную информацию и пошёл в библиотеку, в читальный зал, читать статьи.

В одной из статей он прочёл, что в ГДР очень мало одиноких людей старше двадцати пяти лет, всего три процента, а в СССР – не менее восемнадцати. После публикации этой статьи всем здравомыслящим читателям «Литературной газеты» стало ясно, что публикация брачных объявлений в СССР необходима. Нужно было в срочном порядке разрешить во всех городах Советского Союза публикацию брачных объявлений, учитывая то, что конституция гарантирует гражданам свободу печати. Однако по вине партийных органов запрет продолжался. И когда ликвидировали ЦК КПСС и во многих городах стали публиковать брачные объявления, то многим одиноким они уже не понадобились из-за старческого возраста.

В столице союзной республики он жил в частных домах и двухкомнатной квартире пятиэтажного дома. В одной комнате жили хозяева, муж и жена, которым было примерно по семьдесят пять лет. При найме квартиры он договорился с хозяином о том, сколько надо платить за комнату и спросил его, не будет ли он против, если он познакомится с какой-нибудь девушкой и она придёт к нему. Хозяин не возражал. Через три с половиной месяца он познакомился с девушкой и пригласил её днём в субботу к себе на квартиру. Когда они вошли в комнату, в комнату вошла хозяйка и сказала: «Чтоб её здесь не было».

Девушка сразу, с невероятной быстротой, выскочила из квартиры, хлопнув дверью. Хозяйка вышла из комнаты, и он остался один. Он посмотрел на часы, было два часа дня. Немного подумав, он пошёл в пельменную. В пельменной он взял двойные пельмени, кофе с молоком, поел и пошёл искать новое жильё.

25 августа он написал заявление в редакцию вечерней газеты, чтобы ему разрешили опубликовать в рекламном приложении его брачное объявление, и пришёл с этим объявлением к главному редактору. Ему ответили в письменном виде, что искать жену по объявлению – пережиток старого, отжившего. Через три года он получил ордер на однокомнатную квартиру по адресу.

До получения квартиры, перед выборами в Верховный совет, в книжном магазине он купил закон о выборах в Верховный совет. Дома при чтении этого закона он обратил особое внимание на следующую статью: «В бюллетень включаются в алфавитном порядке все зарегистрированные по избирательному округу кандидаты в депутаты с указанием фамилии, имени, отчества каждого кандидата». Потом обратил внимание на другую статью, в которой было написано: «Избиратель при заполнении бюллетеня оставляет в нём фамилию того кандидата, за которого он голосует, вычёркивая фамилии остальных». А ещё в одной статье прочитал: «Признаются недействительными бюллетени неустановленного образца, а также бюллетени, в которых при голосовании оставлено более одного кандидата». Из всего этого, он сделал вывод, что в каждом бюллетене обязательно должно быть более одной фамилии. Но на выборах в бюллетене был только один кандидат. То есть в течение многих лет, под руководством КПСС, все депутаты, решил он, незаконно занимали государственные посты.

В следующем году после отпуска на Чёрном море он отпечатал на печатной машинке тридцать шесть брачных объявлений следующего содержания:

ЗНАКОМСТВО ПО ОБЪЯВЛЕНИЮ

Одинокий мужчина, 47 лет, рост 165 см, образование высшее. Надоело одиночество. Хотел бы познакомиться с интересной девушкой до 37 лет. С предложением обращаться письменно по адресу.

Товарищи! В ГДР подобные объявления печатают в газетах. Благодаря этим объявлениям в ГДР неженатых и незамужних в возрасте от 25 лет всего только 3%, а в Советском Союзе 18%.

Конституция СССР гарантирует гражданам свободу печати, а свободы печати в Советском Союзе нету, поэтому подобные объявления в газетах не публикуют, и я вынужден вывешивать своё брачное объявление на заборах.

В субботу он повесил эти объявления в разных районах столицы союзной республики на столбах и заборах. На другой день примерно в десять утра он услышал, как кто-то позвонил ему в дверь. В его квартиру вошёл милиционер и предложил ему поехать на автомашине в отделение милиции. В отделении милиции его отправили в кабинет к начальнику отдела милиции. Тот спросил: «Вы женаты?» Он ответил: «Нет, не женат. Но если бы у нас не запрещали публиковать брачные объявления в газетах, то у меня были бы жена и дети». «Можете идти домой. Вы свободны», – сказал начальник отдела милиции.

На следующий год он решил обменять свою однокомнатную квартиру в столице союзной республики на однокомнатную квартиру в бывшей столице империи. Такая возможность представилась, и он обменял квартиру на квартиру.

После обмена он переехал и стал жителем бывшей столицы империи. Навёл полный порядок в квартире, покрасил пол, оконные рамы, выполнил другие разные работы и пошёл устраиваться на работу ведущим конструктором в специальное конструкторско-технологическое бюро машин химических волокон. Через месяц он отпечатал на пишущей машинке сто семьдесят листовок, а потом ещё восемьдесят листовок с уже известным содержанием, добавив следующие слова:

Конституция СССР гарантирует гражданам свободу печати. Поэтому боритесь за свои гражданские права и требуйте печатания брачных объявлений в приложении к вечерней газете и в других газетах Советского Союза.

Во время распространения он наблюдал, как реагируют горожане на вывешенные листовки. Обычно он вывешивал листовку на главном проспекте города и сразу уходил с этого места, а через несколько минут приходил на это место и наблюдал, как прохожие реагируют на его листовки. Они настолько шумно, бурно, эмоционально и восторженно реагировали на эти листовки, что сразу как снежный ком вырастала на этом месте целая толпа горожан.

Примерно в десять часов утра в конструкторский отдел, где он работал, вошёл мужчина высокого роста плотного телосложения. Он подошёл к начальнику отдела и стал с ним разговаривать. Во время разговора мужчина внимательно смотрел на него, и он понял, что разговор у них идёт о нём. Его вызвали в кабинет директора, где вместо директора сидело трое мужчин. При его входе в кабинет они как по команде встали и подошли к нему. Один мужчина схватил его за руку и сказал: «Мы сотрудники госбезопасности города. Мы имеем право обыскать вас». При обыске они нашли у него десять листовок. Потом ему принесли его верхнюю одежду – пальто, шапку и шарф – и вывели на улицу. На улице стояла медицинская автомашина с красным крестом. Они посадили его в эту автомашину и увезли в психиатрическую больницу по адресу. Главный врач прочитал направление в психбольницу и листовки и сказал: «Передовые взгляды… Я же сказал, чтобы таких ко мне больше не привозили!» («Если бы этот главный врач, а точнее, мерзавец, заведомо психически здоровых граждан не помещал в свою психбольницу и не травмировал бы их здоровье при помощи психотропных средств, то к нему бы и не привозили таких, психически здоровых граждан по политическим мотивам с передовыми взглядами», – писал он впоследствии в пятой главе своей книге. Эпиграфом главы были слова: «Светоч (огонь) истины часто обжигает руку того, кто её несёт»).

Медсестра привела его в комнату, в которой стояли кровати. Показала ему кровать, на которой он будет спать, и ушла. На следующий день, примерно в десять часов, вошёл в палату санитар, а за ним медсестра со шприцом, и пошли к нему. Он крикнул: «Стой! Не подходи!» Санитар сразу кинулся к нему, но не успел схватить – он его опередил. Схватил его ниже пояса и бросил вверх, через себя, назад, и санитар оказался на полу между кроватями. Все кто был в палате как по команде кинулись к нему. Кто-то сзади толкнул его – он потерял равновесие и упал на кровать. Они всей палатой навалились на него сверху. Он перестал сопротивляться, и медсестра поставила укол. Подошла к нему и по-хозяйски стала укутывать его простынями. Он не стал сопротивляться. Когда она плотно обмотала его простынями до самых ног, сказала, чтобы он лёг на кровать. Она обмотала и ноги. Он полежал, плотно укутанный простынями, без всякого движения полчаса и понял, что это один из способов наказания.

В двенадцать часов дня в палату вошёл главный врач, подошёл к нему, остановился и стал смотреть на него. Он посмотрел на главного врача, который был высокого роста, смуглый, с чёрными глазами, и сказал: «Вам бы очень подошла форма гестаповца». «Не иронизируйте», – ответил главный врач. Он пробыл в больнице пятнадцать суток с высокой температурой. При выписке главный врач сказал, что можно печатать на пишущей машинке и распространять только верхнюю часть объявления. В стационарной карте поставили диагноз «параноическая реакция» и поставили на учёт в психдиспансер по месту жительства. Через три месяца его уволили с работы, написав в трудовой книжке: «Уволен по собственному желанию». Вскоре он устроился на работу в центральное бюро технологического оборудования.

После поступления на работу он в свободное от работы время печатал на пишущей машинке и распространял брачные объявления только с верхней частью. За пять месяцев он отпечатал и распространил пятьсот объявлений. На них он получил сорок семь писем-ответов. Всего было двенадцать встреч с девушками, захотевших с ним повстречаться. Все они были матерями-одиночками. Повторные встречи он им не назначал. После этих двенадцати встреч он прекратил распространение брачных объявлений в городе.

Три раза он был в дворце культуры, где устраивались один раз в месяц вечера для тех, кому за тридцать. Билет на вечер стоил три рубля. На билете обозначался номер столика. При входе в зал все занимали места, согласно номеру столика, указанного в билете. На столиках было шампанское, салаты, бутерброды, пирожные и конфеты. На вечере был ведущий, который объявлял танцы и проводил другие разные увеселительные мероприятия. На этих вечерах он видел – на первом, на втором и на третьем вечере – одних и тех же девушек и женщин. Так что подходящей кандидатуры для него не нашлось.

Он часто посещал музеи, а однажды летом, в солнечный тёплый день он вошёл в государственный университет. На втором этаже он увидел курительную комнату. Дверь в коридор была открыта, и он увидел внутри курительной комнаты мужчину пожилого возраста с седыми волосами и величественным видом. По внешности было видно, что он профессор, доктор каких-нибудь гуманитарных наук. Вокруг него стояли молоденькие девушки, по-видимому, первокурсницы. И все они курили – и профессор, и девушки, стоящие рядом с ним. То, что он увидел в курительной комнате, было для него полной неожиданностью. Он считал государственный университет центром культуры, а оказалось, центра культуры вообще нету, культурный уровень граждан становится всё ниже и ниже.

В конце августа он написал ещё одно заявление редактору вечерней газеты следующего содержания: «У меня неудачно сложилась личная жизнь. Вовремя я не успел жениться. Годы идут. Медлить нельзя, надеяться на случайность – тоже. Хочу воспользоваться самым эффективным способом из всех мне известных – это знакомство по объявлению в газете. Прошу вас дать указание, чтобы мне разрешили напечатать в рекламном приложении газеты объявление. В случае отказа напечатать моё брачное объявление в приложении газеты я подам на вас в суд». Ответ на заявление он получил с отказом. В суд он не подавал.

Во время очередного отпуска он был в столице страны. Там он съездил на электропоезде в пригородный город и окончательно решил обменять свою однокомнатную квартиру в бывшей столице империи на квартиру в этом пригородном городе. После возвращения он прекратил заниматься поиском суженой и был полностью занят проблемой срочного обмена квартиры на квартиру. Обмен растянулся на целых два года.

После переезда он стал жителем пригородного города. Навёл полный порядок в квартире, покрасил пол, оконные рамы и выполнил другие разные работы. Купил цветной телевизор «Темп-714», а потом пошёл устраиваться на работу ведущим конструктором в институт тракторосельхозмашиностроения.

В августе он отправил в одну из крупных газет письмо с критикой отдела семьи и брака в столичном совете. Он писал, что за четыре дня до того позвонил по телефону заведующей отделом и спросил, когда будут публиковать брачные объявления в столичных газетах. Она сказала, что не будут их публиковать. Таких работничков, как она и её подчинённые, следовало бы за их бездарную работу кормить соломой, – писал он, – из-за бездарной деятельности лидеров КПСС в Советском Союзе самый большой процент незамужних и неженатых. Невольно напрашивается вывод, – продолжал он, – не пора ли отстранить партийные органы от управления государством? Кстати, – заканчивал он, – если бы во время гражданской войны появился бы лозунг «Вся власть большевикам!», а не «Вся власть советам», то рабочие, у которых было в то время в руках оружие, перестреляли бы большевиков, как куропаток.

С этим письмом сотрудники газеты, по-видимому, вначале ознакомили заведующую отделом семьи и брака, а потом отправили это письмо в комитет государственной безопасности. В комитете государственной безопасности его поставили на учёт как инакомыслящего диссидента и приложили к его личному делу это письмо. Ответа из редакции он не получил.

Примерно через две недели после отправки статьи в газету его вызвали с работы в первый отдел. За столом сидели начальник первого отдела и сотрудник комитета государственной безопасности. При его беседе с сотрудником были затронуты разные политические темы. Их беседа длилась около часа. Потом сотрудник комитет государственной безопасности поблагодарил его за беседу, пожал ему руку на прощание и ушёл. Первый отдел был оборудован записывающим и передающим устройством. В углу, на потолке была установлена мигалка, такая же, как на милицейской автомашине. Во время их разговора эта мигалка была включена. Его беседа с сотрудником записывалась и передавалась в отдел комитета государственной безопасности.

В начале ноября он отпечатал на пишущей машинке сто семьдесят листовок политического содержания о выборах:

Товарищи! Согласно закону о выборах в избирательный бюллетень должны включать несколько кандидатов, а включают только одного. Следовательно, выборы проходят с нарушением закона о выборах, поэтом все депутаты, в том числе и гражданин генеральный секретарь, незаконно занимают свои государственные посты. Не будьте манекенами, боритесь за свои политические права! Все как один не ходите на выборы и требуйте включения в избирательный бюллетень не менее двух кандидатов. Печатайте и распространяйте подобного содержания листовки во всех городах. Борьба за свои политические права – почётный долг всех и каждого.

Кроме того, он напечатал сто семьдесят листовок о публикации брачных объявлениях следующего политического содержания:

Товарищи! Требуйте публикации брачных объявлений в рекламном приложении вечерней газеты. Согласно конституции никто не имеет права запрещать публиковать брачные объявления в газетах столицы и других городах. Ликвидаторы свободы печати достойны презрения. Не будьте манекенами, боритесь за свои политические права! Печатайте и распространяйте подобного содержания листовки во всех городах. Борьба за свои политические права – почётный долг всех и каждого.

В то время ему было пятьдесят пять лет. Эти листовки он расклеивал на столбах после работы. В выходные дни он расклеивал их в центре столицы и смотрел, как реагируют граждане. При чтении лица у граждан были серьёзные, причём никто эти листовки не срывал. Милиционеры, обычно вдвоём, подходили, читали эти листовки, разговаривали между собой и уходили, а листовки оставались на прежнем месте. Были случаи, когда милиционеры, увидев, что он развешивал эти листовки, подходили и читали, а он спокойно уходил с этого места, и они его не останавливали. Он не успел повесить только четырнадцать листовок.

Тридцатого ноября его вызвали в первый отдел. Начальник первого отдела сказал ему: «Мы пойдём с тобой в районный отдел комитета государственной безопасности, но ты не беспокойся, тебя отпустят». В районном отделе его спросили, он ли печатал листовки двух видов и вывешивал на столбах и заборах в городе. Ему пришлось сказать, что он действительно печатал эти листовки, поскольку сотрудники отдела показали ему копию письма в одну из крупных газет, напечатанного на той же печатной машинке. На этом его беседа с ними закончилась. Они дружески пожали ему на прощание руку, и он ушёл от них на работу. На работе его окружили его товарищи по работе. Все они с большим интересом слушали его известия о последних событиях.

В тот же день он решил убедить заведующую отделом семьи и брака в необходимости разрешить публикацию брачных объявлений в столице страны. После работы он пришёл к ней на приём, показал листовки двух видов и объяснил спокойным тоном: «Если в столице страны не опубликуют моё брачное объявление, я вынужден буду расклеивать на столбах и заборах эти двух видов листовки».

Она взяла эти листовки, сказала, чтобы он зашёл к ней через пять минут, и ушла в свой кабинет совершить коварный, аморальный поступок. В кабинете она позвонила в отдел милиции столичного совета. Сообщила им о его листовках и дала им указание сообщить о его листовках начальнику первого отдела столичного совета, полковнику комитета государственной безопасности столицы страны и столичной области и позвонить на станцию скорой и неотложной медицинской помощи для помещения гражданина в психбольницу.

Потом она пригласила его в свой кабинет для беседы. Во время довольно мирной беседы с ней, примерно через две минуты, неожиданно для него дверь в кабинет открыли милиционеры. Начальник отдела семьи и брака отдала им листовки, и они увели его в отделение милиции. Один милиционер позвонил на станцию скорой и неотложной медицинской помощи и сказал: «Мы здесь задержали одного фашиста!» Примерно минут через пятнадцать приехала автомашина скорой помощи и в отдел милиции столичного совета вошли настоящие фашисты: начальник первого отдела столичного совета, полковник комитета государственной безопасности столицы страны и столичной области, и с ним психиатр.

После заполнения психиатром путёвки с нарядом перевозки его сразу, без суда и следствия, без акта судебно-психиатрической экспертизы, без определения суда о назначении принудительного лечения посадили в медицинскую автомашину с красным крестом и отправили в областную клиническую психиатрическую больницу на принудительное травмирование его здоровья и на издевательства по адресу.

Когда его поместили в эту психбольницу, то дверь закрыли на замок, врезанный в дверь. За столом сидела врач. Он стал ей объяснять, что психически здоров, что он в психических больницах никогда не лечился, что он ведущий конструктор по роботам и награждён серебряной медалью всесоюзной выставки. В это время санитары переодевали его в больничную одежду, а врач заполняла стационарную карту и смеялась. Она была безумно рада и счастлива от того, что ей представилась возможность безнаказанно упрятать в психбольницу заведомо психически здорового человека – ведущего конструктора, за листовки политического содержания. Она была уверена, что за данное преступление её не посадят в тюрьму, поскольку она выполняет волю высокопоставленных лиц – волю партийной мафии КПСС.

После переодевания в больничную одежду его поместили в надзорную палату. Медсестра подошла к одной свободной кровати и сказала: «Вот на этой кровати будете спать». Пожелала ему спокойной ночи и ушла, закрыв за собой дверь на замок, врезанный в дверь.

Лечащий врач написала анамнез со слов больного, составив его из мерзкой, вымышленной, фальшивой лжи: «В контакт вступает охотно, с речевым напором. Крайне обстоятелен. Рассказывает о своих идеях в отношении нормализации жизни холостяков, подводя под свою теорию государственную основу. Нелепо увязывает свои взгляды с несовершенством социалистического строя, с дефектами социалистической избирательной системы и работой государственного аппарата. Рассуждая о своих взглядах, доходит до нелепости, паралогичности и парадоксальности. Чётко выражено резонёрство, нечувствительность к противоречиям. Суждения порой крайне инфантильны, оторваны от реальной жизни. Критика к состоянию отсутствует, заявляет, что врачи признали в нём болезнь по указанию органов комитета государственной безопасности. Манерен, держится с чувством собственного удовлетворения, причисляет себя к пострадавшим по политическим мотивам. На темы, касающиеся интимной жизни, беседует охотно, обнажённо, без чувства стеснения. Диагноз: шизофрения непрерывнотекущая, паранойяльный синдром».

Палачи в белых мантиях начали травмировать его здоровье при помощи психотропных таблеток галопередола и аминазина. Он написал заявление с просьбой выписать его из психбольницы и объявил голодовку. Днём он увидел, как пьяный санитар заменил простыни у лежачего больного, который лежал неподвижно на спине и в туалет не ходил. Санитар пришёл крепко выпивший. Подошёл к кровати, на которой лежал больной, снял с него верхнюю простынь и бросил её на пол. Потом взялся двумя руками за нижнюю, грязную простынь, в нечистотах, и потащил её из-под больного. Подушка, которая лежала на нижней простыни, поехала на этой простыни. А когда он вытащил почти всю простынь из-под больного и приподнял вверх концы на углах простыни, то подушка упала в центр простыни, прямо на нечистоты. Санитар взял эту подушку, вытер её о нижнюю простынь и положил её рядом с головой больного. Потом заменил грязные простыни на чистые, а наволочку у подушки не заменил. Положил подушку грязной стороной вниз на чистую простынь и ушёл. Вечером после ужина к нему подошла одна санитарка и сказала: «Зачем ты объявил голодовку? Ведь тебя будут кормить из шланга, а из дурдома тебя всё равно не отпустят». Утром он прекратил голодовку.

Без существенных перемен проходили дни, день за днём, а принудительное лечение галоперидолом и аминазином оказывало разрушительное действие на головной мозг. В голове чувствовалась непрерывная, постоянная, с болевым ощущением тяжесть. При чтении буквы раздваивались и с болевым ощущением начинали слезиться глаза. Появилась заторможенность всего тела. Произошло расслабление всех мышц. Тяжело было стоять и ходить. Когда он ложился на кровать, у него было ощущение, что он лежит на голом полу.

Во время прогулки он начал обдумывать план побега из этой психбольницы. Однако побег совершить не удалось. Утром его и одного мужчину пенсионного возраста стали переодевать в свою одежду. Посадили в медицинскую автомашину с красным крестом и увезли в посёлок городского типа в областную психиатрическую больницу. Каждый день больные по утрам сами мыли пол на основании очерёдности по расположенным кроватям. Пол мыли холодной водой, горячей воды в доме не было. Зимой пол после мытья за весь день не успевал высохнуть, и в палатах было сыро и холодно. Курящие курили в общих палатах днём и ночью. Днём больные по собственному желанию клеили из плотной серой бумаги пакеты для продовольственных магазинов. Тем, кто из числа больных весь день клеил пакеты, вечером, перед ужином, по списку выдавали по одному варёному куриному яйцу или небольшому кусочку масла. Определённое количество больных по их собственному желанию увозили в посёлок городского типа на рыбоперерабатывающий завод. Там они выполняли с утра до вечера разные подсобные работы и в свободное от работы время ели копчёную рыбу. Всех, кого утром увозили на рыбоперерабатывающий завод, психотропными средствами не лечили. Каждый из тех, кому были назначены таблетки, в присутствии медсестры проглатывал эти таблетки и запивал водой. Проглотивший таблетки по команде медсестры поворачивал язык – влево, вправо, вверх и вниз. И только окончательно убедившись, что все выданные таблетки проглочены данным пациентом, медсестра выдавала стаканчик с таблетками и стаканчик с водой следующему пациенту.

Контингент обитателей в этом мужском отделении был разнообразным. Несколько человек оказались в нём по политическим мотивам. Примерно двадцать процентов от общего числа обитателей мужского отделения были помещены за разные уголовные преступления. Они несколько раз в день кипятили густо заваренный чай чифир в эмалированной кружке. В общей палате, в которой он жил, на стене вверху, возле самого потолка торчали два оголённых провода. Для того, чтобы скипятить чай чифир в кружке, они опускали в кружку самодельный кипятильник, сделанный из двух безопасных лезвий для бритья и двух проводов. Затем один парень подходил к стене, а второй вставал ему на плечи и подключал провода самодельного кипятильника, опущенного в кружку, к двум оголённым проводам, торчащим на стене возле потолка. Через несколько минут чай уже кипел в кружке. Разговоры у них чаще всего были о совершённых преступлениях. Один молодой парень в компании своих товарищей рассказывал о том, как он с группой молодых парней насиловал школьниц.

В этой областной психбольнице он находился два с половиной месяца. Её врачи знали о том, что он абсолютно психически здоров, но, выполняя волю начальника первого отдела столичного совета, полковника комитета государственной безопасности столицы страны и столичной области, они продолжали травмировать его здоровье при помощи психотропных средств – стелазина, тизерцина и циклодола.

Освободили его только тогда, когда ведущий конструктор, с которым он вместе работал, позвонил в посёлок городского типа, в психбольницу и сказал: «Вы почему нашего ведущего конструктора держите в психбольнице, он ведь психически здоров! Вы за это ответите!» «Кто с нами разговаривает?» – спросили его. «Начальник отдела по робототехнике», – сказал начальник отдела по робототехнике. Телефонное право сработало безотказно – его сразу в марте освободили из психбольницы и, чтобы замести свою преступную деятельность, в стационарной карте написали ложную, вымышленную, с ложным фальшивым диагнозом фальшивую чушь, не соответствующую действительности, и поставили на учёт в городском психоневрологическом диспансере. Кроме того, через каждые два или три месяца присылали ему письма, чтобы он пришёл для беседы в психдиспансер, или звонили по телефону, тем самым портили ему настроение, воздействуя морально.

На следующий день он вышел на работу, и под его руководством и при его участии начали сборку восьми роботов его конструкции. После освобождения из психбольницы в течение двух месяцев у него была сильная депрессия: у него не было никакого желания жить, но и не было желания покончить жизнь самоубийством. Ему хотелось уснуть и никогда не проснуться. Примерно через двадцать семь дней, когда сборка роботов была почти закончена, к нему подошёл слесарь с большим стажем слесарной работы и сказал: «Я преклоняюсь перед твоим талантом». Кроме этих слов слесарь ещё сказал много добрых слов в его адрес. От этих слов слесаря он ощутил сильное волнение. После сборки этих роботов он выполнял работы, связанные с внедрением роботов в производство, потом был занят разработкой улучшенной конструкции и изготовлением чертежей. Роботы его конструкции изготовлялись серийно и были внедрены во многих городах. Кроме робота он изобрёл также циркуль и получил на него авторское свидетельство.

Через три с половиной года он побывал у академика и правозащитника. Он знал только улицу, на которой тот жил. У жильцов этой улицы узнал номер нужного дома. Во дворе этого дома сидели на скамейках пожилые женщины. Он подошёл к ним и сказал: «Я хочу встретиться с академиком и правозащитником, а номер его квартиры не знаю». Женщины, вместо того, чтобы сказать ему номер квартиры академика и правозащитника, начали спорить и высказывать своё мнение об академике и правозащитнике. Ему пришлось высказать и своё мнение об академике и правозащитнике. Он сказал: «В будущем ему поставят памятник не только как крупному учёному, но и как борцу за права человека. И всегда возле его памятника будут живые цветы». Они сразу прекратили спор между собой и сказали номер квартиры академика и правозащитника. Он подошёл к двери квартиры и нажал кнопку звонка. Дверь открыл академик и правозащитник. Он пригласил войти его в квартиру, и они сели рядом на стулья посредине большой комнаты. Он сказал академику: «Ведь в психбольницы по политическим мотивам поместили несколько тысяч заведомо психически здоровых граждан». «Да, конечно, но почти все они немного того», – покрутил пальцем правой руки возле виска академик и правозащитник. Он подумал: «Ведь он их видел только после „того“, а не до отбытия наказания в психушках», – но ничего не сказал академику и правозащитнику. Он попросил у академика и правозащитника номер телефона главного редактора одного из журналов. Академик и правозащитник крикнул в соседнюю комнату своей жене: «У меня телефоном интересуются. Дать?» «Кто интересуется-то?», – спросила она. «Неизвестный!» – сказал академик и правозащитник. «Неизвестный?! Конечно, дай. Дай ему номер телефона», – сказала его жена из соседней комнаты.

В диспансер он не приходил, а звонил по телефону и сообщал, что работает на прежнем месте ведущим конструктором. Медсестра регулярно, после каждого очередного визита делала в амбулаторной карте почти одинакового содержания записи следующего содержания: «При посещении дома никого нет. Со слов соседей, больной на работе. Видят часто, одет опрятно. Взаимоотношения с соседями хорошие. Конфликтов нет. Оставлено приглашение в диспансер».

Через четыре с половиной года после выписки из больницы он уволился с работы в связи с уходом на пенсию, так как достиг пенсионного возраста шестидесяти лет. Он уволился с работы для того, чтобы у него было достаточно свободного времени для привлечения к судебной ответственности психиатров. Через две недели он подал первое заявление в прокуратуру столицы о возбуждении уголовного дела против психиатров и начальника первого отдела столичного совета, полковника комитета государственной безопасности столицы и столичной области. В этом заявлении он коротко изложил произошедшие события, написал, что считает виновными семь человек, и просил возбудить уголовное дело против них. Через месяц после этого он пришёл на приём к психиатру, и его сняли с учёта в городском психоневрологическом диспансере. Все записи в его амбулаторной карте были написаны безобразным, трудночитаемым почерком главного врача. Для прочтения записей он затратил несколько часов напряжённой работы. Записи в стационарной карте областной психиатрической больницы, написанные заведующим отделением, были так написаны, что прочитать их было вообще невозможно. Выписка из истории его болезни была напечатана на пишущей машинке на одном листе с двух сторон на прозрачной карандашной кальке для выполнения чертежей. «Так оформлять медицинскую документацию могут только психиатры, у которых почти полностью отсутствует логическое мышление», – подумал он.

В прокуратуре столицы решили не возбуждать уголовное дело против психиатров и направили его заявление в главное управление здравоохранения исполнительного комитета. Оттуда письмо отправили главному психиатру столицы, а он – в областную психиатрическую больницу, против врачей которой он хотел возбудить уголовное дело. В ответе было написано, что ему целесообразно пройти освидетельствование в комиссии при главном психиатре. Он подал ещё одно заявление, в прокуратуру района столицы. Ответила та же больница и пригласила на освидетельствование. Он задумался: нужно ли ему проходить у психиатров медицинские экспертные комиссии? – ведь он психически здоров и был помещён в психбольницы необоснованно. Он прошёл медицинскую экспертную комиссию в независимой психиатрической ассоциации. Комиссия пришла к заключению, что он признаков психического заболевания не обнаруживает. После этого он написал заявление в прокуратуру пригородного города и отправился на приём к прокурору. Прокурор пригородного города сказал, что возбуждать уголовное дело нет оснований и что комиссия независимой психиатрической ассоциации не имеет юридической силы.

Однажды он прочитал статью в газете, из которой узнал, что в доме литераторов создан клуб «Судьба человека» для оказания помощи тем, кто борется за правду и справедливость, чтобы поддержать их веру в торжество добра и разума. Он стал посещать заседания и вечера на разные темы в этом клубе. Вход в дом литераторов был по пригласительным билетам. Там он познакомился с одним психиатром и пригласил его быть экспертом на медицинской комиссии в областной психиатрической больнице. Один психиатр согласился, дал ему номер рабочего телефона и номер домашнего телефона. На следующий день он позвонил ему на работу, и один психиатр сообщил ему свой домашний адрес. Для того, чтобы убедить одного психиатра в том, что он действительно психически здоров и был здоров в прошлом, он захватил с собой целый портфель разных документов: военный билет, подлинник о прохождении экспертной комиссии в независимой психиатрической ассоциации, авторские свидетельства на изобретения робота и циркуля, удостоверение о награждении медалью международной дружбы, удостоверение о награждении серебряной медалью всесоюзной выставки, фотографии и другие разные документы. Ровно в девятнадцать часов он подошёл к двери одного психиатра и нажал кнопку звонка. Дверь открыла жена одного психиатра. Примерно минут через восемь пришёл он сам, ознакомился со всеми документами и одобрительно сказал: «Вам даже не нужно проходить комиссию у психиатров».

Однажды произошёл довольно неприятный случай. Ему нужно было решить некоторые вопросы, связанные с прохождением медицинской экспертной комиссии. После работы он зашёл в пельменную, взял двойные пельмени, кофе с молоком и булочку, поужинал, потом позвонил одному психиатру. Он ответил согласием на его визит, и в девятнадцать часов он пришёл к нему. Они поговорили, и он собрался уходить, а его жена, очень добрая и гостеприимная женщина, несмотря на то, что он сказал, что уже поужинал в пельменной, уговорила выпить чашку кофе с вареньем. Потом угостила его ещё и холодцом, который она сама приготовила. И когда он закончил чаепитие, один психиатр как рявкнет на жену: «Мы пойдём в кино? Или не пойдём?» Это было сказано с дикой злостью. Она тихо ответила: «Пойдём». По-видимому, она к таким диким выходкам своего мужа уже привыкла. Он поблагодарил жену одного психиатра за угощение и ушёл. Больше он к ним не приходил. Когда он шёл домой, то думал только о случившемся. У него сложилось впечатление об одном психиатре как о дурно воспитанном и неумном человеке. «Отрастил на своём невзрачном лице усы и бороду и стал похож на дикаря из каменного века, – думал он об одном психиатре. – Причём неухоженные борода и усы, из грубого волоса, как щетина, обезображивают его грубое, непривлекательное лицо. Ведь борода и усы не каждому подходят. Борода и усы, если они ухожены и из волнистого, густого, тонкого, красивого волоса иногда придают красивому, с правильными чертами лицу дополнительное мужское украшение».

На заседании центральной врачебно-психиатрической комиссии при главном психиатре присутствовали девять врачей и он. Во время заседания состоялась беседа его и врачей. Заведующий отделением спросил: «Какое значение имели для вас брачные объявления?» Он ответил: «Они существуют для того, чтобы желающие создать семью при помощи публикации брачных объявлений очень быстро смогли бы осуществить эту мечту. Если бы в нашем государстве публиковали бы брачные объявления, то я был бы давно уже женат, и у меня была бы жена и дети». «Так вы сейчас не женаты?» – спросили его. «Да, я не женат», – ответил он. «Почему же вы не создали семью?» – спросили его. «На этот вопрос я вам уже ответил», – ответил он. «Люди женятся даже тогда, когда в коллективах мало женщин. Почему же у вас не получалось?» – спросили его. «Не задавайте, пожалуйста, глупых вопросов», – ответил он. «Действительно ли было такое, что назначали одни таблетки, а давали другие?» – спросил председатель. «Моё здоровье травмировали в принудительном порядке, и название таблеток мне не сообщали», – ответил он. «У вас были сложности в личной жизни. Вы это связываете со своим характером?» – спросил заведующий диспансером для взрослых. «Характер у меня нормальный. Никаких конфликтов на работе и дома с соседями у меня не было», – ответил он. «Вы не доверяете нашей комиссии?» – спросили его. «Да, у меня доверия к этой комиссии нет», – ответил он.

Во время обсуждения один психиатр сказал: «Мы видим своеобразную личность с выраженным инфантилизмом мышления. Он трудно переключаем, склонен к образованию сверхценных идей. Эта личность психопатическая, с паранойяльными чертами. Опасности он не представлял. Нельзя сказать, что у больного бред персекуторный (связи с комитетом государственной безопасности, врачами). Это рассуждение инфантильное. Я считаю, что это психопатия». Заведующий отделением сказал: «Эмоционально монотонен. Кроме обстоятельности есть и соскальзывание. Парадоксальность в психике и в манере разговаривать, тотальная подозрительность, инфантильность психики. На протяжении тридцати-сорока лет он занят созданием семьи, но безрезультатно. Его обращения в инстанции связаны с аффективными нарушениями. На учёт он был поставлен обосновано». Заместитель главного врача сказал: «Расстройство его психики богаче. Мышление не гибкое, не целенаправленное. Действия носят нелепый характер. Это расщепление психики. Госпитализирован он был в соответствии с действующей тогда инструкцией, и мы её не нарушали». Заведующий диспансером для взрослых сказал: «С одной стороны, он инфантилен, с другой – профессионально высок. Это паранойяльный вариант шизофрении. Но в больнице его держали необоснованно долго и не смотрели комиссионно через месяц, что является нарушением». Другой заместитель главного врача сказал: «Потеряла актуальность его работа. Болезнь течёт мягко». Председатель сказал: «В детстве, в юности личность была другой». «Я согласен с вами. Вы меня переубедили. Я хотел смягчить ситуацию. Но госпитализировать его не надо было. Диагноз – вялотекущая шизофрения паранойяльная», – закончил один психиатр.

После окончания беседы с психиатрами он дольше двух часов ждал, когда же у них закончится заседание и объявят о принятом решении. Как только закончилось заседание психиатров, один психиатр выскочил из комнаты и быстрым шагом, почти бегом, ушёл на работу. Даже не остановился возле него, а на ходу сказал, что диагноз не сняли. Он открыл дверь, вошёл в комнату к психиатрам и там увидел действительно нелепое поведение психиатров. Окно было полностью открыто, а в комнате так было сильно накурено, что хоть топор вешай. Их лица, как в густом тумане, были трудно различимы. Дышать было абсолютно нечем. Он успел только сказать им: «Я подам на вас в суд!» – и выскочил как ошпаренный из этой душегубки и сразу невольно подумал: «Так вот от этих безмозглых тварей, от этих идиотов, которые отличаются от обезьян только внешностью, зависят судьбы людей!»

В заключении психиатры написали: «Поставленный ранее диагноз „паранойяльная шизофрения“ сомнений не вызывает, госпитализация соответствовала требованиям инструкции». «Психиатры данной комиссии, – писал он впоследствии в своей книге, – если бы они были достаточно умными для того, чтобы быть психиатрами и занимать соответствующие должности, то они бы обязательно догадались бы, что нужно полностью поставить дату инструкции – год, месяц, число, а также название инструкции, и написать те пункты инструкции, на основании которых меня поместили в психбольницу».

Дальнейшая его судьба состояла из обращения («прошу направить»), направления («направляется»), прохождения комиссии у психолога, прохождения медицинской экспертной комиссии из восьми психиатров («шизофрения непрерывнотекущая, паранойяльный синдром»), прохождения этической экспертной медицинской комиссии («психическим заболеванием не страдает»), заявления в прокуратуру района столицы с приложением списка из шестнадцати человек («прошу произвести, прошу возбудить»), заявления в прокуратуру столичной области, письма из прокуратуры («направлены для разрешения»), письма из прокуратуры столицы в прокуратуру столичной области («с учётом территориальности прошу»), приглашения в прокуратуру столичной области, письма из прокуратуры столичной области («жалоба направлена, направлено письмо»), письма из прокуратуры столичной области главному психиатру столичной области («убедительно прошу дополнительно обследовать»), письма главного психиатра столичной области в прокуратуру столичной области («нет необходимости»), письма из прокуратуры столичной области в прокуратуру пригородного города («прошу проверить обоснованность»), письма из прокуратуры пригородного города («оснований для реагирования не нахожу»), запроса прокуратуры пригородного города, письма из городского психоневрологического диспансера в прокуратуру пригородного города («психдиспансер сообщает»), объяснения в отдел по надзору за соблюдением законности и охране прав граждан в социальной сфере, постановления прокуратуры столичной области («за отсутствием состава преступления»), заявления в прокуратуру столичной области («не согласен, прошу направить, прошу возбудить»), ответа из прокуратуры столичной области («вправе обжаловать»), жалобы в прокуратуру федеративной союзной республики («прошу отменить, прошу возбудить»), постановления прокуратуры федеративной союзной республики («отменить, направить для дополнительной»), письма из прокуратуры федеративной союзной республики в прокуратуру столичной области («направляется материал»), объяснения ответственного секретаря этической экспертной медицинской комиссии («выводы носят рекомендательный характер»), письма из прокуратуры столичной области главному психиатру столичной области («выяснить следующие вопросы»), письма главного психиатра столичной области в прокуратуру столичной области («установлено, считаем целесообразным проведение»), постановления прокуратуры столичной области («отказать, уведомить»), жалобы в прокуратуру федеративной союзной республики («не согласен, прошу отменить и возбудить»), письма из прокуратуры федеративной союзной республики в прокуратуру столичной области («необоснованный отказ, прошу разобраться»), объяснения председателя этической экспертной комиссии («не обладающей юридическими правами, считаю целесообразным провести повторный»), объяснения бывшего начальника отдела семьи и брака столичного совета («из-за длительного времени вспомнить гражданина не могу, ни разу лично никому не звонила»), постановления прокуратуры столичной области («в возбуждении отказать»), жалобы в прокуратуру страны («не согласен, прошу отменить и дать указание, передать лично»), заявления в прокуратуру страны («прошу направить для прохождения»), письма из прокуратуры столичной области («достаточных оснований не имеется»), заявления главному психиатру столичной области («прошу для снятия диагноза направить»), ответ главного психиатра («необходимо постановление»), заявления главному психиатру страны («прошу считать недействительными и изъять, и передать их мне»), дополнения к заявлению главному психиатру всей страны («прошу выдать мне документ»), письма от главного психиатра всей страны («данное письмо является направлением»), заявления главному психиатру всей страны («прошу, прошу, прошу»), письма от заместителя начальника главного управления медицинской помощи населению председателю этической экспертной комиссии («прошу провести повторное»), письма от председателя этической экспертной комиссии заместителю начальника главного управления медицинской помощи населению («в компетенцию не входит»), письма от главного психиатра страны («на совместном заседании»), заявления главному психиатру страны («отказываюсь, прошу направить»), направления для прохождения экспертной медицинской психиатрической комиссии, медицинского заключения («мы, нижеподписавшиеся», «не страдает», «без достаточных оснований»), письма от главного психиатра страны директору института общей и судебной психиатрии («обращаем внимание на некачественное исполнение»), медицинского заключения («не страдает, является психопатической личностью паранойяльного круга, бескомпромиссность, склонность к образованию труднокорригируемых суждений, появление сутяжных тенденций, не требовало принудительной госпитализации»), жалобы генеральному прокурору страны («не согласен, прошу отменить и дать указание возбудить»), письма начальника управления по надзору за следствием и дознанием прокурору столичной области («прошу рассмотреть»), письма первого заместителя прокурора столичной области директору института общей и судебной психиатрии («убедительно прошу высказать официальное мнение»), заключения прокурора второго отдела прокуратуры столичной области («полагал бы оставить в силе, в удовлетворении отказать»), заявления генеральному прокурору страны, письма из генеральной прокуратуры страны в прокуратуру столичной области («прошу рассмотреть»), письма из прокуратуры столичной области в генеральную прокуратуру страны («законных оснований не имеется»), заявления генеральному прокурору страны («вот далеко не полный перечень»), письма из генеральной прокуратуры страны («вследствие истечения сроков давности»), искового заявления в суд района столицы («прошу для опровержения сведений востребовать и передать мне»), определения районного суда («дело не подлежит рассмотрению в суде»), искового заявления в суд района столицы («двести листовок политического содержания, не будьте манекенами, дала указание, примерно минут через пятнадцать приехала автомашина, дверь закрыли на замок, врезанный в дверь, телефонное право сработало безотказно, прошу для полной моей реабилитации признать»), определения районного суда («назначить судебно-психиатрическую экспертизу, поставив перед ней следующие вопросы»), частной жалобы в столичный городской суд, ответа на частную жалобу из столичного городского суда, заявления в районный суд («прошу проведение экспертизы поручить экспертам областной психиатрической больницы другой области»), ответа из районного суда («основания отсутствуют»), акта психологического обследования у психолога и психиатрического освидетельствования городской амбулаторной судебно-психиатрической комиссией («нарушения мышления в виде сочетания обстоятельности, опоры на слабые признаки, резонёрства у личности, характеризующейся эгоцентризмом, обидчивостью, ригидностью, значительным снижением критичности, в связи с неясностью клинической картины не представляется возможным, следует направить»), тринадцати переносов судебного заседания в связи с неявкой прокурора и неявкой представителя ответчиков, заявления в межмуниципальный районный суд об изменении исковых требований («чтобы в судебном порядке реабилитировали»), заявления в межмуниципальный районный суд об изменении основания и исковых требований («подлежу реабилитации как жертва политических репрессий, прошу признать»), выступления на заседании межмуниципального районного суда представителя ответчиков («никаких политических мотивов не вижу, никогда в жизни не печатались брачные объявления в стране после революции, при наличии одной коммунистической партии выбирать ещё двух-трёх из этой же политической партии по крайней мере неразумно»), решения межмуниципального районного суда («отказать»), кассационной жалобы в столичный городской суд, определения столичного городского суда («решение отменить, дело возвратить в суд»), определения межмуниципального районного суда («производство прекратить»), заявления в прокуратуру столицы («прошу реабилитировать и выдать мне справку»), письма из прокуратуры столицы («после проведения экспертизы и принятия решения суда»), заявления в прокуратуру столицы («прошу ускорить выдачу мне справки»), письма из прокуратуры столицы («документальных сведений не установлено»), заявления в суд пригородного города («прошу полностью реабилитировать меня как жертву, прошу расходы отнести на счёт государства»), решения суда пригородного города («удовлетворить, установить факт»), заявления в прокуратуру столицы о выдаче справки, письма из прокуратуры столицы («направлено для проверки законности решения»), письма из прокуратуры столичной области в прокуратуру столицы («оснований для опротестования не имеется»), письма начальника отдела реабилитации жертв политических репрессий в главное управление внутренних дел столицы («направляю заявление»), письма из главного управления внутренних дел столицы в генеральную прокуратуру страны («направляю заявление, прошу направить по подведомственности»), письма начальника отдела реабилитации генеральной прокуратуры страны начальнику управления по надзору за законностью постановлений судов по гражданским делам («прошу рассмотреть вопрос о принесении протеста»), протеста генеральной прокуратуры страны («подлежит отмене в связи с неправильным применением норм материального права, отменить, направить»), постановления президиума столичного областного суда («отменить, направить на новое»), решения городского суда пригородного города («удовлетворить, установить юридический факт»), заявления в прокуратуру столицы о выдаче справки, письма из прокуратуры столицы в главное управление внутренних дел столицы («направляется заявление»), письма начальника отдела по реабилитации в прокуратуру столичной области («направляю заявление, прошу оказать содействие в проверке законности»), справки о реабилитации («принудительно водворён по политическим мотивам, установлен факт, реабилитирован») и свидетельства о реабилитации с правом на льготы, установленные статьёй закона, выданное через четырнадцать лет после его ухода на пенсию.

Он стоит возле станции метро, возле него – стоит маленькая сумка-тележка, на которой сложена стопка его книг. На тележке укреплена картонка: «Купите книгу у автора. 50 руб. Книга о преступной деятельности психиатров». Книги в ярко-красной обложке, на которой белыми буквами напечатано название: «Моя судьба и моя борьба против психиатров». На обратной стороне книга задумчивый художественный фотопортрет автора в молодости. В книге двадцать семь глав, каждая из которых снабжена эпиграфами, позаимствованными из сборников изречений великих людей и выдержек самой книги. В конце книги помещены пятьдесят иллюстраций. Это фотографии автора и его родителей («Слева моя сестра, в центре моя мать, справа – их сын»), свидетельство о присвоении серебряной медали выставки достижений народного хозяйства, два авторских свидетельства на изобретение промышленного робота и циркуля, документы многочисленных тяжб.

Мимо него проходит много людей, спешащих по делам и отдохнуть. Он привлекает внимание, стоя посреди движения. К нему подходят, берут книгу в руки, покупают. Он медленно пишет автограф: тщательно выводит каждую круглую букву, справляясь о фамилии покупателя. «Шааб», – говорит весёлая женщина, окружённая мужем и детьми. Он переспрашивает. Муж достаёт из сумочки паспорт, открывает страницу с фамилией. Он старательно переписывает. «Можно посмотреть?» – говорит наскочившая прохожая с украинским акцентом. Он кивает. «Это документальная книга?» – «Документальная, но в художественной обработке». Подросток берёт книгу с другой стороны, отходит в сторону, показывает приятелям. Он следит краем глаза. Для сдачи он открывает дамский кошелёк с застёжкой из металлических капель на стержне. В кошельке лежат плотно прижатые друг к другу сложенные вчетверо красные и синие купюры. Он вынимает на красную одну синюю, расправляет её и ощупывает по всей длине.

На издание книги он копил деньги два года, прошедшие после получения справки о реабилитации. Он невысокого роста, небрит, молчалив. Брюки его длинноваты и тщательно отутюжены. Он по-прежнему холост.

Вопросы и задания к тексту

1. Сколько раз в тексте употреблено в именительном падеже местоимение мужского рода третьего лица единственного числа? Сколько раз оно употреблено в других падежах?

2. Перескажите историю, изложенную в тексте, в трёх простых нераспространённых предложениях.

3. Почему жена академика и правозащитника согласилась, чтобы тот дал мужчине телефон редактора одного из журналов?

4. Жалко ли вам человека, о котором идёт речь в тексте? Объясните свою жалость или отсутствие жалости.

5. Почему мужчина остался холостым?